Джаред Даймонд
Кризис

Полная версия

9. Терпение

Еще одним фактором выступает способность мужественно терпеть неопределенность, двусмысленность результатов и неудачи первых попыток измениться; если коротко, просто терпение. Маловероятно, что человек в состоянии кризиса с первой же попытки обнаружит успешный способ справиться с проблемой. Нет, ему почти наверняка понадобится несколько попыток, придется проверить разные способы, чтобы оценить, помогают ли они преодолеть кризис и совместимы ли они с его личностью; только потом наконец появляется эффективное решение. Люди, которые не способны выносить неопределенность и мириться с неудачами, те, кто сдается при первых трудностях, как правило, не находят полезных новых способов преодоления проблем. Вот почему мягкий совет моего отца, данный на скамейке в Париже: «Почему бы не отдать еще полгода аспирантуре по физиологии?», стал для меня спасательным кругом. Отец показал мне, что важно терпеть; сам я этого не понимал.

10. Гибкость

Важным элементом в преодолении кризиса посредством выборочных изменений является гибкая личность, обладающая неоспоримым преимуществом перед жесткой, негибкой личностью. «Жесткость» в данном случае означает убежденность в наличии одного-единственного образа действий. Конечно, это препятствует поиску альтернативных путей и замены неудачных старых подходов на успешный новый подход. Жесткость (или ригидность) может быть следствием прошлого, результатом насилия, травмы или воспитания, которое не позволяло ребенку экспериментировать или нарушать принятые в семье нормы. Гибкость может порождаться свободой действий по собственному выбору с самого детства.

Для меня обучение гибкости началось сравнительно поздно, в ходе экспедиций, в которые я начал ездить в двадцать шесть лет, изучая птиц тропических лесов на острове Новая Гвинея. Тщательно составляемые планы почти никогда не исполняются так, как предусматривалось, и Новая Гвинея не была исключением. Самолеты, лодки и автомобили регулярно ломались, падали и тонули; местные жители и правительственные чиновники вели себя не так, как ожидалось, и никого не слушали; мосты и тропы оказывались непроходимыми; горы возникали не там, где показывали карты, и много чего еще было неправильно. Почти каждая экспедиция на Новую Гвинею начиналась с моего намерения сделать то-то и то-то; прилетев на остров, я понимал, что это невозможно, и проявлял гибкость, то есть импровизировал на месте. Когда у нас с Мари наконец появились дети, я понял, что опыт поездок на Новую Гвинею стал чрезвычайно полезной подготовкой к тому, как быть отцом: ведь дети настолько же непредсказуемы, никого не слушают и требуют от родителей максимальной гибкости.

11. Основные ценности

Предпоследний фактор, также связанный с силой эго, можно определить как выявление базовых ценностей, то есть убеждений, которые человек считает основополагающими для своей личности; они лежат в основе морального кодекса и взглядов на жизнь – скажем, вера или верность семье. В кризис необходимо выяснить, где проводить черту при принятии выборочных изменений: какие базовые ценности человек отказывается изменить, поскольку они не подлежат пересмотру? В какой момент вы говорите себе: «Лучше умереть, чем согласиться вот на это»? Например, многие люди воспринимают семейные обязательства, религию и честность как данность, даже как святыню. Мы склонны восхищаться теми, кто отказывается предавать свой род, лгать, отрекаться от веры или красть ради преодоления кризиса.

Но кризисы могут привести к появлению «серых областей», в которых ценности, ранее мнившиеся неоспоримыми, вдруг оказываются предметом торга с собой. Возьмем очевидный пример: муж или жена, подающие на развод, тем самым решают нарушить семейные обязательства перед супругом. Моральной заповедью «Не укради» узники нацистских концлагерей бестрепетно жертвовали в годы Второй мировой войны: рационы питания были настолько скудными, что выжить, не крадя еду, не представлялось возможным. Многочисленные узники концентрационных лагерей также массово отказывались от своей веры, потому что зло, творившееся вокруг, не удавалось совместить с верой в благое божество. Великий итальянский писатель еврейского происхождения Примо Леви, переживший Освенцим, впоследствии говорил: «Опыт Освенцима для меня был таков, что он смел все наследие моего религиозного образования. Если есть Освенцим, значит, Бога попросту нет. И я не нашел решения этой дилеммы».

