Денис Бурмистров
Демоны и сталь
«Вышедшие на Свет обрели разум, ушедшие во Мрак сохранили клыки».
Август Дрэйк, магистр Церкви Света Единого
1. Максимилиан Авигнис
Впервые одержимого Максимилиан увидел в раннем детстве, когда с семьей гостил в Тароне у родственников по материнской линии.
В ту пору небеса еще бывали светлыми, и порой даже удавалось разглядеть мутное пятно плывущего за серой пеленой солнца. В один из таких дней они с сестрами играли в небольшом саду тетушкиного дома, не обращая внимания на привычные охи и причитания тучной сиделки Класы, предостерегающей детей от всех мыслимых и немыслимых опасностей. Ближе к полудню погода испортилась, холодный ветер принес тяжелые багровые тучи и прежде, чем начался дождь, детей загнали в дом.
Пока все рассаживались в гостиной, а хромой слуга Хёрк раздувал тлеющий камин, Максимилиан взбежал по крутой лестнице в небольшую башенку флигеля, с ногами залез на широкий каменный подоконник, и со вздохом сожаления уставился на темнеющую кучу земли в саду, из которой торчала деревянная голова забытого во время игры «легионера».
По другую сторону высокой чугунной ограды раскинулась площадь с уходящей в сторону улицей. Еще недавно из флигеля открывался вид на городской фонтан, и на караул у башни Тригмагистрата – стражников в красно-полосатых камзолах с блестящими алебардами. Но сейчас между бежевыми фасадами старого города будто растянули аляповатое лоскутное одеяло, закрывающее и фонтан, и стражников – город заполонили палатки и кибитки беженцев с севера, где, со слов дядюшки Юлиуса, «тьма поглощала землю и твари пожирали нечестивых».
Максимилиану строго-настрого запрещали приближаться к шелестящему, галдящему, исходящему запахами и вонью разноцветному поселению. Родители не утруждали себя разъяснениями, а старший брат Роланд со знанием дела рассказывал, что беженцы притащили за собой чуму, что они крадут детей и обменивают их на еду и одежду. Сказал, что среди них много «одержимых».
Максимилиан сидел на подоконнике и смотрел, как жители палаточного городка готовятся к непогоде, как торопливо прячут под трепыхающимися пологами нехитрый скарб. Эти люди были под стать своим жилищам – разношерстно одетые, в разных личинах, но как один взъерошенные и пыльные.
Его внимание привлек худой мальчик, почти ровесник, вышедший из-за ближайшей телеги. Мальчика был одет в некогда парадный, а теперь потертый и блеклый костюмчик с двумя рядами пуговиц по бортам и дутыми буфами на плечах, на ногах поблескивали треугольными пряжками ладные кожаные ботиночки. И маска на мальчике была самая простая, из серо-зеленой коры «кошачьего дерева», что раздавали монахи возле Собора Единого Света.
Мальчик пересек улицу и вплотную подошел к ограде, прижавшись телом к решетке. Смотрел он туда же, куда до этого и Максимилиан – на забытую игрушку «легиона». Потоптавшись немного, без труда протиснулся между чугунными прутьями и, вытянув тонкую рук, попытался дотянуться до солдатика.
Максимилиан возмущенно вскочил на подоконник, забарабанил кулаком по тяжелой раме, привлекая внимание воришки.
И не сразу заметил, как в темноте между домами заворочалась кривая фигура, казавшаяся до этого частью каменной кладки. И лишь когда она вышла из тени, подергиваясь, словно марионетка пьяного кукольника, Максимилиан застыл, не в силах оторвать взгляда.
То был молодой мужчина с колтуном торчащих во все стороны русых волос и без личины, поэтому на бледном лице четко выделялись кривой овал перекошенного рта и влажные бельма закатившихся глаз. Его простой походный костюм был перепачкан землей, словно его хозяину пришло выкарабкиваться из глубокой ямы, а перевязь меча съехала так низко, что пустые ножны тащились за мужчиной по земле.
На город упали первые капли «кровяного» дождя, и мальчик, почти доставший солдатика, торопливо набросил на голову капюшон. Он не видел появившуюся позади фигуру, был слишком занят предвкушением скорого обладания.
