Джанелла Анджелес
Где оживают грёзы
3
«Умоляю тебя».
Обычно умолял кто угодно, только не Джек.
Эти слова преследовали Каллию до следующего вечера. До открытия Дома Адского Пламени оставалось несколько часов. Джек не посылал за ней, даже не позвал ее на прогон вечернего представления и разминку. Весь день он не выходил из своей мастерской, и в Доме уже заметили его затворничество.
– У него всегда столько забот, – заметила одна из кухарок. Каллия подкралась к двери, прячась в тенях. Стоило ей появиться где-то, и воцарялась тишина. Чтобы узнать правду, приходилось скрываться.
– Да уж, – вклинился мужской голос. Судя по невнятной манере речи, это был управляющий. Он уже к середине дня бывал пьян. – Вы же слышали, что творится в Глориане?
– Как тут не услышать, – цокнул языком кто-то еще. – Некоторые из щеголей, что к нам заезжают, только об этом и болтают.
– А вам бы лучше помолчать, если не хотите попрощаться с воспоминаниями, – проворчала какая-то старуха, и все притихли. Каллия замерла, как и все остальные. Они осторожничали, хоть и знали, что Джек заперся в далекой комнате на другом этаже.
Ей не нравилось, что ее положение стало столь же хрупким. Обычно ее ссоры с Джеком надолго не затягивались, но на этот раз все было иначе. Все вышло не случайно, не из-за уязвленного самолюбия. Она сомневалась, что здесь можно все исправить парой слов.
Каллия не чувствовала себя виноватой. Но твердая уверенность пошатнулась, когда, заглянув к Джеку в мастерскую, она обнаружила, что там никого нет.
Ее окатило волной досады. Между ними еще не бывало такого, чтобы они перестали друг с другом разговаривать, тем более прямо перед его отъездом. И пусть он уезжал ненадолго, Каллия не могла вот так просто отпустить его.
В его спальню вела самая красивая дверь в Доме. Здесь все двери были резными и напоминали порталы в разные миры. На рамах и панелях винного оттенка красовались удивительные фигуры, которые складывались в целые истории. Над одной дверью можно было увидеть цветущий сад, над другой – нотные свитки. Дверь Каллии украшала рама с летящими деревянными птицами, чьи крылья поблескивали драгоценными камнями.
Дверь в комнату Джека была высокой, с рамой из черного стекла.
Дальше Каллия еще никогда не заходила. Обычно, стоило ей потянуться к ручке, и он сам открывал дверь. Раньше она и вовсе избегала этого места, когда в комнате жил Сир, почти не встававший с постели. Поначалу ей показалось странным, что Джек так легко поселился в покоях, где умер его отец, но вопросов она задавать не стала. Сама Каллия никогда не теряла близких и не могла судить о том, как должно выражаться горе.
И вот, впервые в жизни, когда она занесла кулак, дверь не открылась. Каллия не успела постучать: из комнаты донесся какой-то шум. Грубое ругательство, брошенное в запале, сорвалось с чьих-то губ.
– Я не потерплю таких обвинений. Я каждый год выполняю свою часть уговора.
Джек. Он говорил с кем-то еще, хотя Каллия была уверена, что не видела, чтобы сегодня в ворота кто-нибудь въезжал. Ответ она не разобрала, но услышала, как Джек презрительно фыркнул:
– Этого не произойдет. Разумеется, она никуда не поедет.
«Она». Они говорили о ней. С бешено стучащим сердцем Каллия поднесла ухо к двери, опасаясь выдать себя скрипом.
– Я планировал отправиться через несколько дней, но поеду сегодня же.
Каллия напрягла слух, чтобы услышать ответ собеседника Джека, но хриплое бормотание было слишком тихим, чтобы что-нибудь разобрать.
– Нет, я все сделаю быстро. Как всегда.
Она вздрогнула, услышав звук шагов взад-вперед по комнате, и уже было отвернулась от дверь, как вдруг…
– Я никогда не задерживаюсь в Глориане дольше, чем необходимо.
