Девин Мэдсон
Мы оседлаем бурю
Глава 2
Рах
Отрезать голову куда труднее, чем вы думаете. Умеющий обращаться с топором человек сможет сделать это с одного удара, если только жертва не пытается сбежать, но в степи голову отрезают ножом. Первый надрез – дело простое. Потом зазубренное лезвие углубляется в плоть, и тут кажется, будто все почти готово. В первый раз я тоже так решил. Подумал, что это будет легко и просто и кровищи будет гораздо меньше.
Но таковы уж наши традиции. Традиции левантийцев. И хотя мы ворчим, но все равно пилим ножом и еще теплую плоть, и давно остывшую, чтобы освободить душу покойника. Даже когда мы далеко от дома.
– Почему просто их не бросить? – спросил Эска, расхаживающий за моей спиной. Он молотил дорогу шагами, словно она нанесла оскорбление его матери. – Ночь на дворе.
Темная кровь на лице покойника напоминала рваную маску. Кровь вытекала из глаза и глотки – кто-то уже выполнил половину моей работы.
– Бросай его, Рах, пошли. Они и врагами-то были никудышными.
– Все души одинаковы, – возразил я. – Тебе стоило бы об этом вспомнить, прежде чем отдавать приказ их убить.
– Вот только не надо этих бредней заклинателей. Они напали первыми.
Я встал и при взгляде на несчастных мертвецов не удержался от вздоха.
– Мы не бросим ни одной души, – сказал я. – Лок, Амун, Джута, перережьте им горло.
Двое воинов и мальчишка с неизменным ворчанием шагнули вперед.
– Джута еще ни разу не…
– Пусть учится. – Я мрачно уставился на Эску. – Возможностей потренироваться и так немного. – Я кивнул Джуте. Его волосы были перехвачены в неопрятный хвост на затылке. – Ты знаешь, что делать.
– Да, капитан.
– Я буду рядом.
Все остальные охотники отошли от бойни подальше, и вечер наполнился их смехом, лишь Эска по-прежнему неодобрительно маячил рядом.
– Мы недостаточно хорошо знаем эти земли, чтобы путешествовать по ночам, – сказал он, когда я опустился на колени перед одним из павших. – В особенности без помощи богини луны.
– Наши глаза скоро привыкнут к тому, что в небе только одна луна.
Эска фыркнул.
– Все равно это неправильно. Как они выносят такую темнотищу?
Я положил голову мертвеца себе на колени и начал резать ему горло, воспользовавшись имеющейся раной. Кровь полилась на землю. В таком деле очень быстро учишься разводить колени в стороны.
Чуть дальше вдоль тракта Амун быстро разделался со своим покойником, а Лок работал медленно и степенно, как всегда. Лицо Джуты сосредоточенно напряглось.
– Кишава сказала, что обратно до лагеря больше часа хода.
Я перестал резать, поднял голову и посмотрел на своего заместителя. Последние лучи солнца озаряли его хмурое лицо.
– Если ты думаешь, что у тебя получится быстрее, займись сам.
– Я просто думаю, что тебе вообще не стоило этим заниматься, – тихо произнес он, чтобы никто, кроме меня, не услышал. – Они ведь чужаки.
– Да, но душа есть душа, именно поэтому капитан я, а не ты. А если тебя так волнует наша скорость, принеси лучше мешок для голов. Или даже два.
Он опустился на колени, и заходящее солнце позолотило его короткие темные волосы.
– Все мешки забиты, – сказал он, почти касаясь губами моего уха. – Там мясо, ради которого мы и пришли сюда на охоту.
– Я знаю. Переложи его или выброси часть.
– Нам нужна еда, капитан.
– По-твоему, я не знаю? – сказал я, и мой нож замер, когда оставалось перерезать совсем чуть-чуть. – Но что мы за левантийцы, если забудем о чести, стоило нам только оказаться далеко от родины?
Эска наклонился ближе и рявкнул:
– Из-за таких мыслей мы здесь и очутились.
– Если ты хочешь встать во главе Вторых Клинков, можешь бросить мне вызов, – сказал я, не сводя с него взгляда.
И ведь этого человека я назвал другом задолго до того, когда мы оба поклялись до последней капли крови защищать гурт.
