Этот парень стоял у входа в сад уже почти полчаса, не решаясь подойти к нам с Максом и Арчи. Мы сидели в саду у небольшого фонтана и тихо разговаривали. Я рассказывала Максу о помолвке Влада и Маши. Как все было замечательно красиво и весело. Макс первым обратил внимание на паренька.
– Стас, здравствуй, ты что там стоишь? Подходи, не стесняйся, – сказал Макс, и я обернулась, так как сидела к парню спиной. Арчи, как приличная сторожевая собака, подал голос и тут же побежал к нашему гостю, виляя хвостиком, вернее его миниатюрной копией.
Стас, осторожно обходя щенка, подошел к нам.
– Здравствуйте, принцесса, страж, – нерешительно начал он. – Я пришел к вам с просьбой. Дар говорит, да и все говорят, вы помогли графине с Андрэ.
– Да, все верно. У тебя есть просьба? – спросила я, внимательно вглядываясь парню в глаза. Стас кивнул и начал свой рассказ.
– Я попал сюда лет, наверное, десять назад. Разбился в аварии, да не один. – Стас замолчал. Я не стала его торопить, понимая, что парню неловко.
– Ладно, – махнул он рукой, будто что-то решил для себя, – рассказываю, как все было.
Стас жил в семье, которая с виду была благополучной. Мать – учительница русского языка и литературы, отец – водитель-дальнобойщик. Отец часто отсутствовал из-за своей работы. Мать тоже постоянно задерживалась то на собраниях, то на репетиторстве. Деньги в семье были, небольшие конечно. Дача была недалеко от города, машина новая. У Стаса был брат, старше его лет на шесть.
Со стороны все казалось вполне прилично и стабильно. Братья учились средне. Были и тройки, и четверки, но из-за матери учителя на них особо не наседали. Только мало кто знал, какой ужас творился в доме, когда из рейсов возвращался отец. Водитель, отсутствовавший, бывало, по два-три месяца, все дни, когда он был дома, пил, превращаясь в зверя. Как правило, его визиты были недолгими, но и они заставляли всю семью искать пятый угол. Мальчишки старались на это время пропадать у друзей, мать ссылалась на занятость по работе.
– Отец начинал пить с раннего утра, похмеляясь, в обед спал и к вечеру снова добавлял по полной. Есть те, кто после выпитого засыпают, отец же не мог уснуть, пока не выплескивал всю свою агрессию. Затем, вдоволь поиздевавшись над матерью, он принимался за сыновей. Удары он наносил точно, в такие места, чтобы не было видно.
В тот день, мать не выдержала его издевательств и ударила его полной бутылкой водки по голове, которая попалась ей под руку. Муж свалился, как куль, на пол и потерял сознание. Мать пнула со злостью его ногой и удалилась к соседке, зная, что, когда тот очнется, ей лучше дома не быть. Мальчишки вернулись домой поздно, Стасу на тот момент было девять лет, а Витьке уже пятнадцать. Увидав на кухне разгром и кровь, братья заглянули во все комнаты, но никого не нашли. Лишь час спустя, когда пришла мать и заглянула в туалет, то увидела своего мужа висящим на ремне, который он привязал к трубе.
Когда приехала милиция (в то время ее еще не переименовали в полицию), следователь потом сказал, что отец хотел нас напугать, вешаться он не собирался, но поскользнулся и, сам того не желая, убил себя, – продолжал Стас. – После этого наша жизнь круто изменилась. Витька обвинял во всем мать, начал пить, потом колоться какой-то дрянью, да и я от него не отставал. Когда мне было уже пятнадцать, Витька по пьяному делу зарезал двоих, свою подругу и друга, к которому ее приревновал. Брата посадили, но через год он умер от цирроза печени, ну и что-то там с сердцем было.
