Денис Шварц
Азъ Есмь
Глава 11
Азъ Есмь ХI
Дворец, в котором располагалась зала Верховного Вече, заслуженно считался вершиной эволюции архитектурной и инженерной мысли. Дворцовый ансамбль был возведен на архипелаге парящих скал и был будто создан из золота и стекла. Его гладкие обтекаемые формы отражали солнечный свет, переливаясь множеством оттенков. Тонкие орнаменты, напоминающие о древних ремеслах великих мастеров, овивали многочисленные нервюры и колонны здания, подчеркивая воздушность и легкость куполов, касающихся небес. На фоне куполов возвышались шпили и башни, напоминающие тонкие иглы, устремленные ввысь, будто желающие дотянуться до далеких звезд.
Архитектурный ансамбль Дворца был единственным сооружением, построенным на архипелаге Парящих скал. Внутри скалы порода была выбрана ровно на столько, чтобы сохранялась положительная левитация самой скалы и при этом на ней могли быть расположены многочисленные помещения и системы, поддерживающие бесперебойную работу сложного организма Верховного Вече.
Природу аномалии Парящих скал Изыскатели не могли разгадать долгое время, пока не поняли, что левитацию поддерживает руда, обладающая сверхпроводниковыми свойствами. Из этой руды в последствии стали производить материалы, позволяющие большим летающим кораблям и малым ладьям преодолевать гравитацию в пределах планеты. И сейчас множество кораблей разных размеров и предназначений, но визуально схожих между собой и созвучных по стилю с самим Дворцом, сновали вокруг куполов и шпилей, создавая впечатление хаоса движения.
Сама зала располагалась в самом большом куполе, венчающем всю композицию дворца. Она казалась огромной приплюснутой каплей, возвышающейся среди множества меньших куполов и шпилей. Купол хоть и был прозрачным, но имел золотой оттенок, благодаря чему внутри даже в сезон туманов был приятный теплый свет с медовым оттенком.
Ложи Верховных Волхвов располагались амфитеатром вокруг трибуны и были расположены на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы у Верховных не было возможности различать лица и невербально общаться между собой. Трибуна являлась огромной голографической проекцией, выступающий на ней транслируется во весь рост, и каждый может видеть лицо говорящего, обращенное именно к нему.
Вообще Верховных было всего 101 человек. Нечетное число позволяло любое решение принимать большинством голосов, хотя за всю историю Верховного Вече не было ни одного Волхва, делающего свой Выбор отличным от Выбора остальных, и потому всегда само собой происходило, что все решения были единогласными. Верховные жили на всех четырех планетах Общинной Руси, на Тверди всегда находился 51 Волхв, и все перемещения согласовывались именно исходя из непреложности этого числа. Во время заседания лично в Зале присутствовали все Волхвы Верховой Тверди, остальные присылали своих представителей и держали с ними связь через Велеса.
Я не первая, кому выпало предстать перед Верховными, но, пожалуй, я буду первая, на кого лично будут устремлена сто одна пара глаз полного состава Верховного Вече.
С орбитальной космопристани, к которой Велес привел мой спасательный корабль, на главную площадку Дворца меня доставил личный автоматический челнок Дедо. Внешне челнок был похож на стеклянный пузырь медового цвета, снаружи инкрустированный тонкой золотой вязью узоров, перекликающейся по стилистике с узорами дворцового ансамбля. Но и те, и другие были не столько украшениями, сколько частью одной сложнейшей экосистемы, выполняющей функции жизнеобеспечения, связи, энергонакопления и многого другого.
Челнок Дедо был оборудован автономной от Велеса системой нейропомощника. Дедо был, пожалуй, единственным из Верховных Волхвов, кто еще с юности отказался от работы с Велесом и предпочитал использовать нейропомощника собственной разработки, который естественно не имел самоосознания и был всего лишь набором программ, выполняющим определенные функции, помогающие в повседневной жизни, но не способных к принятию выбора за своего носителя.
