Диль Мурат
Стамбул. Квартальные истории
Глава 5. КАК В КИНО
Утро в махалле началось не с привычных размеренных звуков – звона посуды в чайной и криков мальчишек, бегущих в школу. Сегодня в воздухе витало что-то другое – ожидание. Люди стекались к конторе квартального старосты Мехмета. Новость о вечерних событиях разлетелась ещё вчера ночью.
– Говорят, тот парень, что вернулся в дом Йылдызов, теперь официально хочет остаться, – стоя на противоположных балконах, через улицу обсуждали событие две женщины.
– Останется? Да кому это нужно? Чего он вообще хочет?
– Говорят, бумаги у него есть, но зачем он приехал спустя столько лет? – говорил Якуб, вытирая руки о фартук. Он готовил чи-кёфте и прибежал, чтобы не пропустить новости.
– Может, наследство делить? Может, что-то ищет? – предположил один из стариков, подперев рукой подбородок. – По виду молодой, не похож на искателя сокровищ.
Внутри за столом сидел Мехмет, рядом с ним Айше, Осман и Зия. Барыш расположился напротив.
– Я не собираюсь покидать дом… пока. Он принадлежит моей семье, и я хочу его восстановить, – его голос звучал спокойно и твёрдо.
– Восстановить? И что ты собираешься с ним сделать? – уточнил Мехмет, глядя на парня поверх сложенных на столе рук.
– Жить там, работать. Возможно, открою небольшой отель или магазин. Я ещё не решил, но этот дом не должен пустовать, – ответил Барыш.
Мехмет молча кивнул, затем посмотрел на Османа.
– Ты ведь помнишь его отца, Осман-ага? Да и деда тоже?
– Конечно, – хрипло отозвался сапожник, задумчиво водя пальцем по потрескавшемуся краю стола. – Вы не все помните его деда. Мустафа Йылдыз был человеком солидным, владел несколькими магазинами тканей в разных районах Стамбула. Их семья была состоятельной и уважаемой. А его отец, Камиль Йылдыз, продолжил дело, но не хотел ограничиваться торговлей тканями – он стремился создать нечто большее, что-то современное.
Он не просто рассказывал это Айше и Зие, а, скорее, вспоминал для себя.
– Но потом всё изменилось, – тихо добавил Мехмет.
Барыш опустил взгляд, словно переваривая что-то внутри себя.
Осман задумчиво покачал головой.
– Да, ты всё видел, Мехмет, – сказал он, оборачиваясь к старосте. – Как улицы пустели, как лавки закрывались одна за другой. Казалось, что воздух сам стал другим – тяжелее.
Мехмет кивнул.
– Люди уезжали, – сказал он. – Кто в новые районы, кто вовсе покидал город. А те, кто оставался… им приходилось бороться.
Взгляд Барыша стал мягче, он провёл рукой по столу.
– Мы уехали, когда мне исполнился год, – тихо сказал он. – Отец видел, что будущее здесь стало туманным. Слишком много перемен, слишком много чужаков, которые приходили, но ничего не давали взамен. Люди, владевшие здесь домами поколениями, уезжали, их дома приходили в негодность. Это была депрессия. Отец не хотел, чтобы мы росли среди разрухи и преступности. Жить в этом районе становилось опасно и некомфортно. Но жить в другом районе Стамбула он тоже не желал – слишком много воспоминаний, слишком много привязанностей. В Измире у нас есть родственники, а у отца оставался успешный бизнес. Он решил, что там у нас будет лучшее будущее. И вот, когда дед умер, мама уговорила его уехать… Так мы оказались в Измире. Но отец всегда вспоминал этот дом. Он говорил, что Фенер – особое место, здесь его корни, что когда-нибудь мы сюда вернёмся…
– Но твой отец ведь мог просто продать дом, – тихо возразил Осман, подперев подбородок ладонью. – Камиль ведь не бедствовал. Если решил уехать, почему не оборвал все связи?
В этой фразе как будто была личная боль и обида на людей, бросивших Фенер в трудную минуту. Барыш слабо усмехнулся и снова провёл рукой по столу, изучая текстуру старого дерева.