Таким образом, базовые ценности могут облегчить или затруднить преодоление кризиса. С одной стороны, они могут послужить человеку «фундаментом» силы и уверенности, на основании чего можно задуматься над изменением себя. С другой стороны, цепляться за базовые ценности, даже когда они явно не соответствуют изменившимся обстоятельствам, равносильно тому, чтобы отказаться от преодоления кризиса.

12. Свобода от ограничений

Последний фактор, который хотелось бы упомянуть, – это свобода выбора, проистекающая из освобождения от практических забот и обязанностей. Намного труднее экспериментировать с новыми решениями, если на твоих плечах лежит груз ответственности за других людей (например, за детей), или если приходится выполнять какую-то важную и сложную работу, или если ты часто подвергаешься физической опасности. Конечно, это не значит, что невозможно справиться с кризисом, когда на тебя давит такое бремя, но оно порождает дополнительные проблемы. В 1959 году мне повезло, что в разгар душевного смятения и попыток выяснить, хочу ли я по-прежнему заниматься наукой, не пришлось бороться с теми или иными практическими ограничениями. Я получал стипендию Национального научного фонда, которая покрывала расходы на обучение и проживание несколько лет; факультет физиологии Кембриджского университета не угрожал меня уволить и даже не требовал сдавать какие-либо экзамены; словом, никто не заставлял сдаваться – кроме меня самого.

* * *

Таковы факторы, которые поведали мне психотерапевты или о которых они писали; факторы, влияющие на результаты индивидуальных кризисов. Как можно использовать эти факторы, перечисленные в таблице 1.1, когда пытаешься осознать результаты общенациональных кризисов?

С одной стороны, конечно, ясно, что государства – не люди. Мы увидим, что общенациональные кризисы ставят множество вопросов – о лидерстве, о коллективных решениях, о национальных институциях и т. д., – которые не возникают в случае индивидуальных кризисов.

С другой стороны, разумеется, столь же очевидно, что индивидуальные механизмы выживания не существуют в отрыве от культуры народа и культуры национальных групп, в которых человек вырос и живет. Эта культура в широком понимании оказывает большое влияние на индивидуальное поведение, на цели, на восприятие реальности и на решение проблем. Следовательно, мы ожидаем обнаружить некоторое сходство между тем, как индивиды справляются с трудностями, и тем, как государства, то есть коллективы из множества людей, разрешают общенациональные проблемы. К числу таких отношений принадлежит (равно для индивидов и для стран) принятие ответственности за выполнение действий, вместо пассивной беспомощности, свойственной жертвам; осознание кризиса; стремление найти помощь и следовать образцам. Пускай эти простые правила элементарны, однако индивиды и государства, к сожалению, часто склонны игнорировать их или отрицать.

Чтобы установить контекст для способов, в которых поведение государств схоже с поведением людей или отличается от них в преодолении кризисов, проведем следующий мысленный эксперимент. Если сравнивать людей, выбранных наугад по всему миру, выяснится, что эти люди различаются между собой по множеству параметров, которые можно распределить по широким категориям: налицо индивидуальные, культурные, географические и генетические различия. Например, сравним верхнюю одежду во второй половине дня в январе у пяти мужчин – традиционный наряд инуитов, проживающих севернее Полярного круга, одежду двух обыкновенных американцев с улиц моего Лос-Анджелеса, костюм американского президента банка, сидящего в своем кабинете в Нью-Йорке, и традиционный наряд аборигена из тропических лесов Новой Гвинеи. По географическим причинам инуиты будут носить теплые парки, трое американцев наденут рубашки, но не парки, и у жителя Новой Гвинеи вообще не окажется верхней одежды. По культурным причинам президент банка, вероятно, повяжет галстук, но двое парней с улицы в Лос-Анджелесе наверняка будут без галстука. По индивидуальным причинам случайно выбранные на улицах Лос-Анджелеса мужчины наденут, возможно, рубашки разных цветов. Что касается цвета волос, а не верхней одежды, тут вступают в дело генетические факторы.

Теперь проанализируем базовые ценности тех же пяти человек. Хотя найдутся, полагаю, некоторые индивидуальные отличия между тремя американцами, у них гораздо больше общих базовых ценностей, чем у американцев с инуитом или с аборигеном Новой Гвинеи. Такие общие базовые ценности являются всего одним примером культурного фона, общего для членов одного и того же общества, и познаются по мере взросления. Но индивидуальные черты различаются обыкновенно среди людей разных сообществ по причинам, лишь отчасти объяснимым географически (или необъяснимым вообще с этой точки зрения). Если один из двух лос-анджелесских мужчин оказался президентом Соединенных Штатов Америки, его культурные базовые ценности – например, отношение к правам и обязанностям индивида – безусловно, скажутся на государственной политике США.