Мужчина в два прыжка пересек улицу и схватил мальчишку за ногу. Без труда, словно тот был тряпичной куклой, поднял над головой и со всего маху ударил о начинающие багроветь камни брусчатки.
Вряд ли Максимилиан мог слышать звуки на таком расстоянии, но ему потом казалось, что до него донесся явственный хлопок, который бывает, когда с подводы падает и разбивается зрелая тыква. Но в тот момент ему было не до сравнений – он застыл как соляной столб, пораженный внезапной жестокостью увиденной картины.
Мужчина вновь поднял мальчишку над головой, вновь обрушил безвольное тело о мостовую. Потом еще раз, и еще. Потом принялся рвать на куски, и фонтаны крови смешивались с бурыми струями начавшегося ливня.
Это продолжалось, пока не подоспели мужчины из палаточного городка. Они повалили сумасшедшего на землю, принялись бить дубинами и топтать. Но тот каким-то чудом вывернулся, сам бросился в атаку. Его движения пугали больше, чем сама схватка, мужчина походил на гигантского паука, а не на человека. Казалось, он не чувствовал боли, не обращал внимание на широкие раскрытые раны, а слова, вылетающие с его языка, были страшными и незнакомыми.
Все закончилось с появлением стражи – превратившегося в красного демона мужчину насадили на алебарды и отсекли голову широким палашом.
Так Максимилиан впервые увидел «одержимого». Так на долгие годы в нем поселился ночной кошмар, заставляющий просыпаться по ночам и до зубовного стука всматриваться в плывущие по комнате тени, в которых мог скрываться кровожадный монстр с бельмами глаз.
Тогда Максимилиан еще не знал, что чудовища могут выглядеть совсем по другому.
* * *
Семь лет спустя
Тяжелый бочкообразный дилижанс медленно полз по узкому тракту, качаясь и скрипя рессорами. Мимо проплывал кажущийся бесконечным кривой и темный лес, пугающий мертвой тишиной, а по свинцовому небу тянулись похожие на рваные лохмотья черные тучи.
Максимилиан представил, что по ту сторону подлеска, за пологом низкого тумана, скрывающего голые узловатые деревья, вслед за неторопливым дилижансом крадутся демоны, горбатые и злые, только и ждущие, когда путешественников сморит сон. И вот тогда…
Мимо пыльного окошка легкой рысью проскакал всадник – громадный кассариец в бригандине, отороченной пятнистым волчьим мехом. На боку воина болтался клевец с хищно поблескивающим жалом, за спиной виднелся небольшой листовидный щит, обтянутый плотной кожей.
Кассариец повернул голову, и на Максимилиана посмотрело чудовище с застывшей клыкастой ухмылкой от уха до уха. Однако глаза по ту сторону маски приветливо улыбались.
Воин важно кивнул и проехал дальше, в сторону возничего. Мальчик помахал ему вслед, провожая взглядом, потом завистливо вздохнул и откинулся на спинку жесткой скамьи. Протянул:
– Надоело.
Сидящий за узким столиком Роланд отвлекся от чтения и покосился на младшего брата. Спросил:
– Что тебе надоело?
– Ехать надоело, – Максимилиан насупился, сложил руки на груди. – Долго еще?
Роланд заложил раскрытую книгу небольшим пером, расправил плечи, сладко потянулся. Он уже был почти взрослый, на три года старше Максимилиана и на две головы выше его, сильный и ловкий, с начавшими пробиваться над верхней губой усиками. Все отмечали схожесть Роланда с отцом, те же крупные черты лица и внимательный взгляд из-под густых бровей. Старший брат даже пострижен под стать отцу, поверенному сановнику Ордена Радиус, инквизитору-венефиканцу Кастору Авигнису – короткий ежик черных волос и выбритые до синевы виски. На шее Роланда поблескивал амулет «малой Авроры», подаренный ему на совершеннолетие.
Максимилиан машинально дотронулся сквозь ткань рубахи до своего амулета, обычного рябого камушка с запертой внутри частицей Света. Вновь вздохнул, на сей раз со сдержанной завистью.
