Дима Льевич
Жемчужина для шейха. Ты будешь моей
***
Жалко, что ненадолго.
Прихожу в себя на мягком, хотя холодном кожаном диване. Отлипаю от него щекой и медленно открываю глаза по мере того, как ко мне возвращается рассудок и силы.
– Очнулась, – слышу рядом женский голос. Кажется, женский. Звучит как из трубы.
– Эй, ты как? – спрашивает другая девушка.
– Вроде нормально, – еле шевелю языком. Вспоминаю, что произошло и спохватываюсь, резко вскакивая на ноги.
– Тише, тише. Все нормально, – успокаивает меня какая-то брюнетка, касаясь моего плеча. А я отпрыгиваю от нее, как ужаленная.
Стараюсь взять себя в руки и осматриваюсь вокруг все еще затуманенным взглядом. Комната, погруженная в полумрак из-за все так же заклеенных окон, на которых решетки стоят изнутри так, что даже не добраться до тех обоев, чтобы отодрать их и впустить сюда солнечный свет. Только ощущение такое, что уже и не день, а вечер. Может, из-за усталости, стресса. Еще три девчонки рядом. И все красивые как на подбор: пухлые губы, ресницы длинные, точеные скулы, фигурки как у пчелок – грудь вперед, попа назад. Только цвет волос отличается. Рыжая, блондинка и настоящая брюнетка, с таким сильным черным цветом. Хотя кто знает, скорее всего, крашеная. Есть еще некоторые, но кто-то из них спит, с головой накрывшись одеялом, а кто-то отвернулся и молча пялится в стену, не обращая внимания на все происходящее.
– Сколько я?..
– Недолго. Часа четыре-пять.
– Что? И это недолго?
– Ты спала, – поясняет рыжая девушка. – Мы не хотели тебя будить. Мы здесь, знаешь, все на одних условиях. В одной лодке плывем, как сказал бы… Ай, не важно.
– Не спала я… – бормочу и нахожу глазами сидящую в самом углу комнаты, на полу, свою подругу. Она обхватывает прижатые к груди колени и смотрит в одну точку перед собой немигающим взглядом. Даже не плачет. Но на щеках остались такие разводы черные – тушь потекла, – говорящие, что ей крепко досталось.
Подхожу к ней и на секунду останавливаюсь, слыша совет одной из девчонок:
– Ты бы не… трогала ее пока.
– Катюш… – Присаживаюсь перед подругой на корточки. Хочу погладить ее по волосам, протягиваю руку и застываю в сантиметре. И только касаюсь, как она бросает на меня взгляд разъяренных, полных ненависти, злости и безысходности глаз и кричит:
– Убери свои руки! Это ты во всем виновата!
– Я? Но я…
– Да, ты! Если бы ты постоянно не тряслась из-за любой ерунды, мне бы не пришлось бросаться на все подряд, только бы доказать тебе… что-то. Но ты же у нас, как оказалось, хорошенькая, ценная. Тебя не трогают. Не тр… – Ее голос срывается в плачь, а плечи начинают вздрахивать.
Осторожно приближаюсь и обнимаю ее, прижимаю к себе и глажу по голове.
– Ну все, все. Мы справимся. Выберемся отсюда и забудем все это как страшный сон.
И это говорю я, та самая трусиха, которая даже тени своей боится? И как я смогу нам помочь, если я вообще не представляю, что можно сделать и что нас ожидает. Хотя о втором, глядя на разукрашенных девчонок, долго догадываться не приходится.
Катя постепенно успокаивается и даже, кажется, засыпает. Я аккуратно поднимаюсь и спрашиваю у девчонок:
– Что тот козел имел в виду, говоря, чтобы меня ввели в курс дела? Что-то намечается?
Блонди вздыхает:
– Мы знаем только, что некоторых из нас отобрали… Сама знаешь, по каким критериям, иначе не сидела бы здесь, с нами. Ну и когда подвернется какой-нибудь богатенький клиент, который хорошо заплатит, ну, за…
– Ага…
– Или массовое мероприятие какое-нибудь, – подхватывает другая. Пока только некоторым, – кивает назад, – не повезло пойти «поработать».
Понимаю теперь, почему они в таком подавленном состоянии. После такого вообще жить не захочется. Ужас! Что за изверги? Ублюдки! Как можно вот так обращаться с людьми?!
