Дем Михайлов
ПереКРЕСТок одиночества – 4. Часть 1
Глянув на боковую стену, где под потолком виднелись знакомые светящиеся щели, я посмотрел на расположенный ниже рычаг. Что ж… все как везде. Дерни за рычаг – получи результат.
– Но, опять же, по сравнению с твоим – они как легковые авто супротив КрАЗа, – хмыкнул старик, и его взор переместился в дальний угол, где стояло несколько здоровенных металлический саней. – А вот и наши волокуши. Хотя последняя экспедиция была так давно, что уж и не вспомню, сколько лет с той поры минуло. Теперь отсюда только на охоту и мотаемся. Да и какая это охота? Наехал катком на медведя ползучего, переломал ему хребет и лапы, а потом уже добиваешь и лебедкой в волокушу тушу затягиваешь. Грех, а не охота. Да ты садись, Охотник. Садись.
– Спасибо, – поблагодарил я, опускаясь на самодельное кресло с мягкой меховой подушкой.
Откинувшись на спинку, я удивленно моргнул – очень удобно. Спинка спроектирована так, что ты не проваливаешься в нее, как в дешевое кресло, а сидишь ровно и с полной поддержкой поясницы.
Пока старый механик хлопотал с посудой, я хорошенько осмотрелся вокруг. То, как выглядит рабочее место, где долгое время трудится и, можно сказать, обитает один и тот же человек, может очень многое рассказать о нем. Конечно, при том условии, что этот человек именно трудяга, а не дерганый карьерист, начитавшийся глупых книг по самопрезентации. Карьерист работает в искусственно созданном красивом мирке с красными карандашиками в черном бокале с надписью «Ворк энд Ворк», над которым налеплена стена дипломов. Все это создано только для того, чтобы впечатлить любого посетителя или крутую шишку, что ненароком заглянула в офис. Но стоит заглянуть в закуток, где годы и годы трудится один и тот же человек, что даже не помышляет о смены работы, и сразу поймешь о нем многое.
Вот и здесь обстановка рассказала о Викентии все важное, потратив на это всего пару минут моего времени. Стеклянная каморка заставлена так плотно, что тут едва могут развернуться два человека. Но при этом все предметы размещены очень грамотно, можно сказать, подогнаны друг к другу, как детали хорошего механизма. Самодельный рабочий верстак зажат между двумя стальными шкафами, там же наполовину прикрытые масляной тряпкой тиски, хотя я не сразу догадался о предназначении этой штуковины: они явно не с Земли. В углу за задернутой серой шторой – узкая аккуратно застеленная койка. На полу у койки – цельная огромная медвежья шкура в идеальном состоянии. Морды нет: у шкуры чисто практическое, а не декоративное предназначение. Дальше пустой пока «хозяйский» стул с прямой спинкой и жестким даже на вид сиденьем. Потом обеденный стол с немалым количеством закрытых ящиков, кресло, что приютило меня, а за моей спиной – длинный широкий ящик, сколоченный из идеально подогнанных темных досок. На ящике расстелена еще одна медвежья шкура поменьше, а на ней в определенном порядке лежат винтовка, кожаная закрытая сумка на широком длинном ремне, два длинных ножа в кожаных же ножнах и выглядящая вполне настоящей сабля. Ну или иная какая-то похожая разновидность оружия с изогнутым и достаточно тонким клинком. На каждой из прозрачных стеклянных стен имеются сейчас открытые шерстяные вроде как шторы. У ведущий в гараж узкой двери стояла совсем небольшая железная печурка. Труба поднималась до потолка и там, изогнувшись, уходила в стену. От печурки тянуло уютным теплом. Посвистывающий чайник только что был унесен к столу, на котором появились крайне примечательные стаканы. Я такие здесь уже видел – граненые и в железных подстаканниках.
В целом гараж и рабоче-жилая каморка выглядели одинаково: порядок, чистота, продуманное удобство.
– Насмотрелся? – в улыбке старика сквозило понимание. – Оценил?
– Оценил, – признал я.
– И высока оценка твоя? Тут теперь только про тебя и говорят. Человек, мол, сильный, молодой и даже не тупой.
