bannerbannerbanner
Дочь торговца шелком

Дайна Джеффрис
Дочь торговца шелком

Полная версия

Глава 3

На следующий день температура воздуха достигла двадцати двух – двадцати трех градусов. Увидев, как по стене пробежала лупоглазая ящерица и скрылась за папоротником, Николь поняла, что снаружи будет невыносимо влажно. К счастью, прохладный кафельный пол, огромные папоротники в кадках и свет, проникающий сквозь высокий стеклянный купол потолка, создавали в зале атмосферу тенистого сада. Она опустила взгляд и взяла с перламутрового подноса ключи. Поправила подол своего облегающего платья и обула туфли на высоком каблуке в тон. Николь хотелось поскорее сбежать из дома, чтобы обдумать решение отца, вот она и решила прогуляться в центре.

На выходе девушка обернулась. Лиза распахивала темно-зеленые ставни. Трехэтажный особняк со свежей штукатуркой цвета охры сиял чистотой, а свесы крыши затеняли широкую веранду, идущую по периметру дома. За французским фасадом скрывался индокитайский стиль – лакированные красные панели по обе стороны дверей первого этажа, украшенные золотыми листьями.

Николь направилась в центр города, но через несколько поворотов услышала в отдалении вскрик. Она замешкалась, но после второго отчаянного вопля, который раздавался из переулка в стороне от главной улицы, отступила от своего маршрута. Николь заглянула в переулок, но ничего странного не увидела. Должно быть, просто дети, подумала она и отправилась дальше. Однако визг усилился, в нем звучала тревога. Недолго думая, Николь метнулась в переулок, к полуразрушенной заасфальтированной площадке, окруженной домами с разбитыми окнами. После Второй мировой войны и последующих боевых действий с Вьетминем некоторые улицы нуждались в восстановлении. Николь сбросила туфли и, насколько позволяло узкое платье, перебралась через завал у изгиба узкого переулка, наполовину скрытого деревьями.

Наконец она увидела с полдюжины взбудораженных французских парнишек. Подойдя ближе, Николь с ужасом поняла, что они теснили к стене маленькую девочку. Загнанная в ловушку жертва выглядела младше своих обидчиков. Мальчишкам на вид было лет по тринадцать. Николь бросилась вперед.

– Métisse, métisse! – выкрикнул один мальчишка.

Другие присоединились, с ухмылками глядя на девочку. Их лица скривились от презрения.

– Грязная метиска!

– Возвращайся туда, где тебе самое место.

Николь напряглась. Узнав в этой зареванной девочке, одетой в ярко-синее платье, Иветту, девушка тут же устремилась вперед. Заметив ее, парнишки в большинстве своем отступили. Только двое самых старших не двинулись с места. Голубая ленточка выбилась из растрепанных волос Иветты, и мальчишка тут же дернул за нее.

– Отпустите ее! – приказала Николь, стараясь взять ситуацию под контроль.

Звуки города стихли: сигналы автомобилей, скрип велорикши, голоса людей. Отчетливее всего Николь слышала биение своего сердца.

– Да она и сама метиска, – сказал самый высокий среди хулиганов. – Не слушайте ее.

Николь уловила запах алкоголя и заметила на земле бутылки от вина и сигаретные окурки, разбросанные среди листьев и кусков бетона.

– Но ее отец… – вклинился мальчишка поменьше.

Николь подлетела к высокому, схватила его за воротник и замахнулась туфлями:

– Мой отец доложит о вас в полицию!

Мальчишка ловко уклонился от удара, но каблук все же прошелся ему по виску. Задира замер, потом всхлипнул, прикоснувшись к голове пальцами и обнаружив на них кровь.

– Если еще хоть раз тронете ее… – сощурилась Николь.

Мальчишка продемонстрировал ей средний палец, но отступил.

– Давайте бегите, как трусы! Да вы и есть трусы. Как же, очень смело! Напасть на маленькую девочку!

Вдруг к Николь повернулся другой мальчик, один из тихонь, которого она сперва не заметила. Тощий, опрятно одетый. Его лицо показалось Николь знакомым, а в следующую секунду в его руке сверкнуло лезвие ножа. Она повернулась к девочке.