Каллия замерла. Словно в насмешку, ее окружила полная тишина, а последние слова вновь и вновь эхом отзывались в голове, заставляя внутренности тошнотворно сжиматься. Сердце колотилось громко и яростно, и с каждым ударом ее наполняло осознание.
Каждый год.
Он ездил не к торговцам на другом конце Сольтера.
В Глориан.
Сначала ее сковал холод, потом переполнила ярость. Каллии непременно нужно было узнать, кто еще с ним в комнате. Она обхватила ручку дрожащими пальцами и толкнула дверь.
На полу валялись осколки разбитого бокала. В комнате было тепло. Слабый свет проникал через окна в обитой серой тканью стене, между которыми висело зеркало. Джек стоял один, глядя на свое отражение. Услышав ее, он резко обернулся.
Взгляд Каллии зацепился за зеркало. Вот только в нем был не Джек, не его спина, а что-то другое, темное, скрытое тенями.
Чудовищное лицо.
– Каллия. – Сжав зубы, Джек пошел на нее. Его лицо исказилось от гнева. Или от изумления. Она вдруг поняла, что уже не может отличить одно от другого. Каллия попятилась, чувствуя, что вся дрожит.
Это лицо. Его резкие черты словно отпечатались на внутренней стороне век. Кто бы это ни был, что бы это ни было, это уже слишком. Миллион голосов взвыл у нее в голове, требуя уходить. Бежать.
И лишь один возражал: «Стой!»
– Каллия… Подожди.
Голос Джека раздавался у нее в голове снова и снова.
«В этом городе не место таким, как мы с тобой».
Глориан вовсе не был ужасным, запретным местом. Джек постоянно ездил туда по делам. В одиночестве, и Зароз знает, чем он там занимался.
Все это время.
Услышав, что Джек прибавил шагу, чтобы догнать ее, Каллия еще быстрее кинулась по коридору. Ноги спотыкались, перед глазами плыло. Инстинкт требовал бежать как можно дальше и быстрее, но Джек все равно мог поймать ее, даже не запыхавшись. Он мог сомкнуть вокруг нее стены, изогнуть пол, отрезая все пути к отступлению. Запереть ее в ловушке, не сходя с места.
С паническим стуком в груди она оглянулась через плечо и хлопнула ладонью по стене. Коридор задрожал у нее за спиной, и все портреты, свечи и столики попадали на пол, будто сметенные волной.
– Каллия!
Легкое раздражение, не более. Он прошел по стеклу и обломкам у нее за спиной. От каждого шага сотрясался пол. Все ее тело вздрагивало от пульсирующей энергии, которая то прибывала, то убывала. Взгляд Каллии заметался и наконец остановился на ступеньках.
Она вскрикнула, когда ковровая дорожка резко выскользнула у нее из-под ног, заставляя споткнуться и утаскивая ее назад.
– Прошу тебя, огневичка. Хватит убегать.
Это ласковое прозвище прозвучало так неправильно. Ее гнев долгое время тлел, спрятанный так глубоко, что Каллия забыла его имя, но теперь он вырвался наружу. Она сцепила зубы и соскочила с движущегося ковра. Уже не слыша слов Джека, не слыша ничего, кроме стука собственного сердца, Каллия кинулась к лестнице.
Она побежала по деревянным ступеням, сопротивляясь тому, что было за спиной. Лестница осыпалась с каждым шагом. После соприкосновения с ней ступеньки обваливались одна за другой, а потом лопнули перила. Вся лестница рухнула.
Каллия не знала даже, продолжает ли он гнаться за ней. Она ожидала, что ей наперерез со всех сторон кинется прислуга, но на первом этаже было пугающе пусто. Парадный вход никто не охранял.
Тишину нарушил голос, зовущий ее откуда-то сзади. Приглушенное эхо. Может, Джек. Может, кто-то еще.
Каллия не отозвалась и усилием воли заставила себя отвести взгляд от разрушенной лестницы. В ушах звенело. Затаив дыхание, она направилась прямо к двери.
В Чащу, которая не выпускала ее из своего кольца всю жизнь.