В челноке я обнаружила послание, которое Дедо оставил мне перед Уходом. Но что бы принять протокол послания, мне пришлось скомандовать Велесу «Отбой связи», так как формат протокола не позволял воспроизвести его пользуясь одновременно обеими нейросетями. Зная эту причуду старика по отношению к Велесу, я не удивилась такому повороту, но, пожалуй, впервые задумалась о том, что Дедо с самого детства не просто так приучал меня к тому, чтобы я могла контролировать возможность подключения и отключения от Велеса.
Голос Дедо зазвучал в моей голове, это не было звуком, скорее воспоминанием его голоса. Интонация была ровная и спокойная, но чувствовались сиплые старческие нотки, и мне привиделось, что он лежит на предсмертном одре, его длинные седые волосы разметались на подушке, а говорит он, глядя мне прямо в душу своими серо-голубыми глазами из-под густых белых бровей. От этого видения у меня пробежали мурашки по коже. Я никогда не видела раньше его таким обессиленным и бледным. Прозрачная голубая жилка пульсировала на впавших висках, и он начал говорить:
– Светлая, уходя на Макошь, ты знала, что мы больше не увидимся, но ты не знала, на какой Путь ты встала. То, что уже случилось и то, что еще произойдет, – это не следствие твоего выбора, это Предназначение. Сейчас я не объясню тебе ничего, но ты все узнаешь сама. Мое Последнее Слово непреложно, и ты должна его запомнить и руководствоваться им. Все не так как кажется! Ты должна следовать только собственной Воле! Ни в чем себя не вини, будь сильна и мудра! На Вече тебя ожидают неприятные новости, тяжкие обязанности и небывалый груз ответственности. Ничего не бойся! Эта ноша тебе по силам! Доверять можешь Братиславу, он во многом тебе поможет, но верить ты можешь только себе и Посланнику. Все сказанное мной должно навсегда остаться только при тебе! Помни, я всегда рядом!
Потом была только тишина, и я долго не могла прийти в себя. Как же меня взволновали его слова! Сначала глаза застлала пелена слез. Да, я давно смирилась с выбором старика, я прекрасно понимала, каких усилий требует поддержание жизненных сил в таком возрасте, но понимание и смирение не могут отменить чувства утраты при расставании с любимым человеком и особенно, когда осознаешь, что расставание это – НАВСЕГДА.
Все услышанное мною хоть и не притупило боли, но заставило меня собраться. Меня не страшили слова об ответственности и обязанностях. Мне было крайне неуютно, именно не страшно, не волнительно, а неуютно от слов о том, что я никому не могу верить. И кто этот Посланник?
– Света, прости, я все это слышу… – я не сразу решился подать знать о себе, но посчитал, что так будет правильно.
– Ты еще свалился на мою голову! – это уже не была злость, скорее досада с моей стороны. Я даже забыла на какое-то время об этой проблеме. Но слова Дедо о необходимости быть сильной и мудрой видимо сразу отложились мне на подкорку мозга и помогли мобилизовать все свои внутренние силы, чтобы включить голову и выключить эмоции. – Что именно ты слышал?
– Все, начиная с образа и первых слов старика. Его лицо было первое, что я вообще увидел за все это время. – Я не стал спрашивать кто он, и так было ясно, что это ее очень близкий человек. Я вообще не стану больше ничего спрашивать, мне остается только наблюдать и делать выводы. Но меня порадовало, что я хоть что-то увидел, хотя видение это больше было похоже на воспоминания.
– Хорошо, спасибо, что ты дал о себе знать и не промолчал, но ты слышал, что все это должно остаться при мне, а так как ты теперь часть меня, то и при тебе.
– Да я даже если и захочу, то никому рассказать не смогу… – Я хмыкнул и потом рассмеялся, осознав всю нелепость ситуации.