– Беги, Иветта! – крикнула Николь, махнув рукой. – Туда! Беги домой! Со всех ног!

Иветта замешкалась.

– Немедленно! Беги!

Девочка развернулась на каблуках, а Николь расправила плечи и расставила ноги шире.

Мальчишка ухмыльнулся и вдруг бросился на нее, взмахнув ножом в воздухе. Николь пригнулась, поймала его за запястье и заломила руку за спину.

– Эй! Больно же! – вскрикнул парнишка.

– Бросай нож!

После некоторой возни ему удалось вырваться; царапнув Николь ножом по щеке, он толчком сбил ее наземь. Девушка потрясенно коснулась лица и даже не заметила, как рядом появился еще кто-то. Подняв голову, Николь обнаружила, что некий мужчина держит подростка за горло. С растущим удивлением она узнала в своем спасителе Марка Дженсона.

– Бросай нож, мелкий ублюдок! – крикнул он.

Мальчишка что-то булькнул, задыхаясь. Его глаза округлились от ужаса.

Николь испуганно следила за происходящим. На секунду ей показалось, что американец задушит парнишку. Она открыла рот, желая предостеречь Марка, пока все не стало совсем худо, но он отпустил мальца и оттолкнул от себя. Подросток попятился, но не упал.

Мужчина и парнишка неотрывно смотрели друг на друга. Подул ветерок, принеся с собой прохладу. Помрачнело, словно солнце скрылось за тучами, однако небо оставалось поразительно голубым. Мальчишка все еще размахивал перед собой ножом. По лицу Николь струился пот. Ей на мгновение показалось, что мальчишка вот-вот кинется на Марка. Но момент был упущен. Паренек передумал, отступил на шаг и бросил нож.

Марк шагнул вперед и занес кулак:

– А теперь проваливайте отсюда.

Подросток понесся прочь.

В переулке повисла тишина, на фоне которой раздавались звуки города.

Марк повернулся к Николь и обхватил за талию.

– Как же вы так… – Он поднял ее на руки, прожигая горячими ладонями тонкий хлопок платья.

– Все было под контролем, – сказала Николь, но оба понимали, насколько ее потрясло произошедшее.

Она старалась не думать сейчас о том, что ее обозвали «métisse», грубым словом для обозначения детей смешанной крови, и поглубже запрятала чувство стыда. Раньше, до восстания Вьетминя, все было иначе. Сейчас же отпрыски смешанных рас с вьетнамскими чертами ловили на себе подозрительные взгляды французов и слышали пересуды. Сильвию это не коснулось, ведь ей досталась внешность типичной француженки, однако Николь дразнили не впервые, а сейчас это вернуло всю ее неуверенность.

Поднялся ветер. Марк смахнул кровь у нее со щеки, потом вытер руку о платок.

– Спасибо, – сказала Николь.

А ведь она так долго прихорашивалась, вот только шиньон никогда не сидел как нужно, сбиваясь набок. Николь пригладила платье и помедлила, вспомнив, кем был тот мальчишка: Даниэль Жиро. Его отец работал начальником полиции и водил дружбу с ее отцом. Ничего хорошего ждать не приходилось…

– Идем, – сказал Марк. – Думаю, нам не помешает выпить.

Он помог ей переступить через выбоины на дороге и повел к бульвару Анри-Ривьер, проходя в тени тамариндов. Ближе к отелю Марк замедлил шаг:

– Вы в порядке?

– Слегка переволновалась.

Николь остановилась и внимательно посмотрела на Марка. На нем была клетчатая рубашка мягких оттенков и льняные брюки, а лицо выбрито так же гладко, как у любого американца. В повседневной одежде Марк выглядел не хуже, чем в парадном костюме, а может, даже лучше, промелькнуло в голове Николь. Она глянула на противоположную сторону улицы – на резиденцию верховного комиссара Франции, надеясь, что отца сейчас там нет. Наконец они прошли внутрь, минуя огромные стеклянные двери отеля «Метрополь».

Марк провел рукой по волосам, убирая их с лица, потом указал на чайные столики:

– Чай или что покрепче?

Николь улыбнулась и кивнула на французские окна в глубине отеля.