Я рассмеялся:
– Надо же… Разошлась по Бункеру моя присказка.
– А такое не каждый день услышишь, – в ответной усмешке было куда меньше веселья. – Молодые у нас есть. Сильных среди них хватает. А вот ума нет совсем… Глянешь на них… и аж горечь к сердцу подкатывает. Жалко молодых. И на кой нарожали детишек безмозглых, прости меня Господь за слова такие…
Поморщившись, я промолчал.
– Так насколько высоко оценил гараж и каморку мою?
– Оценил высоко, – я неспешно кивнул и, помедлив, покачал головой. – Так высоко оценил, что сразу сделал пару выводов.
– И что за выводы такие?
– Первое – вы, скорей всего, человек в Бункере почти незаменимый и поэтому пользующийся в Замке определенным влиянием. При этом вы в эшелоны власти не рветесь, предпочитая оставаться на земле и выполнять важную работу.
– Ого… это все два твоих вывода?
– Нет. Второй мой вывод прост: в экспедицию вы рветесь сами, но вряд ли на это было получено одобрение из Замка. Скорей всего, вы пошли наперекор их воле. Но сделать они ничего не могут: тут ведь не тюрьма, и уйти вправе каждый.
– Хм… это откуда же такой вывод? Печка тебе моя шепнула? Или чайник просвистел?
– Нет, – рассмеялся я. – Все стало ясно, как только мы заговорили в первый раз. Не успели познакомиться, а вы тут же в категоричной форме заявили, что отправляетесь в составе экспедиции. Видимо, недавно был какой-то неприятный разговор? – я глянул в стоящее под столом мусорное ведерко, где виднелся одинокий окурок и кучка еще влажной вроде как заварки.
– Был разговорчик неприятный, – подтвердил Викентий. – Даже два, если считать короткую перепалку с Миленой.
– Работаете с ней?
– Ученица моя. И учитель. Во всем здешнем ей я помогаю разобраться. А во всем новомодном и электронном – она мне. Вот только я с трудом науку новую схватываю. Видать, мозги от возраста совсем уж закостенели, раз в компьютерах ваших разобраться не получается.
– А зачем? – удивился я и широким жестом обвел все вокруг. – Тут нужна прикладная механика. Без нее Бункер умрет. А без компьютеров – нет. Вполне себе будет жить. Но мы говорили о другом.
– Я отправляюсь с вами! – отрезал старик.
Я с сожалением развел руками:
– Нет. Не отправляетесь.
– И этот туда же! Да в Бункере и без меня хватает тех, кто способен трубу залатать и шестерню подтолкнуть!
– А есть умельцы, что в движках вездеходных лучше вашего разбираются?
– К-хм… – кашлянув, старик разлил желтоватый здешний «чай» по стаканам и придвинулся чуть ближе. – Ты пойми, Охотник… засиделся я тут. Тридцать с лишним лет безропотно тяну лямку. Сколько лет жизни мне еще осталось?
Я пожал плечами:
– Может, год. Может, еще лет двадцать. Кто знает? Но если отправитесь со мной, то назад, скорей всего, не вернетесь.
Заглянув мне в глаза, Викентий недоуменно моргнул:
– А ведь ты на самом деле так считаешь, Охотник.
– Считаю, – кивнул я. – Шансы на возвращение невелики. Я еще не видел карту с расположением других убежищ, но…
– Карту принесут, – обнадежил меня старый механик и пододвинул стакан. – Ты отведай чайку-то. Есть в нем сладость, но она не от сахара. Его тут нет ни крупицы. А вот снежный мох, если его правильно собрать и подсушить, собственную сладость дает. Годы на это ушли, но своего я добился и чай теперь пью здешний.
Подув на напиток, я сделал небольшой глоток и удивленно хмыкнул:
– Сладковатый… не сладкий, а едва сладковатый. Но пить приятно.
– Вот видишь!
