Дей Шиное
За донат
Глава первая. Ерке
Батя помер, и внутри что-то с хрустом надломилось. Вроде оголённого провода, который корнями уходил под землю и отдавал импульсы в каждую веточку, росток и травинку. Но после похорон семья выгорела, и ничего не осталось. Только пустырь, на котором нечего засаживать, да и вряд ли приживётся там хоть что-нибудь.
Мои братья, тёти, дяди – все они живы и здоровы, но существуют где-то на другом склоне, так далеко расположенном от моего собственного. У них свои импульсы, свои побеги, даже дождь льёт свой, пускай мы и существуем под одним небом, питаемся одним солнцем, пускаем корни в одну почву. Но больше нас ничего не связывает. Даже если разместимся за одним столом – между нами пропасть длинней, чем Марианская впадина.
Даже в мире растений есть отбросы, чего уж говорить о мире животных и людей. Хотя лучше быть сорняком, чем никем. Сорняку хотя бы не приходится думать о своём положении.
Съехав на асфальтированную дорогу моста, я подхватываю скейт. Дальше только пешком. Тачки, съезжающие с эстакады, поднимают клубы пыли, которыми я давлюсь вместе с жарким июльским воздухом. Вдали слышен вой клаксонов. Беспрерывно ревут моторы проносящихся водил-понторезов. А я плетусь в наушниках, слушаю новый альбом любимого панк-рок нытика и мечтаю прыгнуть под колёса. Думаю, тогда СМИ выделят мне целую строчку.
В прошлом месяце парочка влюблённых долбаёбов сиганула с крыши, лишь бы их трагедия засветилась в соцсетях. Но их некролог притянут за уши. Не было там никакой трагичной любви, как и не было драмы. Просто придурки мечтали хоть как-то выделиться на фоне остальных, более нерешительных придурков. Ну, в общем, как-то так. Кажется, им даже удалось стать на пол недели звёздами. Но если меня остановят и спросят, как их зовут прямо сейчас – я не отвечу. У меня полно своих геморов, чтобы хранить в памяти имена этих неудачников, как и остальных.
Мимо проносится девчонка на электросамокате. У неё колготы в сетку и спичечные ноги. Я поглядываю на свои собственные рульки. Было бы неплохо начать хотя бы бегать по утрам. Но ещё через секунд десять я на это забиваю и возвращаюсь к воспоминаниям о похоронах.
Отец поделил наследство на четверых. Небольшая часть его собственности достанется мне, как только я достигну совершеннолетия. А пока придётся кантоваться с дядей, его женой и детьми в двушке. Это, конечно, не предел моих мечтаний. Дядя неплохой человек, но его баба та ещё стерва. С ней невозможно сосуществовать на одной территории, если та на ней хозяйничает. И если с присутствием её детей я ещё как-то могу смириться, то нянчить чужих спиногрызов в мои планы не входит.
Мой отец был прогрессивным человеком, хоть и относился с трепетом ко всяким там традициям, но меня воспитывал по-своему. Он давал мне свободу и позволял выбирать, ну, не только мне одной, братьям тоже. Хотя к ним он всегда был более строг.
Электросамокат снова мелькает в кадре. Я краем глаза замечаю уже знакомые колготки в сетку. В этот раз девчонка притормаживает неподалёку и разворачивает огромную махину так, чтобы преградить мне путь. Я перевожу взгляд с худых ног на её лицо. Чужой рот шевелится, и я ещё какое-то время тупо наблюдаю, как эта девка попадает в такт куплетам песни. Она подносит руку к своему уху и стучит по мочке. Думает, мне так интересно, что она там хочет до меня донести? Я непроизвольно поджимаю губы и выдёргиваю один наушник. Тут же меня оглушает грохотом колёс проносящихся машин.
– Прости, – орёт она, обнажая кафельные зубы, и щурится от слепящего солнца за моей спиной. – Не могла проехать мимо. Чувствую, что мы должны познакомиться.