– А вы не пытались сбежать? – задаю, наверное, самый правильный вопрос за весь этот день.
Девчонки хлопают глазами, переглядываются, и черненькая говорит:
– Нас не оставляют без присмотра. Самих никуда не отпускают. Ну, как говорили другие, раньше.
– Ты здесь давно? —кривлюсь от какой-то неловкости, спрашивая это.
– Скажем так, успела несколько человек встретить и провести. Даже не знаю, куда их потом девают после «работы», но сюда не возвращают. Ну, не всех. Да и вряд ли у них всего одна комната, да? А сбежать не получится. Девочки говорили, что их из рук в руки передают, а потом амбалы этого Паши забирают и везут обратно. Это вот, – тоже кивает назад, они рассказывали.
– Поняла.
Поняла, что мы оказались в полнейшей заднице, из которой выход только один. Самый неприятный. Но не видать им свеженького мяса! Я так просто не дамся. Не знаю, что буду делать, но пошли они, козлы.
За дверью слышатся приближающиеся шаги. Моя решимость вмиг куда-то улетучивается, будто и не было. А сердце начинает гулко колотиться в ребра. Что? Кто? Чего им нужно?
Девчонки даже не шелохнулись, только глаза подняли на открывающуюся после звука отъезжающей задвижки дверь. В комнату один из тех мужиков, которых я заметила в фойе, когда нас тащили на осмотр, ввозит тележку, как в отелях, на которой в несколько ярусов уложена разная еда.
– Ешьте и быстро спать. Завтра каждой из вас найдется работенка.
– Я хочу в туалет. И умыться нужно, – пищит рыжая.
Мужик смеряет нас всех строгим взглядом, хмыкает.
– Идем со мной. Остальным ничего не надо больше?
Вопрос, конечно же, был риторическим, потому что сразу после него он вывел девчонку за локоть из комнаты и с силой захлопнул дверь.
Мы поели. Как бы ни было противно принимать подачки от своих поработителей, от этих моральных уродов, но питаться нужно. Не умирать же с голоду. Да и кому от этого протеста станет лучше? Катя только не притронулась к ужину. Но мне удалось ей подсунуть несколько ломтиков сыра и несколько оливок.
Странно. Держат нас в таком гнилом месте, а кормят отборно. Ну деньги у них явно хорошие водятся, это уж точно.
После перекуса я немного успокоилась и решила попробовать уснуть. Толку дергаться и нервничать, убеждала я себя. Может, завтра представится какая-нибудь возможность убежать или хотя бы побольше разузнать, с чем и с кем мы столкнулись.
***
– Поднимайся давай! – слышу будто издалека грубый мужской голос, а следом меня прямо выдергивают из сна, за волосы, и тянут к выходу.
– Эй, ай! Отпусти, козлина! Я тебе не скот какой-нибудь. Я сама ходить умею.
– Закрой пасть и перебирай ногами. Тебя босс хочет видеть.
– Ладно! Только волосы отпусти. Больно.
Он слегка ослабляет хватку, и мы идем по тому же коридору и, как мне сперва показалось, в ту же комнату, где нас вчера осматривали. Но эту дверь мы проходим, и передо мной открывают следующую, с табличкой, написанного на которой я не успеваю разобрать. Заводят внутрь, и я понимаю, это кабинет того самого босса. На меня голодными глазами смотрит длиннопалый и облизывается.
– А ты даже с утра выглядишь аппетитно. Настоящая красотка. – Переводит взгляд на своего вышибалу и рычит: – Ты все еще здесь? Молодец, проваливай!
Тот отмахивается, бухтит что-то и быстро ретируется, заперев за собой дверь.
Длиннопалый подходит ко мне поступью хищного зверя и оглядывает со всех сторон с ног до головы.
– Юбчонка, смотрю, немножко помялась, но это нестрашно. Гардероб у нас хороший, подберем тебе наряд по размеру. Но это позже. Сначала мне нужно кое-что о тебе узнать.
Сглатываю вязкую слюну и снова начинаю трястись. А еще больше меня бросает в дрожь, когда он говорит следующее:
– Утром, знаешь ли, мне всегда хочется ласки и нежности. Ну такой я человек. А ты, раз уж новенькая, в этом мне поможешь. Заодно покажешь, что умеешь, чтобы я знал, какую цену за тебя выставлять.
