Денис Сергеевич Малич
Должок
Повезло же этому мерзавцу Ивану разбогатеть и арендовать в элитной многоэтажке целый пентхаус.
Патрик Ермолов поглубже засунул руки в карманы, поднял голову и разглядел в стеклах раздвижных парадных дверей свое недовольное отражение. Отчего-то те не спешили перед ним расступаться. Может сочли его недостаточно изысканным для этого места?
Добрых полминуты он стоял перед ними, пока из угла своей стойки на улицу не вышел консьерж: рослый мужик с выбритыми висками, в черном жилете, который Патрик видел только на актерах в голливудских фильмах.
– Добрый день… вам следовало просто подойти ближе. – В его придирчивом взгляде читался намек на претензию. «Парень, что ты здесь делаешь?»
Патрик вынул из карманов руки и перекрестил их. Жест не сделал его ни крупнее, ни выше, но, по крайней мере, показывал нетерпение.
– Я в гости. Меня ожидают.
– И ожидает вас…
– Иван Бельков, пятидесятый этаж.
Консьерж кивнул и, судя по тому, как стремительно взлетели вверх тщательно выщипанные брови, удивился. Не первый раз Патрик видел эту смесь недоумения и подозрения – выражение, характерное для тех, кому нравилось навешивать на людей ярлыки.
Развернувшись на каблуке – дешевый, натренированный маневр, – консьерж повел Патрика через холл к своему рабочему месту. Толстый ковер под ногами, стелившийся от одной стены до другой, заглушал звуки шагов. Обтянутые кремовыми обоями стены были залиты золотистым светом торшеров. По периметру стояли декоративные вазы с высоким горлышком, занятые пышными цветами красных, желтых и других ярких оттенков.
И ни одного грязного пятнышка. Патрик смутился, будто его застигли на месте преступления. Собственные заляпанные сапоги – и ведь ничего не мешало протереть их перед уходом – выглядели неуместно на фоне окружающего мира чистоты и благополучия.
Усевшись на свое кресло, консьерж приложил к уху увесистую трубку стационарного телефона, набрал номер и доложил – несомненно Ивану – о приходе гостя. Затем он достал из внутреннего шкафчика книгу размером с целый альбом для рисования, развернул и велел записать в неё имя и цель визита. Согласно правилам, Патрику пришлось подчиниться.
– Отлично… теперь все утверждено, – подытожил консьерж и улыбнулся.
Получилось вежливо, но натянуто. Консьерж встал, отступил от стойки на шаг и выпростал в бок руку, указывая на лифт. Тип, похоже, серьезно относился к работе, раз не видел ничего комичного в подражании матадору. Патрику даже стало почти жаль его. Может – немного. С другой стороны, зарабатывал он, наверняка, не мало.
– Пожалуйста, проходите.
– Спасибо.
Обойдя стойку, Патрик направился к дверям лифта, отполированным до зеркального блеска, зашел внутрь и нажал кнопку с выгравированным числом «50».
Лифт медленно поехал наверх.
От музыкального сопровождения, растекшегося по кабине плавными ритмами, и ожидания встречи на Патрика накатила тоска.
Быть свободным. Таков был девиз семнадцатилетнего парня, съехавшего от родителей и обещавшего себе, что всего в этой жизни добьется самостоятельно. И раньше ему нравилось думать, что в какой-то мере так и случилось.
Правда же заключалась в том, что он стал отщепенцем с долгами такого размера, что их тяжесть, казалось, изменяла саму гравитацию. Во всяком случае – лично его непрерывно тянуло прилечь.
Ему всего тридцать три года. По ощущению: где-то между тридцатью тремя и смертью от обморожения, когда кончатся сбережения на оплату аренды. За последние пять лет он столько раз встревал в неприятности, что сбился со счета. Что-то и вправду случилось с ним – карма за прошлую жизнь или психическое расстройство – раз любая попытка приспособиться к какому-то делу, быть нужным или, по крайней мере, услышанным – абсолютно любая попытка терпела крах. Он все больше замечал, как окружающие переглядываются, стоит ему открыть рот. Слова с тем же успехом могли быть экзотической формой дыхания.
Ни на одной работе он не мог задержаться надолго. Три месяца – в лучшем случае четыре или пять, – и он находился в поисках новой. Его упорно отказывались зачислять в штат, сколько бы часов он не отработал на смене. А ближе к тридцатнику вообще перестали куда-либо звать. Прибыльных навыков он так и не приобрел. Карьерный поезд уехал.