Марк посмотрел на просторную галерею, окруженную садами.

– Давайте чай и в теньке, – сказала Николь.

На веранде репетировал музыкальный ансамбль, который исполнял старомодную танцевальную музыку с вкраплениями песен Нэта Кинга Коула.

Когда они вышли на веранду, Марк выдвинул для Николь стул, и она уловила горьковато-сладкую нотку аниса и лимона от его теплого дыхания.

Они устроились за столиком рядом с троицей французских офицеров; один засмеялся, поднял сигару и махнул рукой в направлении Николь. Она вдохнула заструившийся к ней дым и улыбнулась.

– И как вам в Ханое? – спросила она у Марка. – Нравится?

– Прекрасное место для торговли шелком.

– Значит, этим вы занимаетесь?

– Точно. Моя главная задача – найти шелк.

– У нас чудесный шелк, но я бы хотела съездить в Китай и в Индию. Вы там бывали?

Пока они пили чай, Николь из-под густой челки разглядывала Марка. Черты его лица не были такими уж идеальными. При первом взгляде он казался красавцем, и только в профиль становились заметнее его заостренный подбородок и прямой нос. Когда Марк улыбался, вокруг глаз собирались мелкие морщинки.

Он словно о чем-то задумался, осматривая веранду. Николь подмечала в людях такие детали. Отчаянно желая походить на француженку, как ее сестра, она обращала внимание и на наклон головы, и на непринужденную манеру держаться, хотя у нее самой это плохо получалось. Настоящие французы излучали абсолютную уверенность в себе.

Взгляд Марка остановился на Николь. Под его глазами пролегли тени, накинув ему несколько лет. Перед ней не мальчик, а мужчина, вдруг подумала она, и первый, кто ей так понравился.

– Расскажите о себе, – попросил Марк.

– Раньше мы жили возле реки в Хюэ́ и приезжали в Ханой только на Рождество. Пять лет назад мы переехали сюда. Вам очень повезло. У меня две мечты – повидать мир и закупать шелк. – Она покачала головой и засмеялась. – Я не хочу оставаться в Ханое навсегда.

В этот момент к ним подошел мужчина с сигаретой во рту. Он что-то сказал на незнакомом Николь языке, однако Марк понял его. Достал зажигалку, щелкнул ею и прикурил сигарету, прежде чем ответить. Последовал поток речи, похожей на русскую. Марк вел разговор, сохраняя спокойствие, а его собеседник что-то яро доказывал – по крайней мере, говорил он на повышенных тонах. Спустя пару минут мужчина пожал плечами и ушел. Что бы они ни обсуждали, Марк выиграл этот спор.

 

– Значит, – проговорила Николь, когда мужчина отошел на достаточное расстояние, – вы говорите по-русски? И о чем же шла речь?

– Ничего важного, – ответил Марк и помедлил. – Моя мать была русской. Ее отец преподавал в университете, а когда они с женой погибли во время революции, мать бежала от большевиков в Америку.

– Но ваш отец американец?

– Да. Она вышла за него замуж почти сразу после переезда, и вскоре на свет появился я.

Тоска в голосе Марка удержала Николь от дальнейших расспросов.

– И надолго вы здесь? – спросила она, наматывая на палец локон.

– Сколько потребуется.

К столику подошел официант. Он принес белый заварной чайник с ароматным жасминовым чаем и такие же чашки и блюдца на серебряном подносе. Николь взглянула на руки Марка – вовсе не холеные ладони офисного работника, а крепкие, как у человека, привыкшего к физическому труду.

За столиком повисла тишина. Когда они допили чай, Марк вздохнул, посмотрел на часы и перевел взгляд на Николь. Вокруг его глаз снова собрались морщинки.

– Я был рад увидеться вновь, Николь Дюваль. Вы как глоток свежего воздуха.

Она откинулась в кресле, не в силах посмотреть ему в глаза. Марк будто видел ее насквозь, но она не могла открыться ему. Разве такой мужчина может заинтересоваться кем-то вроде нее? Николь наконец осмелилась поднять голову. В этот момент Марк поправил галстук и провел ладонью по волосам.

– Уже уходите? – спросила она.