Голос не отставал.
«Каллия, стой».
«Каллия, подожди».
Она шагала по влажной лужайке перед домом, глядя только вперед, но краем глаза зорко замечая каждую отметку, которую преодолевала.
Каллия прошла через арку, скрученную из металлических прутьев.
По мощеной дорожке, которая терялась в траве.
Мимо сарая с инструментами по левую руку и конюшни по правую.
Внутри Дома ей не было покоя. Буря билась внутри нее и искала выход. Теперь выход нашелся, буря полностью овладела ею и повела ее вперед.
– Каллия, постой!
Мари. Каллия остановилась, чтобы подруга могла догнать ее, а потом продолжила путь. Мари тяжело дышала и вся раскраснелась.
– Я тебя уже десять раз позвала. Что стряслось?
Слов не было, только обрывки. Мари накрыла ее руку своей, вынуждая замедлить шаг, но не остановиться. Каллия не могла позволить себе такую роскошь.
– Ты выглядишь так, будто прошла сквозь пекло. – Мари дрожала. – К-куда ты?
Из горла Каллии наконец вырвался леденящий душу смешок.
– В Чащу, куда никто не смеет войти, в город, о котором никто не говорит.
– Что?! – вскрикнула Мари, споткнувшись. – Не смешно, Каллия.
– А я и не шучу. Я не могу вернуться.
Каллия иногда вспоминала тех, кто покинул Дом за прошедшие годы. Тех, кто оставил после себя зияющую пустоту в ее сердце. Она могла бы уйти с ними. И ушла бы. Если бы они предупредили, зашли попрощаться, Каллия уговорила бы взять ее с собой.
– Но тебе нельзя наружу, – умоляюще возразила Мари. – Там опасно.
– Я справлюсь. На той стороне у меня есть знакомые.
Она невольно задумывалась, что прежняя наставница и учительница танцев могли отправиться в Глориан. Это было логично, если только они не располагали внушительными средствами, необходимыми, чтобы добраться до восточных городов, – в чем она сомневалась.
Каллия изо всех сил цеплялась за эту надежду, представляя, какие у них будут лица, когда она объявится в городе. Санья отчитала бы ее за то, что отправилась через страшную Чащу пешком. Госпожа Веронн возмутилась бы еще больше, беспокоясь о здоровье ее ног.
Мари не отставала.
– Я про Дикую Чащу. Ты же знаешь, она проклята.
Каллия втянула воздух сквозь зубы. Она слышала все эти истории. Люди заходили в лес в здравом уме и теряли голову. Особенно гости Дома Адского Пламени. Рассказывали о людях, которые забредали в Чащу в пьяном угаре, а потом прибегали назад, протрезвевшие и перепуганные. Если им вообще удавалось выбраться.
Может, все это тоже было ложью, которую распространял Джек. Однако сам он тоже редко направлялся в Дикую Чащу, хоть у него и были лошади. Животные намного тоньше улавливали переменчивое настроение Чащи. По этой причине в клуб приезжали только те, кто мог позволить себе путешествовать в экипаже.
И все же Каллия продолжила идти вперед.
– Мне все равно.
– Хоть ты и волшебница, чары не защитят тебя от Чащи и от тягот пути. – Дыхание Мари все учащалось. – Я серьезно, пойдем назад. Пожалуйста. Я никогда не подходила так близко к краю.
Ее голос был пропитан страхом, и Каллия едва не поддалась. Слишком хорошо она знала это чувство. Прятала его все эти годы.
– Пойдем со мной.
– Что?
– Пойдем. Со. Мной. – Повинуясь внезапному порыву, Каллия обхватила ее запястья. – Мари. Здесь нас ничто не держит. Мы можем уйти отсюда. – Ее на мгновение согрела эта мысль: отправиться в неведомый мир с подругой. Не прощаться.
Мари опешила, будто ей дали пощечину.
– Каллия, у нас ведь ни еды, ни денег. И нам не пережить эту дорогу без лошади.