Ему самому досталось внешность матери, Орианы Авигнис, женщины хрупкой и болезненно худой. Тонкие черты лица Максимилиана не шли ни в какое сравнение с суровой тяжестью образов брата и отца, зеленые глаза обрамляли слишком пушистые ресницы, а тонкие руки с трудом удерживали учебный меч. Единственное, в чем младший Авигнис преуспел, так это в чтении и каллиграфии – ему легко давались новые науки, память с готовностью впитывала все увиденное и услышанное, а длинные пальцы без запинки выводили на бумаге самые хитроумные закорючки.
Однако, это было не тем, о чем мечтал Максимилиан в свои одиннадцать лет. Он не хотел становиться чиновником или клириком, особенно сейчас, когда наступили Последние Дни. С упоением погружаясь в многотомные «Хроники Утраченного Света», он мечтал с мечом в руках оборонять границы Стоунгардского Серпа от порождений Лунных Пустошей, покорять страшных и кровожадных последователей старых богов, бесстрашно бороться с демонами в рядах гостальеров. Или, на худой конец, ловить ведьм, как его отец.
Но перед самым отъездом отец вызвал Максимилиана в свой маленький, пахнущий ладаном и терпкими благовониями тесный кабинет, где сообщил, что по возвращению из Брастока тот будет определен в одну из церковных семинарий. Перечить воле Кастора Авигниса младший сын не посмел, но с трудом проглотил горькую обиду, забросив любое чтение о баталиях и сражениях.
Роланд, которому предрекали хорошую военную карьеру, и которому Эрган даже показал пару финтов с кинжалом, наклонился вперед, выглядывая в окошко. За пыльным стеклом ровным счетом ничего не изменилось, все также темнел черными зубцами на фоне серого неба лес, все также клубился в подлеске вязкий, похожий на легкую паутину, туман.
– К ночи должны быть на месте, – с уверенностью сказал Роланд. – Не больше трех часов осталось.
– А что, если не успеем? – спросил Максимилиан, стараясь, чтобы брат не услышал в его голосе тревожные нотки. – Мы ведь совсем рядом с Пустошами.
Последняя фраза все равно прозвучала испуганно-приглушенно.
Брат улыбнулся, со знанием дела покачал головой.
– Успеем, не бойся. Ночевать точно будешь на мягкой перине.
– Откуда ты знаешь? – не смог сдержать язвительность Максимилиан.
– Отец вчера говорил, – спокойно ответил Роланд, потом указал пальцем в сторону стенки дилижанса. – И Эрган третий раз передового меняет, а он делает это раз в два часа.
Максимилиан мысленно выругался – он мог бы и сам это заметить, телохранители-кассарийцы действительно сменяли друг друга с определенным интервалом.
– А даже если не успеем, – вдруг продолжил Роланд. – Думаешь, по наши души демоны явятся?
Он со смехом состроил кровожадную гримасу и простер руки в сторону младшего брата. Прогудел страшным голосом:
– Утащат в Каменный Термитник, пожрут твою плоть и обратят во мрак душу!
– Хватит! – не выдержал Максимилиан, косясь на темный проем окна. – Нельзя такие вещи на ночь произносить!
– Ерунда, – отмахнулся Роланд. – Детские сказки. Ты все еще веришь, что если произнести имя злой сущности, то она услышит и придет за тобой? А даже если и придет, то мы со всем справимся! От демонов у отца есть целый саквояж свитков и самоцветов, а с лихими людьми разберутся Эрган и его друзья.
Максимилиану не понравился менторский тон брата, и он мог бы возразить, что на ночных дорогах бесследно исчезали куда более подготовленные отряды. Мог рассказать, что во всех хрониках и трактатах, посвященных дням Утраченного Солнца, буквально слово в слово повторялись предостережения от легкомысленного отношения к проявлениям Лунных Пустошей и Мертвого Материка, что подобное отношение приведет к гибели всего человечества. Он мог бы сказать, что никакие камни и мечи не защитят от «червивой проказы» или «алой коросты», мог напомнить, как умирал их старый повар Мариус, и почему им пришлось ехать вслед за отцом, наблюдая, как «чумные доктора» затягивают двери их дома черной тканью с начертанным белым крестом.