– Этот дом – часть нашей семьи, – отозвался Барыш. – Отец часто говорил, что некоторые вещи нельзя продавать. Настоящая ценность не в деньгах, а в корнях. В памяти. Он знал, что времена меняются, но верил, что Фенер и Балат когда-нибудь снова оживут. И тогда, возможно, наш дом снова наполнится голосами. Он мог продать дом, мог вложить эти деньги в бизнес, но для него это было символом. Он верил, что старые районы Стамбула снова поднимутся, и хотел, чтобы наш дом остался как напоминание о тех временах, когда жизнь здесь кипела. Он надеялся, что когда-нибудь кто-то из нас вернётся. Просто он сам не успел…
– И вместо него решил вернуться ты? – спросила Айше, впервые подавая голос.
– Да. Мне нужно вернуть это место. Для себя. Для памяти, – Барыш снова посмотрел на Мехмета. – Я хочу, чтобы дом снова жил. Чтобы он не был призраком прошлого, а стал частью настоящего.
Староста некоторое время молча смотрел на него, потом глубоко вздохнул.
– Наш квартал – не простое место, сынок. Здесь память живёт в стенах, в камнях, в воздухе. Люди не всегда любят перемены. Но если ты хочешь быть частью махалле… Посмотрим, что из этого выйдет.
***
– Что здесь происходит? Почему столько людей?
Седа вошла в кофейню Юсуфа уверенной походкой, её каблуки коротко простучали по полу. Она была той, кто никогда не теряется в новых местах. Глаза быстро пробежались по интерьеру, оценивая его. Здесь было тихо, почти камерно, совсем не так, как в модных кофейнях, в которых она чаще всего проводила время. «Винтажно» – её любимое выражение для таких мест. Ни громкой музыки, ни деловых встреч за ноутбуками, ни заказов на вынос с безмолвными улыбками. Только слабый аромат свежеобжаренного кофе и шелест переворачиваемых страниц.
Она привычным движением достала телефон, машинально проверяя уведомления, но тут же убрала его обратно. Сейчас интереснее было наблюдать за людьми. За одним из столиков сидела девушка с книгой, лениво перебирая страницы, по виду – своя, из местных, но как будто не из этого мира. Элиф мельком подняла взгляд, встретилась с Седой глазами, но не сказала ни слова. В её взгляде не было ни любопытства, ни желания завязать разговор – скорее, лёгкое понимание, что перед ней кто-то чужой. Она просто вопросительно кивнула в сторону улицы.
За стойкой Юсуф протирал чашку, бросил на Седу быстрый взгляд и чуть усмехнулся – как человек, который частенько видит здесь людей, заглянувших сюда случайно и быстро растворившихся в суете большого города.
– У нашего мухтара собрание, – ответил он, убирая чашку на полку. – Событие века для нашего квартала. Здесь даже если кот заберётся на крышу не того дома – уже новость. А тут парень из старого дома Йылдызов вернулся.
– Вернулся? Какой-то парень? – Седа закатила глаза, но уголки губ чуть дрогнули в улыбке. – Ты хочешь сказать, что из-за этого весь квартал на ушах? Может, он наследный принц? Или сам Сулейман Великолепный? Надеюсь, его осыпали лепестками роз.
Юсуф фыркнул, передал ей стакан с кофе и лениво опёрся на стойку. Она взяла стакан, закрыла крышку, сделала небольшой глоток и с одобрением кивнула, будто ставя заведению некий внутренний балл. Достала телефон, привычно сфотографировала стакан. Постучала пальцами по его крышке, словно раздумывая, углубляться ли ей дальше в эту тему. Затем повернулась к Элиф, улыбнулась тепло, как будто они уже старые знакомые.
– Весь квартал там, а мы здесь? Идём посмотрим?
Элиф как бы мельком взглянула на неё. В отличие от Юсуфа, который мгновенно зачислил гостью в разряд «понаехавших», она не торопилась с выводами. Седа выглядела не просто туристкой или чужачкой – в ней была уверенность человека, который привык двигаться легко в любых обстоятельствах. Наконец Элиф слегка улыбнулась и сказала:
– Ты просто не знаешь, как здесь всё устроено. Здесь информация разлетается быстрее, чем новости в соцсетях. Даже если ты только что вошла, у кого-то уже есть версия, зачем ты здесь.
– Почему бы и нет? Мне это на руку. Я есть, пока обо мне говорят, – она рассмеялась.
Юсуф снял фартук. Элиф закрыла книгу. Седа одела очки.