Я тоже от него недалеко ушел, продолжал пить. Таскал у матери деньги и пропивал всю ее зарплату. Когда мне исполнилось двадцать, я взял нашу старую машину и посадил туда двоих друзей и свою девушку с ее подругой. Мы пили весь вечер и потом лихо катались по трассе, пока на полной скорости не улетели в обрыв. Девчонки сразу насмерть, меня выкинуло через лобовое стекло, оторвало ногу почти до бедра. Я долго полз, пытаясь добраться до дороги, но не смог. Вернее, не успел, умер от потери крови. Никого из нас не спасли. Двое друзей скончались потом в больнице.
Мать, стоя у могилы, прокляла меня. Ей пришлось после этого уехать из города, так как родители погибших девчонок и парней хотели устроить ей самосуд, и только то, что она вовремя смогла уехать к сестре, спасло ее.
Сейчас, я знаю, мать больна. Скоро она простится с Земным миром, но попадет не ко мне сюда, а к брату и отцу, где они и так понятно. У нее еще есть шанс, если она нас всех простит, то будет здесь со мной.
Стас замолчал. Я сидела, не замечая, как по щекам тонкой, горячей струйкой текут слезы.
– Я хотел попросить вас, если это возможно, навестить мою мать и поговорить с ней. Может, она найдет в себе силы нас с братом простить. Отца и брата вернуть невозможно, но я не хочу, чтобы она за свое проклятье попала к ним.
Мне нечего было ответить Стасу или пообещать, пока нечего. Надо было посоветоваться с бабулей и узнать все, что можно, о той женщине, которая была матерью паренька.
Бабулю я нашла в храме, она расставляла свежие цветы и убирала завядшие.
– Я знаю, зачем ты меня искала, – сказала королева, не дав мне раскрыть рот. – Я бы не хотела помогать Стасу.
– Но почему?
– Он по неосторожности убил пятерых. Себя в том числе.
– Но он это сделал не специально, – не отставала я
– Да, но это нисколько не делает его лучше, поэтому Стас и останется здесь навечно. А вот его мать за свою злобу по отношению к детям, думаю, заслужила то, что с ней случится.
– Но, милая бабуля, давай я хотя бы попытаюсь, – заныла я, подталкивая вперед Арчи, чтобы тоже сделал мимимишную мордочку. Не знаю, что на бабулю больше подействовало, мое нытье или глазки-бусинки Арчи, но она согласилась, чтобы мы попробовали помочь Стасу.
И вот неделю спустя я летела в Сочи, где теперь жила и работала мать Стаса. Неделя ушла на то, чтобы найти женщину. Стас знал лишь свой прежний адрес и слышал иногда мысли и гнев своей матери, но где она в Земном мире, не мог сказать. Мне помог Влад, с его возможностями можно было отыскать кого угодно. Сначала брат, конечно, заподозрил меня в каких-то непонятных грехах, но услышав, что я ищу женщину по просьбе Макса, успокоился. Будто имя Макса было священным для Влада.
Аэропорт, который построили к олимпиаде, поражал своими размерами. Все новенькое, все блестело, и все работало. Эскалаторы, лифты, терминалы. Я взяла такси и поехала за Сочи, в поселок Мамайка. Это сейчас район стал почти центральным, а ранее, лет тридцать назад, когда меня еще не было, здесь была окраина Сочи.
Помню, мы ездили отдыхать сюда с родителями в какой-то пансионат, сейчас уже не вспомню название. В детстве все названия и места кажутся неважными и ненужными, это потом все имена вспоминаешь с трепетом и ностальгией. Мне тогда было примерно лет семь, но по воспоминаниям и фото здесь не было такого большого городского района, как сейчас. Прошло всего лет пятнадцать, а здесь уже выросли высотки и магазины, кафе, набережные. Район было просто не узнать.
Нужный мне дом стоял у дороги, недалеко от моря. Слышался шум волн, ударявшихся о камни. Туристический сезон еще не начинался, на улицах было почти пусто. За забором шумно тявкала какая-то мелкая дворняга. Приподнявшись на цыпочки, я заглядывала за забор, стараясь позвать хозяев, так как звонка не обнаружила, а калитка была заперта.
– Кого там принесло? – откуда-то из-за угла вышла женщина с веником и совком.