Он не пошевелился и молча пожевал губами, так что стал хорошо заметен шрам вдоль челюсти – Эске чудом удалось избежать удара топора в тот день, когда мы потеряли гуртовщика Сассанджи во время набега корунцев.
– Что, не хочешь? – Он не ответил, и я его отпихнул. – Тогда неси мешок. Ты лично понесешь его обратно в лагерь и сам будешь присматривать за головами, пока мы не найдем храм.
Он проворно встал на длинные ноги.
– Да, капитан.
Эска свел кулаки вместе в кратком приветствии и ушел. Через несколько секунд на фоне жужжания мошкары и кваканья лягушек раскатились его лающие приказы и ворчание десятка Клинков.
Джута сосредоточенно трудился над своим мертвецом рядом со мной, его руки и щека были заляпаны кровью. Амун уже закончил и всем видом показывал, что пытается не подслушать наш разговор.
Я поспешил закончить дело и в итоге так искромсал позвоночник, как будто оторвал проклятую голову. Под взглядом мертвых глаз я одними губами произнес молитву Нассусу. Возможно, покойник предпочел бы молитву Единственному истинному Богу, о котором твердят миссионеры, но придется ему довольствоваться левантийским богом смерти.
Эска молча принес окровавленный мешок, и я закинул в него голову. Свет быстро угасал. Лес, в котором мы охотились на оленя, перед тем как нас атаковали эти глупцы, погружался во тьму. Я пытался сказать им, что мы не желаем зла, но они не понимали по-нашему, как и мы – их язык. Ни один вернувшийся из изгнания левантиец не говорил, что местные агрессивны.
Я вымыл руки последними каплями воды из своего бурдюка и вытер их об рукав мертвеца.
– Ладно, пошли, – сказал я. – Пока не появились какие-нибудь новые глупцы, напрашивающиеся на неприятности. Кишава?
Охотница закинула мешок с оленьим мясом на плечо.
– Надо поспешить, – сказала она, пока остальные тоже собирали мешки. – Надвигается ночь.
– Так поспешим.
Перекинув через каждое плечо по мешку с головами, Эска пошел в лес вслед за Кишавой, и я подал знак остальным идти за ним. Джута был последним, а я замыкал строй. Хотя Джуту еще не произвели в Клинки, его мешок с мясом был такого же размера, как и у остальных. Лицо так и осталось сосредоточенным и хмурым.
– Что, парень, рука болит?
– Как будто целый день натягивал тетиву, – ответил он из-под окровавленной пелены волос, которые так и норовили упасть ему на лицо.
Мы шли под темным пологом деревьев, жужжащие насекомые облепляли то потные руки, то лоб, то садились на взмокшую под рубахой спину.
– Проклятые мухи. – Джута отогнал мух от своей кровавой ноши. – Это правда необходимо, капитан? Они же не были воинами.
– А старейшина Петра была воином?
– Нет.
Мы шли вдоль удлиняющихся теней по следу Клинков, темной веной струящемуся меж деревьев.
– Но ее душу освободили?
– Да.
– Вот ты и ответил на свой вопрос. В глазах Нассуса все души одинаковы. Если мы оставим хоть одну взаперти в ловушке плоти, то нанесем величайшее оскорбление Создателю.
Он кивнул и уставился себе под ноги, на сухой подлесок. Он усвоил урок, хотя не я должен был его преподать. Я-то выучился всему у гуртовщика, как всякий юный левантиец из гурта Торинов. Точнее, как учились все юные левантийцы до того, как гуртовщик Риз пустил к нам миссионеров. Позволил им нам помогать. Позволил остаться. Позволил говорить.
У меня заныло сердце, и всего на мгновенье мне страшно захотелось вернуть все вспять, чтобы мы по-прежнему жили дома, под палящим солнцем, охотились и приносили своему гурту добычу. Но ничего уже не воротишь. И если бы я мог выбирать, то снова отдал бы те же приказы.
– И что будем делать с головами, капитан? – спросил Джута, оторвав меня от размышлений. – Здесь же нет храмов.
– Нет храмов Нассуса, но местные-то храмы есть. Будем нести головы, пока не сможем освободить души покойников.