Я только открываю рот, чтобы возразить, сама еще не понимая, что именно и как, а просто создавшуюся неконтролируемую бурю из головы выгнать, но не успеваю и воздуха хапнуть.
– Э не! Не вздумай даже. Ты же понимаешь, что я твой хозяин и могу делать с тобой все, что хочу. Не будешь меня слушаться – ты просто исчезнешь без следа. Только не сразу, – глупо хихикает он, – а сначала доставишь удовольствие всем. Сначала мне, а потом и остальным, кто захочет развлечься. И ты все будешь чувствовать. А потом уже «сотрем» тебя, если тебе угодно так это назвать. Хотя я могу и называть все своими именами, если хочешь.
Медленно, почти незаметно кручу головой, глядя на этого полнейшего маньяка налившимися слезами глазами.
– Я не слышу. – Он подходит еще ближе и подставляет руку к своему уху. – Мне нужен ответ. Откуда мне знать, может, ты как раз и хочешь всего того, что я описал, а я тут тебя защитить пытаюсь зачем-то.
– Защитить? – переспрашиваю и закрываю глаза, смахивая с ресниц слезы. Они густо стекают по щекам, и я ощущаю соленый вкус.
– Да, курочка моя. Все ведь просто: либо ты слушаешься и делаешь все, что я приказываю, либо… Либо, – скалится он. – Выбор за тобой. И я хочу услышать ответ прямо сейчас. Я не люблю ждать. Особенно с утра, – цедит он последние слова сквозь зубы и тянется рукой к своей мотне.
Ужас, ужас. УЖАС! Лучше бы меня просто убили вчера, чем сейчас все это выносить. Я не могу. Не могу ни одного, ни другого сделать. Почему все так? За что мне все это? Я никому ничего плохого не сделала… Пожалуйста, кто-нибудь…
Пытаюсь выключить мозг и хотя бы так спастись от всего происходящего.
– Ладно… – неслышно двигаю губами.
– Что? Громче!
– Ладно!
– Вот и умничка, – радуется этот ублюдок и расстегивает на себе штаны, вываливая передо мной свой орган. – А теперь опустись на колени и сделай так, чтобы я стонал от удовольствия. От этого многое может зависеть. Как минимум мое отношение к тебе. Вдруг ты станешь моей любимицей?
Как бы я ни пыталась противиться себе, мне приходится выполнить его указание и опуститься перед ним на пол. Но меня спасает стук в дверь позади.
– Я занят! – кричит мужик.
– Это важно, Павел Валерьевич.
– Важно здесь у меня! – нервничает он, но прячет все обратно в штаны и идет открывать. – Что такое?
– В ресторан звонил наш… ваш шейх, – слышу сзади разговор, не оборачиваясь. – У него завтра большой праздник. Нужно все как в прошлом году, только круче, – говорит тот.
– Ясно. Уведи эту обратно, к остальным, – монотонно говорит длиннопалый, прицокивая на меня языком, и уходит.
Меня, конечно же, снова хватают за локти и тащат в ту же комнату. В которой приходится сидеть целый день. Но это куда лучше, чем альтернатива, от которой меня, хоть и, кажется, временно, но спас тот телефонный звонок от какого-то там шейха. Арабского, что ли? Я бы сейчас даже засмеялась, не будь все так печально.
К обеду следующего дня, через часа два после завтрака и всех утренних «ритуалов», которые каждой из нас любезно позволили провести поочередно, под пристальным надзором, в комнату заходит длиннопалый и останавливается в двери. Смотрит оценивающе на всех нас, как на безумных фанатов рокера на его концерте, и чешет подбородок. Затем говорит:
– Итак, девчули. Планы меняются.
– Планы? Какие планы? – перешептываются девчонки.
Он смотрит на ту, которая громче всего спросила, хмурится и говорит:
– Мы сейчас поедем с вами на одно очень важное и прибыльное мероприятие. Вы будете не просто девочками для развлечения, которых должны были доставить после полудня, а сперва потрудитесь в роли обслуги: когда прикажут, поднесете шампанское, закуски, себя и что угодно. Будете мило улыбаться, крутить бедрами и сиськами, сосать с огромной радостью и удовольствием, если вам об этом даже краем глаза намекнут. В общем и целом, делать все, абсолютно все, что от вас потребуется.