Смысл этого мысленного эксперимента состоит в том, что мы ожидаем увидеть некую связь между индивидуальными характеристиками и характеристиками государства, поскольку людей объединяет общая культура и поскольку государственные решения в конечном счете зависят от взглядов отдельных людей, в особенности от взглядов лидеров и руководителей, которые участвуют в формировании национальной культуры. Что касается стран, обсуждаемых в данной книге, позиция лидеров оказалась особенно важна для Чили, Индонезии и Германии.

В таблице 1.2 перечислены факторы, которые будут обсуждаться в настоящей книге применительно к исходам общенациональных кризисов. Сравнение с таблицей 1.1, где приводятся факторы, признанные психотерапевтами как связанные с результатами индивидуальных кризисов, показывает, что большинство факторов одного списка находит узнаваемые аналоги в факторах другого.

Таблица 1.2. Факторы, связанные с исходом общенациональных кризисов

1. Общее признание того, что страна находится в кризисе

2. Признание общей ответственности за действия

3. Возведение забора для выделения общенациональных проблем, которые необходимо решить

4. Получение материальной и финансовой помощи от других государств

5. Использование других государств как образцов решения проблем

6. Национальная идентичность

7. Честная самооценка

8. Исторический опыт предыдущих общенациональных кризисов

9. Осознание прошлых неудач

10. Ситуационная гибкость на общенациональном уровне

11. Общенациональные базовые ценности

12. Свобода от геополитических ограничений

Как минимум для семи из дюжины факторов параллели очевидны.

Фактор № 1. Государства, как и индивиды, признают или отрицают состояние кризиса. Но признание со стороны государства требует некоторой степени общенационального согласия, тогда как индивид признает или отрицает кризис самостоятельно.

Фактор № 2. Государства и индивиды берут на себя общую или индивидуальную ответственность за меры по решению проблем – либо отвергают эту ответственность вследствие жалости к себе, начинают обвинять других и принимают роль жертвы.

Фактор № 3. Государства осуществляют выборочные изменения в своих институтах и политиках посредством «возведения заборов» для разграничения тех институтов / политик, которые требуют перемен, и тех, которые нужно сохранить в неизменном виде. Люди также «возводят заборы» для реализации выборочных изменений в отдельных индивидуальных качествах.

Фактор № 4. Государства и индивиды могут получать материальную и финансовую помощь от других стран и индивидов. При этом индивидам (но не государствам) доступна также эмоциональная поддержка.

Фактор № 5. Государства могут моделировать свои институты и политики по образцам других стран, как люди могут подражать в способах преодоления кризиса другим людям.

Фактор № 7. Государства и индивиды прибегают к честной самооценке (или отвергают ее). Здесь необходима определенная степень общенационального консенсуса, а вот индивид выполняет (или не выполняет) эти действия самостоятельно.

Фактор № 8. Государства обладают историческим опытом, тогда как индивиды располагают личными воспоминаниями о предыдущих общенациональных или индивидуальных кризисах.

В двух случаях соответствие между факторами является более общим и менее конкретным.

Фактор № 9. Государства отличаются тем, как справляются с неудачами, и их готовностью искать иные способы решения проблем, если первая попытка не удалась. Оцените, к примеру, радикально различную реакцию на военное поражение со стороны Германии после Первой мировой и после Второй мировой войн, Японии после Второй мировой войны и США после Вьетнамской войны. Индивиды также отличаются своим восприятием неудач как таковых или первоначальных неудач, и мы часто ссылаемся на такую индивидуальную характеристику, как «терпение».

Фактор № 12. Государства сталкиваются с различными ограничениями свободы выбора по ряду причин, прежде всего в силу географического положения, национального богатства и военно-политического могущества. Индивиды также подвержены ограничениям свободы выбора, но по совершенно другим причинам, например, в связи с обязанностями по уходу за ребенком, из-за работы или из-за индивидуального дохода.

Наконец применительно к оставшимся трем факторам индивидуальные факторы выступают как метафоры для «государственных» факторов.