* * *
Я чистил нож перед костром, а тем временем всем раздавали еду на двадцати потрепанных оловянных тарелках, тонких как листики. Мы поступили разумно, бросив остальные восемьдесят тарелок и освободив место для инструментов и припасов, но каждый раз, когда начиналась борьба за очередь на раздачу еды, я жалел о своем решении.
Эска, как всегда, шушукался со своими приятелями подальше от костра, и я не сомневался, что он наблюдает за мной из сумрака, но не смотрел в его сторону. Рядом со мной медленно жевал свою порцию Йитти, наш целитель.
– Что не ешь, капитан? – спросил он с полным ртом риса и грибов, завернутых в вяленое мясо.
– Хочу сначала закончить.
Он пожевал, наблюдая за моей работой.
– Если продолжишь чистить этот нож, то просто зазря сотрешь лезвие. Ты встревожен. Беспокоишься о запасах провизии.
– Купленный в порту рис почти на исходе, – сказал я, пряча нож в ножны. – Нужно идти дальше. Все говорят, что здесь есть работа для воинов.
Половину его лица заливал свет от костра, отбрасывая гротескные тени на другую, когда он ковырялся в зубах. Он, как всегда, задумался над моими словами – Йитти вечно размышляет над простейшими решениями.
– Все говорят? Так говорили воины Третьих Клинков Ахна и Первых Бахмута, но то было пять лет назад, а Гидеон так и не вернулся. И ни один из его Клинков тоже.
Его спокойные слова проникли глубже, чем злость Эски.
– Можешь предложить что-нибудь получше? – спросил я как ребенок, которым вроде бы давно уже не был.
По-прежнему медленно жуя, Йитти покачал головой.
– Нет, капитан.
Я оставил его дожевывать ужин и повернулся носом к соблазнительным ароматам, от которых у меня потекли слюнки. Седельные мальчишки развели костер и устроили угольную яму, а теперь скрючились над ней, не обладая ни сноровкой, ни умениями настоящих поваров из гурта.
– Что, решил-таки поесть, капитан? – сказал Джута, лишь на миг оторвав взгляд от своей работы.
С кончиков его волос и с носа на угли капал пот. Сидящая рядом с ним Ийя, единственная седельная девочка, доставала из мешка свежее мясо.
– Не-а, подожду. Остатки сладки.
– Мудрое решение.
Подле меня появилась Хими, протягивая Джуте тарелку, и толкнула меня бедром. Учитывая ее рост, мне она попала по ляжке.
– До чего же забавно видеть тебя рядом с углями для ужина, капитан.
Джута плюхнул в ее тарелку рис и мясо и отдал обратно.
– Это все? – спросила она. – А где же грибы?
– Кончились.
Она нахмурилась, но не успела огрызнуться, потому что тут встрял я:
– Тяжело научиться готовить на сотню ртов, если никогда прежде этим не занимался, Хими. Не злись на него.
Она взяла еду, приложив кулак к тарелке в хилом приветствии вместо благодарности, и побрела обратно к главному костру.
Я глубоко вздохнул.
– Что у нас с припасами?
– Это последнее мясо от прошлой охоты, – ответила Ийя, подбросив кусок в угли.
– Но должно же было хватить на три дня?
– А не хватило.
Джута заправил влажный локон за ухо, а юный Фессель, поиграв мускулами, высыпал в яму новые угли. Готовка – не их работа, обычно Клинки этим не занимаются, но раз здесь нет полного гурта, то больше готовить некому.
– И соль у нас кончается, капитан, – продолжил Джута. – Сегодня засолим мясо, и все.
Я потер глаза ладонью.
– Проклятье.
– Я мог бы этим заняться, – сказал он, напомнив мне, что дома через сезон-другой его бы постригли и заклеймили, назвав мужчиной, но здесь не степь, и повар нужен мне больше, чем еще один прожорливый воин.
Если мы завербуемся к кому-нибудь на службу, у него появится шанс к нам примкнуть. А если нет, мне некогда беспокоиться о недовольном седельном мальчишке.
– Вместе со мной, – отозвался я. – И сколько мы протянем на сегодняшней добыче?
– Дня четыре, если будем экономить, – сказала Ийя, выворачивая мешок, чтобы вытащить последний кусок мяса из промасленной подкладки. – Только нужно найти пастбище для лошадей, потому что корма осталось дня на два, максимум на два с половиной. Орун скажет точнее.