Каллия раздраженно выдохнула. Если они вернутся за припасами, то Джек успеет ее остановить. Так рисковать она не могла.
– Нет времени.
– Тогда я… Прости, Каллия. Я не могу уйти. И ты тоже.
Воцарилось молчание, и Каллия почувствовала, как ее сердце треснуло, но этот звук был слышен только ей.
Она отпустила руки Мари и отступила. В душе закипела обида.
– Отсюда постоянно кто-нибудь уезжает, так почему мы не можем? – возразила Каллия, часто моргая. – А впрочем, ну и ладно. Можешь оставаться, но без меня. Я не могу. Я…
– Стой, Каллия.
У самой кромки леса она резко обернулась. Дыхание перехватило. «Джек».
Вот только Джека нигде не было.
И Мари тоже.
Ветер завывал. Невозможно, ее подруга не смогла бы так быстро добежать до дома.
– Мари? – Губы Каллии задрожали. – Мари!
– Ее больше нет.
Ей на плечо легла чужая рука. Сердце Каллии превратилось в замерзшего, дрожащего зверька. Она отшатнулась и тут же упала на землю.
Джек вышел из ниоткуда и встал между ней и лесом. Возвышаясь над ней, как будто с самого начала ждал здесь.
– Что ты с ней сделал? – прошептала Каллия. – Джек, что ты натворил?
– Ты вечно подводишь их слишком близко к Чаще, – печально ответил он. – Его сила превосходит способности любого волшебника. Уничтожает мои самые лучшие наваждения, чтобы заменить их своими.
«Наваждения». Кровь застыла у Каллии в жилах.
– Ч-что ты такое говоришь?
Она хотела спросить, где Мари, но боялась ответа.
– Ты так быстро учишься. – Джек провел рукой по волосам. Слепяще серое небо у него за спиной превращало его в темный силуэт. Нависшее над ней мрачное знамение. Он сделал шаг вперед, и Каллия начала отползать. Сердце заколотилось от странной, и в тоже время знакомой паники…
Ее кошмары.
От осознания все у нее в груди сжалось. Сколько раз ей снилось, как она пытается спастись от чудовища, зарываясь ногтями в землю, но может только кричать?
«Нет!» Задавив всхлип, Каллия заставила себя подняться и побежать. Как же часто ее подсознание посылало предупреждения, которые она не смогла расшифровать. Ведь действительность оказалась такой же жуткой, как кошмары. А истина – столь же ядовитой, как ложь.
– Мне жаль, огневичка, – раздался за спиной голос Джека, полный ледяного спокойствия. – Эта часть игры мне тоже не нравится.
Прежде чем упасть, Каллия услышала, как он щелкнул пальцами.
А потом у нее над головой закачались деревья, и все провалилось во тьму.
4
– Мисс Каллия? – раздался низкий голос, когда она пришла в себя, растерянная, словно в тумане. – Мисс Каллия, очнитесь…
Голова гудела и немного болела. Постепенно вернулись ощущения. Спину холодил пол танцевального зала, яркий дневной свет отражался от высоких зеркал на стенах.
Когда зрение прояснилось, она увидела три лица, которые смотрели на нее сверху вниз с теплотой и тревогой. Рыжеволосая девушка в броском синем платье справа, обеспокоенный Джек посередине и полноватый пожилой мужчина слева, который прижимал руку к ее шее.
Нахмурившись, Каллия дернулась от прикосновения.
– Какого дьявола вы творите?
– Проверяю пульс, – бодро ответил тот, отстраняясь. – Но, похоже, в этом уже нет необходимости.
– Ох, какое счастье! – воскликнула девушка, едва дыша, и опустилась на колени рядом с ней. – Больше никогда так не делай, Каллс. Ты нас так перепугала. Даже доктора.
– Нет, я вам говорил, что с ней все будет хорошо, – возразил пожилой мужчина, закатив глаза. – Ох уж эти швеи. Вечно все приукрашивают.
Каллия почему-то не могла вспомнить имя этой девушки, швеи. Почему-то оно вылетело у нее из головы.
– Ч-что случилось?