Фактор № 6. Психологи подробно обсуждают такой признак человеческой личности, как «сила эго». Эта характеристика применима только к индивидам; нельзя говорить о силе общенационального эго. Однако у государств имеется особенность, которую принято называть национальной идентичностью. Эту особенность мы будем часто обсуждать, поскольку она играет роль этакого общенационального аналога силы эго у индивидов. Национальная идентичность охватывает те особенности языка, культуры и истории, которые делают данную страну уникальной среди прочих, которые поддерживают национальную гордость и которые являются общими для граждан этой страны.

Фактор № 10. Еще одна черта индивидов, подробно описанная психологами, – это индивидуальная гибкость (и ее противоположность, индивидуальная жесткость). Эта черта присуща человеческому мышлению, она не определяется ситуативно. Например, если человек твердо придерживается правила никогда не одалживать деньги друзьям, но в остальном гибок в своем поведении, его никто не назовет жестким в поведении. Ригидная личность проявляется в строгом следовании неким правилам в большинстве случаев. Сложно сказать, присуща ли государствам аналогичная жесткость в большинстве ситуаций. К примеру, возникни у нас изначально желание охарактеризовать Японию или Германию как «ригидные» страны, мы обнаружим, что оба государства проявляли чрезвычайную гибкость в некоторые периоды своей истории (см. подробнее главы 3 и 6 соответственно). Зато государственная гибкость вполне может быть ситуативной, в отличие от индивидуальной гибкости. Мы вернемся к этому вопросу в эпилоге.

Фактор № 11. Люди обладают индивидуальными базовыми ценностями, будь то честность, целеустремленность, религия или семейные связи. Государства же располагают тем, что можно назвать общенациональными базовыми ценностями, и некоторые из них пересекаются с индивидуальными ценностями (скажем, честность и религия). Общенациональные базовые ценности связаны с национальной идентичностью, но не идентичны последней (прошу прощения за невольную игру слов). Например, язык Шекспира и Теннисона является элементом британской национальной идентичности, но Теннисон вовсе не был той причиной, по которой Великобритания отказывалась вести переговоры с Гитлером даже в самые страшные часы мая 1940 года^[20]. Отказ Великобритании от переговоров опирался на базовую ценность: «Мы никогда не сдадимся».

Как я уже упоминал в прологе, общенациональные кризисы ставят дополнительные вопросы, которые представляют собой в лучшем случае отдаленные аналогии вопросов по индивидуальным кризисам. Сюда относятся:

• важнейшая общенациональная роль политических и экономических институтов;

• вопросы о роли национального лидера или лидеров в преодолении кризиса;

• общие вопросы коллективного принятия решений;

• вопрос о том, ведет ли общенациональный кризис к выборочным изменениям путем мирного урегулирования или насильственной революции;

• вопрос о том, происходят ли различные типы общенациональных изменений одновременно, как бы в рамках единой программы, или осуществляются по отдельности и в разное время;

• вопрос о том, вызывается ли общенациональный кризис внутренними событиями в стране или оказывается следствием внешнего шока;

• проблема достижения примирения (особенно после кризиса, связанного с войной или массовыми убийствами) между сторонами, которые участвовали в конфликте; то есть примирение между группами внутри страны или между конкретной страной и ее соседями.

Чтобы приступить к обсуждению этих вопросов, в следующей главе я опишу первый из двух примеров общенационального кризиса, возникшего внезапно вследствие нападения другой страны. Мы увидим, что Финляндия, восхищение языком которой сыграло столь важную роль в моем личном кризисе 1959 года, продемонстрирует многие факторы, связанные с исходом общенациональных кризисов.

Часть вторая. Государства: кризисы в пространстве и времени

Рис. 2. Карта Финляндии

Глава 2. Война Финляндии с Советским Союзом

В гостях у финнов. – Язык. – Финляндия до 1939 года. – Зимняя война. – Окончание Зимней войны. – Война-продолжение. – После 1945 года. – По канату над пропастью. – Финляндизация. – Кризисная структура