Ничего такого Максимилиан говорить не стал. Он, даже в беседе с братом, не смел ставить под сомнение навыки отца, да и опасался насмешек Роланда, считающего себя умнее и прозорливее лишь потому, что раньше него появился на свет. Потому лишь буркнул:
– Пусть так, но я все равно хотел бы встретить закат внутри крепких стен, а не в дороге.
– Я даже спорить не стану! – рассмеялся старший брат. – От этой лавки уже задница немеет. Кстати, мне тут Эрган одну историю рассказал занятную.
Он хитро улыбнулся, многозначительно задвигал бровями. Добавил:
– Про пирата, священника и шлюху.
Максимилиан зарделся, но с любопытством подсел поближе, враз забыл обо всех страхах и сомнениях. Попросил:
– Расскажи!
– Только тихо, – Роланд глазами указал на деревянную перегородку, отделяющую их каморку от пассажирской части дилижанса, в которой ехали мать с отцом. – А то придется до самого Брастока псалмы петь, как в прошлый раз.
– Я же извинился! – обиженно взвился Максимилиан. – Я не специально!
– Ладно, забыли, – Роланд подмигнул, дав понять, что все простил. – Ну, слушай. Нашли как-то пират, священник и шлюха мешок с золотыми динарами…
За одной историей пошла другая, третья – Роланд знал их великое множество, как поучительных, так и совсем уж скабрезных. Максимилиану, которого разбирали то смех, то удивление, приходилось фыркать в кулак, чтобы не привлечь нежелательное внимание родителей.
Примерно через час они подкрепились галетами, запивая твердые лепешки разбавленным виноградным соком. Роланд, наблюдая, как Максимилиан убирает под лавку узелок с пустым кувшином, сказал в продолжение начатой до ужина темы:
– Макси, не знаю уж какое нам уготовано будущее, но я вижу себя только в плаще претория. Стоит ли размениваться на меньшее?
– В претории только детей лэндлордов берут, – неуверенно возразил Максимус. – Тебя даже за ворота не пустят.
– Много ты понимаешь, – усмехнулся Роланд. – Это раньше такие правила были, когда Золотой Дом еще в столице стоял, и Император был жив. А сейчас лэндлордов почти не осталось, потому можно в претории попасть не по роду, а по умениям.
Он отточенным движением пальца поддел кривую гарду висящего на поясе кинжала, легко вытащил блеснувшее рыбкой оружие и, покрутив на ладони, продемонстрировал брату.
– Видал?
– Видал, – без особенного энтузиазма ответил Максимилиан.
Он частенько становился свидетелем тренировок Роланда, потому знал все его финты и фокусы.
Кинжал вернулся в ножны, старший брат продолжил:
– Сейчас сложные времена, Макси, сейчас Империя вновь нуждается в хороших бойцах.
Это были явно не его слова, Роланд никогда не выражался столь высокопарно. Должно быть, услышать от кого-то в фехтовальной студии.
– Остаткам человечества, как никогда, необходимо объединиться под единым знаменем Империи, – с абсолютной серьезностью сказал старший брат. – Иначе нас ждут забвение и тлен.
– Вся имперская армия не смогла остановить нашествие Пустоши, – не удержался Максимилан, запоздало поняв, что Роланду может не понравиться выражение сомнения.
Он даже мысленно приготовился выслушать обидные упреки, но лицо брата внезапно вытянулось, и он подался вперед, стараясь разглядеть что-то по ту сторону окна.
Максимилиан проследил за взглядом Роланда, и охнул.
Вдоль дороги уродливыми химерами чернели силуэты насаженных на колья людей. Уже опустилась вечерняя тьма, заботливо укрыв от детей детали экзекуции, но с каждым новым проплывающим мертвецом что-то начинало проявляться – то глянцево поблескивающие ногти на скрюченных пальцах, то провалы глазниц на выдолбленном птицами черепе, то обглоданные лесными тварями ноги. Максимилиан не сразу сообразил, что темноту оттесняет усиливающийся багровый свет, идущий откуда-то с головы кортежа – они приближались к разъезду.