– О, ничего серьезного. – Доктор похлопал ее по плечу. – Вы просто упали, вот и все. Кажется, после того, как встали на голову, если верить мисс Люсине.
«Люсина».
Каллия покопалась в памяти и поняла, что имя ей знакомо. Как новые туфли, которые она только начала разнашивать. Да, Люсина. Ее лучшая подруга. Картинка сложилась: привкус цветочного чая на языке после привычного совместного завтрака. Пирожные с корицей, политые вишневым медом, смех. Каллию наполнило тепло, и она расслабилась, когда Люсина начала поправлять ей во- лосы.
– Пока ты репетировала, я, как обычно, сидела в уголке и дошивала твой костюм для сегодняшнего шоу, – продолжила Люсина. Ее голос был таким же выразительным, как наряд. – И вдруг тебе в голову пришла гениальная идея принять вертикальное положение вверх ногами, а потом ты буквально рухнула.
Джек потер лоб.
– Спасибо, что в пятый раз пересказала эту ис- торию.
– Ну, кто-то же должен ей рассказать. – Девушка села и сложила руки на коленях, чопорно рассматривая собственные ногти. – Она-то сама не вспомнит.
«Не вспомнит».
Веки Каллии задрожали, как будто она все еще силилась проснуться. Пульсирующая боль в затылке ослабла, но чего-то не хватало. Много чего, судя по пробелам в памяти. В сердце появилась странная пустота.
Ей на колено легла ладонь.
– Как ты, огневичка? – Голос Джека согрел ее, дал опору, точно якорь. – Ты что-нибудь помнишь?
«Помнишь?»
– Почему ты об этом спрашиваешь? – сорвалась Каллия и тут же нахмурилась. Эти слова вырвались из нее, точно пламя, а вопрос словно задал кто-то другой. – В смысле… – Она покраснела, когда все вокруг напряженно умолкли. «Возьми себя в руки». – Ты и так знаешь, что произошло.
– Ой, да не смущайтесь вы. – Доктор поднялся, слабо улыбнувшись. – Просто в следующий раз будьте осторожнее. Вам повезло, что все обошлось.
Каллия кивнула, уставившись в пространство. Их голоса плыли над ней, как мелодия. Доктор, уверяющий, что она в порядке, встревоженное ворчание Джека. Люсина, бесконечно встревающая в разговор с излишней настойчивостью.
Впервые после пробуждения Каллию охватил покой, который тут же рассеялся, стоило ей встретиться с собой взглядом в зеркале.
Перед глазами возникла паутина трещин.
Каллия моргнула и увидела безупречно гладкую поверхность зеркала. Абсолютно целого.
«Всегда думай, прежде чем верить собственному отражению».
Этот урок преподал ей Джек.
Когда же он это сказал?
Урок всплыл на поверхности ее мыслей. Небольшой отрывок дня, вырванный из черноты, которую оставило после себя падение. Он казался более реальным, чем то, что она видела сейчас. Сцена в отражении казалась правдивее, чем эти трое человек, собравшиеся вокруг нее.
«Некоторые зеркала похожи на окна и выглядят убедительнее других».
Воспоминание начало разворачиваться быстрее, вызывая звенящую боль. Трещина стала шире, и через нее проскользнули новые слова. Память возвращалась по кусочкам. Каллия хваталась за них, за имена и лица, которые становились все отчетливее.
Санья. Госпожа Веронн.
Мари.
Чудовищное лицо во мраке.
– Каллия?
Она резко подняла взгляд. Сердце заколотилось.
– Прости, что?
– Ты сегодня сможешь выступать? – спросил Джек, подходя ближе и протягивая ей руки. – Если не хочешь, отдохни. Ты, кажется…
– Нет, все в порядке. Я… – Она не хотела принимать его руку. Не хотела верить, но его лицо, так хорошо ей знакомое, выдавало необъяснимую осторожность. Напряженное ожидание, как будто он выставлял последние карты на вершину карточного домика, надеясь, что они устоят.
В конце концов, он ведь торговал воспоминаниями.