– Но…
– Рот закрой и слушай, что папочка говорит! Итак, курочки мои, у вас пятнадцать минут на все про все, затем выезжаем. И попробуйте только заартачиться и подвести меня – убью! Усекли? Усекли, я спрашиваю?!
Перед тем как уйти и прислать сюда нескольких мужиков, чтобы все проконтролировали, он сказал, что поедут все, кроме какой-то Илоны, Риты и моей Кати. Якобы им там делать уже нечего и для них найдется другая работа.
Нам даже не дали возможности попрощаться или что-нибудь возразить. Всем скопом загнали в большую душевую, заставили быстро мыться, еще раз, и бриться во всех местах. Затем велели привести себя в приличный вид. Одежды нам никакой не дали, кроме купальников и каких-то пляжных тряпок или набедренных повязок. Выгнали чуть ли не пинками на улицу, рассадили по машинам и повезли куда-то. И еще через несколько минут привезли к побережью моря, где на волнах покачивалась громадная, как дом, белая яхта.
Глава 3
Мансур
– Слушай, брат, – окликает меня Адиб, лежа на шезлонге и закинув ногу на ногу, глядя в совершенно чистое, абсолютно безоблачное голубое небо, – нечасто удается вот так отдохнуть. Со всеми этими перелетами, встречами, контрактами.
– Ты не в ту степь пошел, – смеюсь я. – Давай не будем о работе. О чем угодно, но только не о делах хочется сегодня говорить.
– Да он намекает этим, что чего-то не хватает, – подает голос Руслан слева от меня.
Я вообще думал, он уснул. Расслабился, накрыл лицо полотенцем и не подает признаков присутствия уже вот минут десять, пригретый добрым солнышком. Знал бы он, какая это привилегия, когда тебя не ошпаривает, как на моей полуродине, а нежно ласкает этим светом и теплом.
– О чем ты?
– А ты не понимаешь? Эй, официант, – щелкает он пальцами в воздухе, – шампанского, холодненького. Что? Он забыл выйти на смену сегодня? Вот же досада, – сам себе отвечает и разводит руками, все так же не открывая лица, прикрытого полотенцем. Но я знаю, что в его словах есть как и веселья, так и немалая частичка негодования, потому говорю:
– Если хочешь, брат, я тебе сам подам бокал. А Павел скоро приедет. Поручение он ведь получил.
– А ты ему веришь? Кто он вообще такой? Я видел его и в прошедшем году.
Самад все еще не расслабился и стоит у фальшборта и смотрит на мелкие волны разбивающиеся о борта судна, внизу.
– У него свой… гарем, если это можно назвать как бы нашим языком. А еще он владелец неплохого ресторана, в котором я иногда обедаю. Верю ли я ему? Нет. Все, кому я верю, сейчас здесь, со мной. А что насчет всех остальных, я убежден, ради денег, которые я плачу, они сделают все, что от них потребуется. Иначе для чего бы все это стало нужным?
– Это все замечательно, Мансур, но я и правда хочу шампанского. Кто-нибудь подаст мне уже шампанское? – говорит он чуть громче и с явным недовольством, но точно направленным не кому бы то ни было из нас.
– Одну секунду, – вдруг слышится писклявый голос Павла, а за ним и топот множества ног. Нет, не мужских. Легких таких, мягких поступей, которые только лишь вибрацией по палубе отдаются не то ощущением, не то тихим звучанием.
– Ваше шампанское, мой господин, – льется нежный девичий голосок, на который мы все оборачиваемся, натянув солнцезащитные очки на лоб.
И правда, к Руслану подошла светловолосая девушка на босых ножках, прелестнейшее создание. Она одета в один лишь купальный костюм – причем в очень откровенный, от созерцания которого у меня кровь загорелась, а сердце с куда большей радостью стало гонять его по венам – и набедренный полупрозрачный платок. Он тоже засмотрелся на нее и не сразу взял преподнесенный напиток из протянутой девушкой руки.
– Ты посмотри только, какая прелесть! – не сдерживаюсь я от комментария и ловлю на себе взгляд печальных глаз этой девицы, брошенный словно копье. Дерзкая штучка!