Только он обрадовался возможности наконец выйти наружу и размять ноги, как в стенке, соединяющей два отсека дилижанса, распахнулась небольшая створка. Тонкая рука отодвинула шторку, и в проеме появилась Ориана Авигнис, строгая и напряженная. Она окинула сыновей быстрым взглядом, коротко предупредила:
– Сидите тихо.
Прежде, чем створка захлопнулась, Максимилиан успел заметить в руках матери мелькнувшее цевье легкого арбалета.
С улицы донеслись крики, громкие и злые. Максимилиан различил гортанный возглас Эргана, мимо тяжело проскакал один из телохранителей.
Прошелестела сталь, и Роланд с обнаженным кинжалом пододвинулся к окну.
– Ты куда? – громким шепотом спросил Максимилиан, хватаясь за плечо брата.
– Тихо, – шикнул тот. – Дай посмотреть.
Он прижался к стенке, пытаясь разглядеть происходящее перед дилижансом. Лошади словно ощутили желание Роланда, попятились на несколько шагов, чуть развернув повозку к обочине.
Теперь увидел и Максимилиан, выглядывая из-за спины брата. Дорогу перегораживало тонкое поваленное дерево с грубо обрубленными ветвями. Рядом, на кривом древке, покачивался масляный фонарь. Чуть в стороне, удобнее перехватив короткое зазубренное копье, стоял воин в простом шлеме и видавшей виды маске, отдаленно напоминающей медвежью морду. На обочине горел небольшой костер, оттеняя высокую пирамиду походной палатки, над которой болтался похожий на лохматое веретено «ловец духов».
– Смотри! – Роланд дернул брата за рукав. – Линкет!
Максимилиан не сразу разглядел существо, застывшее на границе света. То был сильно истощенный человек в грязных и рваных лохмотьях, напоминающих засохшие струпья. Его поза, положение рук и чуть заметные подергивания наводили на мысли о богомоле, рта и носа не было, вместо них влажно поблескивали бордовые складки, похожие на раскрытый бутон мясистого цветка.
Линкет сделал конвульсивный шаг, и стало заметно железное кольцо на его ноге, от которой куда-то в темноту тянулась крупная ржавая цепь. Существо вытянуло шею, повернуло в сторону дилижанса шишковатую голову с остатками волос.
Максимилиан брезгливо скривился, отводя взгляд.
– Оно нас не видит, – успокоил Роланд. – Оно чует только гниющую плоть и спрятавшихся темных духов.
Тем временем еще один воин в медвежьей маске о чем-то спорил с возвышающимся на коне Эрганом. Кассариец смотрел на собеседника сверху вниз, отвечая отрывисто и скупо, и разговор у них явно не ладился. Стражник то и дело дергал головой, словно выплевывая слова, жестами требовал, чтобы Эрган спешился. Со стороны палатки подошли еще солдаты, в свете костра заблестело оружие. Кассариец, в свою очередь, положил ладонь на рукоять клевца, выпрямляясь и повышая голос.
– Если начнется бой – лезь под лавку, – тихо приказал Роланд, пожирая глазами препирающихся воинов.
– Это люди одного из северных баронов, – обронил Максимилиан, наконец, вспомнив, где видел «медвежьи» образы. – Почему они нас не пропускают? У нас же имперские шевроны…
– Ты слышал, что я сказал? – Роланд повернул голову, в его голосе появились отцовские «ледяные» нотки.
– Да, – торопливо выдохнул Максимилиан. – Слышал.
Тем временем ситуация стремительно накалилась – стражник бесстрашно ухватился за поводья лошади Эргана, потянул на себя. Кассариец коротко пнул его в лицо, проревел что-то на своем гортанном языке. Другие воины в медвежьих масках возмущенно зашумели, вскинули оружие, а прямо возле дилижанса скрипнула тетива натянутого арбалета.
– Именем Света Единого остановитесь! – разнесся над трактом властный мужской голос.