Я расхохоталась вслух вместе с ним, похоже со мной случилась истерика, и со стороны выглядело все достаточно странно, даже Велес подал голос, но я только отмахнулась, зная, что ни чего этой железяке не стану объяснять.
Я одновременно и плакала, и смеялась, до колик, до икоты. Постепенно успокоившись, я выпила воды, вытерла лицо освежающими салфетками и почувствовала необычайный прилив сил, как будто Дедо, как в детстве, взял меня за руку. Я даже почувствовала его тонкие, но крепкие старческие пальцы с ухоженными ногтями, сжимающие мою ладошку, и я знала, что он проведет меня через все, что меня ждет впереди. А впереди меня ждали тяжкие обязанности и небывалый груз ответственности, но меня это не беспокоило. С этими мыслями я шагнула на платформу, вознесшую меня на трибуну в центре амфитеатра, где сто пар глаз сейчас пристально в меня вглядывались и готовились расспрашивать меня. А еще одна пара серо-голубых глаз больше никогда на меня не посмотрит.
Глава 12
Азъ Есмь XII
Я стояла в круге света на платформе центральной трибуны амфитеатра. Моя голограмма возвышалась над моей головой, но яркий луч медового цвета, льющийся на меня из-под купола, был на столько мощным, что все окружающее меня пространство было погружено во тьму. Казалось, что луч света пронзал меня от макушки до самых пят, просвечивая на сквозь. Я физически ощущала каждый фотон, проходящий сквозь мое тело. От того, что на меня смотрит сотня пар глаз, было ощущение, что для них я не просто обнажена, а прозрачна. Прозрачно не только мое тело, но и мои мысли и душа.
Меня привели к сакральной присяге на верность Правде и после этого я сама пересказала все, что со мной произошло с момента отлета с Тверди на Макошь. Конечно, они все это уже слышали, был проведен глубочайший анализ моих слов и действий, ни у кого не возникало сомнений в искренности моих поступков, но древний ритуал требовал, чтобы я лично все это озвучила.
Затем была пауза, символизирующая обсуждения и обмен мнениями, по факту, все выводы были уже сделаны и решения приняты заранее, но традиция требовала соблюдения определенного ритуала – паузы исполненной многозначительности.
И прозвучал голос Велеса как символ единого мнения Верховных. Он был совсем не таким, каким я привыкла слышать его в своей голове, а отчужденным, не принадлежащим ни одному живому существу и, в то же время, произносимым одновременно сотнями голосов.
– Светозара Зорина «Светлая», прими Волю Верховного Вече! Твоя тяга к Изысканиям в колыбели Рода Человеческого, на Макоши, требующим необоснованно расточительного использования ресурсов и отсутствие результата подлежит Порицанию! – Этими словами меня как будто высекли плеткой, душа моя ушла в пятки и жар стыда покрыл мое тело испариной, но голос Велеса продолжал: – Твоя неугасимая тяга к познанию, твоя смелость и результаты, полученные при испытании новой системы спасения вопреки риску для жизни, заслуживает Признания!
При этих словах эмоциональный маятник откачнул меня на другую сторону чувств, и я зарделась от смущения. А Велес не останавливался:
– Дальнейшее разбирательство требует доступа к информации уровня Верховного Волхва! Удалить из зала все лица с ограниченным доступом!
После этих слов все ложи пришли в движение, платформы сопровождающих свит ушли вглубь лож и за ними беззвучно закрылись диафрагмы стен, а трибуны Волхвов сдвинулись ближе и образовали плотный круг вокруг центральной трибуны, на которой находилась я. Лица всех Верховных сделались отчетливо видны.
Мне стало не по себе, я не обладала высшим доступом и догадалась, что меня приведут к клятве неразглашения Высшего доступа.
Голос Велеса продолжил:
– Согласно Последней нерушимой Воле ушедшего Верховного Волхва Дедослава Зорина «Видящего» опустевшая ложа его должна быть занята наследным правопреемником, кровным потомком, членом Родового Вече, Светозарой Зориной «Светлой».