Я окидываю её полным презрения взглядом. Ещё меня девчонки на мосту не снимали. Местная сумасшедшая, что ли? Чуть приглядевшись, я подмечаю не только худые ноги и колготки в сетку. У неё татуха на груди. Это змея, что затягивается точно удавка на шее и ныряет в декольте. Её было чертовски больно бить, верняк.
Батя запрещал мне делать татуировки, поэтому я не могла позволить себе многие хотелки. Выбор пал на голени. Одна из моих подруг отлично орудовала иглой и забила меня от ляжек до щиколоток. С тех пор я никогда не носила юбки. Даже летом.
– Прости, – отвечаю я, пытаясь скопировать чужой подчёркнуто вежливый тон. – Я не знакомлюсь на улице, – и двигаю дальше, планируя пройти мимо.
– А что насчёт судьбы? – настырная деваха отталкивается от асфальта и выкатывается прям перед моим носом. Кажется, что мы одного роста, но если она слезет с самоката, то я определённо буду выше.
Девка весело щурится и заглядывает мне в глаза. Мы играем в гляделки ещё секунд пятнадцать, пока это не начинает меня бесить, и я весьма жёстко даю отпор:
– Отъебись от меня, – и обхожу её, вцепившись в скейт, чтобы в случае чего воспользоваться им. Типичный большой город. Здесь даже днём можно нарваться на неприятности, а с моим хмурым ебальником это как долбануть пиваса в шестнадцать – то есть легче лёгкого.
– Да ладно тебе, – кричит вслед мне неугомонная, – давай познакомимся.
– Только если ты проедешься по автомагистрали, – ору в ответ, задрав средний палец. Я слегка ускоряюсь, чтобы от неё оторваться, но наушник не надеваю. Хочу быть в курсах, если она вдруг снова подкатит ко мне. И она подкатывает. Я даже оборачиваюсь, когда она проносится мимо. К счастью, она просто проносится мимо. На этом ей спасибо. Я совсем не в духе и буду рада кого-нить огреть скейтом, только дай повод. Но всё решается само собой. Ебанутая отъезжает на достаточное расстояние, поднявшись почти до верхней точки подъёма. Затем тормозит. Я прищуриваюсь, пытаясь понять, планирует ли она спуститься обратно. Но она не спускается. Вместо этого она поднимает самокат и перебрасывает его через ограждение. У меня на мгновение притормаживает сердце. Она рехнулась? Я застываю на месте, наблюдая за тем, как она легко перепрыгивает следом за самокатом через отбойник. Затем она посылает мне взгляд. И я замечаю, как её хаер треплет вихревой ветер, что вот-вот затянет эту сучку под колёса. А что если… она сдохнет? Я дёргаюсь с места и резко перехожу на бег, хочу остановить её. Ещё одних похорон по моей вине… я не выдержу. «Нет, не надо, держите её, хоть кто-нибудь», хочется закричать, но из-за скорости воздух выталкивается из лёгких, как пушечное ядро. А она жмёт на кнопку, срываясь на дорогу. Я слышу визг колёс, протяжный рёв гудков.
Влетая в ограждение, я на секунду теряю её фигуру за проносящейся фурой, а затем снова обнаруживаю на другом конце дороги. Самокат взмывает в воздух, на снёсшей его тачке красуется вмятина. Но сумасшедшая жива. Сидит как птенец на жёрдочке, только на тоненьком металлическом листе, вцепившись в него руками и коленными сгибами. И улыбается. Во весь свой долбаный рот. Она видит меня, и я вижу её. Её ладонь взмывает, разрезая разряженный воздух, будто бумажный лист ножницы. Эта дура улыбается, и я тоже начинаю улыбаться.
Какой идиотский поступок… лишённый всякого смысла.