Я собрался уходить, но Джута схватил меня за руку.
– Остальные поговаривают о том, что нужно уходить, – прошептал он, вцепившись почерневшими пальцами в мой рукав. Дескать, пусть мы еще и не заклеймены, нам предстояло стать Клинками, а не рабами.
– А к тебе они прислушиваются? – прошептал я в ответ, не сомневаясь, что Ийя наблюдает.
– Иногда.
– Тогда удерживай их, пока можешь. Вместе мы сильнее, чем поодиночке, а судьба скоро переменится к лучшему. После того как мы найдем храм, чтобы проводить души, которые несем с собой.
Он мотнул головой в сторону вялящегося на сетке мяса. Внизу стояли два закрытых мешка.
– Тогда пусть это будет поскорее, капитан, в такую погоду они быстро начнут вонять.
– А сода у нас есть?
– Немного.
– Так засыпь их, пока к нам не слетелись все стервятники Чилтея.
* * *
После еды Эска собрал Ладонь, и мы впятером расселись вокруг умирающего костра, пока остальные Клинки готовились ко сну. Охотница Кишава, конюх Орун, целитель Йитти, Эска и я составляли полную Ладонь, которая управляется с Клинками. По крайней мере, так задумывалось. Я давным-давно понял, что, как бы прекрасны ни были намерения, гораздо важнее, как их выполняют.
– Ну что ж, капитан, – сказал Эска, скрестив на земле ноги. – И какой же чудесный план ты вынашиваешь сейчас?
А выполняют приказы сердитые, хмурые воины.
– Мы здесь уже две недели, – сказал я, оглядывая залитые светом костра лица. – Пока что мы не увидели ни следа Гидеона, а жизнь вне гурта оказалась…
– Дерьмовой.
Эска хмуро уставился на огонь.
– Я хотел сказать – тяжелее, чем мы ожидали.
Орун передернул одним плечом – на втором висел тяжелый конский короб.
– А я именно этого и ждал, – сказал он хрипловатым голосом человека, видевшего много циклов. – Потому обычно мы и путешествуем гуртом. Когда рук много, то и работа спорится. Мы сражаемся и охотимся, другие готовят и ткут, выделывают кожи и присматривают за молодняком. А сейчас мы можем сражаться и охотиться, но готовить для нас некому.
– Кроме седельных мальчишек, – снова встрял Эска, покосившись на Джуту, который склонился над угольной ямой, и маячившего за его спиной Фесселя, который развешивал остатки соленого мяса.
– Это не их работа, как и не наша, – сказал я. – Но пока мы не можем вернуться, так что придется найти способ идти дальше.
– Какой философский подход, – ухмыльнулся Эска.
Кишава откашлялась.
– Капитан прав. Мы застряли здесь на полный цикл, а это слишком долго, мы не можем позволить себе рассиживаться и устраивать склоки. Сидя тут, мы Гидеона не отыщем.
Йитти провел рукой по коротким волосам, будто так ему лучше думалось.
– Может, Гидеона уже нет в живых. Он был Первым Клинком Торинов. Три года – долгий срок, чтобы столько времени оставаться вдали от родных мест по своей воле.
– Вот об этом я постоянно и твержу, – сказал Эска. – Он не стал бы здесь торчать добровольно, а значит, идти дальше опасно. Здесь есть вода и животные. Разведчики, которые сделали вылазку из леса, сообщили, что дальше бесконечно тянутся голые скалы.
– Там есть город, – возразил Орун. – Мне кажется, именно это и пыталась сказать девушка. Из последней деревни. Я спросил… – Он обозначил ладонями скат крыши, показывая способ, которым переговаривался. – Она махнула на юг и сказала какую-то тарабарщину, но, кажется, она называла город Столица.
– Столица? – переспросил я. – И город большой?
Он снова передернул одним плечом.
– Она показала вот так. – Он раздвинул ладони. – Но может, она просто восхищалась размером моего члена.
Смех немного снизил напряжение. Улыбка Оруна была кривобокой, как и манера пожимать плечами.
– Тогда пойдем на юг, – сказал я. – Может, Столица стоит на Ленте, а значит, там есть пища и вода. Мы даже можем найти кого-то, кто говорит на нашем языке, расспросим про Гидеона и наймемся на службу воинами.