– Посмотрим на этот спектакль. Надеюсь, билеты бесплатные.
И вот они уже втроём двинулись к конторе старосты, где среди перешёптываний решалась судьба Барыша Йылдыза.
– Ооо, Седа Гюнеш, к добру ли? Ты вовремя! – улыбнулся Мурат, который стоял чуть в стороне от толпы, с независимым видом наблюдая за происходящим. – Кажется, у нас в квартале новый постоялец.
***
Толпа встрепенулась.
Седа прищурилась, как будто вспоминая, где она могла его видеть. Но это была не более чем женская уловка: в тех кругах, где она общалась, не было такого человека, тем более женского пола, который бы не знал, кто такой Мурат Шахин. Тем не менее она удивилась. Мурат Шахин в махалле? Это выглядело так же нелепо, как если бы кто-то предложил подавать икру и шампанское в локанте. Они были знакомы, не близко, но иногда виделись на различных светских вечеринках в самых модных местах Стамбула.
Люди вокруг, заметив их обмен взглядами, заволновались ещё больше. Ещё бы, пришлый Мурат, сам без году неделя в махалле, сказал «у нас в квартале»! И эта девушка – стремительная, свободная, с короткой модной стрижкой, то есть чужая от кончика дорогих туфель до кончиков волос – кто она? И главное – она знакома с Муратом. Седа чувствовала на себе косые взгляды. Она приподняла бровь, глотнув кофе из стаканчика.
– Мурат-бей, не ожидала увидеть тебя в столь аутентичном месте, – её голос прозвучал с лёгкой иронией. – Ты, часом, не сбился с пути по дороге из Бебека в Нишанташи? Советую сменить навигатор, ты промахнулся на десяток километров.
– О, неужели меня раскрыли! Я так надеялся, что сольюсь с местными.
– Только не в этой одежде, мой дорогой.
Мурат и правда сегодня выглядел особенно эффектно.
– Ах, Седа-ханым, а что с тобой, это какой-то новый модный тренд, этнографический туризм? – Мурат качнул головой, делая вид, что невероятно поражён. – Или в Стамбуле не осталось светских событий, и ты примчалась сюда, чтобы написать пост с заголовком «Блудный сын вернулся в махалле»? Этот пост произведет фурор среди твоих подписчиков.
– Только если ты будешь на фото, – парировала она, слегка наклоняя голову.
Он усмехнулся, не отводя взгляда.
Юсуф, наблюдая за этой сценой, громко шепнул Элиф:
– Это они так флиртуют или сейчас начнётся дуэль?
Элиф, пожала плечами:
– Если это дуэль, Мурат проиграет.
Тем временем толпа в махалле уже вовсю гудела. В толпе Юсуф заметил даже тех немцев, что искали Османа несколько дней назад.
Нериман мучили вопросы. Как же так? Этот Мурат, этот чужак, уже чувствует себя хозяином квартала. «У нас в квартале» – надо же! А эта девица с короткой стрижкой, вся такая независимая. Кто она? Из чьей семьи? Почему так свободно говорит с Муратом?
– Видишь, как люди смотрят? – с наигранной серьёзностью проговорил Мурат, чуть подавшись вперёд. И заговорщицким тоном прошипел: – Они думают, что ты шпионка или агент риэлторской мафии. И ещё неизвестно, что хуже для нашего квартала.
Но разговор неожиданно прервал Мехмет. Он встал на ступеньку своей конторки и обратился к публике ровным голосом, в котором чувствовалась твёрдость человека, которого привыкли слушать.
– Барыш Йылдыз решил вернуться. Мы проверили все его документы. Он сын Кемаля Йылдыза, внук Мустафы Йылдыза. Это его родной дом, и он хочет быть частью махалле. А значит скажем ему хош гяльдын, добро пожаловать…
Никто не решился спорить с Мехметом. Осман, Якуб, Омер, Зия и все остальные негромко сказали: «Хош гяльдын».
– С добром, – по традиции ответил Барыш.
Люди замерли. Кто-то шепнул:
– Вернулся значит…
– Мы дадим ему шанс доказать, что он один из нас, – продолжил Мехмет.
Это выглядело настолько необычно, словно эпизод из старого кино, что Мурат наклонился и шепнул Седе:
– Такого в Нишанташи ты точно не увидишь.