***
Мальчишеская походка и развязное поведение отличает её от остальных моих знакомых. Даже её прозвище не похоже ни на одно из тех, что мне доводилось слышать.
– Стилаш? – повторяю я, наблюдая за тем, как моя новая знакомая уплетает бургер.
В маке днём огромные толпы и идея «поговорить по душам» как-то не вяжется с её выбором локации. Тем более Стилаш не спешит начать диалог. Перед этим она очень долго выбирает позицию из меню, вдумчиво листает бургеры с рыбой, но в конце концов останавливается на классике: двойном чизбургере с большой колой.
– Заплатишь за меня? – вот что она говорит, после того как на дисплее огромного борда высвечивается требование об оплате её жрачки.
– С фига ли? – вздыхаю я.
– Я чуть не померла из-за тебя, – так она говорит. И я почему-то соглашаюсь, достаю карту и подношу к терминалу.
Стилаш говорит, что в маке всегда разбавляют напитки водой, либо минералкой, в зависимости от настроения менеджера. А ещё добавляют слишком много льда. Ей нравится первозданный вкус оригинальной кока-колы. В этом наши мнения сходятся. Мне не нравятся аналоги, все эти локо-колы, черноголовки, кул-колы, и так далее. Отдалённо они напоминают ту самую колу, которая всем хорошо известна, но это всё ещё жалкая подделка.
Хотя, когда карман тянет лишь мелочь, а колы очень хочется, я всё равно возвращаюсь к аналогам. Наверное, именно на это и рассчитывают производители.
– Ты интроверт, да? – бодро двигая челюстью, спрашивает Стилаш. Все её пальцы в соусе, а из уголка рта торчит кусок помидора, который она быстро всасывает.
– Нет. Просто не люблю людные места, – я пожимаю плечами. Мне плохо в муравейниках. На тело будто налипает слой незримой пыли, грязи и мерзости. После таких вылазок хочется снять с себя кожу и закинуть в стирку с остальными шмотками.
– Мне нравятся людные места, – Стилаш достаёт электронку из кармана и затягивается, так и не прожевав еду. Она горбится и выпускает дым в кулак, чтобы никто из работников не заметил, но облако выходит здравое и, в общем, со скрытностью у Стилаш проблемы. После этого она расправляет плечи, продолжая жевать, и говорить: – В толпе легко затеряться. Можно даже что-нибудь украсть – никто и не заметит. Видишь соль? – она тычет пальцем в стеклянную баночку на столе.
– Вижу.
– Возьми её.
Я протягиваю руку и беру солонку, заглядывая Стилаш в глаза. Она ухмыляется, наконец-то дожевав.
– А теперь спрячь к себе.
– Что?.. – я, конечно, уже догадывалась, что у Стилаш не все винтики сидят на своих местах, но даже не думала, что она предложит нечто подобное.
Раньше я никогда не воровала. Мне это просто не нужно, так я считаю. Воровством занимаются только придурки и те, кого жизнь прижмёт. Как много фильмов об этом снято, где какой-нибудь идиот подбирает кольцо с бриллиантом или проклятую купюру, а затем расплачивается за свою жадность кровью… люди, что ли, идиоты? Никогда не слышали про «карму» и «проклятие»? Короче, для кражи должна быть веская причина – вот что я думаю.
– Слабо? – подхватив стакан колы, Стилаш прикладывается ртом к соломинке. Её глаза блестят, а губы надломлены в ухмылке. Она меня зачем-то испытывает. Очень по-детски, но её пристальный и надменный взгляд в натуре бесит.
Я спокойно прячу солонку в карман своей толстовки, даже не поглядев по сторонам.
– И что теперь? – хмыкаю я, чувствуя себя идиоткой, которую развели на какую-то фигню. – Всех тут расстреляем и вынесем пакеты с мусором?
