Денис Могилёвский
Царство Графомании
На удивление, жизнь в деревне быстро вернулось в привычное русло. Даже спать уже никто не ложился, держа топор под подушкой. Гадали только, что это за сила в деревне завелась и сгинет ли она на сороковой день. Да и кто это, бес какой, чудище лесное или сам господь Бог решил людей за грехи, унесшие жизнь невинную наказать. Любопытно было всем, кроме Янины, на которой лица не было с того самого дня. Люди конечно ходили проведать её в библиотеку, но та не подавала виду, что на душе груз огромный. Но, по лицу всё было видно. Так, после православного рождества, все в деревне и зажили как прежде, кроме Янины. Но, несмотря на это, каждый, по понятной причине ждал сорокового дня по Маруське.
День, которого так ждала вся деревня – наступил. Янина, как никогда принарядившаяся, словно в последний путь шла к себе в библиотеку. Тогда и каждый деревенский, будто на прощение, решил напоследок библиотеку посетить. Однако, как только солнце начало прятаться за кронами леса, так библиотеку поспешил покинуть последний человек, крепко обняв Янину на прощание.
Никто в деревне в ту ночь не спал, свет горел в каждой хате. Все всё понимали, но, сделать ничего не могли. Некоторые надеялись, авось пронесёт. Но, посреди ночи, приблизительно часа в три, раздался уже знакомый всем крик, означавший, что Янинки больше нет. Жаль бабу конечно, видная была! Высокая, статная, всё при ней. Да и от роду всего лет тридцать пять было – жить да жить ещё. На ней в своё время половина деревенских мужиков свататься хотели, но, она в этом плане привередливой была. А на Ёську глаз положила.
С первыми петухами все сначала побежали к дому Янины, а после, когда не застали её на месте, рванули в библиотеку. Там первым делом люди наткнулись на сторожа, который трясся сидя в углу. Бедняга был настолько напуган, что не мог сказать ни слова. А в самом зале библиотеки, всех ждала уже привычная картина. Рядом со своим рабочим столом лежала уже мёртвая Янина. На шее след от удавки, проломленная грудь, лежащее в паре метров сердце и кровавый след, тянущийся до разбитого окна. Видать, надеялась, что на первом этаже здания, силу не чистую решётки на окнах сдержат, а на второй, где библиотека находилась, она не вскарабкается. Увы, прогадала девка.
Сторожа в тот день к бабке в соседнюю деревню повезли, чтобы та от испуга отшептала. Всем не терпелось расспросить, что за чертовщина его так напугала. Уж не знаю, что ему тогда помогло: бабкин шёпот, бальзам егерский или самогон, что бабы наши гонят, но, на седьмой день бедолага заговорил. То, что он тогда поведал, действительно могло свести с ума, увидь человек подобное в живую.
Дежуря в ту ночь, он услышал звук разбитого стекла и бабский крик, донёсшийся из библиотеки на втором этаже. Терентьевич, так звали сторожа деревенские, не знал, что Янина ещё там. Схватив ружьё, он мигом рванул наверх. Стоило ему вбежать в зал библиотеки, как перед глазами предстала картина, лишившая его дара речи на неделю.
Янину, повалив на пол душила Маруська. Только была она полуразложившаяся, уже потрёпанная смертью. В открывшихся, уже засохших ранах кишели опарыши. Из влагалища торчала длинная пуповина, которую Маруська обвила вокруг шеи Янины как удавку. А на конце пуповины, висел полусгнивший младенец с разорванной грудной клеткой.
Как только Янина издала последний вздох, а жизнь навсегда покинула её тело, Маруська сняла импровизированную из пуповины петлю с её шеи, после чего, резким движением руки пробила её грудную клетку и вырвала сердце. На этом, её интерес к бывшей любовнице своего мужа закончился.
Держа в одной руке вырванное сердце, другой, она поднесла мёртвого младенца к полусгнившей груди, словно мать, что хочет покормить своё дитя. Какие-либо признаки агрессии в ней улетучились. Маруська вложила вырванное сердце в разорванную грудь младенца, после чего, начала издавать непонятные, тихие звуки, будто обращаясь к нему в надежде, что сейчас он оживёт. Минут пятнадцать она тряслась над ним, словно кошка над мёртвыми котятами, ожидая, что вот-вот они откроют глаза. Но, ничего не произошло. В ярости, она отбросила сердце и издала тот самый, истошный крик. После чего, вместе с мёртвым младенцем на руках убралась прочь через разбитое окно.
В тот момент мужики, хоронившие все эти дни людей, вспомнили, что Маруськина могила была единственной, на которой никогда не лежал снег. Тогда-то, словно по щелчку, в головы мужиков пришла мысль разрыть могилу, дабы проверить её содержимое и узнать, не почудилась ли сторожу вся эта мистика. Несмотря на промёрзшую в эту пору года землю, могилу раскопали достаточно быстро. От увиденного, даже деревенские мужики застыли от страха, а со временем и вовсе поседели.
Гроб был вскрыт, а внутри, как точно описанная со слов сторожа Маруся, державшая в руках полусгнившего младенца с разорванной грудной клеткой. Только на этот раз, она не подавала никаких признаков жизни и не пыталась кого-то задушить. В тот момент, кто-то и выкрикнул из толпы мысль о том, чтобы залить могилу цементом, дабы нога Маруськина более никогда не ступала в деревню, на пороги домов живых. Да и крест тогда поставили безымянный, на всякий случай.