У нее перед глазами все поплыло, зал начал пульсировать, сжимаясь в одну точку. Ее переполнял гнев, знакомый, похожий на воспоминание. И боль от предательства, пожирающая ее изнутри.
Каллия уставилась на свои ноги. Глаза защипало. Нельзя, чтобы он увидел. Нельзя дать волю чувствам. Если она карточный домик, то нельзя давать Джеку повод разрушить все до основания, чтобы построить заново. Нужно сохранить хрупкое равновесие. Сохранить себя.
Горячий ком в горле остыл, сердце закрылось железным панцирем. Кричащая боль в голове превратилась в хриплый шепот: «Держи все в себе, держи все в себе».
Каллия справилась с лицом, тяжело сглотнула, взялась за руки Джека и поднялась, чувствуя, как впиваются в кожу его кастеты.
– Разумеется, я хочу выступить.
– Я предпочел бы, чтобы ты не перенапрягалась.
Каллия склонила голову набок, пряча сжатые зубы за обиженно надутыми губами.
– Как мило с твоей стороны меня недооценивать. – Она переплела их пальцы, слегка царапнув его кожу ногтями, а потом подняла руки и сделала поворот. – Вот видишь? Я могу танцевать.
Джек молча развернул ее к себе, провел правой рукой по ее волосам и ощупал затылок, чтобы проверить ушиб. Было немного больно, но вместо того, чтобы зашипеть, Каллия прижалась к его ладони. В этом прикосновении чувствовалось больше холода, чем знакомого огня. Она сдержала дрожь и провела пальцами по предплечью его правой руки.
Он повернул голову и уставился на них.
– Ты уверена?
Его голос звучал так искренне, что Каллия чуть не поверила. Она предпочла бы вовсе этого не замечать. Но слова Джека впились в нее, как заноза, терзая и заставляя вновь и вновь задаваться вопросом: почему? Почему он с ней так поступил?
«Держи все в себе, держи все в себе».
Ее улыбка превратилась в маску, голос – в заклинание.
– Уверена.
К ужасу Люсины, она снова залезла на крышу оранжереи.
Джек долго не хотел их оставлять, и теперь швее не терпелось начать приготовления к шоу, как будто они уже сотни раз проделывали это вместе.
– Спускайся, Каллс, а то упадешь. Опять, – проворчала Люсина, расхаживая внизу, будто усталый павлин. – Ванна и макияж могут скрыть многое, но не все. Уж точно не сломанные кости.
Каллия продолжила наблюдать за девушкой, следя за ее уверенными движениями и дожидаясь, когда что-нибудь ее выдаст. Люсина слишком хорошо вписывалась в ряды здешних обитателей, идеальная кукла для кукольного домика. Но сердцем Каллия чувствовала, что это перед ней кто-то чужой, хотя ей и чудились знакомые черты, яркие обрывки воспоминаний, вкусы и запахи, так убедительно твердившие о прошлом. Люсина казалась совсем настоящей, как будто и впрямь целую вечность прожила в Доме.
Каллия быстро вжилась в роль. Она брала девушку под локоть, охотно кивала, когда та упоминала детали наряда для сегодняшнего шоу. Все это былом спектаклем, и Каллия с ним справилась. Поэтому Люсина не насторожилась, когда Каллия вместо клуба потянула ее на улицу.
– Это сюрприз, – пообещала она. – Для Джека. Никому не говори.
Люсина заулыбалась, радуясь, что ее посвятили в тайну, и осталась сторожить, пока Каллия зашла переговорить с управляющим и попросила оседлать лошадь, чтобы после выступления они с Джеком смогли прогуляться верхом.
– Ах, как мило! – пришла в восторг швея. – Вы так давно не катались вдвоем.
Каллию встревожило, что та знает подобные мелочи. Наверное, эта новая иллюзия, созданная с той же целью, что и прошлые, получила запас необходимых сведений о них с Джеком.
Решимость Каллии пошатнулась, когда они направились к оранжерее, чтобы подышать воздухом.