– Прошу прощения за задержку. Надеюсь, я не слишком много неудобств вам доставил.
С трудом отрываю взгляд от блондинки и перевожу его на Павла, кланяющегося мне и криво усмехающегося – он всем видом показывает, как виноват и как ему жаль.
– Ты и дальше будешь отвлекать мое внимание от этих красавиц? – спрашиваю я, нахмурившись на него.
– Понял, – смекает он, – меня здесь нет и не было. Желаю приятного дня, – щебечет он и пятится назад. Спускается по трапу, отдает швартовы, поймав взгляд капитана судна в окошке, которого я сегодня не видел и не собираюсь видеть до самого конца нашего маленького круиза в открытое море, садится в машину и уносится прочь.
А наши взгляды остаются радовать пять безумно красивых девушек. Длинноногих, стройных – как здесь говорят? – как березы, утонченных, белокожих, со сверкающими глазками.
– И мне принеси, радость моя, – улыбается Адиб. – Ой, хороших девушек нам твой друг прислал. Нравятся они мне! – добавляет он, обращаясь как бы ко мне, но все его внимание приковано к той самой блондинке. Как и мое.
Он берет из ее руки бокал, специально касаясь ее запястья. Ловит его второй и утягивает девушку к себе на колени. Смеется, что-то нашептывая ей на ухо.
А я только на эту всю картину и смотрю, совсем позабыв, что остальные девушки, пускай и очень привлекательные, все такие из себя, как привыкли говорить русские, стоят скромно в стороне и лишь улыбаются, если на них взглянуть.
Самад наконец-то оживает и с широченной на все лицо улыбкой подходит к группке девушек, переминающихся с ноги на ногу, и шлепает одну из них, рыжеволосую, по попе, отчего та подпрыгивает на месте и заливается звонким смехом.
– Какая, ух! Неси мне шампанское! Все несите нам выпить, и будете с нами пить и праздновать день рождения нашего шейха! – кричит он радостно и подгоняет девчонок к столикам. И они неуклюже, но торопливо бегут за бутылками. – Брось бокалы, неси так!
Руслан тем временем, как я понял, обернувшись, решил поддержать настроение Самада и включил музыку. Что-то зажигательное, из русского репертуара. Но это никому не мешает, а только разжигает веселье.
– Танцуйте, танцуйте для нас свой самый лучший танец! – велит Самад и сам пускается в пляс, на ходу тряся бутылку шампанского и взрывая ее пеной. Он закрывает горлышко пальцем и разбрызгивает напиток по полуобнаженным телам этих красавиц и начинает что-то напевать на арабском, но слов его из-за музыки и движений почти не разобрать.
Хлопаю в ладоши и поднимаюсь с шезлонга, подхватывая эту волну веселья, вместе с остальными. Адиб тоже вскакивает и тянет за руку к нам эту блондинку, чтобы она танцевала с ним, для него. Он явно заинтересовался ею. Но не она. Ее настроение совсем не такое, как у прочих девушек. Она сопротивляется, что-то говорит, опустив лицо, и вырывает руку из цепких пальцев моего друга.
– Эй, красавица, – пока еще с улыбкой, но с уже заметным недовольством говорит он ей. – Ты что это так себя ведешь? А ну живо иди ко мне.
Веселье девочек немного гаснет, когда они замечают происходящее. Но они продолжают танцевать и улыбаться, когда ловят на себе взгляды Самада и Руслана. Вскоре в ход идет вторая, третья бутылка шампанского. Его мужчины распивают прямо из горла, обнимая и угощая каждый свою девчонку, которую выбрал себе для сегодняшнего дня и стремительно желающего перейти в вечер.
– А вы, извините, Мансур, если не ошибаюсь, – обращается ко мне одна из свободных девочек с густыми черными волосами, танцующая для всех и не для кого, – почему не присоединяетесь к нам?
Искоса гляжу на нее и снова возвращаюсь глазами к перепалке Адиба с блондинкой. Она все никак не сдается ему и явно нервирует его. И он решает силой заставить ее пойти с ним: забрасывает девушку к себе на плечо и несет к нам. Та брыкается, как молодая лань, бьет его ногами и руками по спине и наконец вырывается, спрыгивает на палубу и пытается убежать. Но Адиб ловит ее за волосы, тянет назад и, только девушка поворачивается к нему лицом, липко бьет ее ладонью по щеке.