– На службу? – Я приготовился к вспышке ярости, но все равно вздрогнул, когда Эска на меня напустился. – Ты хочешь, чтобы мы работали за деньги? Как простые горожане у нас дома? Если ты хочешь именно этого, тебе следовало бы заткнуться и делать то, что велел гуртовщик Риз.
– Да чтоб ты провалился, Эска! Мне тоже здесь не нравится, но неужели ты не можешь делать, что велят?
Он встал, накрыв меня своей тенью.
– Если бы гуртовщик Риз отдал мне приказ, я бы его выполнил. Любой приказ.
– Гуртовщик Риз выжил из ума! – рявкнул я, вскочив. – Он больше не слышит собственный народ.
Эска шагнул ближе и понизил голос, хотя вокруг уже начали собираться люди:
– Так почему же ты не оспорил его власть? А? Почему великий капитан Рах э‘Торин не высказался, прежде чем дошло до такого? Я скажу тебе почему. Потому что великий капитан – трус. Потому что, если бы ты бросил ему вызов и проиграл, тебя бы изгнали в одиночестве, а так ты сохранил честь и утащил всех нас за компанию.
Он сплюнул, и слюна зашипела на углях.
– Ты стал заместителем капитана Таллуса только по одной причине – его сестренке нравилось у тебя отсасывать. Но раз ты не сумеешь вывести нас из этой передряги с помощью члена, может, пора тебе отойти в сторону и позволить принимать решения кому-нибудь другому?
– Тебе, что ли?
– Хотя бы и мне. Если бы к моменту его смерти я по-прежнему был его заместителем, мы не торчали бы здесь, слизывая с камней воду и отрезая головы у дикарей.
Эска вытащил из ножен на бедре одну саблю, и среди собравшихся Клинков прошел шепоток. Теперь клинок либо испробует вкус крови, либо будет отброшен навсегда.
Если бы мы были дома, в степи, то между нами встал бы кто-нибудь из старейшин и постарался утихомирить, прежде чем Торины почем зря потеряют воинов, в которых так нуждаются, но здесь не было старейшин, как не было гурта. Три других воина из Ладони не пошевелились.
Я нащупал гладкую кожаную рукоять, и по моим венам запульсировал огонь.
– Если бы ты не возразил корунцам, то втоптал бы в грязь свою честь, – сказал я. – Ты обрек бы души каждого из нас лечь тяжким грузом на весы Моны. Думаешь, мы тебя поблагодарили бы?
– Весы. Честь. Боги. Шел бы ты со своими старыми байками, Рах. Оглядись вокруг и увидишь новый мир. Хочешь ты того или нет, но все изменилось. Города укрепляют свою власть над нашими землями, и, если мы хотим выжить, став их вассалами…
– Вассалами? – Тишина стала мертвенной, лишь потрескивали угли. – Я скорее умру, чем склонюсь перед корунцами. Или перед темпачи. Или перед кем угодно, кто решит отобрать у нас степь.
– Так умри. Вторым Клинкам пора получить нового капитана, который поведет их домой.
Послышался гул голосов, но его заглушили удары моего сердца.
– Так что же, капитан? – вызывающе поднял бровь Эска. – Ты готов сразиться со мной за пост предводителя Вторых Клинков?
– Да, – сказал я, хотя сердце выкрикивало другой ответ. – Я не позволю тебе навлечь на Торинов такой позор.
Я вытащил из ножен на бедре первый клинок, а потом и второй.
– Это глупо, – сказал Йитти, вставая между нами вместо отсутствующего старейшины. – Нам и без того хватает проблем.
– Отойди, Йитти, – рявкнул Эска, вытаскивая вторую саблю с выгравированной на клинке молитвой Нассусу. – Если с тобой что-нибудь случится, ты сам себя не залатаешь.
Йитти поморщился, пригладив волосы, и отошел в сторону, так что передо мной остался только залитый светом костра Эска. Клинки с шумом расступились и оттащили бревна и седельные сумки, дав нам побольше места и покрикивая на остальных, чтобы поторопились. Подошли новые люди, образовав круг у костра, все толкались, перешептывались и отпихивали друг друга, а в это время в их умах шла другая битва. За кем они готовы следовать? Кому желают победы?