Стилаш смеётся, не сводя с меня цепкого взгляда. Когда в её стакане заканчивается кола, она сминает стакан и бросает его на стол. Соломинка остаётся у неё во рту. Она её пожёвывает и наматывает на палец, будто жвачку.
– А почему бы и нет? – лыбится Стилаш, – я давно мечтала устроить ограбление. Один раз живём.
Ёбнутая. Ну, точно, ёбнутая. Я гляжу на неё и всё думаю, в какой момент мне придётся применить скейт как биту. Но пока Стилаш не кажется агрессивной, а это единственное, чего я боюсь. Психов в мире достаточно, и, кажется, прямо сейчас один из них сидит со мной за этим столов. Всё моё нутро кричит об этом, но мне всё равно интересно, что будет дальше. Это как совать голову в пасть тигру или плавать с акулами – риски ты осознаёшь, и страх чувствуешь, но остановиться почему-то не можешь.
– Ты же знаешь, что воровство бьёт по кошельку только тех, кто работают, а не владеют заведением? – спрашиваю я.
– Ага, – хмыкает Стилаш, – думаешь, это волнует вора?
– Думаю, да, если у него есть совесть.
– А если нет?
– Значит вор – конченый придурок, которому стоит подлечить голову.
Стилаш выдёргивает соломинку изо рта и проводит перемотанными пластиковой трубкой пальцами по своим губам.
– А что насчёт тех воров, которые грабят банки? Не все из них хотят получить деньги, иногда вору, как некому убийце или террористу, просто хочется стать узнаваемым, засветиться по телику, быть сенсацией, хапнуть нервяка, конечно же.
– В этом нет смысла, – я чувствую, как начинаю раздражаться ещё сильнее, потому что Стилаш слишком самоуверенно ухмыляется. А ещё у неё такой тон, будто она, блядь, профессор, и всё на свете знает. – Если вору хочется засветиться по телику, он не станет вором – это так не работает. Вор человек скрытный, преследующий определённую цель сделать всё тихо и получить максимальную выгоду.
– Откуда тебе знать? Ты когда-нибудь воровала?
– Нет, но я не тупая и умею анализировать.
– Если ты не учитываешь человеческий фактор, то ты точно тупая.
Моя ладонь сама собой оказывается на ребре скейтборда. Стилаш сцепляет руки в замке. Я слышу, как сотрудница мака истошно кричит третий раз подряд номер заказа, за которым никто не приходит. И всё это…
– Расслабься, – прыскает Стилаш, резко двинув рукой и зачесав свои волосы назад. – Это был спор ради спора. Вообще-то ты отчасти права, я…
– Извинись, – перебиваю её я.
Стилаш поднимает на меня свои тёмные глаза, в которых нечто безумное расходится искрами и сливается в моём отражении, затем она улыбается, но паскудно так.
– Прости, – говорит легко, видимо слова для неё ничего не значат, – ты не тупая. – Только после этого я убираю руку со скейта и расслабляю приподнятые плечи. – Мне в кайф злить людей.
– Я заметила, – отзываюсь как-то резко. – Мне пора…
– А знаешь что? – на сей раз меня перебивает Стилаш. Она вскакивает, грохнув кулаками по столу. – Я решила – ты подходишь! – Так и застывает, нависнув надо мной.
Я задираю башку и выгибаю бровь, готовая встать и свалить отсюда.
– Стрим, – поясняет Стилаш, заметив моё недоверие. – Давай проведём стрим? Ничего сложного в этом нет, даже если ты не знаешь в чём суть. Мой школьный дружок компьютерный гений, в свои семнадцать уже создал анонимную платформу для трансляций, и спустя год забил её разными фишками и ништяками, так что там даже не нужно регистрироваться, чтобы смотреть, писать и… донатить.
Стилаш снова берёт мятую соломинку в рот и ждёт моего решения.