В наступившей тишине это услышали почти все.
Седа что-то быстро строчила в социальной сети.
Чтобы ни говорил ей Мурат, но Седа теперь точно знала: это то, что она искала. Столкновение миров, большие сенсации маленьких кварталов. Это будут великолепные материалы.
По толпе прошел слух, что Барыш откроет в старом особняке отель. Мурат скрестил руки на груди.
– Ну что ж, игра становится интереснее.
Он бросил взгляд в сторону блогера.
– Ты ведь не собираешься пропустить это, да?
Она улыбнулась в ответ:
– Разве я похожа на человека, который упускает что-то интересное?
Глава 6. ТО, ЧТО ОБЪЕДИНЯЕТ
Полдень в Фенере был размеренным, прошла неделя с последних событий, и пока больше никаких потрясений в жизни квартала не случилось. Люди занимались своими делами. Местные представители бизнес-элиты в лице парикмахера, бакалейщика, антиквара и прочих, перекрикивались через улицы, старухи судачили в тени чинар на маленькой площади перед мечетью, а почтенные пенсионеры в чайной были заняты важным делом: стучали костяшками нард.
Воздух уже наполнялся ароматами полуденного обеда. Мурат быстро шагал по мощёной улице, огибая детвору, гоняющую мяч. Он раздражённо взглянул на часы. Его люди задерживались, мастера, которых он ждал с утра, никак не могли привезти материалы для отделки. Он был голоден. Пообедать он планировал в своём ресторанчике в Бейоглу, но этим планам не суждено было сбыться, и это его раздражало ещё больше, потому что он не любил, когда планы нарушались, а договорённости не выполнялись. Хорошо было бы поесть в своём новом кафе, но пока там не было не только столов, но и нормальных стен. Но дело двигалось.
Мимоходом он бросил взгляд на закусочную Якуба, который выкладывал на свой прилавок большой поднос с чи-кёфте. От горячего солнца еда сверкала медным оттенком, и от запаха приправ у Мурата слегка засосало под ложечкой.
– Мурат-бей, проходите, угощайтесь! – с улыбкой помахал рукой Якуб в открытое окно, ловко лепя чи-кёфте и передавая их очередному клиенту. – Или у вас, как у важных людей, только ресторанные блюда в почёте?
Мурат на мгновение замедлил шаг, скользнул взглядом по стеклянной витрине, выставленной в окно. Чи-кёфте, зелень, запотевшая стеклянная коробка с тавук-пилав. Еда простых работяг и студентов. Подумал немного, но манящий густой аромат специй и голод сделали своё дело: он коротко кивнул и вошёл внутрь.
– Раз вы меня так радушно приглашаете, попробую, – сказал он, откидывая рукава дорогого пиджака. – Надеюсь, оно стоит того.
Якуб хмыкнул, ловко сложил в тарелку несколько кусочков чи-кёфте, листья салата, дольки лимона и передал Мурату. Тот взял тарелку, глянул на неё с подозрением. Всё выглядело слишком просто, без изысков. Он вышел на улицу, где у входа в закусочную притулилась пара невзрачных столиков. Сел на низкий игрушечный стульчик. Голод был сильней аристократических предубеждений: он взял лист салата, первый кусок примятого пальцами ярко-оранжевого чи-кёфте, полил всё это лимонным соком. И отправил в рот. Сперва – только мягкость булгура и лёгкая терпкость томатов. Затем волна специй. Сначала мягкая, обволакивающая, затем – пикантная и пряная, ударяющая теплом в самый центр языка. Мурат замер, распробовав вкус.
– Ну? – вышедший из-за прилавка Якуб сложил руки на груди, хитро прищурился.
Мурат медленно выдохнул, покачал головой и взял ещё ложку.
– Определённо лучше того, что я пробовал до этого, здоровья твоим рукам, – нехотя признал он. – В чём секрет, Уста?
– Секрет в том, что это чи-кёфте, а не пластмассовый фарш, – ухмыльнулся Якуб. – Но раз уж вы интересуетесь, то скажу: специи. Тут главное – правильный баланс. Это не просто еда, это наука. Смешать булгур с овощами и специями – дело нехитрое. А вот найти правильный баланс – это наука.