– А почему в Холле такой чаек не пьют? – поинтересовался я, и Викентий досадливо поморщился:
– А то ты сам не знаешь? Политика Замка только-только меняться начала – и лишь благодаря тебе. Расшевелил ты это сонное царство. Так касательно меня и экспедиции…
– Викентий… если вам не безразлична судьба живущих здесь людей, – медленно произнес я, – то вы останетесь в гаражном рабочем кабинете и еще годы и годы будете и дальше чинить важнейшую для выживания всего поселения технику. Я понимаю, почему вы рветесь туда, в снежные просторы… поверьте – понимаю. Я сам такой. Вот только есть те, кому можно совершать такую глупость, – и это я, и есть те, кому нельзя, – и это вы. Отправить в, возможно, безнадежный опаснейший поход опытнейшего механика-практика, способного содержать все это хозяйство в идеальном порядке… Такой расклад событий бывает только в глуповатых фантастических боевиках. Но мы в реальной жизни. И поэтому в экспедицию отправятся пешки, но никак не крупные штучные фигуры.
– А ты, стало быть, тоже пешка?
– Я? Я скорее заноза, – рассмеялся я и протянул опустевший стакан обратно. – Можно еще чайку?
– А чего не налить хорошему человеку? – хмыкнул Викентий.
Налив мне свежую порцию, он задумчиво поглядел на мою машину сквозь стекло своей обжитой клетушки, несколько раз хмыкнул, пару раз кашлянул и… его лицо начало меняться на глазах. Подбородок чуть опустился, складки у переносицы разгладились, глаза перестали быть столь колючими, а брови разошлись. Старый механик уже не на внешнем, а на внутреннем душевном уровне прямо сейчас отказывался от своей решимости добиться от меня включения его в состав экспедиции. Другие бы продолжили хриплый спор, но этот старик все понял правильно, причем понял не то, что эту стену не прошибить, а осознал всю верность моих доводов. При этом его лицо не стало опечаленным, а вернуло, скорей всего, постоянное выражение умной деловитости и практичности. Старый механик отбросил переживания и занялся своей прямой работой. И доказал это последовавшим предложением:
– Ну, раз не я тебя, а ты меня убедил, то чего тут задницы греть в тепле? Пойдем изучать машину твою…
– А пойдем, – согласился я и приподнял стакан. – С посудой можно?
– С этой – нельзя! Тут стекло – а там сталь ледяная и перепад температур! – отрезал старик и выудил из-под стола алюминиевую кружу с обмотанной веревкой ручкой. – Переливай вот сюда и пошли. А я тебе еще кипяточка сверху плесну.
Через несколько минут мы уже стояли в освещенном и едва слышно гудящем салоне вездехода. Поток теплого воздуха стремительно вытеснял холод из машины – даже несмотря на открытую дверь. Надвинув поглубже шапку, Викентий, встав посередине, медленно поворачивался вокруг себя и задумчиво кивал, то и дело загибая очередной палец. Закончив, он поглядел на сжатый кулак, посмотрел на потолок и повернулся ко мне:
– Помимо тобой заказанного, тут еще немало чего сделать надо, Охотник.
– Например?
– Вот тут, – он отошел к стене и руками очертил небольшое совсем пространство, – вот тут встанет буржуйка. Небольшая совсем.
– Дровяная печь?
– Она самая, – кивнул Викентий. – Спорить будешь?
Подумав над его словами, я покачал головой:
– Совсем не буду.
– Значит, на самом деле умный, – старик удовлетворено кивнул. – Идем дальше. Тут ты хочешь видеть койку на таком вот уровне. Хорошо, но я ее чуть приподниму, а под ней сделаем дровник. Запас колотых полешек вместится небольшой, но при некотором везении сможете накопать валежника из-под снега. При определенном везении вообще многое сможете сделать – при условии, что есть теплое место, куда можно вернуться и отогреться.
– Да, – кивнул я. – Да…
– А ты, видимо, из тех, кто любит почитать все продвинутое да чужое, – старый механик не скрывал легкой насмешливости, ударив ладонью о стену, он добавил: – Ломается и эта техника инопланетная. Еще как ломается! Кое-какие неполадки можно устранить на месте, а кое-какие только в гараже. Все как у нас, в общем.