За мгновение до того, как у меня подкосились ноги, мою талию заботливо сжали поручни моей трибуны, управляемые Велесом. Я, почувствовав поддержку, крепче сжала их руками и собрала волю в кулак, чтобы остаться в сознании.
– Светозара Зорина «Светлая», согласна ли ты выполнить Последнюю Волю ушедшего?
– Да! – не раздумывая, четким звонким голосом ответила я. Даже если бы Волей Дедо была ссылка меня на Белую Твердь или принятие кубка с ядом, я точно так же, не колеблясь, ответила бы согласием!
– Светозара Зорина «Светлая», прими присягу Верховного Волхва!
Слова сами полились из моих уст, я точно никогда их специально не заучивала, точно не читала этот текст, но я их знала! Смутные воспоминания пробивались сквозь пелену десятилетий моей жизни, я, будучи младенцем, лежу в собственной люльке и надо мной мягкий бархатистый голос Дедо произносит эти слова:
– Я, Светозара Зорина «Светлая», принимаю на себя обязанности Верховного Волхва Общинной Руси, беру ответственность за сохранность мира и правды в пределах всех Четырех Твердей! Обязываю себя быть стражем древних узаконений и мудрым советником для всех родов и племен, что доверили мне свою судьбу.
Клянусь уважать и защищать право каждого чада Земли и Неба на свободный Выбор, ведая, что он есть дар, данный нам предками, что глядят на нас из глубины веков. Обещаю поддерживать Свободу Воли, признавая ее Искрой, что зажигает свет разума, но также напоминать о неотвратимой Ответственности, что следует за каждым сделанным Выбором, и помогать сознавать последствия, что он приносит.
Клянусь, что мои решения будут рождены из разума и сострадания, а сердце мое будет открыто для всех сущностей, будь то малые или великие. В каждый миг своей службы я обязуюсь помнить о бесконечной ответственности, возложенной на меня как на дитя Четырех Твердей и о том, что мои деяния отзовутся эхом во всех уголках вселенной.
Да пребудет в моих мыслях память Ярила и мудрость славянских щуров и пращуров, чтобы направлять меня на пути к общему благу. В этом я клянусь и свидетелями будут мне: Великая пустота, Живая материя и Высшие энергии, и имя им Навь, Явь и Правь! Да будет так!
На последнем слове свет луча, пронзающего меня, стал нестерпимым клинком, который, как божественное перо, высек на теле моем горящие золотом руны, повторяющие письмена клятвы и запечатывающие во мне истинность сказанных слов. Нестерпимая боль мигом угасла и превратилась в неописуемый восторг, очень странно переводя физические страдания в эмоциональный экстаз.
Затем свет угас, я увидела вокруг себя только мягкий медово-золотистый свет, заливающий ложи Верховных и под хор сотни голосов, вторящих громогласному Велесу: «Приветствуем тебя, Верховная, среди равных! Принимаем тебя равной среди Верховных!» Трибуна, на которой я стояла переместилась в ложу, в которой я неоднократно сидела, будучи ребенком на коленях Дедо. Теперь я неожиданно заняла его Престол. Это было действительно тяжкой обязанностью, к которой я не была готова.
Но это было только начало, совет Верховных продолжался…
Глава 13
Азъ Есмь XIII
В тот момент, когда все начали приветствовать нового члена этого собрания, хотя, наверное, правильно было бы сказать, членшу, мне аж захотелось встать от величия этого момента. У нас даже при принятии в Комсомол не было такого пафоса… Я вообще ожидал, что в конце они должны были хором запеть «Интернационал», ну или хотя бы «Боже царя храни», но они буднично продолжили обсуждение дел.
Хотя, когда меня приняли в Комсомол, то после собрания мы тоже просто продолжили работу в слесарных мастерских. К тому моменту прошло уже два года, как я познакомился с Кузьмичом.