Повозка качнулась, и на дорогу вышел Кастор Авигнис в своем длинном инквизиторском плаще. Максимилиан и Роланд разом подались вперед, с тревогой и восхищением взирая на то, как отец неторопливо приблизился к гарцующему на коне Эргану, жестом велел телохранителю отступить. Подозвал к себе одного из солдат, показал символ Ордена Радиус.
На всех имперских землях жетон с серебряным лучом пользовался достаточным весом, чтобы решить большинство проблем. Однако, подошедший к отцу воин хоть и убрал в ножны щербатый палаш, но не выглядел обескураженным или виноватым. Он повернул голову в сторону палатки, словно ожидая кого-то еще.
И действительно, из полумрака вышел мужчина, облаченный в плотную накидку с меховым воротником, и зеленый камзол с позолоченным пуговицами. На перевязи, у пояса, висел белый мешочек-лапис[1], на шее покачивался дорогой амулет в виде крупного красного камня, овитого серебряной оправой.
На незнакомце, как и на солдатах, тоже была «медвежья» маска, но куда как лучшего качества – игра света и тени делала ее живой.
Максимилиан решил, что это должно быть лейтенант разъезда, уж очень важным он выглядел, двигался неторопливо и расслабленно.
Мужчина остановился напротив отца, они перекинулись парой фраз, после чего старший Авигнис вновь показал орденский медальон. Лейтенант кивнул, разговор продолжился. Спустя короткое время глава семейства сделал приглашающий жест, и они направились к дилижансу. Один из солдат, подхватив длинную палку со стальной петлей на конце, поспешил к линкету, но старший разъезда жестом остановил его.
– Я же говорил, что отец все решит, – довольно произнес старший брат, выпрямляясь и убирая кинжал. – Приведи себя в порядок, Макси, у нас гости.
Максимилиан услышал в голосе Роланда легкую напряженную вибрацию и с каким-то облегчением понял, что тому тоже не по себе. Быстро оправил свою курточку, стряхнул крошки со штанов. Потянулся за маской, висящей на стене.
– …Согласен, не самое благостное зрелище, однако, весьма эффектное, – донесся с улицы приглушенный голос незнакомого мужчины. – Барон Август Баер не желает видеть на своей земле голодранцев с севера, из которых каждый второй либо чумной, либо одержимый.
– Тригмагистрат постановил оказывать посильную помощь всем согражданам, ставшим жертвами Пустоши, – отозвался отец. – Закон распространяется на все имперские земли.
– На все имперские земли? – незнакомец даже не скрывал насмешки. – Господин инквизитор, сколько их осталось, тех земель? Некогда владения Баеров простирались от левого берега Ириды до восточного склона Дарии, теперь же там гниль, руины и чудовища. Единственное, что осталось в наследство, так это жалкий кусок побережья и старый форт, построенный еще прадедом досточтимого барона. Император, который начал войну с Пустошами, сгинул вместе со столицей и армией, так что компенсации просить не у кого. Так какую посильную помощь может предложить нам Тригмагистрат?
Отец ничего не ответил, поэтому лейтенант продолжил:
– Нет более никакой Империи, господин инквизитор, нет единых законов и укладов. Мы все как крысы на обломках корабля, каждый сам за себя.
Они остановились возле дилижанса.
– Законы церкви тоже канули в прошлое? – сухо спросил старший Авигнис.
– Смею вас заверить – не здесь, не во владениях Августа Баера, – учтиво ответил незнакомец. – Пусть мы теперь вынуждены жить на землях язычников, но истово следуем путем Света Единого. Поэтому, поверьте, с нашей стороны никакая опасность ни вам, ни вашей семье не угрожает.
Максимилиан посмотрел на Роланда – расслышал ли тот плохо скрываемую многозначительность в словах лейтенанта? Но по лицу брата уже ничего нельзя было понять, оно было скрыто под фамильной личиной – маской из жесткой кожи красного буйвола с двумя белыми горизонтальными линиями под глазами, символизирующими принадлежность к семье служителя Церкви.
Скрипнула дверь дилижанса, повозка слегка качнулась.
– Вечер добрый, госпожа, – раздался голос незнакомца.