– Да, – повторил я. – Да…
Если мы застрянем где-нибудь у ледяной горы километрах так в двадцати от ближайшего известного нам теплого укрытия, то… ну, я дойду. Наверняка дойду даже при минус сорока. Тут в мою пользу играет и возраст, и уже неплохое знание здешних реалий. Но вот остальные участники экспедиции сгинут по дороге.
– Не молись и не почитай все здешнее как нашенское, – наставлял меня Викентий, достав из кармана старенькую советскую рулетку и споро делая замеры. – И мой тебе совет, Охотник: учись обходиться меньшим.
– Вот тут мы полностью совпали, – улыбнулся я. – Так и стараюсь жить.
– И молодец. Так… а вот сюда нам как-то надо поместить все необходимое для радиоточки, – механик замер в задней части салона, глядя то на угол, то на потолок. – Тут, пожалуй, крышу трогать не будем. Выведем провода через стену. Главное – Милену дождаться, в этом деле она куда понятливее меня будет.
– Умна, – признал я.
– Хитра как лиса, – добавил Викентий. – Своего не упустит. И стойкая духом настолько, что любой мужик позавидует.
– Согласен, – кивнул я.
Старик прищурился с хитрецой:
– Вижу, и ты стараешься поглубже в души людские заглянуть?
– Не во все, – улыбнулся я.
– Другие-то боятся в чужое нутро нырять. Не знаешь ведь, чего там, бывает, углядишь – даже у близких людей. Вот и предпочитают скользить по поверхности… Так… а вот тут мы закрепим два стальных топора. Мы такими лед рубим, когда выходим на поиски дров. Хотя с нашими силенками колуном шибко не помашешь. Но стараемся.
– И преуспеваете полностью, – чистосердечно признал я. – Во мне необходимость есть?
– Нет. Ты иди отдыхай. Ну или совещайся там с теми, кого все же возьмешь с собой. С избранными.
– С отобранными и не ключевыми из тех, кого потерять жалко, но при этом не критично для всего Бункера, – ответил я ему в тон и потопал к выходу. – Вы к таким не относитесь, Викентий. Хотели пробиваться сквозь снега и смело гибнуть во льдах? Тогда не надо было становиться незаменимым!
– С этого дня набираю троих учеников! – рыкнул мне в спину старик.
– Правильно! – отозвался я уже от двери. – И мой непрошенный совет: ищите ученичков не только в Замке. Не хочу никого рекламировать, но в Холле немало умных и дельных людей от безделья гниет.
– А в Центре, стало быть, таких нет?
– Может, даже больше, чем в Холле, – ответил я, стоя на пороге. – Но к Центру у меня другое отношение.
– Это почему же?
– Из-за их выбора. В Бункере три зоны, и каждая с очень разными населением. Холловцы – обычные люди, жившие и продолжающие жить только сегодняшним днем. В нашем мире такие, как они, в старости оказываются на пенсии и, быть может, в собственных квартирках – где и доживают свой век, продолжая жить только днем сегодняшним. Замок же… тут у вас собрались люди, что смотрят и планируют на десятилетия вперед. Они из тех, кто будет работать до последнего вздоха – их можно сравнить с теми все не желающими уходить на заслуженную пенсию менеджерами, что и в восемьдесят лет бодры, полны силы и желания продолжать.
– Хм… А Центр?
– Они сделали свой выбор заранее, – ответил я. – Они предпочли свой путь и в конце этой дороги – дорогущий, но теплый и солнечный дом престарелых. Они отсидели сорок лет от звонка до звонка, бережно собирая денежки и лекарства, оружие и кое-какие бытовые мелочи. Преодолели последнее испытание – поход по снегу – и достигли финиша.
– А там оплатили свой дом престарелых и стали просто жить?
– Да, – кивнул я. – И работать, куда-то стремиться и выбиваться из сил они больше не хотят. У них четкий жизненный распорядок, включающие в себя регулярные приемы вкусной пищи, настольные игры и неспешные беседы в уютных комнатушках. Их эпоха планирования и достижения целей закончилась.
– Ну так и чем Холл лучше Центра? Как ни крути, а там людишки поумнее собрались. И воля у них посильнее будет!