Эска облизал губы.
– Боги на моей стороне, – выкрикнул он в темноту. – Я поведу Клинков домой и буду драться за Торинов, а не против них, за новый мир, а не против него, потому что, сколько ни кричать и ни метаться в темноте, это не помешает наступлению завтрашнего дня.
Мне стоило бы тщательнее подбирать слова, но охваченный ужасом мозг закрутило в водовороте мыслей. Сейчас мне может наступить конец, здесь, на чужих каменистых берегах, вдали от родного дома. Лучше умереть, чем быть изгнанным и одиноким, но я цеплялся за жизнь, как за клинки, которые никогда еще меня не подводили.
– Боги на моей стороне, – выплюнул я первое, что пришло в голову. – Потому что, какие бы ни грянули перемены, мы по-прежнему левантийцы, мы наездники, воины и кочевники, мы из рода Торинов и не сдаемся!
Слова вышли неуместными, но никакие слова не смогли бы унять ноющее сердце. Оно заболело еще сильнее, когда друг моего детства шагнул вперед, закрутив сначала один клинок, а потом второй, так что сверкнули гравированные лезвия. Никаких одобрительных криков. Все Клинки наблюдали молча, задержав дыхание.
Еще один шаг. Еще один взмах. Я стоял с клинками наготове и ждал, когда он нападет.
Я капитан Торинов. Боги на моей стороне. Я капитан Торинов. Боги на моей стороне. Я…
В мое лицо полетели угли и пепел, и Эска бросился на меня сквозь это жалящее облако. Я пригнулся, но острие одного клинка скользнуло по моему плечу, а уголек задел лицо. Я зашипел и отпрянул. Эска последовал за мной.
– Ну давай же, Рах. Капитан Таллус говорил, что ты лучше меня. Так докажи.
Он высоко замахнулся, а я отбил второй его клинок, и, когда лязгнула сталь, все мысли улетучились. Подстегиваемый яростью, я оттолкнул его, клинки рассекли воздух. Его сабля задела мой бок, моя – его руку. Мы кружили, не спуская друг с друга глаз.
Цель не на острие меча, а в глазах. Так всегда говорил капитан Таллус.
Брови Эски дернулись, и он бросился вперед. Я пригнулся и отвел его клинок снизу, а свой вонзил ему в бедро. Брызнул ручеек крови. Эска мог бы сдаться, но прыгнул, как песчаный кот. Я потерял равновесие, и сталь чиркнула по моему бедру, прорезав кожаные штаны. Я в отчаянии отбил второй удар с такой силой, что сабля выскользнула из моей потной руки, утянув и клинок Эски. Клинки шлепнулись на землю за алеющими остатками костра.
Согнувшись пополам, Эска расхохотался, одной окровавленной рукой сжимая оставшийся клинок, а другой держась за непонятно откуда взявшуюся рану на боку.
– Сдавайся! – выкрикнул я с колотящимся сердцем и тяжело дыша. – Это твой последний шанс.
Он лишь засмеялся громче, и в полной тишине хохот прозвучал жутковато.
– Сдавайся.
– Нет.
Он взмахнул саблей над моей головой, я упал и перекатился по шипящим углям, наполнив воздух клубами дыма. Я ткнул клинком вслепую дрожащей рукой и чуть не выронил его. И услышал вздох. Эска снова засмеялся, тихо и хрипло.
– Чтоб тебе пропасть, Рах, – сказал он, и смех перешел в кашель. – Пошел ты в задницу.
Выгравированные на моем клинке молитвы скрылись в его животе и вышли с другой стороны, у его руки с охотничьим ножом.
– Мне жаль, – выдавил я липкими от крови губами.
Он опять рассмеялся.
– А мне нет.
Он нацелился ножом мне в горло. Удар должен был меня убить. Мы должны были умереть вместе, но близость смерти, как ничто другое, наполняет энергией чистого ужаса, и я сбросил с себя Эску и откатился. С глухим шлепком Эска рухнул в остатки костра. Темноту ночи наполнило шипение, вонь паленых волос и кожи.
Послышались крики. Торопливый топот ног. Кто-то похлопал меня по щеке.