Мурат хотел было ответить, но рядом заскрипел деревянный стул. Он обернулся и увидел Юсуфа, который как раз садился за соседний столик. Тот кивнул ему в знак приветствия.
– Ты тоже здесь? – спросил Мурат.
– Ну да, где ещё быть, если хочешь нормально поесть? – Юсуф подвинул к себе тарелку с тавук-пилав. – У Якуба всегда лучший рис.
– Так и есть, – кивнул Якуб, не скрывая гордости.
– Составь мне компанию, братец Юсуф, – Мурат кивнул на свободный стул за своим столом.
Тавук-пилав – рис, отваренный в особом бульоне с кусочками курицы – издавал аппетитный аромат, и Юсуф с таким азартом его ел, что Мурат не выдержал и попросил Якуба принести и ему порцию.
В этот момент в закусочную прошёл ещё один человек. Барыш. К нему уже привыкли, и он, если не стал ещё «своим», то уж чужаком уже точно не был. Он заказал себе порцию, вышел на улицу и только потом обратил внимание на компанию за столиком.
– О, да у нас тут собрание, – с лёгкой усмешкой заметил Мурат, подвинувшись чуть в сторону. – Садись уже, раз пришёл.
Барыш сначала окинул взглядом Мурата, затем Юсуфа и немного замешкался, решая, стоит ли сесть рядом. Он колебался лишь секунду, затем опустился на свободный стул.
Якуб с интересом посмотрел на троицу.
– Ну что ж, вот и собралось новое поколение.
Мурат, Барыш и Юсуф переглянулись. Пока это была просто случайная встреча. Но, возможно, со временем она обретёт другой смысл.
Барыш увидел вопросы в глазах своих сотрапезников.
– Может, сперва начнём с еды, а потом уже с моего наследства? – хмыкнул Барыш, сбрызнув чи-кёфте лимонным соком.
– Еда – тоже наследие, – серьёзно заметил Юсуф, поддевая ложкой рис с курицей. – Вкус детства – он остаётся с тобой навсегда.
Мурат усмехнулся:
– Мой вкус детства – это завтрак в отелях Бодрума.
– А у меня – свежая лепёшка, которую я макаю в горячий менемен, – сказал Барыш, задумчиво пожёвывая. – И миска с туршу, всегда на столе.
– Туршу? – оживился Якуб. – Я забыл дать туршу! Эмине-тейзе делает его для меня. Она лучший мастер по соленьям в квартале. Секретов не выдаёт, но говорит, что делает соленья, как и её предки.
Он скрылся в своей лавке и быстро вышел. Он протянул маленькую тарелку с маринованными капустой, морковью и огурцами. Барыш взял один кусочек, попробовал и прикрыл глаза от удовольствия.
– Такой же, как у бабушки.
Юсуф улыбнулся.
– Вот и первая традиция, которая объединяет.
– А мой отец всю жизнь, после переезда, вспоминал вкус мидийе-долма, которые готовили где-то здесь, на этих улицах», – сказал Барыш погрустнев. – «Ты никогда не пробовал лучших мидий, сынок» часто повторял он.
– Так он, наверное, про старого мидиеджи Ахмета, его лавка в соседнем квартале. Сейчас там заправляет его сын, – воскликнул Якуб.
Барыш встрепенулся и решил сегодня же вечером сходить в лавку Ахмета-уста.
Наступила пауза. Трое мужчин ели молча, но каждый понимал: в этот момент их объединяла не просто еда. Чай медленно остывал в пузатых стаканчиках.
Мурат смотрел куда-то вдоль улицы: вот Керем бежит с вечными пакетами в руках; коты греются на солнце; кто-то вышел из пекарни – запах одеколона из парикмахерской смешался с ароматом хлеба; голос антиквара из лавки: «Последний шанс, бейлер!» – там идёт аукцион. Всё это было далеко от роскоши модных районов Стамбула, но, пожалуй, впервые он почувствовал себя расслабленным.
– Я помню, – вдруг заговорил Мурат неожиданно для самого себя. – В детстве у нас работал повар, который каждый обед готовил чи-кёфте для моего отца. Это был лучший чи-кёфте в моей жизни. С тех пор я ел эту закуску в самых разных ресторанах, но ни одна их них не возвращала меня в детство. А сейчас я ем и вспоминаю тот день.
Серая кошка ластилась к ногам Якуба. Он кивнул, довольный.