– Тем, что их внутренние механизмы перешли на холостой ход, – хмыкнул я. – Что толку в цепких мозгах и в крепкой воле, если их не используют? Да и не верю я, что у них сохранилась крепкая воля. Такие как раз в Замке собрались – в том числе перебравшись туда и из Центра. Может, даже – очень редко, но все же может, – и из Холла. Внутренняя односторонняя миграция неизбежна.
– Верно говоришь. Есть такие мигранты. А ты откуда знаешь?
– Просто логика, – отозвался я, вернувшись в салон и дернув за рычаг.
– Хм… и выходит, центровые ошибку сделали, когда решили остановиться и просто жить?
– Нет, – возразил я.
– Да тебя не понять, Охотник!
– Правление Бункера, – пояснил я. – Вот кем сделана ошибка. Они придумали определенные тепличные условия, назначили немалую цену за пожизненный к ним доступ, дали об этом весточку туда, наверх, в еще крутящиеся кельи и стали просто ждать урожая. Золотые тыковки сами начали падать в их руки. Так образовалось население Центра: люди, которым с самого начала четко и ясно пообещали, что, как только они переступят порог Бункера, делать им больше ничего и никогда не придется. Они будут на полном обеспечении. Люди поверили, пришли, проверили, дали знать еще крутящимся и ждущим своего часа друзьям и… расслабились. Так появились заслуженные пенсионеры Бункера… которые считают, что за все заплатили полностью и никто от них ничего потребовать или даже попросить не может.
Крякнув, Викентий покрутил головой и стащил с нее шапку:
– Вот зачем ты мне все это рассказал?
Я пожал плечами:
– Это просто мое мнение. И мой совет: искать себе помощников не только в Замке, но и в Холле. Конечно, если разрешат верха.
– Мне поперек пути мало кто встать решится, – отрезал старик. – Ты сейчас в Холл?
– Туда, – кивнул я.
– К вечеру и я там буду. Чай принесу.
– Несите больше, – улыбнулся я. – Там немало чаевников. А как отсюда выйти-то?
– Пойдем, провожу… Ох и заставил ты меня задуматься…
– Я случайно.
– Вот что-то не верится мне, что ты хоть что-то делаешь случайно, Охотник. Не похож ты на таких вот случайных людей.
– Я просто был откровенным и прямым, – ответил я, шагая за стариком. – Это мало кому нравится. Особенно там, на нашей родной планете. Зато пронимает до печенок и иногда даже заставляет задуматься о своем будущем и не такой уж и далекой старости… если рука не соскользнет до того, как успел задуматься.
– Соскользнет куда?
– На горлышко успокоительной пивной соски, – рассмеялся я. – А чего по пути из интересного покажете, Викентий? Могучую там техническую базу, например…
– Тут уж не обессудь, но поведу тебя боковым коридором. Хотя несколько помещений увидишь. И людишек наших тоже увидишь. Не завязывать же тебе глаза, как в фильмах…
– Не завязывайте, пожалуйста, – попросил я. – Не надо. Я любопытный.
Глава третья
Списки, сборы и прощальная речь. Начало долгого пути. Первые сложности и мрачные находки. Безумие за кокпитом. Темнота у входа в чужой дом
– В запасах еды главное – это сахар, хлеб, чайная заварка, соль, цитрамон, спички и патроны.
Эту тираду выдал седой как лунь радист абсолютно неопределяемого возраста, после чего проверил радиоточку, пересчитал для чего-то выходящие из главного корпуса провода и завалился на койку, мгновенно провалившись в сон.
Дело происходило за шесть часов до нашего отбытия, и его слова заставили меня все перепроверить заново. Надо сказать, что и без озвучивания необычного списка продовольствия, я озаботился всем, как я считал, необходимым для обеспечения нужд экспедиции. При этом нельзя было забывать о нуждах самого Бункера, поэтому я старался не наглеть, понимая, что стариковским организмам все это нужнее. Даже при обширных запасах Замка – предполагаемых, ведь на тамошних складах я не бывал, – «грабить» Бункер я не мог сразу по нескольким причинам. И одна из главных причин: если мы сгинем в дороге, то вместе с нами сгинут и все взятые с собой запасы, так никому и не пригодившись.