– Дорогая, – обратился отец к супруге. – Господин Рихтер выполняет поручение барона Августа Баера, ищет беглых преступников.
– Добрый вечер, господин Рихтер, – голос Орианы был сух и официален. – Но у нас нет тех, кого вы ищите.
– Даже не сомневаюсь в этом, – лейтенант был сама любезность. – И, в свою очередь, прошу простить меня за служебное рвение, но я вынужден соблюсти формальность. Позвольте, я осмотрю дилижанс?
Должно быть, мать кивнула, потому что ответа не послышалось.
Прошла короткая пауза, сопровождаемая щелчками замков на сундуках и шелестом ткани. Максимилиан представил, как мать пытливо смотрит на супруга, как поглаживает спрятанный в складках юбки арбалет. Последние годы приучили быть осторожнее, тем более, с вооруженными людьми на темных дорогах.
– Еще раз прошу меня извинить, – вновь раздался голос господина Рихтера. – Могу ли я взглянуть на второе отделение?
– Там мои сыновья, Роланд и Максимилиан, – сдержано пояснил отец.
– Прекрасно, – казалось, что господин Рихтер улыбается. – Я их не напугаю, обещаю.
Роланд бросил беспокойный взгляд на брата, прошептал:
– Не переживай, все будет хорошо.
Стукнул крючок засова, и господин Рихтер возник в проеме, словно персонаж ожившей картины, принеся с собой холодный сырой воздух и запах мокрой шерсти. Он оказался крупнее, чем виделся в окно, но не таким огромным, как сопровождающие повозку кассарийцы. На бронзовой маске блестели бисеринки осевшего тумана, глаза в темных провалах смотрели цепко и пронзительно.
– Добрый вечер, дети.
Рихтер произнес это приветливо и даже дружелюбно, но вот его взгляд был взглядом охотника, выискивающего добычу, от него становилось холодно и неуютно.
– Как вы видите, чужаков у нас нет, – донесся из-за спины голос матери. – Если на этом все, то мы бы хотели продолжить путь.
– Да, конечно, – откликнулся Рихтер.
Но никуда не ушел, а отчего-то склонил голову на бок, пристально разглядывая Максимилиана.
– Господин Рихтер, – вмешался отец. – В чем дело?
Лейтенант чуть подался назад, собираясь уходить. Но вдруг протянул к лицу Максимилиану ладонь с растопыренными пальцами, и лишь в последний момент замер, громко бросив через плечо:
– Господин Авигнис, сделайте последнее одолжение. Пусть младший ребенок снимет личину.
Максимилиан, и без того напуганный поведением чужака, отшатнулся, неосознанно хватаясь за маску. Услышал возмущенный голос матери:
– Что вы себе позволяете?
И голос отца, жесткий, недобрый:
– Осмотр завершен, господин Рихтер. Вам пора вернуться к своим людям.
Тон главы семейства не предвещал ничего хорошего, однако человек в медвежьей маске, должно быть, ощущал себя под достаточной защитой, чтобы не бояться гнева инквизитора. Он недовольно дернул плечом, вновь уставился на Максимилиана. Процедил сквозь зубы:
– Я сам решу, когда закончить осмотр.
Однако прежде, чем он что-либо сделал, под его незащищенной гортанью возникло узкое лезвие обоюдоострого кинжала.
– Он не снимет личину перед чужаком, – голос старшего брата звенел от безрассудной смелости.
Глаза господина Рихтера с какой-то безразличной снисходительностью покосились на Роланда, но руку он убрал.
Максимилиан, вдруг оказавшийся в центре непонятных событий, даже дышать не смел, чувствуя, как сильно колотится сердце. Казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди и заскачет по полу, словно испуганный кролик.
– Господин Рихтер! – отец уже не скрывал угрожающих интонаций. – Немедленно отойдите от моих детей!
Громко всхрапнул конь, предупредительно вскрикнул кто-то из стражников. Зазвенела сталь и что-то грубое рявкнул Эрган.
Взгляд господина Рихтера остановился на торчащих над маской волосах Максимилиана. Он прищурился, разглядывая их внимательнее, даже чуть вытянул шею, отчего лезвие кинжала Роланда с неприятным шелестом заскользило по его щетине.