– Видишь, Мурат-бей, у каждого есть своя история с нашей едой. И у тебя тоже. Может, теперь ты не такой уж и чужак?
Мурат посмотрел на свою тарелку и съел ещё один кусочек чи-кёфте.
– Может.
Он не удержался и слизнул с пальца стекающий лимонный сок. Юсуф рассмеялся:
– Ну что, Мурат-бей, теперь вместо устриц и трюфелей будешь заказывать чи-кёфте?
– Не обольщайся, Юсуф, но… я, пожалуй, заберу порцию с собой.
– Ну вот, значит не зря пришёл. Добро пожаловать, брат Мурат.
***
Айше только что вынула из печи новую партию бореков и, окутанная ароматом топлёного масла, аккуратно раскладывала их на большом подносе, когда дверной колокольчик мелодично звякнул. Внутрь вошли два туриста – мужчина и женщина, европейцы, судя по виду. Шорты, удобная обувь, рюкзаки, кепки – никаких сюрпризов. Мужчина высокий, с лёгкой щетиной, женщина светловолосая, она с интересом оглядывалась по сторонам. Они явно были очарованы атмосферой Фенера. Только что они стали свидетелями сценки, как касап Зия громко спорил с покупателями о свежести мяса.
– Добрый день! – с сильным акцентом произнесла женщина, сверяясь с телефонным переводчиком. – У вас так… уютно. И вкусно пахнет!
Айше улыбнулась, немного растерявшись. Она знала лишь несколько фраз на английском, а эти туристы явно не говорили по-турецки. Тем не менее она жестом пригласила их ближе.
– Хеллоу… Борек… гуд! – сказала она, показывая на поднос.
Туристы улыбнулись, понимая, и мужчина осторожно взял один, откусил. Он ещё был горячим. Его глаза расширились.
– Это просто невероятно! – воскликнул он. – Попробуй, дорогая.
Айше уловила лишь «инкредибл», но всё поняла по выражению лица.
Туристы кивнули. Показали пальцами на бореки и бумажный пакет. Женщина достала телефон, чтобы сделать фото.
– Как вы этого добиваетесь?
– Секрет… бабушка… гуд! – сказала она с улыбкой.
В этот момент дверной колокольчик снова звякнул, и в пекарню вошла Седа – как всегда, уверенная и стремительная. Она привычно держала телефон в руке, поздоровалась, быстро скользнув взглядом по залу. Услышав разговор, она тут же правильно оценила ситуацию.
– О, похоже, я вовремя! – усмехнулась она, снимая солнечные очки. – Айше-абла, тебе переводчик не нужен?
Айше вздохнула с облегчением.
– Аллах послал! – прошептала она.
Седа повернулась к туристам и улыбнулась:
– Давайте я помогу. Айше расскажет вам о бореках, а я переведу.
Туристы с радостью закивали, а Седа включила прямой эфир в соцсети.
– Итак, друзья, вы не поверите, но я в самой настоящей старой пекарне в Фенере. Здесь иностранцы, и они пробуют бореки, а вот эта замечательная женщина делает лучшие бореки на свете! А вы знаете, если так говорю я, Седа Гюнеш, то это действительно так! Айше-абла, расскажи-ка нам про свои бореки!
Айше сперва смутилась, поправила платок, выпрямилась, но затем заговорила, а Седа бодро переводила.
– Борек – это традиционное блюдо нашей кухни, – начала Айше. – Его история уходит корнями в Османскую империю. Тонко раскатанное тесто, которое мы называем юфка, наполняется различными начинками: сыром, шпинатом, мясом или картофелем. Затем его сворачивают и выпекают до золотистой корочки.
Айше, заметив интерес туристов, решила подробнее рассказать о разнообразии бореков, которые она готовит в своей пекарне.
– У нас в пекарне вы можете попробовать разные виды бореков, – начала она, а Седа переводила её слова. – Например, су-борек – его ещё называют водяным пирогом. Тесто для него сначала отваривается, а затем запекается с начинкой из сыра или мяса.
Она указала на поднос с аппетитными кусочками борека.
– Вот здесь у нас сигара-борек – тонкие трубочки из теста, обычно с начинкой из белого сыра и зелени. Мы их обжариваем до хрустящей корочки, они идеально подходят к чаю.