При этом я почти не брал в расчет вариант, где нам придется возвращаться с пустыми рюкзаками, умирая от голода и холода.
Почему?
Да потому что я не из числа сумасбродных героев, готовых идти до последнего без крайне веской причины. Грубо говоря, если у меня развалится обувь, то я не побегу по горящим углям к финишу. Я предпочту вернуться за новыми ботинками, после чего продумаю новую тактику, учту ошибки предыдущей попытки и только затем попробую еще раз. Именно поэтому в моих новеньких и еще пахнущих сваркой железных шкафах хватало свободного места, хотя они, конечно, не пустовали. По моим, уже не раз перепроверенным расчетам, мы были обеспечены всем необходимым. Но вот представившийся Касьяном Кондратовичем радист произнес свою тираду во время нашего рукопожатия, и… я вдруг решил все перепроверить и кое-что подправить. Как говорят нынче – переконфигурировать. И ведь именно слова Касьяна Кондратовича разбередили мое уже успокоившееся сердце. Сначала я не понял причину такого воздействия его слов, но пока раскручивал болты у первого НЗ-шкафчика, содержащего в себе всего понемногу, вдруг все осознал и громко рассмеялся, наполняя салон уже прогретого вездехода громким эхом.
Дело в его имени и внешности. Седые усы, длинные изогнутые бакенбарды, само лицо, голос… и даже его имя. Радист Касьян Кондратович внешне поразительно походил на изрядно постаревшего отставного капитана Кассия Колхауна из старого советского фильма «Всадник без головы» по знаменитому роману Томаса Майн Рида. Разом вспомнились слова Кассия из фильма «На нем кровь, Генри!» и последовавшие крики «Повесить его!». Я человек рациональный, действовать стараюсь взвешенно, в уже сделанном обычно полностью уверен, но… перепроверить и переосмыслить не помешает. Тем более время позволяет.
Я лично проконтролировал каждый этап модернизации вездехода и заполнения его салона всем необходимым. И я же лично проделал все расчеты. А после того как я ознакомился с представленным мне трехстраничным планом экспедиции – напечатанном на машинке и поданном в красивой серой кожаной папке с аккуратно наклеенным ярлычком «Конфиденциально», что меня, надо сказать, довольно сильно удивило, – я выразил решительное согласие с его целями, но не со всеми из способов достижения этих целей.
Все же силен наш «русский замах», который одним махом семерых побивахом. Я же привык все делить на куда более мелкие и, чаще всего, независимые этапы, каждый из которых сам по себе уже представлял законченную цель.
Выданный мне план, составленный кем-то достаточно мозговитым из числа обитателей Замка, предписывал нам двигаться от одного убежища к другому по прилагаемому довольно грамотному и экономному маршруту, проложенному по уже не раз проверенным в далеком прошлом торговым мрачным тропкам. В те времена, когда Бункер еще не оборвал все дипломатические и торговые нити, а принимал чужие и отправлял собственные торговые отряды, именно по этим маршрутам передвигались группки смельчаков, хотя иногда задействовались и машины. При этом в приложении к предложенному плану – да, имелось и приложение, куда я перешел по напечатанной мелким шрифтом номерной сноске, – пояснялось, что еще в недавнем прошлом нападения летающих червей были крайне редки, а сами твари были куда менее крупными. Это же касалось и медведей: хищники начали резко набирать массу в последние годы, что было сразу замечено и не только в связи с увеличившимся количеством мяса с одной туши, но и в связи с участившимися смертями холловских охотников.
Перечитав план и приложение дважды, я принялся его разбивать на части и дополнять. Даже вкусный торт лучше есть нарезанными кусками, а уж столь сомнительное промерзлое угощение, как опасная экспедиция в снегах, и вовсе лучше поглощать тоненькими ломтиками.