Немного полная, с бледным лицом и взглядом грозного волкодава. Я немного растерялась, не зная, что сказать такой, скажем так, гром-бабе. Людмила, так ее звали, начала разговор сама
– Вы из администрации? По поводу подселения? Так мы никому не сдаем, можете идти проверять. – Она открыла калитку, впуская меня. Я шла за ней по узкой тропинке, которая вилась между огромными кустами роз, уже набиравших бутоны.
– Каждую неделю ходите, что вам, медом здесь намазано? Сказала же, не селю никого, самим места мало, – ворчала женщина, шедшая впереди.
Мы прошли к одноэтажному дому и зашли прямо в кухню. Двери ее были распахнуты и закрыты лишь белой тюлевой занавеской на входе. Кухня располагалась в пристройке. Большая, чистая. Два холодильника, плита, шкафчики, кулер с водой и окно во двор, откуда мы зашли. Людмила указала мне на стул и встала напротив, сложив руки на груди.
– Ну, зачем пришли? – строго посмотрела она.
Я не знала, как начать разговор с ней.
– Давно, лет десять назад, вы жили с сыновьями в другом городе, – начала я.
– А ну выметайся отсюда! – закричала Людмила, хватая веник, который поставила до этого в угол кухни. – Нигде я не жила! Всю жизнь провела здесь! Пошла вон отсюда!
Я встала и подошла к ней, приложив руку ко лбу. Свечение из моей руки успокоило буйную женщину, заставив осесть на ближайшую табуретку. Людмила сидела тихо, глядя на меня пустыми глазами.
– Послушайте меня, я хорошо знала вашего сына и недавно он мне приснился, – начала я, надеясь, что она поверит мне, – просил навестить вас и попросить у вас прощения за все, что они с братом вам сделали.
Людмила вздохнула полной грудью, и в глазах начала появляться ясность и понимание.
– Ему очень плохо там, непрощеному, – проклятье, которое вы послали на его могиле, не дает ему покоя. – Я замолчала, ожидая, чтобы женщина поняла меня.
Людмила снова вздохнула и заговорила:
– Не знаю, кто вы, но то, что вы мне сейчас сказали, полностью похоже на мои сны. Последнее время Стас часто снится мне, почти каждую ночь. Сын зовет меня и просит простить его, иначе я погублю свою душу. Это правда? – спросила Людмила, обращаясь ко мне.
– Да, – я кивнула.
– А я не могу! Никак не получается у меня и все тут! – Женщина теребила в руках кухонное полотенце. – Вы не знаете, какие они были! Все в отца: жестокие, равнодушные, только и знали, что гулять и пить. Стас другой был, да, лучше, чем Витька.
Муж мой, он был зверем, когда выпьет. А трезвым я его почти не видела, приезжал из рейса и начинал заливать. Столько было в нем злости, что малейший взгляд превращал его в неуправляемого. Я ходила на работу или в брючном костюме, или в темных чулках. Все ноги были в синяках, живот, грудь. Он бил только в те места, которые можно было прикрыть. За волосы таскал, один раз выдрал мне клок с мясом, заросло потом, но еле приметное место осталось. Два месяца в платке ходила. Руку сломал. Забеременела я тогда неожиданно, третьим, он узнал – избил меня, пинал, ирод, ногами в живот. Чуть концы не отдала в больнице, разорвал мне все внутри. Врач заставлял меня заявление написать, чтобы этого подонка посадили, но я пожалела, да и сыновья с отцом-уголовником расти будут. Лучше бы я его посадила тогда, хотя вышел бы быстро, и может, еще хуже было бы.
В тот день, когда он повеситься решил, попугать нас, я сказала, что сил моих больше нет, на развод подаю. Он снова начал меня бить, и в какой-то момент я не выдержала, схватила водку со стола и треснула ему промеж бровей. Первый раз ответила, думала, убьет сейчас. Муж свалился без сознания, а я – деру из квартиры. Отсиделась у соседки, ну, думаю, была не была, идти надо, сыновья пришли. Захожу – они телевизор смотрят, отца нет. Нашла его потом в туалете, морда синяя, глаза вывалились, язык набок, лужа на полу. Красота, одним словом.
