Денис Леонидович Коваленко
Денис Давыдов
– Вы на кого дубины подняли! Дурни неумытые! Да я ж тебя твоя морда, я ж тебя! – один из гусар, высокий широкоплечий, одной рукой ухватил дубину, которая готова была обрушиться ему на голову, другой за бороду нападавшего.
– Ой, барин, больно! – завыл мужик, выронив дубину.
– На своих нападать? Французу продались? – ревели в благородной злобе гусары, не забывая раздавать нападавшим увесистые удары своими офицерскими кулаками.
– Братцы! – пронеслось среди нападавших, – так это ж наши! Свои!
Когда глаза привыкли к темноте, тогда все, и гусары и мужики, ясно увидели друг друга…
– Вы ошалели? – еще не остыв от драки, ревели гусары.
– Так мы ж думали, что вы хранцузы! – отвечали мужики. – Вон и форма у вас, и говорите как хранцузы.
Из-за тучки показалась луна. Она осветила место этого внезапного побоища. С десяток худых невысоких мужичков стояли, опустив колы и дубины. У некоторых были топоры и вилы.
Стали осматриваться, кто как ранен. Слава Богу, одни синяки да ссадины, да в кровь разбитые физиономии, что у мужичков, что у гусар.
– Хорошо, до топоров и вил дело не дошло, – осматривали себя гусары.
– Хорошо, вы по матери заговорили, – отвечали мужики, – а то бы непременно дошло.
Давыдова осторожно подняли и положили, прислонив к дереву. Удар был настолько силен, что Давыдов еще с трудом дышал.
– Хорошую вы нам науку дали мужички, – только и произнес он чуть слышно, с болью выдыхая каждое слово. – Научили уму разуму.
Когда уже подоспели донцы, услышавшие драку, тут уж совсем всё прояснилось. Несколько донцов не удержались и отхлестали ближайших мужиков ногайками, за своего подполковника, мужики в привычной терпеливости, вынесли это заслуженное наказание – как-никак чуть своих дворян не поубивали, да и с донцами шутить было себе дороже, уж лучше пусть отхлестают.
По дороге в деревню мужички признались, что отряд попал в засаду устроенную ими на французов.
Спасло гусар их военное умение и скоротечность самого боя, и что у мужиков не было оружия, а в большинстве колья да дубины.
Уже в деревне Давыдовым был отдан приказ всем гусарам переодеться в мужицкие армяки7, и отпускать бороды. И ни слова по-французски!
***
Наутро летучий отряд, переодетый в мужиков, с еще не окрепшим командиром, покинул деревню, этим же днем уничтожив свой первый обоз с французским фуражом.
Там-то их и нагнал Андрюшка.
– Я как чувствовал, куда идет отряд, – продолжал дед, раскуривая вторую трубочку, и поглядывая на восхищенного внука, тот сидел на ковре, замерев и даже рот открыв от восхищения. – А когда в деревню попал, когда услышал от мальчишек, что было ночью, так сам возмутился, что… Но, кто ж знал. Мне, как адъютанту, мальчишки с радостью обменяли драный армяк на мой новый кафтан и кожаную куртку.
Когда же увидел сожженные телеги и убитых французов, сразу понял, что наших это рук дело. И точно чутьем понимая, где сейчас мой отряд, нашел его в верстах двух от дороги, на поляне, в лесу.
И вот с этого момента, внучок, и началась моя настоящая служба. Дня не было, ночи не проходило, чтобы мы не находили французов и не били их. Двух недель не прошло, а три сотни насчитывал уже наш летучий отряд – считай два полноценных эскадрона. Кто только к нам не примыкал: и солдаты, кто по ранению оставался в какой-нибудь деревне, и даже сами мужички. Но Денис Васильевич, кого попало, в отряд не принимал. Если мужик хотел вступить к нам, ловким должен быть наездником и отчаянным парнем, тогда ему и коня давали и пику. Потому как сабля она в неумелых руках как дура – и хозяина поранить может, а пика для мужика оружие привычное – всё равно те же вилы.
И до того мы разозлили французов, что сам Наполеон объявил Дениса Васильевича своим личным врагом и отрядил на его поимку две тысячи отборных своих кирасиров. А пока кирасиры искали нас, Денис Васильевич разгромил пехотный батальон, захватил пушки, уничтожил провиантский и артиллерийский обозы, освободил из плена четыре сотни наших солдат и две с половиной сотни принял в отряд. В этом бою я впервые и попробовал свою саблю, – да-да, внучок, эту самую саблю. Впервые она врубилась во французский мундир, и я впервые почувствовал, что это такое – когда клинок врезается в тело, – на время старик замолчал, задумчиво попыхивая трубочкой, вспоминая ту далекую осень 1812-го года.
– Деда, – внук не выдержал, – а дальше-то что? Что дальше было?
Глава 4
Бой под Ляховом
Такие успехи убедили фельдмаршала Кутузова в необходимости и правильности партизанской войны. Самому Давыдову регулярно присылалось подкрепление, попутно же создавались новые летучие отряды, возглавляемые не менее отчаянными и умелыми командирами – генералом Александром Никитичем Сеславиным и подполковником Александром Самойловичем Фигнером. И за поимку каждого, как и за поимку Давыдова, Наполеон обещал награду. До того внезапно и болезненно щелкали по французским тыловым бокам эти бесстрашные командиры первых русских партизанских отрядов.
Но пришел день, когда все трое – и Давыдов, и Сеславин, и Фигнер, бившие французов по одиночке, сошлись вместе, чтобы едино выступить против бригады генерала Жан-Пьера Ожеро, что расположил свой лагерь в селе Ляхово.
Разведав положение и количество французов, командиры посчитали нападение слишком отчаянным (в общей сложности все три партизанских отряда могли выставить против двух с половиной тысяч французов – к слову, свежие, только прибывшие из Франции силы – всего тысяча триста сабель). Решено было призвать на помощь графа Василия Васильевича Орлова-Денисова, у которого под началом было две тысячи сабель казаков и драгун.