Финляндия – скандинавская (североевропейская) страна всего с 6 миллионами человек населения, которая граничит со Швецией на западе и Россией на востоке. Накануне Первой мировой войны она являлась автономной областью России и не обладала суверенитетом^[21]. Она прозябала в бедности, почти не удостаивалась внимания народов Европы и оставалась едва известной за пределами европейского континента. К началу Второй мировой войны Финляндия получила независимость, но была по-прежнему бедна, а ее экономика продолжала фокусироваться на сельском хозяйстве и дарах леса. Сегодня Финляндия славится по всему миру разработкой передовых технологий и развитием промышленности, она встала в ряд богатейших стран мира, и средний доход на душу населения в ней сопоставим с доходом граждан Германии и Швеции. Его безопасность зиждется при этом на парадоксальном факте: будучи либеральной социал-демократией, эта страна на протяжении многих десятилетий поддерживала крепкие и доверительные отношения с коммунистическим Советским Союзом – а ныне поддерживает такие же отношения с авторитарной Россией. Подобное сочетание несочетаемого являет собой замечательный пример выборочных изменений.

Если вы впервые в Финляндии и вам хочется понять финнов и их историю, начните с посещение кладбища Хиетаниеми, крупнейшего в финской столице Хельсинки. В отличие от Соединенных Штатов Америки, где принято хоронить воинов на Арлингтонском национальном кладбище за пределами Вашингтона и на других специализированных ветеранских кладбищах по всей стране, Финляндия не организует отдельных военных кладбищ. Вместо этого павших солдат хоронят на гражданских кладбищах в тех местах, откуда они были родом. Именно поэтому немалая часть кладбища Хиетаниеми отведена упокоению солдат из Хельсинки. Это почетное место, которое легко найти, чуть поднявшись от могил президентов Финляндии и других политических лидеров, а в центре находится памятник фельдмаршалу Финляндии^[22] Карлу Густаву Маннергейму (1867–1951).

Еще на подходе к кладбищу Хиетаниеми в глаза бросаются совершенно непонятные таблички с названиями улиц и рекламные щиты (см. источник 2.1). Почти во всех других европейских странах, даже не зная местного языка, вы сможете распознать отдельные слова, поскольку большинство европейских языков, включая английский, принадлежит к индоевропейской языковой семье, а все индоевропейские языки имеют общие корни для многих слов. Даже в Литве, Польше и Исландии возможно опознать некоторые слова на уличных вывесках и рекламных щитах. Но финские слова в основном покажутся абракадаброй, ибо финский относится к небольшому числу тех языков Европы, что никак не связаны с индоевропейской языковой семьей^[23].

На самом кладбище Хиетаниеми вас наверняка поразит простота и красота дизайна. Финляндия известна по всему миру своими архитекторами и декораторами, которые отлично умеют добиваться красоты простыми способами. В первый мой визит в Финляндию, помнится, меня пригласили пройти в гостиную одного из домов, и я сразу подумал: «Это самая красивая комната, какую я когда-либо видел!» Потом, правда, я начал недоумевать, откуда взялось это впечатление: ведь комната представляла собой почти пустой прямоугольник с несколькими простыми предметами обстановки. Но материалы и форма комнаты, заодно с теми немногочисленными предметами мебели, были сугубо финскими в своей простоте и красоте.

Вас может шокировать количество погибших финских солдат, которые похоронены или о которых вспоминают на кладбище Хиетаниеми. Я насчитал более 3000 именных надгробий тех, чьи тела удалось найти и опознать; эти надгробия тянутся полукругом, ряд за рядом. На границе этого участка кладбища с именными надгробиями расположена стена высотой около четырех футов (и несколько сот футов в длину); на ней закреплены 55 табличек с солдатскими именами – я насчитал 715 имен: это те, кто считается «пропавшими без вести», потому что их прах не нашли и не вернули домой. Еще один «коллективный» монумент, уже без имен, поставлен в память о бесчисленном множестве финнов, погибших в вражеских тюрьмах. При этом все похороненные на Хиетаниеми солдаты были родом из Хельсинки; такие же участки отводятся под воинские захоронения на кладбищах каждого финского города и каждого прихода. Тут вы начинаете понимать, сколько финнов пали жертвами войны.