После истории с негром он пристроил меня в ремесленное училище при мастерских порта, я осваивал слесарное дело, а попутно уроки жизни, что за все ошибки нужно платить.
Жить я остался у Никифора Кузьмича, на территории порта в Камышовой бухте, а вот в училище приходилось ходить через весь город в район Южной бухты, и обычно по дороге меня поджидала ватага Мишки Крота. И, конечно, они спрашивали с меня за старый карточный долг. Я понимал, что это не вопрос карточного долга, Крот не мог смириться с тем, что я пошел против его воли и ушел из банды. Просто так он никого не отпускал, иначе потерял бы свой авторитет. Мишка был старше меня на два года, он родился с монобрахией, дефектом левой руки – она была маленькая, четырехпалая, собственно потому и прозвище он такое получил. Но правая рука компенсировала его каличность, он мог подтягиваться и отжиматься на одной руке. Говорят, однажды он одним ударом убил пьяного матроса. Это, конечно, было больше похоже на брехню, но я не раз ощущал на себе тяжесть его кулака.
Кузьмич обычно не вмешивался, когда я приходил в синяках и ссадинах, он считал, что пацаны и должны драться, но когда я после очередных побоев домой еле дополз, он озадачился:
– Ну, поведай мне, мил друг, что же это за каток по тебе проехал? Тебя сквозь строй никак прогнали? Или ты не сопротивлялся?
– Посопротивляешься, когда тебя четверо держат, а один обхаживает… – буркнул я.
– Это как это четверо держат? - удивился Кузьмич.
– Мишка Крот со своими дружками в парке возле Старого кладбища меня подловили. Обычно их было трое-четверо, я успевал одному-двоим вломить и убежать, а тут он всей когортой, человек восемь, на меня облаву устроил. Я двоим-то треснул хорошо, а они на меня все дружно насыпались, ну и по рукам и ногам меня схватили.
Глаз Кузьмича немного сузился, ох и не добрый это знак был, он тихо спросил:
– И что же Крот от тебя хотел? Денег или бананов?
– Чтоб я ему ботинок поцеловал или убью, говорит…
– Ну, значит поцеловал, раз живой?
– В рожу я ему плюнул, а не ботинок поцеловал, правда потом даже вырваться не успел.
Кузьмич помолчал, потом закурил махорку и сказал:
– Ладно, думал я, честно говоря, что духом ты еще слабоват, но раз такое дело, завтра отлеживайся, Мастеру твоему я записку напишу, чтоб на пару дней освободил тебя от занятий, а потом познакомлю тебя кое с кем…
«Кое-кто» оказался далеко не кое-кто. Левягин Валерий Иванович был ровесником двадцатого века. Он родился в новогоднюю ночь под бой часов, ознаменовавших наступление нового века. Был третьим из пяти детей в семье офицера, который в том же году возглавил оперативное отделение новой генерал-квартирмейстерской части при Главном штабе. По сути это было новое разведуправление Российской армии. Сыновья в семье воспитывались в строгости и военной муштре и, естественно, вся их жизнь была связана с армией.
Отец в 1912 году был переведен в Штаб Варшавского военного округа, куда уехал вместе с женой и двумя дочерями. Они пропали с началом Первой мировой войны. В последствии Валерий так и не смог найти их следов ни в царских, ни в советских архивах.
Кузьмич знал старшего брата Валерия, они вместе обороняли Порт-Артур и именно он спас Кузьмича ценой своей жизни. Никифор Кузьмич спустя годы нашел Валерия и рассказал ему о гибели брата, именно тогда они и побратались.