Ну, думаю, наконец-то заживем спокойно, ан нет. Витька, смотрю, втягиваться стал, с запахом приходить. Потом все хуже и хуже, дурь употреблять начал. Один раз, Стаса не было, принял меня за отца, избил так, что неделю лежала, не вставала. Стасу сказала, что приболела, радикулит. Короче снова начались мои мучения. Витька пару лет так прожил и угодил в тюрьму, убил друга своего с подругой, там и умер. Я даже свечку поставила, так рада была, что избавилась от мучений.
– Не прошло и года, как, смотрю, Стас начал пить, пропадал все где-то, деньги начал таскать. Я его запирала в комнате, решетку на окно поставила, все бесполезно, дверь с мясом выламывал. Но не бил. Хотя в зверя превратиться недолго.
В ту ночь, когда он машину отцовскую взял и повез всю компанию кататься, я первый раз спала спокойно за все эти годы. Даже мысли не было, что это последний день моего сына. Лишь к вечеру второго дня их всех нашли. Пока суть да дело, похороны подошли. Ко мне отец Ленки, подруги Стаса, что была с ним, подошел и сказал у могилы, где всех пятерых положили, что не жить мне больше.
Я плюнула на могилу и прокляла всех троих, что всю жизнь мне испортили. На следующий день собралась, уволилась и быстро уехала к сестре, сюда, в Сочи. Искали меня, знаю, родители тех парней и девчонок, наказать хотели за то, что таких недолюдей родила. А что я?! Я их что, такими специально всех воспитывала?! Это отец все их, гад, кровь его дурная! – Людмила замолчала. Даже слезинки не пролилось из глаз женщины, пока она рассказывала.
– Плохо ему там, за вас он волнуется, простили бы вы его, хотя бы Стаса, – попробовала я вразумить ее. Людмила помотала головой, продолжая смотреть в одну точку.
– Не могу, понимаю, но не могу, – сказала она.
Я встала и направилась к выходу из кухни, больше мне здесь нечего было делать.
– Если я не прощу его, что мне за это будет? – спросила вслед женщина.
– По заказу вы не сможете простить, должно от души идти, по-другому никак. Нельзя прощать по принципу «ты мне, а я тебе». Вы должны душой и сердцем его простить, а не из страха перед неизвестным, – ответила ей я и вышла. Мне больше нечего было сказать этой женщине.
Обратно я летела в подавленном состоянии, не было радости, как в предыдущие случаи. Я понимала, что Людмила не сможет простить своих сыновей, не получится у нее. Мне жаль было огорчать Стаса, но сделать ничего нельзя, придется ему с этим существовать. Может, надо было показать ей Темное Царство, обожженную графиню, языки пламени на камнях, но мне не хотелось. Эта женщина сама выбрала свой путь.
Я решила заночевать дома, так как ехать в усадьбу поздно ночью не хотелось. За эти почти три месяца я так привыкла к Арчи, что квартира без него казалась пустой. Да и Макса рядом не было. Я посидела немного за переводом. Мне осталось меньше половины, и можно отправлять работу, и так затянула. Потом позвонила Машка, узнала, что я в городе, и тут же загрузила меня работой, завтра мы идем выбирать платье. Я заскулила в трубку, почти как Арчи, но она была безжалостна: идем и точка.
Всю жизнь ненавижу ночные звонки, поэтому обычно отключаю звук на телефоне, но в этот раз просто забыла. Как правило, ночные звонки не несут в себе ничего хорошего, так и случилось. Часа в три ночи позвонила мама и сказала, что у моего отца был сердечный приступ, он в больнице, и лучше нам приехать. Я села на кровати, положила трубку и пыталась понять, где реальность, а где сон. Такие новости нельзя сообщать ночью, когда человека выдергивают из сна и обрушивают на него жестокую реальность.
Позвонил Влад, сказал, что они с Машкой заказали всем билеты и визу ей. Благодаря связям отца, с этим у нас не было проблем. Рейс был в восемь утра.
