– У него своя столовая, – ответила Юля туманно. – И больше ни о чем не спрашивай! – добавила она, выразительно глянув на девушку.
– Странно! – в голосе Наташи чувствовалось неудовлетворение. Она ожидала более развернутый ответ.
– А чего ты им так интересуешься? – спросила Маша. – Понравился, что ли? – она тихо захихикала, но тут же получила в бок локтем от своей подруги.
– Может и понравился, тебе то что? – огрызнулась Наташа, натягивая чепчик на свои блестящие черные волосы. У зеркала, висящего в конце коридора, она остановилась и принялась наводить легкий марафет. Слегка согнувшись, чтобы видеть себя всю в зеркале, она начала пальцами выравнивать свои густые черные брови. У нее были красивые зеленые глаза с очень длинными, чуть подкрашенными ресницами. Худое симпатичное лицо слегка портил немного неправильный нос, но яркие глаза и аккуратно очерченные пухлые губы все компенсировали с лихвой.
– Да, парень он красивый – глаз не оторвать! – сказала вдруг Юля. – Но дам вам маленький совет, девочки. Не обращайте на него особого внимания. Сегодня он здесь, а завтра – там! – при этих словах она ткнула указательным пальцем в потолок.
– Ну, теперь картина вырисовывается более подробно! – засмеялась Наташа.
Юля поднесла палец к губам, сделала знак и шепотом произнесла:
– Да, только я вам ничего не говорила!
Все дружно кивнули головой и стали спускаться вниз по лестнице. Наташа заглядывала во все углы и, казалось, искала кого-то взглядом.
– И все же, что он забыл тогда здесь? – она обернулась к Юле и продолжила с горячим любопытством свой допрос.
– Ну, уж этого я не знаю! – пожала плечами Юля.
Женщины на миг замерли перед дверями цеха. Стало понятным, – для каждого из них работа здесь была настоящим испытанием – проверкой на выносливость. Юля вздохнула и с некоторым колебанием нажала на красную кнопку. Улыбка, сопровождающая ее утром, исчезла, уступив место усталости.
Глава III
Монотонно и медленно ползли минуты и часы. Словно кто-то незримый присутствовал в цеху и специально тормозил стрелки на табло, чтобы насладится зрелищем усталых людей, работающих за конвейерами. Конец смены, казалось, не наступит никогда. Таню стало бросать в холодный пот. С потолка из многочисленных кондиционеров струились потоки ледяного воздуха: они уподобились зимней вьюге, кружили вокруг работников и заключали их в свои коварные объятия, напоминающие тиски смерти.
Все это время Таня была, в основном, предоставлена сама себе – никто из старожилов не кидался обучать ее и что-либо объяснять. Науку колбасной упаковки необходимо было постигать самой, без чьей либо помощи. Новички здесь были никому не нужны, поэтому Таня со стороны наблюдала за рабочим процессом, потом становилась рядом и повторяла все точь-в-точь. Она довольно быстро запоминала все – наименование и разновидности колбас, на каких машинах и в какие упаковки их паковать, как писать накладную и куда все ставить. Ящики с колбасами были практически неподъемными, но, несмотря на это, каждая женщина носила свои ящики к выходу сама. Помимо запоминания всех процессов, нужно было работать со скоростью метеора. Только так к концу смены можно было избавиться от огромного нагромождения неупакованных колбасных изделий, занимающих все помещение их большого цеха. Выйти из цеха, оставив что-либо не упакованным, они не имели права, даже если работниц было меньше, чем было положено. «Умри – но сделай!» – таков был девиз в этом леденящем душу раю.
После обеда Таня стала на камерный вакуумный упаковщик. К ней присоединилась Катя, так как этот агрегат должно было обслуживать два оператора. Сначала они начали раскидывать колбасу варенку в пакеты соответствующего размера, затем клали ее по краям вакуумного упаковщика и опускали крышку квадратной камеры – каждый по очереди со своей стороны. Таким образом, края упаковки запаивались, вытесняя воздух, и пленка плотно прилегала к колбасе. После этого они собирали партию запакованной колбасы и опускали ее в аппарат термообработки, то есть в бурлящий кипяток, на несколько секунд. Затем колбасы вынимались из аппарата и раскладывались в огромный круглый чан. Когда этот чан наполнялся, девушки бросали паковать, начинали считать изделия и раскладывать их по ящикам, тыкая в них записки с наименованием и количеством колбас. К шести вечера Таня начала вдруг кашлять. Ей стало заметно хуже, но она не подавала вида. Вместе с неожиданно нагрянувшей простудой к ней пришла усталость и рассеянность. Опустив в термообработку несколько колбас, она снова нажала на зеленую кнопку и повторно опустила изделия в дымящийся кипяток.
– Ты что это делаешь? – услышала она сердитый голос за своей спиной, который тут же отрезвил ее. Она обернулась. К ней направлялся Николай – он увидел, что она сотворила, и теперь смотрел на нее, как на самую большую и злостную неумеху, делающую все спустя рукава.
– Ты хоть заметила, что натворила? – возмутился он, нахмурив свои черные брови. – Ты же нарушаешь технологию приготовления!
Таня молчала, потупив взор. К горлу подступил приступ кашля, но она старалась сдержать его. Лицо от натуги покраснело, на глазах выступили слезы. Ужасный спазм сжал горло: она не выдержала и принялась безудержно кашлять, прикрыв лицевую повязку руками.
Николай подошел к ней вплотную и порывисто приложил ладонь к ее лбу.
– Да у тебя же жар! – воскликнул он потрясенно, после чего бесцеремонно поднял рукав Таниной водолазки и прощупал ткань. – А где твое термобелье? – расширив удивленно глаза, спросил он.
– Нет у меня никакого термобелья… – сердито ответила Таня, убирая его руку от себя. – Мне ничего за него не говорили…
– Как, тебе кладовщица не выдала новое термобелье?
– Она мне выдала только теплый комбинезон и чепчик для головы…
Николай застыл на несколько минут в легком оцепенении. После этого он стал подходить к каждой женщине и спрашивал, есть ли на них термобелье. Они, немного смутившись от такого вопроса, отвечали, что есть. Подом он приблизился к Юле и что-то с возмущением сказал ей.
Она взмахнула сердито руками и с жалостью посмотрела на сникшую Таню.
– Черт возьми, эта старая карга своей невнимательностью оказала девочке волчью услугу! – сказала она о кладовщице. – Надо же, и я не доглядела…
Николай, тем временем, вновь подошел к Тане, которая снова взялась за работу и, взяв ее за руку, повел как маленькую в сторону выхода.
– Куда вы меня тащите? – она резко остановилась и вырвала свою руку.
– Как куда? Домой пойдешь, на сегодня ты уже отработала свое…
– Но я работаю первый день, поэтому никуда не пойду, ведь мне не заплатят за смену, – пояснила ему Таня.
Николай с изумлением принялся рассматривать ее, но она потонула в бесформенном комбинезоне, а белая марлевая повязка скрывала пол лица, так что он мог видеть только ее большие карие глаза.
– Все тебе заплатят, не переживай! – успокоил он ее. – Пошли со мной, я тебе подберу термобелье. И откуда у тебя взялись такие мысли, что тебе не заплатят за смену? – спросил он угрюмо.
– Все это говорят, – смущенно сказала Таня, отведя взгляд в сторону.
– Значит, тут такие порядки? – он ни сколько Тане, сколько себе задал этот вопрос, задумчиво глядя в ее затуманенные какой-то неведомой печалью глаза. – И все же ты должна пойти домой. Я гарантирую тебе, что за смену тебе заплатят и что тебя никто не уволит…
Таня с удивлением посмотрела на него.
– Откуда у вас такие гарантии? – спросила она, но осеклась, вспомнив про разговор Юли и Наташи.
Его, казалось, этот вопрос застал врасплох. Он в задумчивости почесал свой высокий гладкий лоб, очевидно обдумывая свой ответ.
– Я немного знаком с начальством, поэтому могу поручиться за тебя! – выпалил он, приглаживая рукой свои короткие черные волосы.
Таня продолжала стоять на месте, с недоверием косясь на него. Можно ли так легковерно доверять незнакомцу? Его красивое лицо с правильно очерченными линиями выглядело благородным, а взгляд – прямым и честным. Она еще так молода, но уже успела за эти полгода узнать, что внешность и первые впечатления бывают слишком обманчивы. Поэтому часа весов была не на его стороне – приятная и благородная наружность еще не предполагала благородства в душе. К тому же она вспомнила, что им со Светой скоро платить за квартиру, а хозяйка не любила отсрочки. Нет, она не станет так рисковать и как-нибудь доработает до утра. Двенадцать часов она простояла, выдержит и остальную половину времени.
– И у меня нет шансов уговорить тебя? – со слабой надеждой в голосе спросил Николай. Ее странное поведение удивляло его. На ее месте в таком состоянии он бы пошел домой, не раздумывая.
– Нет! – Таня едва улыбнулась. И чего это он так беспокоится за нее?
– Тогда пошли, я тебе хотя бы выдам новое термобелье…
– Хорошо, от него я уж точно не откажусь, – согласилась Таня, съежившись от холода.
Николай подошел к двери и громко постучал. Через полминуты дверь отворила женщина в белом халате, и он бегло объяснил ей, почему они с Таней вышли раньше положенного времени. Женщина понятливо качнула головой и участливо посмотрела на Таню. Они прошли все цеха, и вышли на лестничную площадку. Когда стали подниматься на второй этаж, к ним навстречу выпорхнула невысокая длинноволосая блондинка лет тридцати. На ней был аккуратный белый халат, а в руках она держала черную папку. Это был технолог – именно она проводила накануне с Таней собеседование. Она улыбнулась и почтительно кивнула Николаю, а Таню даже не заметила. «Неужели специально караулила его?» – догадалась Таня.
Когда они поднялись на второй этаж и подошли к кладовой, он оставил Таню у двери, а сам направился к пункту охраны, чтобы взять ключи, так как кладовщица уже ушла домой. Зайдя в кладовую, он перерыл весь шкаф и выбрал для Тани подходящее по размеру термобелье.
– Бери, облачайся! – весело сказал он, подмигнув ей.
– Спасибо вам… – она была искренне благодарна такой неожиданной заботе.
– Не за что! – радостно ответил он.
Видимо, эта маленькая услуга доставила ему огромную радость и удовлетворение.
Они вышли из кладовой в длинный коридор, и Таня тут же направилась в женскую раздевалку. Краем глаза она приметила, что Николай пошел в противоположную от цеха сторону – туда, где лестница выводила людей на улицу.
– Но цех находится в другой стороне! – крикнула Таня. «Может, он немного заработался и от усталости потерялся в этих лабиринтах?» – предположила она.
Николай оглянулся и застыл на месте с виноватой улыбкой. Похоже, Танины слова снова застигли его врасплох, хотя, что такого она сказала?
«Вероятно, я говорю то, что не следует произносить и задаю неуместные вопросы» – подумала она и решила впредь ничего ему не говорить и ничего не спрашивать.
– Извини, не могу тебе всего объяснить, – Николай смущенно опустил глаза в пол, отвернулся и начал спускаться по лестнице к пункту охраны. Вскоре ежик его коротко стриженых черных волос и широкая спина исчезли за лестничным проемом.
Таня посмотрела на настенные часы в коридоре – стрелки приблизились к цифре восемь. Странно. Теперь этот Николай стал казаться девушке еще более загадочным, чем раньше. Но она тут же выкинула его из головы. Теперь ее заботило только то, как найти в себе душевные и физические силы, чтобы отработать смену до конца.
Через пять минут она уже вернулась в цех. Юля, ничего не спросив, одобрительно кивнула ей – значит Таня бы права. Никто не похвалил бы ее за преждевременный уход и, скорее всего, на следующий день, она действительно была бы безработной. Она слышала – так поступали со всеми, кто не смог продержаться здесь двадцать четыре часа. Для простых рабочих здесь не было поблажек, и начальство всегда находило повод и причину для того, чтобы уволить человека, не выдерживающего суточной работы. Таким же способом оно методично избавлялись от тех, кто требовал повышения зарплаты и, не дай бог, справедливости.
* * *
Если и существует ад на земле, то, пожалуй, более подходящего места для него не сыщешь. Так думала Таня перед рассветом, который она не могла увидеть, так как была заключена в холодный и угрюмый склеп без окон. Да только в этом аду не кипели огромные бурлящие котлы, а со всех углов и щелей на присутствующих низвергались тонны леденящего воздуха.
В полночь, когда они были в столовой, участливая Катя нашла в своей сумке жаропонижающую таблетку и отдала ее Тане. Она была единственной, кто пожалел ее. Остальные думали, что жалость здесь не уместна, так как ее не приветствуют хозяева этого громадного морозильника. Таблетка Кати немного облегчила состояние Тани, но ближе к утру она заметила на своих руках припухлость и ярко выраженные красные полосы. Руки стали дрожать и перестали ее слушаться. Дошло до того, что она с трудом держала в руках кружку с водой, которую поднесла ей заботливая Катя.
– Это у тебя мышечная ткань воспалилась от тяжелых нагрузок на мышечный аппарат руки! – голосом специалиста пояснила Катя. – У меня было то же самое после первой смены. Я даже в больницу ходила. Врач сказал, что это миозит мышц и прописал мне гель, который снял мышечное напряжение и убрал отек. Но это не до конца помогло: у меня была по-прежнему слабость в конечностях и, чуть позже, он прописал мне анальгетики. А вообще он сказал, что мне нельзя поднимать тяжести хотя бы неделю, но куда там! За два дня я кое-как подлечилась и снова вышла в свою смену, и мне опять пришлось тягать эти тяжелые ящики!
Таня тихо вздохнула и продолжила паковать на вакуумном упаковщике варенку, но каждое движение и усилие, даже незначительное, причиняло ей острую нестерпимую боль. Катя, пытаясь помочь, стала тягать ее тяжелые ящики, но Таня оттолкнула ее – никто не должен страдать из-за ее проблем. В самом конце смены, когда силы окончательно покинули ее, она не могла себе дать вразумительного ответа, что она делает здесь, в этом холодном аду целых двадцать четыре часа. Она перетаскала сотни тяжелых ящиков, она сгибалась в одной позе над одним конвейером по пять-шесть часов без перерыва, потом меняла рабочее место, чтобы вот так же сгибаться по шесть часов к ряду, но уже над другим конвейером. Безликая и монотонная работа сводила ее с ума. Казалось, что мозг тупел и медленно, но верно умирал от однообразной конвейерной работы. Когда она поведала о своих ощущениях и чувствах Кате – та удивилась и сказала, что у нее такие же впечатления от этого места.
Утром, выйдя из помещения на улицу, Таня зажмурилась от непривычно яркого света. У нее было чувство, будто она вышла из погребального мира мертвых. Она совсем отвыкла от улицы, томясь целые сутки при противном для глаз электрическом свете. Помимо снежных пейзажей, раскинувшихся перед ней, на небосводе красовалось утреннее солнце. Оно повисло огромным оранжевым яблоком у самого горизонта. Таня обрадовалась ему, как хорошему знакомому. Давно оно не баловало своими лучами людей этого миллионного города. Последние несколько недель были довольно пасмурными и дождливыми, а густой туман хозяйничал на улицах их города, будто полноправный правитель этих земель.
– Ты как? – спросила заинтересовано Катя, наблюдая, как Таня, словно инвалид, неуклюже спускается по ступенькам высокого крыльца. Ее давно уже все обогнали, только она все еще не могла доплестись до последней ступеньки.
– Ничего, все нормально, – усмехаясь своей неуклюжести, ответила она.
Таня ощущала себя высохшей мумией, которую силком выпихнули из подземелья на свет божий. Болели все кости, все мышцы, в особенности кисти рук и поясница. На перекрестке девушки простились и разошлись в разные стороны – Кате нужно было спешить на остановку, чтобы поймать свой автобус, а к дому Тани было рукой подать. Но если вчера она осилила путь до завода всего лишь за двадцать минут, то обратная дорога заняла целых сорок минут. Это был уже не тот путь, что накануне. Теперь каждый шаг давался с трудом, будто она пробивалась через тернистую тропу, идущую через топи и болота.
Таня заметила: как только выпал снег, все магазины, находящиеся в их районе, тут же развесили по окнам и вывескам гирлянды и незатейливые елочные украшения. Хотя было только начало декабря. Но для настроения и праздничной атмосферы календарные даты не нужны. Некоторые разрисовали стекла зимними пейзажами. Кое-кто уже установил искусственную елку на витрине, украсив ее блестящим серебристым дождиком и разноцветным серпантином.
Она, наконец, доковыляла до своего дома. На дворе была суббота – детвора резвилась на улице и радовалась долгожданному снегу – для каждого ребенка не так уж и много нужно для полного счастья. Одна группа детей с воодушевлением лепила снеговика, другая со звонким смехом катала друг друга на санках, третья – играла в снежки. Некоторые родители стояли в стороне и с умилением смотрели на своих детей, другие же, отбросив предрассудки, резвились вместе со своими малышами, валяясь в снегу. А еще они помогали свои детям катать огромные шары для снеговика. Рядом с готовыми снежными шарами стояло перевернутое пластмассовое ведерко красного цвета, а на нем лежала шишка и чей-то светлый пушистый шарф – ребятишки заранее позаботились о наряде для будущего снеговика. Возле них крутилась и вездесущая баба Маша, так как среди этой ребятни была ее пятилетняя внучка Настя. На женщине был все тот же серый пуховый платок, с которым она даже в теплое время года не желала расставаться. Иногда он служил ей головным убором, иногда заменял ей накидку на плечи, а порою, она опоясывала им поясницу.
Таня поздоровалась с ней и направилась к подъезду.
– Ты что, из преисподней возвращаешься? – спросила вдруг квартальная, с изумлением рассматривая ее бледное лицо и корявую походку.
– А что, так заметно? – удивилась Таня.
– И где же тебя все-таки носило? – с любопытством поинтересовалась женщина.
– Я всего лишь иду с работы…
– Хороша, видать, работа! – хмыкнула баба Маша. – И что же это за работа? – бесцеремонно спросила она, подходя поближе к Тане. Она всегда любила быть в курсе любых, даже самых незначительных событий.
– Я устроилась на наш колбасный завод упаковщиком-комплектовщиком…
– Нашла куда устроится! – разочарованно протянула квартальная. – Там моя невестка работала еще до рождения Насти. После месяца работы в этом морозильнике она лечилась потом несколько месяцев!
– Но мне нужно продержаться хотя бы до июня, – усмехнулась Таня.
– А почему именно до июня? – спросила баба Маша, поправляя пуховый платок на голове.
– Потому что в июне я буду поступать в институт…
– Ах, вот оно что! – закивала головой квартальная и неожиданно спросила: – У тебя жар что ли? Все лицо нездорового красного оттенка… – пристально разглядывая Таню, произнесла она.
– Наверное…
– Наверное?! – баба Маша схватила Таню за руку и потащила в подъезд. – Настя, со двора никуда, я сейчас вернусь! – крикнула она внучке.
Девочка понятливо кивнула головой – она и не собиралась никуда уходить, ведь ее друзья вместе с ней занимались ответственной работой – лепкой огромного снеговика.
Баба Маша открыла свою дверь и запихнула Таню в коридор, потом разулась и поспешила на кухню. Через пять минут она возвратилась с небольшой кастрюлькой в руках, замотанной в бежевое полотенце. Сверху лежал какой-то бумажный сверток.
– Тут тебе горячий куриный суп и несколько бутербродов, а еще возьми парацетамол. Выпьешь после того, как покушаешь! – она протянула девушке блистер с белыми таблетками и кастрюлю со свертком.
Таня неловко замялась.
– Бери, бери, отговорок не приемлю! – засмеялась женщина. – Кастрюлю принесешь потом…
– Спасибо вам огромное! – поблагодарила Таня. – Вы очень добры ко мне…
– Ага, можешь, и со своей Светкой поделится! – сказала снисходительно баба Маша. – А то она, лентяйка, небось, не знает даже, как чай приготовить!
– Ну, что вы! – возразила Таня. Она с благодарностью посмотрела на квартальную. Подумать только! Еще вчера эта с виду суровая женщина даже не поздоровалась с ней, а сегодня она была само радушие и доброта.
На площадке они простились. Таня стала не спеша подниматься по лестнице на второй этаж, держась одной рукой за перила. Там, в конце коридора, который напоминал мрачный потусторонний тоннель, за столом в домино играло несколько человек. Они помахали Тане рукой в знак приветствия. Девушка помахала им в ответ. Среди них был и ее чересчур высокий и полный пятидесятилетний сосед, который так любил выпить. Тане вдруг показалось, что она знает этих людей не полгода, а всю свою сознательную жизнь. Может, потому что они все сразу приняли ее, относились к ней доброжелательно и часто спрашивали – не нужно ли ей чего?
Со Светой же не здоровалось половина подъезда – из-за ее нелюдимости и чрезмерной мрачности. Она признавалась Тане, что ее все время бесили их постоянные расспросы о ее личной жизни – а это была ее нелюбимая тема, как и у любого одинокого человека. Ей не нравилось, что к ней лезли в душу, и она хотела одного – чтобы ее оставили в покое. Поэтому она и носила на своем лице маску отчужденности, чтобы ни у кого из жильцов не возникало желания расспросить ее о том, о чем она предпочитала молчать. Лишь в приступе отчаяния она тащила кого-нибудь в квартиру для отвлеченных бесед на кухне за рюмкой дешевого коньяка. Как правило, это были люди посторонние: они не интересовались ее жизнью, ни о чем личном не расспрашивали. С ними можно было просто посидеть на кухне и болтать о разных несущественных мелочах, о чем угодно, но не о том, чего она так боится – а больше всего она боялась одиночества. Из жильцов дома лишь сосед был вхож в их квартиру. Он не учинял Свете допросов, и всегда делал акцент на том, чтобы его рюмка никогда не была пустой. Он любил рассказывать глупые анекдоты и забавные случаи из своей жизни. Свету это вполне устраивало, она даже на миг забывала о том, что ее гложет.
Таню соседи тоже много о чем спрашивали, но она корректно умалчивала о самом главном. Никто из жильцов, не считая Светы, не знал о том, что ее родного отца теперь волновала только его новая женщина и что о существовании своей дочери он, очевидно, уже давно забыл.
Таня открыла ключом дверь и зашла в коридор – ее встретила мертвая тишина, ведь Света была на работе. Она разулась, сняла верхнюю одежду и отнесла суп на кухню. Потом вымыла руки в ванной комнате и, укутавшись в плед, снова вернулась на кухню. Заглянула в холодильник – тот борщ, который она приготовила два дня назад, Света доела. Пустая кастрюля стояла на нижней полке и Таня, улыбаясь, вытащила ее. Света не любила возиться с грязной посудой и даже не удосужилась поставить пустую кастрюлю в мойку. Зато на верхней полке ее ждал приятный сюрприз – Света приготовила морковку по-корейски и сделала бутерброды, сгрузила все в одну большую тарелку и всунула записку, на которой было написано: «Для моей голодной Тани!». Точнее она написала «галодной», и Таня, доставая пропитанную морковным соком записку, снова улыбнулась. За это трепетное внимание, которое было так не свойственно Свете, Таня готова была простить ей что угодно. Она с равнодушием посмотрела на бутерброды. После того, что она увидела в разделочном цеху, кушать колбасу ей перехотелось, и она решила полакомиться только морковкой по-корейски. Налив себе в тарелку суп, она тут же принялась за трапезу. Наваристый суп приятно пах пряностями и курицей. Спустя пять минут Таня, наконец, согрелась – тепло разлилось по окоченевшему телу, как животворящий бальзам. Оставшийся в кастрюльке суп она отложила для Светы. Помыв посуду, она выпила парацетамол. «Спать, спать!» – шептало ей уставшее изнеможённое тело. Больше, чем двадцать четыре часа, она не смыкала глаз, и вид дивана с подушкой манил ее в царство Морфея.
Но поспать в этот день ей так и не удалось – неприятный случай распорядился по-другому. Сколько таких скверных случаев ломает все планы, никогда не сосчитать человеку. Едва Таня, натянув на себя кучу теплых вещей, подошла к заветному дивану, она услышала непонятный журчащий звук откуда-то сверху. Она прислушалась – подозрительный шум нарастал все больше и больше. Подняв голову к потолку, она обомлела от ужаса. С потолка, по левой стене неожиданно хлынул мощный поток воды, который напоминал неспокойный горный водопад, вырвавшийся на долгожданную свободу после обильных дождей. От неожиданности Таня в панике забегала по комнате, не зная, что делать. В такую ситуацию она никогда не попадала. Она схватила половую дорожку, увидев, как к ней медленно, но верно пробивает себе дорогу вода и кинула ее на диван. Затем отодвинула с горем пополам шкаф с одеждой от мокрой стены, по которой лились ручейки воды. Вспомнив за свои и Светины документы, она быстро забрала их из тумбочки, потом кинулась к книгам. С этим ценным грузом на руках, она поторопилась в кухню – там ее ждала еще одна неприятность. И тут с потолка хлестала вода, которая капала на включенный в сеть холодильник. Она выскочила в коридор и вырубила электросчетчик, затем с ужасом обнаружила, что ванной комнате и коридоре тоже начался теплый душ. Вода стекала на пол по стенам и по дверям.
Покраснев от досады, она вместе с документами и книгами, поторопилась к соседу и, вручив оторопевшему Александру свои вещи, бросилась бежать на третий этаж.
– Что случилось? – спросил он, с удивлением рассматривая всученные ему документы.
– Дядя Саша, меня топят соседи сверху! – крикнула она с лестничной площадки третьего этажа.
Тарабаня в дверь соседа, она прислушалась. За дверью раздавались характерные звуки, указывающие на то, что именно эта квартира является виновником потопа. Словно в подтверждение этому, вода стала просачиваться через дверь и успела намочить маленький коврик, лежащий рядом. Таня начала кричать, как безумная, но никто так и не открыл ей дверь. Зато на площадку вышла Нина – высокая русоволосая девушка с выразительными голубыми глазами, живущая в соседней квартире.
– Сосед на работе! – эти слова, словно приговор прозвучал из уст девушки.
У Тани упало сердце, когда она услышала эту фразу.
– А что произошло? – спросила Нина, рассмотрев, наконец, в коридоре лужу, которая образовалась у порога соседа.
Таня в двух словах все объяснила ей.
– Необходимо позвать сантехника, чтобы перекрыл воду в подвале! – Нина схватила Таню за руку и потащила в конец коридора. – Его номер телефона есть у тети Нади, ее в том году топили соседи с четвертого этажа! – пояснила она.
В считанные секунды девушки добежали до нужной двери и стали громко стучать.
– Кто там? – спросил за дверью испуганный детский голос.
– Антон, мама дома? – спросила Нина.
– Ее нет дома!.. Она сказала мне, чтобы я никому не открывал дверь, пока она не вернется! – ответил он сердито.
Девушки растерянно переглянулись. Эта новая загвоздка снова выбила Таню из колеи. Возможно, ее квартира уже напоминает бассейн и, поэтому стоило бы поторопиться.
– Я больше не знаю, у кого еще есть телефон, – призналась огорченно Нина.
– Слушай, давай сделаем так! – Таню осенила неожиданная мысль, и она тут же поделилась ею с Ниной. – Мы сейчас станем стучать во все двери – ты по левой стороне, а я по правой. Кто будет выходить, у того и будем спрашивать насчет телефона, вдруг нам повезет?
– Хорошо придумано! – согласилась девушка.
Они тут же принялись за дело. Словно участвуя в марафонском забеге, они уже через минуту стояли в конце коридора, успев постучать в каждую дверь – а их было двадцать. В коридор стали выглядывать люди с испуганными лицами. Девушки наспех им объяснили причину их грубого вторжения.
Через минуту заветный номер был найден, и сантехник пообещал прибыть на рабочей машине (если она не сломается), в течение пятнадцати минут.
– Все, я побежала к себе! – Таня спохватилась и бросилась на второй этаж. Она жутко боялась того, что могло ожидать ее там, ведь она покинула квартиру, сломя голову, двадцать минут назад.
– Я с тобой! – Нина кинулась бежать следом за Таней, прихватив с собой теплую кофту.
Когда они спустились на второй этаж, то увидели, что в открытую настежь дверь (Таня так и не заперла ее), забегали люди с тазиками, ведрами и тряпками – это, как оказалось, всех мобилизовал Танин сосед. Девушки зашли в квартиру, а там кипела работа. Одна группа людей ловкими движениями расставляла тазики в те места, где больше всего капала вода с потолка, другая вымачивала тряпками мокрый пол – вода полностью покрыла его на несколько сантиметров, третья группа бережно накрывала своими клеенками кровать, диван и шкаф, чтобы защитить мебель от воды. Таня с Ниной засучили рукава и принялись вытирать сухими тряпками пол. Пришли люди и с третьего этажа – те самые, которых потревожили девушки, в надежде найти заветный телефон, – все старались оказать непосильную помощь.
– Ваши документы и книги надежно спрятаны! – сказал Тане сосед.
Она поблагодарила его за помощь и вдруг вспомнила, как совсем недавно грубо вытолкнула его из своей квартиры, когда он устроил посиделки на кухне вместе со Светой. Если бы люди знали заранее, что помощь может прийти от людей, от которых меньше всего ожидаешь ее, они немало удивились бы.
Когда вода набиралась в тазиках до краев – Таня с Ниной выносили тазы на улицу и выливали воду на снег.
– Спасибо тебе за все! – Таня, в порыве чувств, пожала крепко Нине руку и добавила: – Я не знаю, чтобы делала без тебя… Ты мне так помогла сегодня!
Нина звонко рассмеялась и, махнув рукой, сказала:
– Пустяки! У нас тут все стараются помогать друг другу: я редко где такое видела.
– Признаюсь, я тоже…
Через двадцать минут приехал слесарь. Таня встретила его так, будто он был самым важным человеком в ее жизни. Это был пожилой седовласый мужчина маленького роста. Над его верхней губой росли густые седые усы, на высоком лбу бороздились две глубоких морщины, но голубые глаза выглядели на удивление молодо, а бодрый мальчишеский голос только подчеркивал его моложавость. На нем был серый комбинезон, который напомнил Тане ее рабочую спецодежду – такого же цвета и такого же пошива. Он впечатленным взглядом осмотрел масштабы потопа и попросил ключ от подвала.
– А разве он не у вас? – испуганно спросила Таня.
– Нет, и никогда не был…
– Черт возьми, ключ же у бабы Маши! – дядя Саша стукнул себя по лбу, озадаченно глядя на слесаря.
– Ключ сейчас будет, пойдемте! – Таня повела сантехника на первый этаж – туда, где жила квартальная.
Она громко постучала в ее дверь и стала ждать. Но и тут ее встретила тревожная тишина. Никто не кинулся открывать ей дверь. Значит, бабы Маши не было дома. Таня, не выдержав, воздела руки к небу, готовая вот-вот расплакаться. Но тут дверь в подъезд неожиданно распахнулась и, о чудо – на пороге предстал именно тот, кто в данный момент был больше всего нужен.