– Простите. – Он кивнул. – У меня деловая встреча, я уже опаздываю. Был рад повидаться. Если с вами все хорошо, я вызову такси.

– Знаете, я уже совсем забыла про тех мальчишек, – рассмеялась Николь.

– Если хотите, мы можем встретиться вновь и выпить, к примеру, кофе?

– Не возражаю.

– Утренний кофе через три дня? В девять тридцать? Давайте встретимся у фонтана возле отеля.

Глава 4

Николь зачарованно смотрела на буйство красок, царившее на рынке вьетнамского квартала. Так легко было заплутать на старинных улицах, переплетенных переулками и пропитанных ароматами имбиря и угля. Визгливо выкрикивали торговки, предлагая товары. На тележках с соломой и парусиной лежали носки, шали и рулоны хлопковых тканей. На низких табуретах, скрестив ноги, сидели мужчины и перекатывали по тротуару игральные кости. Пели канарейки в бамбуковых клетках, свисавших с крыш узких магазинчиков. В лучах солнца кружили пылинки, заставляя воздух мерцать.

Однако у Николь было тяжело на сердце. После того как в конце Второй мировой войны японцы вывели войска из страны, а Хо Ши Мин провозгласил Вьетнам независимым государством, на краткий срок к власти пришло вьетнамское правительство. Но французы вновь перехватили бразды правления и с поддержкой Великобритании и Америки возродили Индокитайскую империю. Магазин шелка все это время стоял закрытым, и Николь решила туда наведаться. Любая девушка в ее возрасте с восторгом восприняла бы идею заиметь свой магазин, однако Николь надеялась, и небезосновательно, что ее ждало куда большее. Ей было обидно и больно, что отец предпочел сестру в качестве наследницы.

Всю свою сознательную жизнь Николь заучивала историю французов в Индокитае с момента основания колоний в XIX веке. Они вторглись в страну с mission civilisatrice – цивилизаторской миссией, строя дороги, школы, больницы. Но, унаследовав от матери вьетнамскую внешность, Николь не чувствовала себя такой уж француженкой, как, впрочем, и вьетнамкой. До войны это не имело значения, но теперь все изменилось. В стране процветали предрассудки. Николь окинула взглядом молоденьких вьетнамок в конических шляпах, которые так и прыгали вверх-вниз, пока девчонки продавали жареный лук и похлебку. В их ничем не примечательных, но милых личиках она видела себя. Сзади донесся визг. Николь обернулась и увидела сбежавшего из самодельного загона поросенка. Животное перебежало на другую сторону улицы, минуя цыплят в клетках и петляя между ног торговцев и покупателей. Птицы заверещали и захлопали крыльями, а за поросенком с не менее громким визгом гналась женщина. Николь с улыбкой смотрела на эту миниатюрную трагедию. Может, не так уж и плохо иметь здесь магазин. Среди постоянной суеты скучать не придется.

Чем больше она углублялась в старый квартал, тем теснее смыкались крыши узких домов, прижавшихся друг к дружке, как покосившиеся костяшки домино. Николь нравились все тридцать шесть старинных улиц, на каждой из которых продавали что-то свое: шляпы на Хань Нон, медные тарелки и подносы на Хань Донь, шелк на Хань Гай, где жили красильщицы шелка, – улице, известной французам как рю-де-ла-Сойе.

Она купила сладкую булочку с кокосом в лавке на Хань Зыонг и неторопливо ела ее, пока шла до самого старого из трех семейных магазинов в Ханое. Николь присела на ступеньки. В этот майский полдень, если не считать сильной влажности, стояла ясная солнечная погода, по улицам скользили солнечные лучи. Смех, звуки радио с какофонией музыки, людская суета, звонки велосипедов и крики живности – все перемешалось, приправленное ароматами лотоса. У Николь улучшилось настроение.

Из соседнего магазина вышла молоденькая девушка, которая вместе с матерью продавала шелковые нити. Миниатюрная, приятной наружности, с толстой косой ниже пояса.

– Здравствуйте, – сказала девушка. – Это ваш магазин?

Николь встала и слегка поклонилась:

– Теперь мой.

– А скоро он откроется? Плохо, что он так долго пустует.