Я вдруг вспыхиваю от такого поведения своего друга и рвусь к нему. Но меня за секунду до этого тормозит эта брюнетка и кладет руку мне на плечо:
– Может, вы хотите чего-нибудь другого?
– Отвяжись! – выкрикиваю я, сбрасываю ее руку и направляюсь к той неугомонной парочке.
– Ты представляешь, она отказывается со мной танцевать, забеэль, ах! Я тебя сейчас проучу, покажу, как нужно себя вести. Пред тобой шейх…
– Тише, брат, прошу тебя, – обращаюсь к нему мягко, – не нужно нервничать. У нас такой день сегодня, праздник.
– Но она не уважает…
– Адиб!
– Ай, ладно! Разбирайся с ней сам тогда, а я вон с той красавицей пообщаюсь. Да, милая? Как тебя зовут?
Он быстро переключается на ту брюнетку, которая пыталась со мной заговорить, и быстро уводит ее из виду, обнимая за талию и пряча лицо в ее волосах. А эта же бойкая девушка, с которой не вышло справиться Адибу, сидит передо мной, затравленно смотрит из-под густых ресниц и тяжело дышит, кажется, с трудом пытается не расплакаться, но хочет сохранить лицо и показать, что она выше этого. Всего этого.
Несколько секунд гляжу на нее и оборачиваюсь назад. С палубы с двумя девушками уходит Самад. Руслан же, затащив одну из красавиц под навес, со всем интересом настоящего мужчины исследует губы этой девицы своими, не упуская между тем опыта тактильного наслаждения, скользя по не лишенному соблазнительных изгибов телу пальцами и забираясь ими в самые сокровенные места. В то время как сама девица всем своим видом показывает, что совсем не против такого развлечения.
Вздыхаю и зажимаю пальцами переносицу. Как же быстро меняется настроение у моих товарищей, думаю. С другой стороны, мы здесь лишь для развлечения – самого обычного и лишенного каких-либо рамок и даже приличий. Кто я буду, чтобы запретить друзьям развлекаться и делать то, что они хотят, если за все заплачено!
Оборачиваюсь к сидящей на палубе девчонке, теперь кажущейся еще моложе своих лет, нежели прежде. Теперь она выглядит едва переступившей порог совершеннолетия. Маленькая испуганная девочка.
– Поднимайся и идем со мной, – велю ей, протягивая перед ней руку.
– Нет! – шипит она ядовитой змеей, но в глазах ее читается самый настоящий страх. – Я никуда с вами не пойду!
– Я скажу всего лишь раз, – со всей строгостью, на которую способен, произношу я с суровым лицом, со взглядом, обращенным не на нее, а на морскую гладь. – И если в тебе осталась хоть капля благоразумия, ты выполнишь то, чего я от тебя требую. Ты сейчас дашь мне свою ладонь, поднимешься и пойдешь со мной в каюту.
– Да кем вы себя возомнили? Какой-то там шейх? Я не пойду с вами! Я ни за что не стану вашей подстилкой!
Когда она закончила, я бросаю ей в лицо взгляд, который говорит о моем настрое сам, без лишних слов, и понимаю, что проникаю им в самое сердце этой загнанной овечки. Потому что в следующий миг она меняется в лице, вкладывает свою ладонь мне в руку и, все так же не отводя от меня глаз, поднимается на ноги.
– Умница, – легко улыбаюсь я и второй рукой указываю ей в направлении моей каюты. И только когда девушка скрывается за порогом, я следую за ней и плотно закрываю за собой дверь.
Оля
Не знаю почему, но от взгляда, не от слов, а именно от взгляда этого мужчины у меня по коже мурашки побежали. Как он может столько сказать, не произнеся ни слова? Или это все из-за того, какой властью он обладает? Этот его… не знаю, кто он, который приставал ко мне, тоже замолчал и ушел, стоило этому… шейху, или кто он такой, грозно на него посмотреть. А сейчас я, как послушная овечка, иду куда велено и чувствую спиной эти пронизывающие чернотой глаза.