И тут блеск в глазах лейтенанта пропал, он разом утратил весь интерес. Заявил громко:
– Не нужно переживать, господин Авигнис! Я уже закончил!
Он подмигнул Максимилиану и одним движением убрался из окошка. Мелькнула рука матери, захлопывающая дверцу отделения. Шумно выдохнул Роланд, вытягивая ноги. За тонкой стенкой дилижанса произошел короткий разговор на повышенных тонах, раздался хруст оттаскиваемого с дороги дерева. Кто-то дважды хлопнул по борту повозки, та дернулась и потащилась вперед, медленно набирая скорость. За окном проплыли фонарь на тонком шесте, костер, застывшие тенями стражники, черный горб палатки и господин Рихтер, кутающийся в плащ.
Максимилиан сделал долгий выдох, успокаиваясь. Его трясло, в голове метались мысли одна ужаснее другой.
Что произошло? Почему именно он стал объектом такого пугающего внимания? Что если этот господин Рихтер не отстанет и последует за ними в Брасток?
В горле пересохло и ужасно захотелось пить, но Максимилиан не смел снимать маску, лишь сжал дрожащие пальцы в кулаки.
– Макси!
В отличие от него, старший брат явно пребывал на душевном подъеме, словно пережил захватывающее приключение.
– Макси! – воодушевленно повторил Роланд, скидывая личину. – Ты видел, как я его?
Он повторил свой жест с кинжалом, вновь приставляя его к горлу невидимого лейтенанта.
– Если бы он полез к тебе, Макси, во имя Света, я бы его…
Дверца распахнулась, в проеме появились родители – напряженная и встревоженная мать, хмурый и задумчивый отец.
– Убери оружие, – приказал глава семейства.
Роланд спрятал кинжал в ножны, с гордостью воскликнул:
– Отец! Ты видел, как я защитил Макси?
– Молодец, – сдержано похвалил сына Кастор. – Но впредь не смей доставать оружие без моего указания.
– Но отец! – возмущенно вскинулся Роланд. – Он угрожал Макси! Он хотел снять с него личину!
– И ты правильно сделал, что заступился, – качнул головой старший Авигнис. – Просто запомни – обнаженное оружие всегда зовет кровь. Порой, не вовремя вытащенный нож дает слишком хороший повод тому, кто по другую сторону лезвия. И если твой кинжал может оставаться в ножнах – пусть там и остается, ясно?
– Ясно, – буркнул Роланд.
Он разом поник, отвернулся к окну и обиженно засопел, давая понять, что у него имеется на этот счет свое мнение.
Отец нахмурился – обычно, он на корню пресекал подобное поведение. Но промолчал.
Слово взяла Ориана.
– Макси, дорогой, – она сняла с младшего сына маску и пытливо заглянула в глаза. – Ты в порядке?
Максимилиан с благодарностью встретил теплый взгляд матери, кивнул в ответ. Хотел сказать, что все хорошо, но отец его опередил, сказав:
– Конечно, он в порядке. Ничего ужасного не произошло.
Он протянул руку, сделал жест пальцами:
– Ну-ка, покажи амулет.
Максимилиан поспешно наклонился и вложил в раскрытую ладонь отца висящий на шее камушек. Старший Авигнис внимательно осмотрел амулет, наблюдая за поведением своего орденского перстня. Но медовый цвет янтаря остался неизменным, не засветился багровым, не подернулся черной паутиной.
Максимилиан, с тревогой наблюдающий за проверкой амулета, не сдержал облегченный вздох – камень был пуст, как и вначале путешествия. Значит, господин Рихтер не пытался сглазить его, навести порчу или подселить призрака-паразита. Но почему тогда он себя так странно вел?
– Ну вот, – отец отпустил амулет, отстранился. – Я же говорил, что все хорошо.
Он даже позволил себе проявление заботы, потрепав младшего сына по волосам и чуть улыбнувшись ему краем рта.
И странно – Максимилиану разом полегчало. Куда-то улетучилась липкая тревога, появилось чувство защищенности, вернулись уверенность и хорошее настроение.