Николь взглянула на рулоны выцветшей ткани, до сих пор не убранные с витрины второго этажа. Штор на окнах не было, и рулоны стояли открытыми на обозрение прохожим.

– Возможно.

– Меня зовут У Лан, – сказала девушка. – Хотите кофе?

Николь замешкалась, но девушка просто светилась от счастья, ожидая ее ответа.

– С удовольствием. Я лишь зайду на минутку внутрь и приду.

Николь завороженно смотрела, как за витриной кружатся шелковые птички, и представляла, что полки ломятся от рулонов блестящей новой ткани, а на верхнем этаже развеваются чистенькие занавески. Ее дружелюбно встретила соседская девушка, и хотя магазин выглядел обшарпанным, все оказалось лучше, чем Николь ожидала. То, что она здесь увидела, ей понравилось.

Зайдя внутрь, Николь включила свет, затем подняла жалюзи на окнах рядом с парадной дверью. Те со щелчком убежали вверх, разгоняя по сторонам пыль. Николь зажала нос и заторопилась по коридору первого этажа, похожего на туннель, к черному ходу. Там она распахнула двери во внутренний дворик и сорвала несколько желтых цветков вьюнка, который затянул стены и даже добрался до окон второго этажа. Здесь, в этом небольшом пространстве, под открытым небом обитала дюжина котов. Ленивые создания спали на каменной плитке, впитывая солнце и тепло, но иногда боролись с грызунами. Похоже, раньше здесь находилась летняя кухня, на что указывала запылившаяся глиняная печь, разбитые горшки на скамье и колодец в центре дворика. Николь окинула взглядом небольшую ванную комнату по левую сторону и внутреннюю кухню, куда заходили и со двора. В темноте прятались служебные помещения. Заметив дверь в кладовке, Николь отодвинула щеколду и увидела, что та ведет в узкий переулок. Она посмотрела на соседний дом с наружной лестницей – на балконе У Лан выращивала оранжевые и красные hoa cuc – хризантемы. Николь сделала мысленную пометку тоже купить растений.

Глава 5

Всю ночь Николь ворочалась, а потом проснулась слишком рано. Ее преследовал один и тот же сон. Но не кошмар, от которого бросало в холодный пот. Ей снился безветренный день, над рекой бескрайним полотном стелился лиловый туман. Николь погружалась в воду цвета лаванды. Ярко сверкало солнце, заполняя желтым светом горизонт. Не стоило сопротивляться. Раздражал лишь омерзительный запах рыбы и мелькнувшее в сновидении лицо Сильвии. Это встревожило Николь, и после пробуждения она не могла отделаться от неприятного чувства. Говорят, во сне нельзя умереть, но стоит этому произойти, и ты не проснешься – смерть, даже во сне, останется загадкой.

Они уехали из Хюэ в Ханой ярким солнечным днем. Небо было ясным, со стороны Китая дул ветерок, принося прохладу. Николь взглянула на утренние ледяные воды Ароматной реки, делившей Хюэ надвое, и поняла, как сильно будет тосковать по их дому, что стоял в окружении деревьев на южном берегу.

В Ханое она не могла любоваться рекой, но на легком ветру здесь покачивались листья бенгальского фикуса и цветущие ветви плюмерии. Дождь прошел, солнце залило лучами садовую лужайку, рядом с дверью дремали павлины. Николь сбежала по лестнице вниз и увидела Лизу, которая по привычке зажигала в пять утра котел. Сегодня тот оживал с неохотой, в комнате стоял дым. Лиза откинула с глаз волосы, оставляя на лице следы сажи, и присела на колени.

– Черт бы побрал этого ворчуна!

– Ты про отца? – засмеялась Николь.

– Конечно нет! – Лиза выпрямилась и потерла спину. – Я про это проклятое чудище!

– Выбирай слова, – сказала Николь, открывая дверцу и выпуская дым.

– А ты что так рано вскочила, мой цветочек?

– Не могла уснуть.

Лиза переключилась на котел, и вскоре по комнате пошло тепло.

Кухарка встала, уперев руки в бедра.

– С этим покончено, поставлю кофе, – с легким раздражением проговорила она. – Итак, какие новости?