Затем Айше подошла к другому подносу.
– А это пейнирли-борек – слоёный пирог с сыром. Тонкие слои теста чередуются с начинкой из брынзы и свежей петрушки.
– Секунду, друзья, я не могу удержаться, я просто обожаю бореки, так, я пробую… Прощай фигура… И сейчас скажу вам правду, Седа Гюнеш никогда не обманывает, – она пожевала кусочек пейнирли-борека и закатила глаза. – Так… Вот что я скажу: это звонкая пощечина всем борекам, которые я ела до сих пор! И мне вас жаль, ведь я сейчас здесь, а вы – нет!
Айше смеялась. Для неё это было впервые, новый мир современных медиа внезапно ворвался в маленькую пекарню.
Туристы с интересом рассматривали выпечку, делая фотографии.
– Каждый из этих бореков имеет свою историю и особенности приготовления, – продолжила Айше. – Но главный секрет хорошего борека не только в рецепте, но и в душе, которую вкладывает пекарь. Тесто живое, и оно чувствует руки. Как говорил мой отец, для хорошего борека нужны добрые руки и тёплое сердце.
– Ну и ещё немного секретных ингредиентов, – добавила она, хитро улыбнувшись. – Мои бореки – это рецепты моей семьи, бабушка научила моего отца, а отец передал все её секреты мне.
Туристы, дослушав перевод, громко засмеялись.
– Это потрясающе! – воскликнула туристка, она тоже всё снимала на телефон. – Мы обязательно попробуем каждый из них. Вот это похоже на наш венецианский sfogliatelle, только несладкий.
– К сожалению, с течением времени многие традиции утрачиваются, – продолжила Айше. – Когда-то в Фенере было больше маленьких пекарен: турецких, греческих, армянских. В воздухе смешивался запах кунжутных симитов и греческих лепёшек с анисом. Люди знали друг друга, каждый покупал выпечку у своего мастера. Например, вон там была лавка старого мастера баклавы Ибрагима-уста родом из самого Газиантепа. Его баклава славилась на весь район.
– А что с ним случилось? – спросила туристка через Седу.
– Он ушёл на покой. Дети не захотели продолжать его дело, лавка закрылась, но старики в квартале до сих пор помнят вкус его баклавы. Седа, тебе об этом многое может рассказать наш мухтар или Осман-ага.
Она ненадолго замолчала, затем посмотрела на туристов с мягкой улыбкой.
В этот момент в пекарню зашёл Хасан. Он бросил взгляд на туристов, затем на Седу с телефоном, и его лицо слегка омрачилось.
– Айше, у нас тут теперь экскурсионное бюро? – негромко буркнул он, подходя ближе, но без раздражения, скорее, как-то вяло, словно устал от перемен.
Айше покачала головой, её голос был по-прежнему спокойным.
– Это не надо переводить, Седа. Они просто интересуются нашим районом, Хасан. Хасан посмотрел на неё.
– Пусть интересуются. Только пусть не превращают Фенер в открытку для туристов.
Седа усмехнулась, скрестив руки на груди.
– Ой, вы меня прям пугаете. Я просто рассказываю о жизни в старых кварталах, а не продаю их в сувенирной лавке.
– Лучше бы люди не рассказывали, а жили, – пробормотал Хасан, качая головой. – Но что-то мне подсказывает, что ты, Седа-ханым, и про это напишешь.
– И не сомневайтесь, я уже! Ты знаешь, что такое стрим, брат Хасан? – она рассмеялась. – Это прямой эфир. Вот мне уже написали комментарии: «Как жаль, что я не там», «Седа, адрес! Срочно!».
Айше положила руку ему на плечо.
– Хасан, время не стоит на месте, всё меняется. Но пока есть люди, которые помнят, прошлое живёт, а мы должны передавать прошлое, а не хранить его в закрытом ящике на чердаке.
Туристы переглянулись, они не понимали ничего, но чувствовали, что в этом разговоре есть что-то важное.
Седа сделала последнее фото и убрала телефон.
– Ладно, абла, ты только скажи, если решишь открыть свой блог про историю турецкой кухни или канал о рецептах. Подпишусь первой!
Айше рассмеялась.
– Я подумаю об этом.