Старый план предусматривал два больших этапа, каждый из которых заканчивался возвращением в родной Бункер. Двигаясь по ломанной дуге, посетить пять бункеров – и домой. Отдохнуть пару дней – и к началу следующей совсем не радужной дуге, в чьем конце находится не закопанный горшочек с золотом, а луковианский бункер Восьми Звезд.
В общем и целом, весь план походил на некий фэнтезийный роман, где горстка храбрецов мечется от одного потенциального союзника к другому, пытаясь восстановить былые крепкие связи и заручиться поддержкой против главного злодея, чье логово находится в бункере Восьми Звезд. Звучит поэтично, повествование скучноватое, хотя и многообещающее, но главное – это бег на истощение и по слишком уж предсказуемому маршруту, учитывая последовательность всех точек, которые нам предстояло соединить пробитыми в снегах и льдах линиями маршрута.
Вооружившись толстым огрызком химического карандаша, я внес новые пункты, начертил с десяток жирных и не очень стрелок, кое-что зачеркнул, добавил пару пояснений, после чего вложил листы обратно в папку, зачеркнул надпись «Конфиденциально», написал «Секретно!» и вернул хромающему гонцу, что все это время с интересом наблюдал за моими действиями, потягивая несладкий чай из смеси здешних трав и уже использованной пару раз земной заварки.
Вскоре из Замка пришел ответ, что мой переделанный план принят. Но другого ответа я и не ждал – учитывая, что я самоназначенный лидер экспедиции и в путь мы отправляемся на моем вездеходе.
Главные изменения в плане заключались в дроблении задач и коренном изменении теперь абсолютно непредсказуемого маршрута. Прежние составители делали упор на экономию ресурсов и времени, поэтому мы должны были двигаться к ближайшему от нас убежищу, а от него – к следующему наиболее близко расположенному. Это делало нас уязвимыми для всех потенциальных недоброжелателей, обладающих радиосвязью, техникой и возможностью сделать засаду.
Я боялся не зверей. Я боялся людей. И луковианцев.
По моему плану мы посетим бункер Старого Капитана, следом заглянем в убежище Вольных Птиц и сразу же вернемся домой. Это весь первый этап, на который, по моим расчетам, не должно уйти больше двух суток, если двигаться между точками назначения постоянно и не задерживаться в гостях надолго. Второй этап – еще два бункера строго по прямой и… резкий поворот и столь же резкое движение прямиком к бункеру Восьми Звезд. Никаких дуг и эллипсов мы чертить не станем – равно как и других предсказуемых фигур. И тянуть с посещением главного «подозреваемого» тоже не будем.
Исходя из этой тактики я и составлял перечень необходимого для каждого этапа. Само собой, я учитывал возможные форсмажорные ситуации и укладывал все с запасом. Но набивать вездеход битком оружием, медикаментами и продовольствием, чтобы внезапно погибнуть и лишить Бункер всего этого, я не собирался.
Но теперь, после слов Касьяна Кондратовича, я все перепроверил и решил добавить всего по чуть-чуть. Еще два пакета снежного «салата», еще по десять патронов к каждой единице нашего оружия, еще полблистера аспирина, три таблетки драгоценного фуразалидола, две ибупрофена, пара тканевых бинтов, замотанный в полиэтилен коробок с пятнадцатью спичками, два дополнительных ножа…
Все затребованное мне приносили из новой возведенной у стены примечательной пристройки, разделенной на четыре отдельные комнаты. Я назвал это вытянутое здание без крыши «Лабазом Антипия» – в память об умершем опытном охотнике-медвежатнике и потому, что оно было построено в том числе из всего, что было получено от разборки «небесной» хижины. Да… Хижины под потолком больше не было. Все было стариками и мной разобрано, бережно опущено на веревках вниз и сразу пущено в дело.
Пока модернизировали мой вездеход в гараже Замка, в Холле тоже без дела не сидели. Пристройка еще не закончена, хотя крыша ей и не нужна. Осталось доделать еще пару комнат, а затем можно подумать о внутренней отделке – если захочется. Одна из четырех комнат, ближайшая к воротам и монастырю, теперь мое новое жилище. Комната всего три на четыре, стены скорее жердяные и занавешены уже облезлыми медвежьими шкурами, но для уединения этого достаточно, а внутрь перекочевала вся обстановка Антипия. Следующие три комнаты – склады. Два из них холловские, куда уже ответственные начали стаскивать из темных углов и не менее темных закромов всякое. Третий склад – экспедиционный.