Николь пожала плечами. Ей хотелось плакать всякий раз, как она думала о несправедливом решении отца.

– Мне отдали старый магазин шелка, вот и все.

Лиза что-то буркнула себе под нос, потом широкими, размашистыми движениями протерла стол.

– Что ж, думаю, всем надо с чего-то начинать. Садись.

Николь выдвинула стул.

– Только не Сильвии. Ей все преподнесли на блюдечке. Она знает о шелке куда меньше меня. Почему папа так несправедлив?

Лиза надула щеки и завела за уши выбившиеся пряди волос.

– Есть некоторые вещи… Не знаю, но после смерти вашей мамы…

– Он винит меня, да? – перебила ее Николь.

– Больше нет.

– Но раньше винил?

Лиза замешкалась, будто была не готова раскрыть секреты.

– Дорогая моя, все случилось так давно. Не лучше ли смотреть в будущее? Докажи ему, что ты можешь добиться успеха.

– Я была в старом магазине.

Лиза резко выдохнула.

– Что такое?

– Поговаривают, что в старом квартале взорвалась бомба. Надеюсь, там безопасно.

– Вьетминь так близко подошел к Ханою?

– Может, и нет. Знаешь, это всего лишь слухи.

На секунду повисла тишина.

– Размять тебе плечи?

Когда Николь кивнула, Лиза встала у нее за спиной и принялась массировать напряженные мышцы.

– Только от тебя зависит, сможешь ли ты вдохнуть жизнь в тот магазин.

– Похоже, что так. Мне там понравилось.

Руки Лизы замерли, и Николь повернулась посмотреть на кухарку. Что-то мелькнуло на ее лице, а глаза увлажнились.

– Я всегда очень любила тебя, малышка. – Лиза снова замолчала. – Знаю, что иногда было непросто.

Слезы подступили к горлу Николь. Лиза вздохнула:

– Мне кажется, порой отец не может справиться с чувством вины и вымещает все на тебе.

– А с чего ему испытывать вину?

Лиза покачала головой:

– Николь, не суди сестру строго. Она тоже много страдала. Пусть тебя не обманет ее внешнее спокойствие… Я сделала все, что в моих силах.

– Случившееся в Хюэ не твоя вина.

– Нужно искать во всем положительные стороны, милая. Иди сюда.

Лиза распахнула объятия, и Николь подошла к ней. От прикосновения теплых рук она не сдержала слез. Кухарка похлопала ее по спине, а когда Николь отстранилась, та улыбнулась:

– Так-то лучше. Еще никому не вредило выплакаться от души. Все не так плохо.

– Правда?

– Ты ведь знаешь, что все может обернуться к лучшему.

* * *

Спальня Сильвии была выкрашена в самый бледный оттенок желтого, на полу лежали белые коврики, светлые парчовые шторы закрывали окна. Вечером Николь постучалась в комнату сестры, зашла внутрь и села на атласные простыни.

Легкий ветерок принес со стороны сада едкий запах дыма и аромат скошенной травы, и Николь чихнула. Комнату заливал свет закатного солнца, а тишину прерывал лишь шелест ветвей, трущихся о стену дома. Одетая в белую шелковую пижаму, Сильвия пригладила длинные каштановые волосы, свою гордость. Отращивала она их не один год, и теперь они доходили до талии и прекрасно выглядели. Устроившись у окна, сестра взялась за записи в своем блокноте, а Николь обвела взглядом комнату – аккуратные ряды книг на стеллаже, украшенную расписными стеклами полку над кроватью, желтые и белые розы на тумбочке. Девушка развернула ириску и бросила ее в рот. Все в спальне Сильвии находилось на своих местах. Те, кто дорожил жизнью, предпочитали здесь ничего не трогать.

 

– Вчера я пила чай с Марком Дженсоном, – сказала Николь. – В отеле. Там были офицеры и живая музыка.

– Я пытаюсь сосредоточиться.

– Мне нравится Марк. У него потрясающие глаза, правда? Такие яркие!

Сильвия склонила голову набок и помедлила.

– А он не староват для тебя? – наконец спросила она.

Николь уставилась в потолок. Был ли Марк слишком взрослым? Она снова взглянула на Сильвию.

– Что ты там пишешь?