Мы решили не брать такси, а прошли на Хитроу-экспресс, который доставит нас на вокзал Паддингтон, а оттуда уже возьмем такси, так выйдет быстрее. Такси нас быстро доставило в больницу Лондон Бридж и очень скоро мы уже обнимали маму. Клиника была большая, как городок в городе. Мама ждала нас в коридоре и обрадовала, что папе лучше, но сегодня нас к нему не пустят, а вот завтра мы сможем его навестить.
Машуня заново знакомилась с нашей мамой, теперь уже в качестве невестки. Влад, довольный, поглядывал на обеих, а они уже сидели обсуждали, где в Лондоне можно купить свадебное платье. Интересы обеих совпадали. Мама сказала, что, скорее всего, на свадьбу приехать не смогут, отцу на какое-то время запретят полеты, но ближе к дате будет видно. Я была рада повидаться с родителями, мы их не видели почти полтора года из-за этой пандемии.
Мы сходили в кафетерий и решили ехать домой. Вещей у нас собой не было, так как все, что нужно, можно купить и здесь, тем более кое-какие вещи уже были в нашей лондонской квартире. Машке я пообещала свою любимую пижаму, а расчески и зубные щетки у нас имелись в наличии для таких вот внезапных визитов.
Мама сказала, что нам однозначно нужно в магазин David’s Brida в Стратфорде, только надо позвонить и договориться о дате и времени посещения, так просто здесь не принято приходить в такие магазины. Консультант может быть занят, а ждать не комильфо. Мы позвонили и договорились на послезавтра на вечер.
Апартаменты родителей были в Южном Кенсингтоне, с небольшой террасой, превращенной в маленький сад. Апартаменты располагались в особняке из красного кирпича, оформленные в чисто английском стиле.
Вечером Влад повел нас всех в свой любимый паб Черчилль Армс. Фасад старинного паба весь утопал в цветах, что располагались в подвесных и настенных кашпо, корзинах, горшках. В зале все соответствовало периоду военного времени и самому Черчиллю: множество фотографий того времени, фигурки и портреты все того же Черчилля.
Мы обедали в зале бабочек, что назывался так из–за огромного количества чучел–бабочек, что были расположены по всему периметру зала. Машуня фыркнула при виде этих милых экспонатов, но промолчала. Еда была превосходна. А особенно прохладный сидр.
Утром мы отправились к отцу. Папа был немного бледен, но в остальном выглядел неплохо. Шутил и улыбался. Нас пустили парами: сначала мы с мамой, потом Влад с Машей. Разговор с врачом нас успокоил, состояние было стабильным, но желательно повременить с поездками и избегать стрессов. Мама осталась с папой, а мы продолжили наш вечер, прогулявшись по Кенсингтонским садам и посидели в пабе.
И вот наконец мы отправились выбирать свадебное платье. Магазин был похож один в один на магазин из фильма о Коко Шанель. Такие же стены под слоновую кость, картины в рамках, огромные зеркала, продавцы в фирменных костюмах, чисто английский дизайн с лестницей на второй этаж. Владу бы здесь точно понравилось. Нас усадили в удобные мягкие кресла и приятная девушка с неизменным жемчугом на шее начала пытать Машку. Какое платье она хочет, какой фасон, какой цвет. Я сидела, тихонько посмеиваясь и отпивая чай из фарфоровой чашечки. Слышали бы вы со стороны разговор этих двоих, консультанта и Машуни:
– Какого стиля силуэт вы предпочитаете? – вопрос консультанта.
– Ну, вот здесь должно быть уже, а тут или там – чуть шире и обязательно длиннее, – ответ Машки.
– А цвет?
– Вот как эта чашка, но только если еще сливки добавить и немного капучино, – пыхтела Машка.