– Капитан? Капитан! Проклятье, да принесите же факел!
То ли факел зажгли моментально, то ли я отключился, потому что, открыв глаза, увидел пылающий дегтярный факел. Он был воткнут в землю рядом с Йитти, чьи шершавые руки скользили по моей груди, отчего мне хотелось поскорей умереть.
Я простонал.
– Ты еще жив, капитан, – сказал он, – но мне придется тебя зашить, так что еще не все закончилось.
– А Эска?
– Мертв.
Глупый вопрос. Конечно, он мертв.
– Кишава собирается освободить его душу.
– Не нужно.
Только боги знают, почему я это сказал. Мне меньше всего хотелось отрезать Эске голову этой ночью, но заставить это делать кого-то другого…
– Не нужно, капитан?
– Не нужно. – Его игла неожиданно впилась мне в кожу, и я заскрежетал зубами. – Я сам это сделаю.
– Сегодня ночью ты не в состоянии что-либо делать.
– Да будь ты проклят, Йитти! – рявкнул я. – Зашей меня, и я все сделаю.
Он не ответил, но крикнул остальным, продолжая меня зашивать. Я закрыл глаза, стараясь сосредоточиться на окружающих звуках, на голосах и разговорах, на шорохе шагов и фырканье лошадей, встревоженных запахом крови. Я приказал Оруну выгулять их и успокоить – по крайней мере, мне показалось, что приказал. При каждом уколе иглы и жжении протягиваемой нити все расплывалось перед глазами.
Зашив меня и промыв ожоги, Йитти оставил меня в одиночестве. Остальные Клинки давно вернулись к тем занятиям, от которых их отвлекли, хотя относительная тишина в лагере предполагала, что большинство спит. Мне и самому хотелось только спать, но сон придется отложить еще ненадолго.
Йитти оставил потрескивающий факел, и в мерцающем круге света лежал Эска. Его глаза под полуопущенными веками уставились в пространство, и хотя лицевые мышцы ослабли, его гордость никуда не делась. То ли от обмана зрения в неровном свете, то ли от усталости, но мне показалось, что Эска насмешливо улыбнулся, как только я поднял его голову и положил себе на колени.
Руки у меня тряслись, когда одной ладонью я взял его за голову, а другой сжал нож. Тело еще не остыло и не окоченело, и после первого надреза на землю между моими коленями хлынула теплая кровь.
– Ну и дурак же ты, – сказал я, пытаясь сосредоточиться на своей задаче, но взгляд то и дело возвращался к его лицу. – Ты мог бы сдаться.
Хотя на его лице не было ни кровинки, я с легкостью представил, как его губы шевелятся в мерцающем свете.
– Как и ты, – ответил бы он. – Но раз ты не хотел сдаваться, то и я тоже. Мы всегда были глупцами.
Сопя от натуги, я перерезал ему горло. Человеческое тело настолько же завораживающе крепкое, как и хрупкое. Глаза защипало от слез. Так не должно было случиться. Ведь мы вместе были седельными мальчишками, а когда подросли, вместе тренировались, учились, ели и спали рядом. Я считал членом семьи каждого Торина, но Эска был мне ближе всех.
– Помнишь тот день, когда мы разбили чашу главного гуртовщика? – сказал я, разрезая последнюю полоску кожи и переходя к плотным мышцам вокруг хребта. – Нам не полагалось находиться в его шатре. Не помню, как мы там оказались, наверняка набедокурили, ты вечно впутывался в неприятности. Я наткнулся на стол, и он упал. До чего же я перепугался! Я не признался тебе, как испугался, что меня вышвырнут и мне придется бродить в одиночестве по степи, собирая объедки, но ты наверняка и сам это понимал. Я был так напуган, что даже не мог солгать, а ты… – Я вонзил острие ножа в сухожилие. – Ты свалил все на пса, который повсюду таскался за Аристасом, и тебе поверили, потому что ты умел соврать так, что и Мона со своими весами не вычислит. И вечно улыбался.
Не знаю, засмеялся я или заплакал, но, когда я рассекал хребет Эски, слезы затуманили мне зрение. Скользкими, трясущимися руками я возился дольше обычного, но вскоре он получил возможность встретиться с Моной, и на его губах уже играла улыбка.