***
Город медленно погружался в вечернюю прохладу. День отступал, оставляя после себя тёплый налёт воспоминаний, и ночь, словно заботливая мать, укрывала кварталы Стамбула мягкой дымкой. Узкие улочки остывали после жаркого дня, а мягкий свет фонарей растекался по старым мостовым. Из чайной уже давно не слышно приглушённого стука костяшек нард и неторопливых голосов мужчин, неспешно обсуждающих новости.
Где-то наверху, на одном из балконов, проникающий в сердце голос Сезен Аксу пел о любви. Мелодия расплывалась в воздухе, встречаясь с ароматами весенних цветов и запахом мерджимек-чорба, чечевичного супа, доносящимся из каждого раскрытого окна. В переулках мелькали тени запоздалых прохожих, а окна домов светились тёплым жёлтым светом, словно каждый хранил внутри маленький огонёк, согревающий этот древний квартал. Где-то скрипнула старая вывеска…
Волны мягко лизали камни набережной, оставляя на них солёные пятна. Здесь, на границе суши и воды, Стамбул дышал по-особенному – размеренно, лениво, будто укладывался спать. Над водой стремительно двигались чайки, их белые крылья мерцали в лунном свете.
Юсуф и Элиф шли медленно, не торопясь, им некуда было спешить. Они жили свою жизнь. Лунный свет мягко ложился на воду, и их отражения плыли по поверхности, едва заметные. Лёгкий Лодос, внезапно заглянувший с Босфора, обещал тепло и весенние дожди. Он говорил, его голос был спокойным, задумчивым, как всегда.
– Говорят, что город – это его люди. Но я думаю, что Стамбул – это его вечера. Днём город скрывает тебя в своей толпе, заставляет играть роли, но ночью… ночью он видит тебя настоящего.
Элиф молчала, но ей нравилось слушать его голос. Она чувствовала этот город так же, как он, и это всё ещё было удивительно и ново.
Недалеко, чуть дальше по набережной, сидел Барыш. Он слушал плеск волн, ловя в них ритм своих собственных размышлений. Вода знала слишком много историй, она слышала разговоры сотен людей, но никогда не отвечала. Каждый новый день Барыша в этом квартале был для него днем щемящих воспоминаний. Он свесил ноги над водой, медленно доедая последнюю мидию, купленную в той самой лавке, куда любил ходить его отец. Они были вкусные, возможно, лучшие мидии в его жизни, но с горечью воспоминаний. Отец…
Солёный привкус моря на губах, шершавая прохлада камня под ладонями. Барыш смотрел на воду и думал, что, возможно, здесь, в этом месте, он наконец нашёл что-то настоящее.
Увидев их, бесцельно идущая им навстречу Седа неожиданно для себя остановилась. Сейчас она не была голосом соцсетей, не искала новый контент, это был момент без фильтров и подписей, только она и вечерний воздух. Она была без камеры, без телефона в руках, без привычной маски блогера и не хотела, чтобы кто-то видел её такой. Сегодня и для неё был день откровений, и сейчас она просто хотела смотреть, как город раскрывается в ночи.
– Седа? – удивлённо произнёс Юсуф.
Она посмотрела, чуть улыбнулась, но в её глазах было что-то новое.
– Сегодня мне не хочется говорить, – ответила она просто.
Юсуф с Элиф переглянулись, но не стали задавать вопросов.
– Тогда просто пойдем с нами, – мягко предложила Элиф. – Прогулка без слов тоже бывает важной.
Юсуф улыбнулся и кивнул, протягивая ей пакетик с каштанами. Седа взяла его не сразу, словно согреваясь этим жестом.
Они двинулись дальше, и Седа пошла рядом.
Барыш, услышав голоса, поднял голову и увидел их. Он колебался лишь мгновение, но затем тоже встал и шагнул навстречу.
– Что-то важное обсуждаете? – спросил он с лёгкой улыбкой, но без привычного вызова в голосе.
– Да, – серьёзно сказал Юсуф. – Тишину.
Тишину нарушили громкие звуки музыки. Мурат проехал по дороге вдоль набережной и, заметив компанию, коротко просигналил, высунувшись из окна.
– Эй, молодёжь! Вижу, жизнь кипит! – его голос растворился в ночном воздухе, а машина скрылась за поворотом.
Все четверо махнули ему и продолжили идти вдоль берега. Седа достала тёплый каштан и протянула его Барышу.