– Дайте ей карандаши и лист, она вам все сейчас нарисует, – сказала я, улыбаясь. Обе уставились на меня, и Машка стукнула себя по лбу, удивляясь, как ей это не пришло в голову сразу. Я думала, на этом мои мучения закончатся, но не тут-то было. Получив желаемый образец платья, консультант провела нас в другую комнату, с бесчисленным множеством этих самых платьев. Вот тут я начала нервничать. Все, что до этого нарисовала Машуня, было тут же забыто. Они стали перебирать все платья, причем не трогая их, а сначала рассматривая прикрепленные эскизы. Те, что понравились, сразу уносились в другую комнату с обилием зеркал и хрустальных люстр.
Я уселась на диванчике и обреченно кивала, когда Машка показывала мне новый эскиз. Когда первый десяток был выбран, мы прошли в примерочную размером с бальный зал. Я снова упала на диван, а гордая будущая невеста стояла на помосте в одном белом кокетливом белье и мерила, мерила, мерила. Я только удивлялась Машкиной стойкости.
Два часа спустя мы наконец-то выбрали платье в стиле mermaid цвета слоновой кости с акцентом на все изгибы тела. Юбка была чисто кремовой, атласной и расходилась мягкими линиями внизу, а верх полностью кружевной с воротничком стойка и рукавом три четверти. На невысокой Машуне платье смотрелось идеально, делая ее визуально повыше, да и шлейф немного удлинял. Платье было очень красиво, вышивка на кружевах казалась такой ажурной и воздушной, словно выткана искусным волшебником. Нам сказали, что кружева расшиты вручную. Платье обещали подправить и прислать в Москву незадолго до свадьбы.
Пока я ждала будущую невесту, набрала номер усадьбы, прослушала длинные гудки и позвонила Клавдии Васильевне.
– Але, Кристиночка? – Она кричала в трубку, будто я находилась на другом конце земного шара.
–Да, Клавдия Васильевна, здравствуйте, как там Арчи?
– Все у нас хорошо, гуляем, кушаем, сегодня делали пирожки с капустой, завтра пельмени налепим.
Я слушала тетю Клаву и представляла Арчи со скалкой и мордочкой в муке.
– Такой хороший песик, сам гуляет, сам играет во дворе, молодец просто, – продолжала Клавдия Васильевна, а я представила, как Макс выводит щенка на прогулку и играет с ним. Как же я скучаю по нему и щенку, разлука с Максом была просто невыносима. Права была бабуля насчет парных душ. Я еще немного поболтала с Клавдией Васильевной, она дала Арчи послушать в трубке мой голос и смеялась, рассказывая, как щенок начал бегать и искать меня.
Наконец-то Машуня освободилась, и мы отправились домой. На завтра была запланирована экскурсия в Лондонский Тауэр. Я там была несколько раз, но каждый раз ходила с удовольствием, а Машуня была в Лондоне первый раз, и они собирались с Владом задержаться здесь на неделю, а то и больше. Оба работали удаленно и могли отсюда спокойно выполнять то, что нужно, просто подключив свой ноутбук, это, пожалуй, единственное, что с собой взял каждый из нас. Я наконец-то закончила все переводы, отправила рукопись заказчику и взяла небольшой отпуск, хотела больше времени проводить с Максом и бабулей.
Крепость Тауэр, как всегда, поражала своей древней красотой и суровостью. История Тауэра настолько страшна, особенно узниками, что содержались здесь. Но его историческая ценность неоспорима. Почти тысячу лет он является символом Англии и монархии. Сколько казней, пыток и заключенных видела эта крепость. Даже одно время здесь были львы и слоны, что составляли королевский зверинец. Сейчас здесь находился музей и оружейная палата, где хранились сокровища британской короны.
В Лондоне я пробыла еще день, провела его почти полностью в палате у папы и на следующий день уехала, сославшись на брошенную на чужих людей собаку. Мама проворчала, зачем я ее вообще завела, что теперь не могу уехать надолго. Папа ничего не сказал, но я ему пообещала скоро приехать снова. Все ждали, что я познакомлю их с Максом, но тот так и не появился, по понятным только мне одной причинам. Влад хмурился, но молчал, Машка грозилась при встрече высказать Максу все, что о нем думает. Уезжала я одновременно расстроенная, но и счастливая, скоро я снова смогу обнять Макса, ну и Арчи, конечно.