Я закатываю рукав и бросаю взгляд на наручные часы. Последняя пара закончилась тридцать минут назад, а тащиться домой мне абсолютно не хочется. Видеть дядю, его жену, их говнюков, не иметь возможности уединиться даже в собственной комнате, и всё это… всё это, конечно же, куда хуже, чем терпеть выкидоны этой сумасшедшей.
– Ладно, – тихонько отзываюсь я и опускаю рукав. – Давай попробуем.
Глава вторая. Стилаш
– Вот бы батя сдох, – я говорю это своему слушателю в наушнике. На другом конце провода мой дорогой друг, товарищ и «мистер здоровый прибор две тысячи двадцать три» лишь вяло угукает. Федя никогда не относился к моим проблемам с должной серьёзностью. Ему стоит хоть иногда делать вид, что он не такой как все мужики, и что я интересую его не только потому что у меня щель между ног. Хотя, честно говоря, мне всё равно. Я ведь тоже его не люблю. Просто привычки сильнее здравого смысла, а привязанности вообще похожи на лужу клея, из которой, если увязнешь, вырваться сможешь, но от боли ахуеешь.
– Ты заедешь? – наконец-то я слышу Федин вибрирующий голос в наушнике, как будто лает здоровая собака, помесь алабая со швейцарской овчаркой. Но в жизни Федя небольшой, некрасивый, и даже не собака.
– А ты хочешь? – я притормаживаю на светофоре.
– Сама решай.
– Вот засранец, – хмыкаю я. Ноль инициативы в скупых интонациях, в этом весь Фёдор. Фиг поймёшь, ему реально по-барабану или он просто не заинтересован именно во мне. Хотя этот кроссворд я перестала разгадывать уже очень давно. У Фёдора ноль друзей, ноль интереса к жизни и ноль мотивации делать вид, что он хороший парень.
Мы знакомы больше десяти лет. Жили в одном детском доме. Ну, пока отец не откинулся с зоны. Этот гад до последнего не хотел забирать меня из ада. Впрочем, лучше быть в аду, чем с ним.
– Займёшь денег до конца месяца? – я жму на кнопку, и самокат разгоняется. На скорости в пятнадцать километров я пересекаю пешеходный переход и быстро приближаюсь к мосту.
– Я пуст, – отмазывается Федя, но я-то знаю, что это голимый пиздёж. У белобрысого всегда есть заначка на чёрный день. Как и у меня самой. Мы оба это знаем, но о некоторых вещах не говорят вслух.
– Да не гони, – хнычу я, чуть притормаживая, прежде чем двинуть на подъём. – Мне нужен всего косарь.
– У меня нет, – повторяет Федька.
– Врёшь, блин.
– Чё пристала? Нет, говорю.
Мне позарез нужны бабки. До конца месяца неделя, а в кармане одна мелочь. Если я не раздобуду бабла, то придётся снова шляться по клубам и тратить время на уродов, которые не всегда в ладах с головой, и не всегда щедры настолько, насколько это возможно.
– Вонючка. Хочешь, чтоб я снова попрошайничала? – проносясь мимо девчонки, я подмечаю её брендовый бомбер. Клёвый, стоит сказать. А ещё у неё чёлка белая. Типичная столичная соска. Таких тут жопой ешь.
– У тебя ведь много ухажёров, – хмыкает Федя. Этот крекер до сих пор точит на меня зуб за то, что я сосалась с каким-то придурком и даже выложила это в инсте? Вряд ли. Феде ведь на всё плевать, и на меня в том числе.
Я резко жму на газ, и тут же притормаживаю на самой верхней точке моста. С рёвом проносящаяся тачка резко выдувает из моего уха один наушник. Эта штука тут же оказывается под колёсами. Я даже не успеваю дёрнуться, когда аппаратура разлетается на мелкие частички под прессом шин.
– Ай, блин, – досадливо выругавшись, я провожу рукой по лицу и зачёсываю волосы назад. – Непруха.