Валерий с отличием окончил Второй Имени Петра Великого кадетский корпусе и остался круглым сиротой к моменту его окончания. Он хотел поступать в Николаевскую Академию генштаба, но до этого ему необходимо было послужить непосредственно в войсках. Провалы на фронтах первой мировой и дальнейшая революционная неразбериха поломали все планы Валеры стать блестящим офицером Царской армии. И он стал не менее блестящим офицером НКВД. Но для этого ему пришлось забыть о своем происхождении, пройти горнило гражданской войны, где он воевал под командованием Буденного, после ранения перевелся в ВЧК, внес неоценимый вклад в создание ОГПУ и к моменту нашего знакомства был одним из самых засекреченных оперативников НКВД в Севастополе. Правда узнал я об этом спустя годы.
А при первой нашей встрече я увидел перед собой коренастого, широкоплечего мужика с шикарными кавалеристскими усами в галифе и майке. Кузьмич привел меня в какое-то полуподвальное помещение, где весь пол был усеян смесью опилок и песка, как на арене цирка. Они обнялись с Кузьмичом, что меня сильно удивило, Кузьмич обычно, здороваясь, махал рукой, реже здоровался за руку. Он вообще старался не сближаться с людьми, а тут вон как тепло приветствовал.
– Кого привел? – поинтересовался Левягин.
– Да вот не хочет чужие ботинки целовать, готов биться на смерть, но шею не клонит, – вроде с издевкой сказал Кузьмич, но мне эта оценка была приятна.
– А это мы сейчас проверим, готов или нет, – оценивая меня взглядом, произнес Левягин и гаркнул через плечо: – Петров ко мне!
От небольшой группы человек в десять, выполнявших различные упражнения на спортивных снарядах, отделился и подбежал невысокий худощавый парень, тоже в галифе, босиком и по голому торсу. Несмотря на его худощавость, видно было, что он жилист и крепок. Парень был немногим постарше меня, но взгляд его черных глаз был колючим и взрослым.
– А ну, Ваня, проверь-ка, так ли этот малый стоек, говорят он шею ни перед кем не клонит…
Ваня вышел на центр круга, обозначенного толстым канатом, и пригласительным жестом махнул мне рукой, зло улыбаясь.
– Я не хочу драться, – недоверчиво глянул я на Кузьмича, с последнего избиения прошло чуть меньше двух недель, и синяки были уже желтые, а шрам за губой только – только затянулся, и я буквально пару дней как начал спокойно без боли есть…
– А ты не дерись, – подначивал Левягин, просто поборитесь. И как бы Кузьмичу, но слишком громко, на весь полуподвал сказал: – Видать трусоват твой парнишка, мож ты его зря ко мне привел, а Кузьмич?
У меня кровь закипела от обиды, я бросился к Петрову в круг, чтоб вцепиться ему в горло, но он еле уловимым движением качнулся вправо, схватил меня за запястье протянутой руки и, подставив мне подножку, немного изменил направление моему движению, и я кубарем покатился за его спиной. Весь зал захохотал.
– Ну-ка, тихо! – зычно рявкнул Левягин. Все смолкли. Один Ваня зло улыбался, протягивая мне руку, чтобы помочь встать. Но, когда я, поднявшись, подал руку, Ванюша, крепко сжимая мою ладонь, поддернул меня на себя, выводя из равновесия, наступил мне на ногу и ловко заведя локоть мне за плечо, вывернул мне руку, беря мой локоть на излом, ткнул меня носом в опилки.
Эта подлость меня взбесила, и я не вставая схватил его за ногу, поднимаясь толкнул его плечом в грудь и обрадовался почувствовав, как он падает. Но, падая, Иван уперся коленом мне в грудь и, кувыркнувшись назад, перекинул меня через себя, а когда я оказался на лопатках, Иван, завершив свой кувырок, оказался верхом на моей груди, да так удачно, что коленями прижал мне плечи к полу, а ягодицами прижал руки и шутя начал меня пошлепывать по щекам. Я пытался вырваться, но все было тщетно.
Тогда я сделал единственное, что мог в этой ситуации, оттопырив большой палец руки, я со всего маха вонзил его в Ванин зад, да так удачно, что Ваня по девичьи тонко айкнул и подлетел на ноги, тут я понял, что сейчас меня начнут бить.