– Николь, тебе что, скучно? – Сильвия захлопнула блокнот в кожаном переплете и посмотрела на свои ногти.

Николь завидовала идеальному маникюру сестры, каждый ноготок идеально повторял форму другого. У нее самой ногти слоились, а ведь скоро летний бал, и не помешает привести руки в порядок.

– Что ты наденешь на бал? – спросила Николь.

– Это секрет.

Она решила дождаться, когда сестра уйдет, и обыскать комнату.

– Знаю, о чем ты думаешь. Платья здесь нет!

– С каких пор ты читаешь мысли? – рассмеялась Николь.

Сильвия покачала головой и устремила на сестру сверкающие, как зеркала, ореховые глаза.

– У тебя все на лбу написано. Прочесть несложно.

Сильвия была полной противоположностью Николь. Как же сестры различались! Мысли и чувства Сильвии всегда оставались загадкой.

– Тебе никогда не хотелось выбежать на улицу и танцевать голышом под звездами? – вдруг спросила Николь.

Сильвия засмеялась:

– А тебе хотелось?

Николь молча уставилась на сестру. Почему она всегда такая спокойная? Казалось, Сильвию ни капли не заботит несправедливость отца, а вот Николь лишь об этом и думала.

– Скажи, почему папа отдал тебе весь бизнес?

Сильвия встряхнула флакон с розовым лаком и стала наносить на ногти.

– Ты ведь знаешь почему. Сейчас он занят лишь своим постом в правительстве.

– Каким же именно?

Сильвия резко подняла голову, и на пол упала капелька лака для ногтей. Сестра тут же взяла салфетку и все вытерла. Потом заметила обертку от ириски, подобрала и бросила в мусорную корзину.

– Итак? – повторила Николь.

– Chérie, я знаю не больше твоего. – Сильвия все так же красила ногти. – Мне интересно другое – примешь ли ты предложение насчет магазина шелка или нет? Если да, нужно заняться вопросами безопасности.

– Безопасности?

– Всего лишь мера предосторожности.

Николь взглянула в бесстрастное лицо сестры, подмечая идеальную симметрию. Все завидовали безупречной коже Сильвии, ее скулам, словно высеченным из мрамора. У этой девушки были все достоинства, какие только можно вообразить. Сильвия в свою очередь изучала Николь. Но вот опустила голову и вернулась к покраске ногтей.

* * *

На следующий день тяжелые черные облака затянули небо, а время словно замедлилось. Николь не могла дождаться назначенной встречи с Марком. Она бесцельно бродила по дому и саду, не в силах усидеть на месте. Хотела поговорить о магазине с отцом, но он выглядел совершенно отстраненным. Николь не выдержала и пошла к нему в кабинет, ожидая, что он будет один. Однако своим появлением она прервала визит высокопоставленного вьетнамского чиновника, который рассказывал про подпольную сеть в Хайфоне.

– Что тебе нужно? – резко сказал отец. – Это личный разговор.

– Я ничего не слышала, – смутилась Николь. – Просто хотела сказать, что принимаю предложение насчет магазина.

– Хорошо. Поговори об этом с Сильвией.

На выходе из комнаты она услышала слова «французская кукла». То же самое несколько раз писали красным на стене, которая огораживала дом их соседки госпожи Хой. Мог кукловодом быть ее отец?

Николь удивилась, когда он захлопнул за собой дверь кабинета и последовал за ней в холл.

– Мне позвонили с жалобой на тебя, – тихо произнес он, – что не слишком меня радует.

– И что за жалоба? – спросила Николь, перебирая в уме все, из-за чего мог рассердиться отец.

– Это касается Даниэля Жиро. Ты правда позавчера угрожала ему ножом? Откуда у тебя вообще нож?

Щеки Николь вспыхнули. Этот негодяй не удержался и наябедничал.

– Все было совсем не так, – ответила Николь, заводя волосы за уши. – Именно он вынул нож. И порезал мне щеку! Вот, посмотри! Я тут ни при чем!

– Он совсем мальчишка, к тому же тихоня.

– Просто прикидывается таким…

– Я не позволю, чтобы моя дочь вела себя как разбойница, – резко прервал ее отец. – Ты должна написать письмо и извиниться.