Только этого не хватало, чтобы омрачить день. Ещё и жара стоит такая, что хоть вешайся. Впрочем, я не сильно расстраиваюсь. Всё равно этот наушник уже давно не пашет.
– Что случилось? – спрашивает Федя, как обычно, этой своей интонацией бездушной машины.
Я оборачиваюсь, бросая взгляд на тёлку, что плетётся со скейтом в руке.
Скейт штука недешёвая. А ещё у неё бомбер брендовый, ну, типа не гуччи, конечно, и не луи витон, но адидас – не паль – судя по виду. Я скоренько прикидываю в голове кое-какие цифры, затем их умножаю, затем прибавляю ровно столько же, а затем делю, потому что со счётом у меня всегда было плоховато.
– Я тебе перезвоню, – говорю я и сбрасываю вызов. Затем разворачиваю самокат от Яндекса и жму на газ, подъезжая к девчонке.
Как только она меня замечает, от концентрации недовольства её лицо превращается в сушёную хурму.
– Салют, – говорю я как можно более доброжелательно, вскинув ладонь. Эта стерва даже не удосуживается вытащить наушники. – Затычки вынь, плиз, потрещим, лады? – я стучу по собственному пустому уху, чтобы хоть как-то склонить её к беседе.
Как только эта стерва всё-таки выдёргивает свои провода, её рот превращается в сплошную полоску.
– Прости, – говорю я, мысленно уже сходив на хрен, на который она меня пошлёт. Но ничего страшного. Я там так часто бываю, что мне пора выдать золотой. – Не могла проехать мимо, – я улыбаюсь. Неважно, что я скажу, главное – развести её. Она хоть и выглядит как дрянь, но её сутулая спина и взгляд в пол выдают в ней лохушку. Мне хорошо знаком такой тип людей. – Чувствую, что мы должны познакомиться.
– Прости, – чутка подумав, отвечает она, и так противно растягивает слова. Хотя голос у этой фифы спокойный и слегка заниженный. А ещё она почти не смотрит мне в глаза. – Я не знакомлюсь на улице, – добавляет девчонка и двигает вперёд, намереваясь меня обойти, но я тут же сдаю назад, а затем вперёд, как бы преградив ей путь.
– А что насчёт судьбы? – скалюсь я, аж скулы болят. Чё она такая упёртая? Я думаю, что это даже забавно. Противящаяся жертва всегда круче безвольной груши для битья. И как только я позволяю себе подумать об этом, эта стерва выплёвывает:
– Отъебись от меня.
Она резко обходит меня со спины и прибавляет шаг.
Вау, думаю я, вот сюрприз. Она хоть и выглядит как дрянь, зачастую, процентов семьдесят таких баб оказываются весьма безобидными. В противовес этому Бог создал милых и очаровательных тварей, чьи поступки резонируют с их нежнейшим внешним видом. Такая вот статистика.
– Да ладно тебе, – выкрикиваю я, заценив её вид сзади. У этой неплохая фигурка, но у меня всё гораздо лучше с бампером, и ноги худые и длинные, так что она мне в подмётки не годится. – Давай познакомимся.
– Только если ты проедешься по автомагистрали, – орёт та и демонстрирует мне свой средний палец даже не оборачиваясь. Я от такого на пару секунд выпадаю. А она реально не фильтрует базар. Крепче вцепившись в ручки самоката, я ухмыляюсь.
Эта тёлка думает, что мне слабо?
Выжав скорость до десятки километров, я проезжаю мимо неё и взбираюсь на самую верхнюю точку, где о бордюр в панике бьются части моего разлетевшегося наушника.
Я притормаживаю и слезаю с самоката. Подхватив ручки, я перекидываю его через отбойник. Мне нравится испытывать удачу. Жду не дождусь дня, когда удача кончится.
Оглянувшись на эту стерву, я ей подмигиваю. Если подохну, у этой тёлки будет куда больше проблем. Уже это греет мне душу.