Захожу в залитую солнцем каюту, обставленную не хуже царских покоев: расшитые и в бахроме ткани на столе и кровати, золотые цвета во всем; на в тарелке столике фрукты и ягоды.
Вздрагиваю, когда за спиной закрывается дверь. И слышу размеренное дыхание мужчины над плечом. Он не такой, как те, другие, но это не значит, что он не хочет развлечься. Иначе зачем бы заставил меня прийти сюда. Он же знает, каких ему девчонок поставляет тот мерзкий тип, что привез нас на эту яхту. Боюсь обернуться и снова увидеть эти глаза.
– Нет! – неожиданно для самой себя, выкрикиваю и подпрыгиваю на месте, ощутив прикосновение к волосам.
– Успокойся и присядь, – говорит он мягко и неторопливо. – Хочешь чего-нибудь выпить?
Отхожу на пару шагов и поворачиваюсь, украдкой скольжу взглядом по белоснежному ковру с высоким ворсом на дощатом полу, нахожу сандалии на ногах мужчины и длинное платье, или как оно называется у этих арабов. Но не осмеливаюсь поднять глаза выше.
– Это чтобы я была более сговорчивой и позволила надо мной надругаться?
– О чем ты?
– Что, слова такого не знаете? Не прикидывайтесь. Мы же прекрасно понимаем, для чего мы здесь, – зачем-то говорю все это, сама не понимаю, как у меня язык поворачивается, хотя должна заткнуться и не произносить и звука.
Мужчина подходит к столику, на несколько шагов ближе ко мне, отрывает с грозди одну виноградину, кладет себе в рот и со слышимым хрустом раскусывает.
– Это ты мне скажи, зачем мы здесь.
– Ч-что? – заикаюсь, не ожидая такого вопроса и вдруг понимаю, что смотрю прямо ему в глаза. И забываю, как дышать.
– Почему ты здесь? – гремит он басом, куда громче, чем говорил до этого, от которого я аж отступаю назад, будто меня толкнули, спотыкаюсь обо что-то и падаю попой на мягкий диван.
– Я не…
– Говори!
– Я… я не знаю! Я, может… Наверное, потому что не согласилась пойти с тем. Я не знаю. Или вы хотите меня использовать.
– Пей, – ровно говорит мужчина и подсовывает мне под нос бокал шампанского, брызги которого сразу ощущаются по всему лицу. Щекотно. – И подумай лучше, почему ты здесь. Не на этом диване, а на моей яхте, в качестве потаскухи. Почему ты среди шлюх?
Я поднимаю глаза на мужчину и остекленело смотрю на него. На его твердый, как скала, взгляд. Почему он так меня назвал? Как он смеет такое говорить? Моргаю и пытаюсь переварить, что он сейчас сказал. Открываю рот, хочу что-то сказать, возразить, но не нахожу слов, и закрываю его. Губы пересохли.
Машинально прикладываю бокал к губам и пью. До дна за несколько больших глотков. Горло дерет от пузырьков газа.
Я не шлюха. Я не шлюха.
– Я не шлюха! – срывается с языка мысль, которая начала разрастаться с каждой секундой после услышанного.
– Это я вижу, – спокойно произносит мужчина и подходит к окну, выглядывает на палубу. – Я вижу, что ты не хочешь выполнять приказов. А я за тебя заплатил. Я могу сегодня делать с тобой все, что захочу. И ты не посмеешь мне отказать.
– Но…
– Будешь говорить, когда я скажу! – рычит он, бросив мне строгий взгляд. Выдерживает паузу и продолжает: – Ты была любезна с моим другом, только ступив на борт судна. Ты села на колени еще одному мужчине и отвечала на его внимание.
– Я не отвечала.
Мужчина поворачивается, в два шага пересекает каюту и оказывается скалой прямо надо мной. Жестко берет меня рукой за подбородок, больно сжимает его и несколько секунд смотрит мне в глаза, которые я пытаюсь отвести.
– Хочешь говорить? Я слушаю! Я следил за тобой. Так расскажи же мне, что ты делаешь здесь, если ты не та, кем я тебя вижу?
– Я не виновата… – хнычу я и дергаюсь, пытаюсь освободить лицо из его захвата. Он меня отпускает и садится на диванчик справа. Закидывает ногу на ногу и слушает. Тру скулы, больно. – Меня украли. Этот козел сказал, что у него работа есть в какой-то гостинице хорошей, дорогой. А привез меня… нас в самый настоящий бордель. Он издевался, обращался с нами как с животными, скотом каким-нибудь, товаром для продажи.