Девушку искать было бессмысленно, – кто захочет делить свою жизнь с тем, у кого ее нет? Впрочем, он ведь пытался – аж целых пять раз! – но ни одни отношения не продержались дольше пары недель.
Пора было уже признать – Вселенная вместе с вещами выставила его за порог. Дружба закончилась. Вопреки всему, отчаянный оптимист, коим он любил себя представлять, упорно продолжал и продолжал на что-то надеяться. Эту надежду, увы, не разделяли его кредиторы, коллекторы, бывшие коллеги и, как оказалось, консьержи.
Но сегодняшняя встреча была обязана все изменить. Он это чувствовал. И пообещал себе, что ни за что не упустит возможность.
Электронный звонок оповестил о прибытии лифта на последний этаж. Закончив купаться в воспоминаниях, Патрик вышел в длинный коридор с одной единственной дверью. Остановился, закрыл глаза, обдумывая, что скажет, и куда может привести разговор.
Всего пара спокойных секунд и Иван, должно быть, прилипший к глазку, пугающе резко распахнул дверь.
Со времен школьного выпускного Патрик видел его лишь единожды. Возник он как раз в тот момент, когда все другие источники дохода себя исчерпали. Предложил взять в долг – естественно под проценты. Как же иначе. И все же предложил выход.
Кто бы мог подумать, что Иван – парень, которого ещё в школе прозвали хорьком, за заостренное к подбородку лицо, маленькую голову и трусливый характер – выиграет карьерную лотерею и станет успешным застройщиком. Полгода назад в своем офисе директора, залитом светом, льющимся из огромных панельных окон, он был вежлив и дружелюбен, а его улыбка так и светилась уверенностью и спокойствием. Он знал, какое впечатление оказывает на окружающих.
Патрик и раньше вляпывался в сомнительные истории. С микрозаймами, после которых его начинали преследовать амбалы; с пройдохами, пытавшимися всучить ему украденные деньги; с одной группой, позарез нуждавшейся в болванчике, для того чтобы свалить на него грязное дельце. Много историй. И предложение Ивана не казалось тогда исключением.
Разница была в том, что Ваня (который выглядел все ещё как тот самый Хорек) умел убеждать. Сказал, что не стоит беспокоиться о выплатах, так как для друга («ага, друга, с которым перекинулся от силы сотней слов за все школьные годы») он обязательно что-нибудь подберет. Может, даже найдет вакантное место в собственной фирме.
Патрик был ни в том положении, чтобы отказывать. Но в глубине души знал, что ничего бесплатного и хорошего от хозяев жизни просто так не вручается. Ведь потому они и находились на самом верху – потому что знали, как надо играть.
Вот только теперь от того ухоженного и вальяжного миллионера не осталось следа. Фигура затворника, возникшая в дверном проеме была слишком бледной, слишком измученной, чтобы на что-то претендовать. Вместо модного пиджака на ней висел мятый красный халат, прикрывавший замызганную рубашку, и драные брюки, подвязанные ремнем. И все же – это и в самом деле был Ваня.
Заметив гостя, его крошечные глазки блеснули из черных глазниц.
– П-привет, – пробормотал Патрик.
–– Наконец-то, – прошептал Иван вместо приветствия и посторонился, пропустив гостя в утопленную светом квартиру.
Деньги здесь явно водились. Блуждающему взгляду Патрика явились стены, обитые шелком, длинный гардероб из красного дерева, белый ковер и множество полок лесенкой вздымавшихся к высокому потолку. В дальней комнате – возможно гостиной – виднелся электронный камин.
– Симпатичная квартира.
Иван ничего не ответил. Закрыв входную дверь на три толстенных замка, он с прищуром огляделся и побрел в сторону ближайшей двери, на пороге обратив на Патрика свой изборожденный морщинами и порами лик. Приложив руку ко лбу козырьком, укрываясь от слепящего света торшеров без абажуров, расставленных на каждом шагу, Патрик последовал за негостеприимным хозяином.
И застыл, когда бегло осмотрел новую просторную комнату.
На вид это была то ли столовая, то ли комната для переговоров: огромный стол – размером с однокомнатную квартиру самого Патрика, – кожаные кресла и плазменный телевизор.