– Те мальчишки угрожали Иветте. Парнишка такой же расист, как и его отец.

– Но ты поступишь так, как я тебе сказал. Может, его отец и расист, но он комиссар полиции и пустил бы дело дальше, не будь он моим знакомым.

Отец махнул рукой на двор:

– Если затеваешь игры с ножом, лучше перережь глотки этим проклятым птицам.

Он крутанулся на каблуках и зашагал в кабинет.

Николь прислушалась к звукам из открытого окна. Чуть позже она услышала, как отец проводил посетителя и вернулся в сад. Его шаги стали громче, затем стихли. Николь увязалась следом и увидела отца на скамейке, лицом к цветущему пруду. В воздухе витал сладковатый аромат. Отец обхватил голову руками, словно предаваясь размышлениям, но в следующую секунду посмотрел наверх, сорвал с куста розу, понюхал, затем бросил цветок на дорожку и растоптал.

Их с отцом взгляды сильно расходились, как и темперамент, но Николь понимала, что он искренне переживает из-за волнений в стране. Отец не решался назвать это войной, хотя все уже знали, что бои ведутся на подступах к Ханою.

В воздухе маячила мошкара, скользили по саду тени, шуршала на легком ветерке листва. Николь смотрела, как раскачиваются широкие ветви смоковницы, как кружат над поляной у пруда птицы. Над водой повис легкий туман. Девушка собрала букет диких маргариток и поболтала по-вьетнамски с садовником, пока тот поливал кусты гортензии.

Отец заметил Николь и подозвал к себе. Подвинулся, освобождая место на скамье.

– Прости, что нагрубил. Я рад, что ты приняла предложение насчет магазина.

– И ты прости мою неблагодарность. – Николь помедлила. – Папа, можно кое о чем спросить?

– Конечно.

– Правда, что Вьетминь близко подошел к Ханою?

– Почему ты это спрашиваешь? – Отец пристально посмотрел на нее.

– Ходят разные слухи. Лиза слышала о взрыве в старом квартале. А ты был слишком занят.

– Глупости. Если Вьетминь и найдет поддержку у жителей деревень, им никогда не одолеть французскую армию. – Отец достал из кармана пиджака газету. – Видишь, о бомбе тут ничего не пишут.

Николь прочла заголовки. Говорилось, что атаки отменили, но она прочла заметку о французском чиновнике, на которого было совершено покушение представителем Вьетминя. Злоумышленник скрывался в бамбуковой роще.

– А что с покушением? – полюбопытствовала она.

– Неудавшаяся попытка. Что до боев, они ведутся далеко, в горах и на рисовых полях. От этого страдают крестьяне.

– Ты ненавидишь вьетнамцев?

– Конечно нет, – потрясенно ответил отец. – Твоя мать была вьетнамкой. Но именно мы, французы, сделали страну такой, какая она сейчас. И только мы можем ею руководить. Мне пора. У нас вечерняя встреча с Марком Дженсоном.

– Он очень приятный молодой человек, да?

– Николь, тебе не следует с ним сближаться, – нахмурился отец.

– Почему? Он же просто торговец шелком.

Отец не ответил.

– Завтра займусь магазином, если не возражаешь, – проговорила Николь. – Наведу там порядок.

Отец похлопал ее по руке и ушел.

Сгущались сумерки, перетекая в ночь. Николь подняла взгляд на деревья, внимая пению ночных птиц на фоне грохота кастрюль, с которыми расправлялась на кухне Лиза. Девушка закуталась в легкую шерстяную шаль, ощущая себя на стыке двух миров: в одном, человеческом, правила суета, за которой порой было не угнаться, а во втором начиналось царство природы. Там жили по другим законам. Когда оранжевое небо разлило по воде золото, в душе Николь вспыхнуло незнакомое чувство. Трепет и радостное предвкушение встречи с Марком. Она не поняла, зачем отец предостерегал ее, и решила не забивать себе голову. Вновь поднялся ветер, теребя листву, зашуршали ветви смоковницы, заскрипел могучий ствол. Николь со всех сторон окутала темнота, и она представила, что сидит здесь не одна, а с Марком.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru