Холодный дом – Чарльз Диккенс

Всю свою жизнь из разных источников я слышала, что Диккенс – это мрачный писатель, который пишет мрачные книги. И вот в мрачную осеннюю пору я решила, что это как раз то, что нужно для моего мрачного настроения, взяла с полки мрачный Холодный дом и приготовилась погрузиться в мрачную пучину сюжета. Каково же было мое изумление, когда я обнаружила, что читаю превосходную остросоциальную сатиру. Насмешник Диккенс прошелся катком сарказма по своему времени, особенно досталось судебной системе и высшему обществу с его кичливостью и мнимой благотворительностью. По ним он проехался многократно и с явным удовольствием. Главы, написанные от лица Эстер, столь гипертрофированы «под женский стиль», что невольно приходят мысли об иронии над писательницами-современницами. Вся она создана в лучших традициях женского романа того времени. Самопожертвование, самоотречение, самоотдача. Ее, конечно же, все поголовно любят и уважают, а она, утирая слезинки умиления, не устает уверять, что не достойна этого. Но иногда эта кроткая овечка как что ляпнет, что остается только глазами хлопать и заподозрить таки этот (гротеск) эталон житейской святости в самолюбовании или, как минимум, в кокетстве.

Если верить биографам, то Диккенс знал о жизни своих персонажей всё в мельчайших подробностях, независимо от их роли в сюжете. Неудивительно, что каждое действующее лицо обладает яркой индивидуальностью.Описание пейзажей и домов может показаться утомительным и занудным в погоне за сюжетом. Если же вчитаться в эти строки с эстетический точки зрения, то их можно сравнить со старыми антикварными часами, которые уже давно остановили свои ход. Вещь непрактичная, но так и притягивает глаз своей величественностью, вызывая восхищение работой мастера и вздохи «эх, умели же раньше делать!»«Мрачный» Диккенс великодушен к своим героям и финал книги весьма радужен, насколько это вообще возможно.

А еще я слышала, что по-настоящему Диккенса можно оценить только со второго раза. Надо попробовать.

Когда я стану бабушкой, седой старухой с трубкою, я точно запасусь парой-тройкой томов Диккенса и буду получать своё старушачье удовольствие. Времени у меня будет много, а Диккенс достаточно объёмен, чтобы всё это время заполнить. Помню собственную бабулю, для которой сюжет любого произведения сводился к вопросу «кто с кем остался», вот с этим вопросом как раз к Диккенсу. Это типичный сериал, только очень качественный. Впрочем, он и писался, как сериал: печатался частями из журнала в журнал. Так что всё оправдано: медленно-медленно развивающийся, но вроде как закрученный сюжет, семейные тайны, прежде всего, тайна рождения, несчастные сиротки, подлые злодеи, добрый опекун и почти идеальная героиня.

Диккенс хороший стилист, бери любую страницу на выбор:

На улицах такая слякоть, словно воды потопа только что схлынули с лица земли, и, появись на Холборн-Хилле мегалозавр длиной футов в сорок, плетущийся, как слоноподобная ящерица, никто бы не удивился.

Диккенс блестящий сатирик.

… большой свет – всего лишь крошечное пятнышко. В нем много хорошего; много

хороших, достойных людей; он занимает предназначенное ему место. Но все зло в том, что этот изнеженный мир живет, как в футляре для драгоценностей, слишком плотно закутанный в мягкие ткани и тонкое сукно, а потому не слышит шума более обширных миров, не видит, как они вращаются вокруг солнца. Это отмирающий мир, и порождения его болезненны, ибо в нем нечем дышать.

И психолог Диккенс тоже неплохой, хотя его страшно подводит сентиментальность. Но несмотря на все свои видимые достоинства Диккенс не так чтобы сильно глубок. Слишком много быта, слишком много социального. Возможно, даже так: чем короче произведение Диккенса, тем оно глубже (скажем, многие рождественские истории впечатлили больше, чем «Холодный дом»). Мне сейчас про быт не слишком интересно, так что наша главная встреча с Диккенсом впереди (главное – дожить).

«Надежда, Радость, Юность, Мир, Покой, Жизнь, Прах, Пепел, Растрата, Нужда, Разорение, Отчаяние, Безумие, Смерть, Коварство, Глупость, Слова, Парики, Тряпье, Пергамент, Грабеж, Прецедент, Тарабарщина, Обман и Чепуха. Вот и вся коллекция, – сказал старик, – и все заперты в клетку моим благородным ученым собратом.» Чарльз Диккенс

Если бы Чарльзу Диккенсу пришло в голову стать алхимиком, то он бы непременно получил заветный философский камень! Ему удаётся невероятное – заставить человека 21-го века, привыкшего к бешеному темпу жизни, которому уже и клипы кажутся слишком длинными, а твиттер – самым удобным форматом для выражения мысли, на неделю переселиться душой и мыслями в викторианскую Англию, проникнуться духом того времени, привыкнуть и начать сопереживать десяткам персонажей и посчитать более, чем тысячестраничный роман слишком коротким. Вроде бы и сюжеты похожие встречались, и литературные приемы давно известны, и, если начать придираться, то можно найти и недостатки, но есть в книге какая-то магия, благодаря которой уже после первых глав понимаешь, что «Холодный дом» будет среди любимых книг и что будешь помнить и возвращаться к роману всю жизнь. Это как «Менины» Веласкеса – вроде бы старый мрачноватый групповой портрет людей давно минувшей эпохи– скучная классика из учебника, но можно полюбить и импрессионистов, и сюрреалистов, и Малевича, и Поллока, и кого угодно ещё, но того, кто хоть раз заглянул в таинственную комнату с зеркалом вслед за инфантой Маргаритой, магия Веласкеса уже не отпустит. И у Веласкеса и у Диккенса не все изображенные персонажи привлекательны, некоторые и вовсе – уродливы, но все они кажутся подлинными, живыми и связанными между собой сложными эмоциональными, семейными и прочими узами. Поэтому и «Холодный дом» и «Менин» не «читаешь», не «изучаешь», не «рассматриваешь», а проживаешь. Это шедевры, знакомство с которыми обогащает и меняет человека.Какое отношение имели друг к другу многие люди, которые, стоя на противоположных краях разделяющей их бездонной пропасти, все-таки столкнулись, самым любопытным образом, на бесчисленных путях жизни?

«Холодный дом» с самого начала ошеломляет читателя: десятки самых разных персонажей от лордов и леди до нищих бродяг, многоликий Лондон и его окрестности, родовые дворянские поместья, отвратительные ночлежки, лавки, конторы, театры и трактиры, улицы и кладбища, тенистые парки и зловонные грязные переулки и, конечно, Канцлерский суд. Как не заблудиться, не запутаться? Как разобраться, кто есть кто и что тут к чему, особенно если ты не знаток истории Великобритании? Как мне кажется, Диккенсу удалось найти идеальную пропорцию между масштабностью и вниманием к деталям, описаниями, диалогами и действием, эмоциональностью и сдержанностью. Чувствуется, что «Холодный дом» – произведение человека зрелого, много повидавшего и испытавшего на своей собственной шкуре, чуждого, в равной мере, как наивности, так и цинизму, проницательного, едкого, часто критикующего, но всё же сохраняющего веру в лучшее в человеке. Ощущается и журналистский опыт автора, и писательское мастерство и чисто человеческий опыт человека, самостоятельно пробившего себе дорогу с самых низов и опыт главы многодетной семьи.К героям романа невозможно оставаться равнодушным, всё как в жизни: кто-то располагает к себе и становится добрым другом, кто-то вызывает раздражение, злость или даже ненависть, кто-то смешит, а кто-то не может вызвать ничего, кроме гадливости и отвращения. С кем-то Диккенс знакомит ближе и даёт возможность наблюдать за изменением поведения и даже характера под влиянием тех или иных событий, а кому-то посвящает лишь пару абзацев, но замечает детали и тонкости, настолько точно характеризующие человека, что большего и не нужно.Познакомьтесь для примера с единственным другом мистера Талкингхорна, почтенным поверенным, который

i>

внезапно почувствовал (как говорят), что жизнь эта слишком однообразна, и как-то раз, летним вечером, подарил свои золотые часы своему парикмахеру, не спеша вернулся домой в Тэмпл и повесился.

Разве требуется что-то добавить к вышесказанному о человеке? Чарльз Диккенс вообще был неравнодушен к моим коллегам-юристам и английской судебной системе в целом. Главнейший принцип английской судебной системы сводится к тому, чтобы создавать тяжбу ради самой тяжбы на пользу самой себе.

Развитие событий «Холодного дома» происходит на фоне рассмотрения в Канцлерском суде дела Джарндисы против Джарндисов, длящегося так долго, бессмысленно и беспощадно, что впору вспоминать Кафку с его «Процессом». Суд можно смело назвать главным героем романа, это то самое чудище, которое «обло, озорно, стозевно и лаяй»:Тускло светятся окна на лестницах – это закопченные фонари, как глаза Суда справедливости, близорукого Аргуса с бездонным карманом для каждого глаза и глазом на каждом кармане, подслеповато мигают Звездам.

Персонажи Диккенса,так или иначе участвующие в деле Джарндисы против Джарндисов, как будто бы испытываются этой бесконечной тяжбой и призраком вожделенного наследства. …немного найдется на свете взрослых, зрелых и к тому же хороших людей, которые, стоит им только подать иск в этот суд, не изменятся коренным образом, – которые не испортятся в течение трех лет… двух лет… одного года.

Выдержит ли все судебные перипетии любовь, дружба, родственные чувства, принципы? Можно ли участвовать в этом проклятом деле и планировать свою жизнь, сохранять ясный ум и уважение к самому себе и близким? Можно ли столкнуться с Системой и остаться человеком?В суде есть что-то манящее беспощадно. Расстаться с ним нет сил. Так что волей-неволей приходится ждать.

В диккенсовском суде есть что-то инфернальное, равно как и в юристах – служителях мрачного «культа»:Тяжба не спит, мы ее будим, расшевеливаем, двигаем.

И если кто-то думает, что сатирическое изображение викторианского правосудия – это пресно и скучно, то совершенно зря. Даже если читатель далек от юридической казуистики как небо от земли, у Диккенса есть чем его заинтересовать.В, казалось бы, реалистичном бытоописательном произведении скрываются настоящие готика и даже хоррор. Макабрическое семейство Смоллуидов может изрядно напугать, скажу я вам, особенно если читать «Холодный дом» перед сном. Или же, представьте себе картину: полночь, мрак, смрад занюханного переулка, молодые люди идут на тайную встречу со стариком, обещавшим показать загадочные старые письма, вот они входят в его комнату:а вот… вот головешка – обугленное и разломившееся полено, осыпанное золой; а может быть, это кучка угля? О, ужас, это он! и это все, что от него осталось; и они сломя голову бегут прочь на улицу с потухшей свечой, натыкаясь один на другого.

Нет-нет, не думайте только, что весь роман мрачный как квартира Смоллуидов, Диккенс прекрасно умеет шутить и описывать комические сцены. О тех же «жутких» юристах есть и такие пассажи:

…Так как же вы думаете, чего хочет юрист, который наводил эти справки?

–Заработать, – отвечает мистер Джордж.

– Вовсе нет!

– Значит, он не юрист, – утверждает мистер Джордж…

Гордость сэра Лестера Дедлока, «струны» мистера Гаппи, сентенции «младенца» мистера Скиппола, миссис Беджер и её три мужа, «хороший тон» мистера Тарвидропа – поводов посмеяться будет предостаточно.Ещё один забавный момент: читая о Тарвидропе-старшем, я вспомнила майора Пенденниса, а юного Артура Пенденниса мне не раз напоминал Рик. Стало любопытно, могут ли быть связаны «Пенденнис» Теккерея и «Холодный дом» и, как оказалось, могут. Я прочитала, что два популярных романиста конкурировали, а «Холодный дом» написан на пару лет позже романа Теккерея, так что Диккенс вполне мог «намекать» на уже известное читателям-современникам произведение.Что меня по-настоящему удивило, так это явный матриархат в викторианском романе. Юная Эстер легко заправляет «Холодным домом», леди Дедлок явно «царствует» в семье Дедлоков, миссис Джеллиби, не смотря на мужа и ораву детей, плюёт с высокой колокольни на домашнее хозяйство и посвящает всю свою энергию Африке, превращая старшую дочь в секретаршу, а дом в подобие офиса, похожим образом ведет себя и «одержимая» сомнительной благотворительностью миссис также многодетная Пардигл, мистер Бегнет высказывает своё мнение исключительно устами миссис Бегнет, мистер Снегсби как огня боится своей «крошечки» и т.д. и т.п. Честно говоря, не думала, что в середине 19-го века уже существовала проблема феминизма, однако мистер Диккенс утверждает, что это так и относится к «эмансипэ» крайне неодобрительно. Надо сказать, что как одиозные проявления феминизма, так и критика оного за последние полторы сотни лет не сильно изменились: Ее миссия, по словам опекуна, заключалась в том, чтобы провозглашать на весь мир, что миссия женщины совпадает с миссией мужчины, а единственная истинная миссия, как мужская, так и женская, состоит в том, чтобы постоянно выдвигать на публичных митингах декларативные резолюции по поводу всего на свете.

Узнаваемый портрет, ведь правда же? Наряду с вышеописанными «женщинами с миссией» Диккенс нарисовал для нас и идеальный образ жены и матери семейства. Это, конечно же, «старуха» Бегнет!Почему? Потому что старуха из такого металла сделана… который куда дороже… чем самый дорогой металл. И она вся целиком из такого металла!

Эта святая женщина мало того, что, по сути, является главой семьи и принимает все важные решения, но и неизменно сознательно остается на втором плане и не требует никакой благодарности. Более того, мистер Бегнет в глаза даже ни разу не похвалил её за всю жизнь, потому что «дисциплина должна быть», хотя своему другу и признаётся: Когда она за меня вышла… и согласилась принять обручальное кольцо… она завербовалась на службу ко мне и детям… от всей души и от всего сердца… на всю жизнь.

По Диккенсу удовольствия – это прерогатива мужчин, тогда как для женщин удовольствием должно быть исполнение долга. Поэтому мистеру Скимполу, обремененному женой и детьми дозволяется быть «младенцем» во всех практических вопросах, не заботиться ни о чем и порхать беспечной стрекозой:но какой толк жить скромно, когда нет денег? С тем же успехом можно было бы жить шикарно.

Многодетному отцу мистеру Джеллиби прощается банкротство и самоустранение от воспитания и заботы о детях, более того, Диккенс ему сочувствует:Какие радости дает она ему, эта семья? Счета, грязь, ненужные траты, шум, падения с лестниц, неурядицы и неприятности – вот все, что он видит от своей семьи.

Тогда как жизненным кредо хорошей женщины должно быть нечто вроде «самовоспитательной мантры» Эстер:и если ты еще не очень радуешься тому, что должна исполнять свой долг весело и с удовольствием, во что бы то ни стало и при всех обстоятельствах, то обязана радоваться.

Но, черт побери, при всем при этом, магия таланта Диккенса такова, что забываешь об «идейных разногласиях» и искренне радуешься, что Кедди Джеллиби устраивает свою жизнь совсем не как мать, а миссис Бегнет вновь приходит на выручку мистеру Бегнету.Что ж, как ни прекрасен Диккенс, но мне пора закругляться, а то завтра с утра – в суд, тяжба не спит, сами понимаете…