– Отставить! - скомандовал Левягин. Когда кулак Ивана уже был занесен надо мной и с ухмылкой добавил: – Я же сказал, проверить, а не избивать. Пожали руки!
– Иван, – представился мой оппонент, протягивая мне руку и помогая встать. Я недоверчиво протянул ему ладонь, и когда он помог мне подняться, с облегчением увидев уже приветливую улыбку на его лице, я ответил: – Тихон.
Так я попал к ученику самого Спиридонова Виктора Афанасьевича, одного из родоначальников Самбо в Советском Союзе.
По началу мне приходилось туго, все занимавшиеся хоть и были молодыми по возрасту, но все являлись офицерами НКВД, даже Ваня Петров. Ему было уже восемнадцать лет, хотя он казался гораздо моложе своего возраста, и он числился действующим младшим сотрудником органов.
Ко мне относились по-товарищески и приняли в коллектив хорошо, но на тренировках поблажек мне не давали, и я летал как фанера над Парижем. Конечно было обидно, что я никогда не побеждал в спаррингах, но Валерий Иванович, утешая меня в особые моменты падения духом, приговаривал:
– Ничего, боец, тяжело в учении, легко в бою!
Через пару лет я уже окреп и мог дать достойный отпор даже Ване. А Левягин любил ставить меня в пробные спарринги с вновь приходящими курсантами, они хоть и были зачастую старше и крепче меня, но, как говорится, большой шкаф громче падает.
Про Мишку Крота я не слышал некоторое время, говорили, что они со своей бандой зарезали сторожа в магазине при ограблении и он подался в бега.
Но однажды, когда я темным осенним вечером возвращался с тренировки, из-за угла вышли три тени.
– Ну что, крысеныш, помнишь меня? Сам будешь ботинки лизать или тебя заставить? – гнусаво протянул Крот, прикуривая от протянутой подельником спички и поигрывая ножом. Длинное узкое лезвие сбликовало от тусклой лампочки над подъездом. Они быстро сокращали дистанцию, а третий заходил ко мне за спину. Я понимал, что Крот разговаривать особо и не собирается, и обозначил его приоритетной целью для себя, к тому же его каличность была скорее мне на руку.
Как говорил Валерий Иванович: если драка неизбежна, бей первым. Я не стал вступать в полемику и подпустил их чуть поближе.
– Ну что, молчишь? Обосра… – я не дал ему договорить, резко сбросив ремень сумки с плеча и, обхватив петлей ремня руку с ножом, я сделал подшаг вперед и вправо, наступив на ногу Кроту и дергая его на себя. Тем самым я перекрыл линию атаки его подельнику, стоявшему чуть левее, и выбил из равновесия самого Мишку. Тот, что стоял сзади, рыпнулся на меня, но я уже зашел за спину Кроту, провожая их друг к другу в объятья, и одновременно коротко локтем двинул в челюсть тому, кто стоял слева от Мишки. Он тюком осел на землю, а тот, что был у меня за спиной, завизжал, как поросенок. Я понял, что Мишка его пырнул, когда они столкнулись. Я с хватил Крота за кисть, рычагом выкручивая руку ему назад на излом, а локтем второй руки с размаху нанес удар ему в район локтя и почувствовал, как с хрустом ломаются кости и рвутся сухожилия. Он коротко вскрикнул и потерял сознание от боли. А тот, которого Мишка пырнул, продолжал верещать. За углом засвистел милиционер и зажглись лампы в окнах близлежащего дома.
А через четыре дня в разгар занятий в мастерские пришла целая делегация. Участковый зачитал и мне вручили грамоту за поимку опасного преступника, все трое числились в республиканском розыске. А Комсорг прикрепил мне на робу значок и вручил книжку комсомольца, так меня не очень торжественно приняли в Комсомол, заявление я подал еще полгода назад.