Я перевожу взгляд на дорогу. Трафик здесь будь здоров, но если резко выжму скорость на максималку, у меня будут шансы. Примерно один к двум. Перебравшись через ограждение, я ставлю ногу на самокат. Воют проносящиеся тачки, кое-кто даже сигналит, когда проносится мимо. Я сжимаю ручки со всей силой, которая есть в моих руках, и ставлю на самокат вторую ногу. Резко вдавив кнопку старта, я срываюсь с места. Сорок метров дороги преодолеваются мной за долю секунды, и я спрыгиваю с самоката, когда тот врезается в отбойник с противоположной стороны дороги. Тут же раздаётся визг колёс и звук удара. Я впиваюсь руками в металлическое ограждение и приземляюсь на него пятой точкой. Взлетевший самокат с грохотом падает на дорогу. Вряд ли его восстановят.
За минуту на трассе образуется пробка, всё встаёт, как будто тут перевернулся самосвал, а не один самокатик.
Я нахожу взглядом опешившую рожу. Стерва переваливается через ограждение по пояс, и на её лице ни следа от той надменности, которую мне довелось видеть. У неё настолько глупый вид, что мне становится смешно. Так что я смеюсь. Эта дура тоже начинает смеяться.
Рыбка в сетке, думаю я, вытирая ободранные ладони о кофту.
***
– Тут, – говорю я, раскинув руки.
Ерке окидывает снисходительным взглядом площадку.
Чё, опять мне не удалось угодить её завышенным требованиям? Да пофиг. Главное, что эта лохушка в самом деле оказалась безотказной. Для меня это настоящий джекпот. Вероятно, я смогу крутить ей ещё какое-то время, ну, по крайней мере до тех пор, пока мы не разбежимся по домам.
– И что дальше? – она поднимает на меня свои ясные очи. Для казашки у неё слишком светлые глаза, типа как мятная жвачка. Хорошенько пережёванная мятная жвачка.
– Сейчас я запущу стрим, – отвечаю я, достав сотовый. – Только… как бы нам назваться?
– Назваться?..
– Ага, – я быстро щёлкаю по приложению с золотой монетой на сером фоне.
Я плохо помню школьные годы, но я отлично помню Кирилла – пацана, с которым мы неплохо ладили хотя бы потому, что у него была цель. А мне очень нравятся люди, у которых есть цель. Те, что живут лишь для статистики – для меня просто мусор, но даже на мусоре можно найти что-то полезное для себя любимого. Так что иногда приходится иметь дело с мусором, такие дела.
– Парня, который создал эту платформу, зовут Кирилл, – зачем-то решаю поделиться я, хотя Ерке не спрашивала.
– Ясно, – отвечает та.
– Так как мы назовёмся?
– Как хочешь, – Ерке пожимает плечами. Она чем-то отдалённо напоминает мне Федю, хотя у Ерке куда больше заморочек, судя по её несносному характеру.
Пока я настраиваю приложение, она обкатывает доску и крутит простейшие финты. Я молча тыкаю по всем ячейкам и ставлю галочки, соглашаясь на условия платформы и подписывая договор об эксплуатации.
Когда очередь доходит до названия, я просто пишу «сделаем всё за донат». Ёмко, чётко, честно – зачем выдумывать велосипед.
Запустив эфир, я ставлю телефон на край лавки и опускаюсь на корточки перед экраном, полная энтузиазма. Но спустя минут десять энтузиазм гаснет. А ещё через пять минут врубаются первые фонари, и солнце уматывает за горизонт.
– Как успехи? – спрашивает Ерке, и я слышу в её голосе откровенную издёвку.
– Ноль зрителей, – буркаю в ответ.
– Не удивительно, – хмыкает эта стерва. – Ты не медийная личность, и я тоже. Никому нет дела до простых обывателей, вроде нас. Так что забей на эту фигню и займись чем-нибудь нормальным.