Иллюзия заволновалась лишь тогда, когда Каллия полезла наверх.
Нужно было действовать быстро. Забравшись наверх, она осталась наедине с собой – впервые с тех пор, как очнулась в зале. Усилием воли Каллия заставила себя продолжить спектакль. Запереть все чувства, рвущиеся наружу. Нельзя давать им волю, нельзя плакать, нельзя останавливаться ни на секунду.
Если она хочет отсюда выбраться.
Успокоив Люсину бодрым ответом, Каллия дрожащими пальцами отодвинула кусочек кровли. Она могла без сожалений бросить здесь любые свои вещи, кроме этой. Лоскуток с вышитым цветком, все такой же грязный и мятый. Единственное, что казалось настоящим. Она быстро спрятала его в карман. Потом помедлила, глядя на свернутую листовку. Но брать ее с собой не было смысла. Глориан маячил вдалеке, словно протянутая рука, словно заданный вопрос. Словно обещание.
Ее снова позвали снизу, на этот раз с раздражением.
Каллия оставила свои сокровища лежать на крыше в надежде, что ветер заберет свои подарки.
* * *
Дом Адского Пламени был заполнен до отказа.
Из салонов вырывался безумный смех и клубы дыма, оставшегося от выкуренных воспоминаний. Клуб тонул в грохоте музыки, орды гостей в масках перемещались из зала в зал, а танцовщицы расхаживали между ними в сверкающих корсетах и костюмах. Из узких горлышек зеленых бутылок лились напитки. С шуршанием перемешивались карты.
Хозяин Дома обходил свои владения. После того что случилось днем, он не видел свою звезду. Что же нарушило наваждение в этот раз? Она и раньше сопротивлялась иллюзиям, а теперь стала еще устойчивее. И его тревожило то, как неизменно ее взгляд устремлялся в одном и том же направлении. К городу, куда ее влекло, как берег влечет моряка, долго блуждавшего в океане.
Сидя за своим любимым столом с бокалом в руке, он смотрел туда, откуда должна была опуститься люстра. Остальные тоже посматривали наверх. Она была великолепной артисткой, и, видя очередное подтверждение этому, он испытал прилив гордости. Но как же много еще нужно было показать ей. И рассказать.
Скоро, убеждал себя он, зная, что это неправда.
Если она узнает, это повлечет за собой последствия.
И все рухнет.
Хозяин потягивал из бокала изумрудное виски, не обращая внимания на шелест карт и болтовню танцовщиц, проходивших мимо. Его взгляд был устремлен на черный, как море, потолок, который должен был открыться с минуты на минуту.
Заметив, что принялся за второй стакан, хозяин нахмурился.
Настроение в зале начало меняться. Обычно ее выступление оживляло публику, утомленную бесконечной музыкой его оркестра.
Хозяин почувствовал укол тревоги. Он вцепился в подлокотники кресла и уже поднялся было, готовясь идти разбираться, когда его остановил внезапный барабанный бой. Последовал приветственный рев труб, и хозяин наконец расслабился.
Всего лишь небольшое опоздание.
Снова опустившись на место, он продолжил смаковать напиток. Свет софитов померк, и публика задержала дыхание. Замерцали первые кристаллы люстры. Зрители приветствовали ее появление одобрительными криками, которые полились со всех сторон, словно песня, но вскоре угасли, сменившись молчанием.
Хозяин Дома замер, сжимая бокал.
Пусто.
Просто пустая, сверкающая люстра.
Аплодисменты стихли и сменились озадаченным ропотом. Это какой-то новый фокус? Танцовщица стала невидимой? Что это за представление без главной звезды?
Скрытый среди гостей, хозяин был рад лишь тому, что никто не попытался к нему подойти. Какое бы выражение ни отразилось в это мгновение на его лице, оно явно было таким же жутким, как холод, сковавший его изнутри.
Случилось что-то очень, очень плохое.
Через секунду он наморщил нос и резко встал, опрокинув стакан. Лишь теперь он услышал отчаянные крики за сценой и почувствовал резкий запах дыма.