– Собери сопли. Если бы ты включила мозги, то поняла бы, что творится.
– Я и поняла!
– Не повышай на меня голос и не забывай, где ты и с кем говоришь!
– Но я…
Не успеваю договорить, как мужчина подрывается с дивана и наклоняется надо мной. Я глотаю образовавшийся в горле ком и замолкаю.
– Я спрашиваю в последний раз. И либо ты ответишь на мой вопрос и удовлетворишь меня им, либо я тебя отдам своим друзьям. Пускай полакомятся твоей… Нет, я сам тебя отведаю. Больно уж ты хороша собой. – Он опасно приближается, закрывает глаза и обжигает мои губы своим дыханием. – Это мне доставит куда большее наслаждение. Я изучу каждый сантиметр твоего шикарного тела. И для тебя эти часы станут самыми незабываемыми в твоей жизни. Хочешь? – Затем резко распахивает глаза и, прежде чем отойти снова к окну, говорит строго и громко: – Хорошенько подумай, прежде чем дать ответ. Это твой последний шанс.
Не знаю, сколько мне потребовалось времени, чтобы отойти от этих эмоциональных качелей: возмущения, сменяющегося страхом; какого-то необъяснимого благоговения, переходящего в настоящий ужас то того, что и этот мужчина никакой не добрый, а его спокойствие и безмятежность такое же шаткое, неустойчивое, как это море под нами.
– Потому что он пригрозил меня убить, – наконец говорю я, набрав полные легкие воздуха, – сперва позволив изнасиловать меня всем своим людям, если я не сделаю так, как он хочет. Он приказал мне первой подойти к вам, к любому из вас, и предложить… напитки, улыбки, себя… Но я так не могу. Я лучше умру, чем стану чьей-то подстилкой.
– Так тому и быть, – говорит мужчина, поднимается и открывает дверь на палубу, и каюту тут же заполняет музыка.
А я распахиваю глаза, не понимая, что значит его фраза. Он убьет меня?
– Выходи. Живо поднимайся и выходи!
Мансур
– Не мнись тут. Пойди сделай мне какой-нибудь коктейль, – велю девчонке. – Сперва послужишь мне, сделаешь то, зачем тебя сюда и привезли.
– Сперва?
– Еще один вопрос, и ты пожалеешь не только о том, что попалась на уловку своего хозяина. Уйди с глаз моих! – рычу на нее и ухожу к фальшборту, гляжу на волны, безмятежно покачивающие судно, и пытаюсь не думать о том, что рассказала эта… Нужно было хоть имя ее узнать.
Мне казалось, судя по тому, какие сладкие речи исторгал этот Павел, что девочки у него работают по своему согласию. Они трудятся в его ресторане и выходят на такие мероприятия, как это, по собственному желанию, чтобы подзаработать. Но что получается, он просто ворует бедняжек и заставляет торговать для него своим телом? Если, конечно верить этой блондинке. Кажется, я не совсем правильно понял определение слова «бордель». Слишком уж добродушно он рассказывал о своих делах, когда предлагал мне подобные услуги.
С другой стороны, остальные девчонки никак не выказывают недовольства и с радостью придаются плотским утехам с моими друзьями. Даже сейчас, когда почти все они вернулись из своих кают и весело болтают, опустошают бокал за бокалом на шезлонгах, упиваясь мужским обществом, я не могу сказать, что кто-то из них угнетен своим положением.
– Вот ваш дайкири, – еле слышно женский голос у меня за спиной.
Оборачиваюсь.
– Что это?
– Вы коктейль просили. Вот я и… Его вроде бы так называют. Ром с лимонным соком и сиропом.
Беру из ее рук странный треугольный бокал, осматриваю его, за один глоток опустошаю и выбрасываю за борт.
– Хорошо. Иди еще два таких сделай, для меня и для себя. И возвращайся.
– Что? Я… Мне и так уже хорошо после шампанского. Поняла, ладно, – соглашается она после того как встречается с моим безапелляционным взглядом. И через несколько минут возвращается с двумя такими же бокалами напитка лимонного цвета.