– Иди на хер, – огрызаюсь я, продолжая пялиться в экран.
Тут я слышу, как скейт с грохочущим ударом плюхается на землю.
– Что ты сказала?
– Я сказала «иди на хер, сучка», – повторяю по слогам, обернувшись в её сторону. – У тебя со слухом проблемы, да? Мне повторить?
Ерке резко слезает со своего скейта. Я замечаю, как её и без того тонкие губы в очередной раз превращаются в сплошную линию, а челюсть приобретает острые края.
– Повтори, – цедит Ерке.
Я медленно поднимаюсь на ноги. Это была плохая идея с самого начала, она, чёрт возьми, права. Но это не значит, что у неё есть право поливать говном мою идею.
– Иди, – я начинаю говорить, – на, – и Ерке тут же срывается с места. Прежде чем я успеваю договорить, эта гадина подлетает и разворачивается на ходу, а затем её нога взмывает. Я чудом сгибаюсь и отскакиваю от её вертушки. Выпрямившись, я боком подхожу к турникам, а Ерке угрожающе шлёпает за мной и почти не моргает. – Хер, – выплёвываю я. Это буквально сносит ей крышу. Ерке накидывается на меня и тут же хватает за волосы. – Блядь, ёбнутая! – выкрикиваю я, схватившись за её руку и с силой сжимая зубы на чужом запястье. Она начинает орать и отпускает мои волосы.
– Пошла нахуй! – орёт Ерке и снова начинает махать ногами. В какой-то момент я даже теряю равновесие и оказываюсь на земле. Тогда она тоже падает на колени и первый раз заряжает мне кулаком в лицо. Я чувствую вкус крови, что хлещет из моей разбитый губы, и, недолго думая, отвечаю тем, что резко бью Ерке с ноги в живот.
Ерке относит к металлической горке. Эта гадина сгибается и сворачивается в позу эмбриона, скулит секунд пять, а затем поднимается на локтях. Я продолжаю сидеть на земле, пытаясь отдышаться.
– Только, сука, подойди, – холодно произношу я, доставая раскладной нож из кармана. Лёгким движение моей руки бабочка раскрывается, демонстрируя острое жало, которым можно резать не только бумагу. Тогда Ерке резко выдыхает, её брови сходятся у переносицы и рот приоткрывается, как будто она вот-вот начнёт просить прощения. Но этого не происходит. Вместо этого она подскакивает на ноги и нервно отряхивает свои шмотки.
– Остынь, ладно, – говорит она, буксуя назад. – Я просто уйду.
– Вали, – едва ли не шиплю я, направив в её сторону нож. – Давай, лети отсюда, гнида.
Ерке мимолётно поджимает губы, но ничего не отвечает.
Она не поворачивается ко мне спиной, ещё какое-то время просто двигаясь задом. А затем она прибавляет шаг и быстро отворачивается, отдаляясь от меня, но не забывая с опаской поглядывать назад, прежде чем бросить скейт на дорогу и поехать.
Я убираю нож с тяжёлым облегчением, только когда Ерке сворачивает за угол.
– Жесть, – громко выругавшись, я провожу ладонью по всему своему лицу и слизываю кровь с губы. – Дрянь.
Поднявшись на ноги, я плетусь к лавке, чтобы забрать телефон. Но как только я хватаюсь за него, мой взгляд падает на экран, где в правом углу жёлтым светом подкрашены комментарии. А сверху слева светится сумма. Кто-то пишет: «воу, чумовой махач, киски», и ещё кто-то: «это было горячо»; и ещё: «я закинул косарь, сможете подтянуться десять раз?»… и ещё: «классно выглядите, девочки».
А на счёте, тем временем, полтора косаря.
– Бля-я, – шумно выдыхаю я, опускаясь на корточки, и ещё через минуту начинаю ржать.
Жду не дождусь дня, когда удача кончится.