Дело в том, что Замок сразу выделил мне все необходимое для экспедиции, и его оказалось с избытком, но я и не подумал возвращать излишки обратно. Пусть хранятся здесь – всегда под рукой. Перед пристройкой встало несколько столов и лавок, где теперь и проводятся все наши заседания – подальше от центральной зоны.
Закончив с перепроверкой и пополнением запасов, я дернул за рычаг на приборной доске и покинул вездеход, оставив радиста спать на скамье.
Нас четверо.
Я.
Радист Касьян Кондратович. Он единственный из Замка. Я о нем пока ничего не знаю.
Получивший азы знаний по местной технике и имеющий собственную земную базу знаний автомеханик и умелый повар Сергей Блат. Мрачноват, молчалив, но при этом спокоен и, как он сам сказал, «не слишком трясется за свою жизнь».
И бывший экспедитор, улыбчивый Филимон с длинной седой бородой, чем-то похожий на каноничного Сусанина, готовый трудиться разнорабочим и еще сохранивший немало физической силы и выносливости. Он и сейчас высок и широкоплеч – а в прошлом, по его словам, зело сильно увлекался гиревым спортом и походами. Хорошее сочетание, что становится только лучше от его веселого нрава.
Машина полностью готова и стоит кокпитом к пока закрытым вратам Холла. Я загнал ее сюда несколько часов назад – и сделал это специально, собираясь отбыть в экспедицию именно отсюда. Не из привилегированного Замка, а из почти трущобного безысходного Холла. Впрочем, сейчас ситуация кардинально изменилась. Постоянно работает радио – не только музыка, но и радиопереговоры с другими убежищами. Теперь здесь всегда тепло и чисто, пахнет вкусной едой, много яркого света, работает ларек, а люди за столами больше не горбятся мрачными изгоями, а заняты чтением старых книг, газет и журналов, а многие поглощены вязанием теплых вещей из медвежьей шерсти – с помощью новеньких спиц, крючков и прочих нехитрых устройств. У людей появился не только смысл существования, к ним еще вернулась и толика собственной значимости. И почти торжественное отбытие тяжелого вездехода именно из Холла позволит им приподнять свою самооценку еще чуть выше.
До отбытия всего ничего. Но я еще успею съесть тарелку жирного мясного супа и пообщаться со «своими» холловскими стариками. А затем можно и в путь…
Прощальная речь.
Те самые слова, которых я всю жизнь избегал. Куда бы ты не шел, уходить надо спокойно, по возможности быстро и быть немногословным. Этому правилу я следовал всегда – даже в тот день, когда оказались резко разорваны мои самые долгие и, как я считал, самые важные личные отношения.
Но в этом случае так поступить нельзя: есть шанс никогда не вернуться. А я понимал, что, по крайней мере сейчас, являюсь тем плутониевым стержнем, который за прошедшие дни разогрел это стылое болото. Но пришедшие со мной изменения и потрясения вместе со мной и уйдут – люди еще не привыкли действовать без внешнего раздражителя. И поэтому все вернется на тоскливые круги своя. Поэтому надо сказать хотя бы несколько греющих старые души фраз, но при этом не врать и даже в самой малости не кривить душой…
Никакого пиршества не планировалось – хлопотно и затратно это, – но даже без всяких угощений рядом с нами собралось не меньше пары сотен стариков. Их лица говорили о многом. Кто-то старательно улыбался, кто-то не мог скрыть душащего слезливого волнения, другие уже открыто плакали, а кто-то просто, но очень выразительно молчал. Слишком много волнений для стариковских тел и душ, и они продолжали нагнетать это давление. Коротко переговорив с лидером Замка – а он на редкость умело затерялся в общей толпе и никак себя специально не выделял, – я поднялся по откинутому трапу вездехода, развернулся и с этой импровизированной трибуны заговорил, скользя взглядом по обращенным ко мне лицам.