Прогуливаясь среди надгробий Хиетаниеми, вы поразитесь памятным надписям. Конечно, большая часть написанного останется непонятной, поскольку все тексты приводятся на финском языке, но по всему миру надгробия, как правило, одинаковы, и язык тут не важен: имя умершего, дата и место его рождения, дата и место смерти. Такой формат легко распознать на надгробиях финских кладбищ. На воинском захоронении Хиетаниеми все даты смерти приходятся на промежуток с 1939 по 1944 год, то есть на годы Второй мировой войны. Большинство дат рождения – это 1920-е и 1910-е годы, из чего следует, что, как можно было ожидать, погибали в основном 20-летние солдаты. Но вас наверняка удивят те надгробия, по которым понятно, что кое-кому из погибших было за 50 – или намного меньше двадцати. Например, Йохан Виктор Пальстен родился 4 августа 1885 года и погиб 15 августа 1941 года, через 11 дней после своего 56-го дня рождения. Клара Лаппалайнен родилась 30 июля 1888 года и погибла 19 октября 1943 года в возрасте 55 лет. Школьник Лаури Марти Хямялайнен родился 22 июля 1929 года, пошел на фронт и был убит 15 июня 1943 года в возрасте 13 лет, за пять недель до своего 14-го дня рождения. Почему же Финляндия призывала в солдаты не только двадцатилетних, что привычно, но мужчин и женщин старше 50 лет, а также подростков (см. источник 2.2)?

Изучая даты и места смерти на надгробных камнях, вы заметите, что гибель выпадала в основном на сжатые промежутки времени и на конкретные места. Наибольшее количество смертей случилось в конце февраля – начале марта 1940 года, следующая дата – август 1941 года, а следующая – июнь-август 1944 года. На многих надгробиях местом смерти указано Виипури^[24] – или, как подскажет вам финский сопровождающий, селения рядом с Виипури, скажем, Сювари, Каннас или Ихантала. Поневоле задумываешься, что именно происходило в этом Виипури и почему так много финнов погибло там за столь короткий промежуток времени?

Объяснение следующее: Виипури был вторым по величине городом Финляндии, пока его не передали СССР вместе с десятой частью территории страны после жестокой войны зимой 1939/1940 года (а затем второй войны, с 1941 по 1944 год). В 1939 году Советский Союз выдвинул территориальные претензии к четырем балтийским странам – Финляндии, Эстонии, Латвии и Литве. Финляндия единственная отвергла эти требования, несмотря на то, что СССР имел огромную армию, а по численности населения превосходил Финляндию почти в 50 раз. Финны дали столь суровый отпор, что им удалось сохранить свою независимость, хотя выживание их нации оставалось под большим сомнением из-за череды кризисов, что растянулась на десятилетие. Самые тяжелые потери были понесены в три «пиковых» периода: когда Красная армия наступала на Виипури в феврале-марте 1940 года, когда финны захватили Виипури в августе 1941 года и когда Красная армия снова атаковала Виипури летом 1944 года (см. источники 2.3 и 2.4).

Число погибших в войне против СССР финнов составило почти 100 000 человек, в основном мужчин. Для современных американцев и японцев, а также европейцев не финского происхождения, которым памятны почти мгновенные смерти 100 000 человек при каждом взрыве атомных бомб и при «обычных» бомбежках городов (Хиросима, Гамбург и Токио) и которые помнят о 20 миллионах жертв, понесенных Советским Союзом и Китаем в ходе Второй мировой войны^[25], число погибших за пять лет финнов может показаться весьма скромным. Но это 2,5 % населения Финляндии того времени, составлявшего 3 700 000 человек, и 5 % от общего числа финских мужчин. Для сравнения вообразите, что 9 000 000 американцев погибли бы в ходе какой-нибудь сегодняшней войны – это почти в 10 раз больше совокупного количества смертей во всех войнах за 240-летнюю историю США. Мое последнее посещение кладбища Хиетаниеми пришлось на воскресенье, 14 мая 2017 года. Пускай на воинском участке кладбища кого-либо захоранивали более 70 лет назад (в 1944 году), я увидел свежие цветы на многих могилах и целые семьи, гулявшие среди могил. Я заговорил с семьей из четырех человек, из которых самый старший выглядел от силы лет на сорок с небольшим. Судя по всему, погибший солдат, на чью могилу они пришли, не мог быть им отцом – скорее, дедом или даже прадедом. Когда я упомянул, что меня удивило это уважение памяти и свежие цветы, мне объяснили: «У каждой финской семьи здесь кто-то похоронен».

В первый раз я приехал в Финляндию летом 1959 года, всего через 15 лет после окончания советско-финляндской войны и всего через четыре года после того, как СССР вывел свою военную базу из-под Хельсинки^[26]. Моими финскими хозяевами оказались ветераны, вдовы и дети войны против Советского Союза, а еще мне довелось пообщаться с финскими солдатами на действительной службе. Они рассказывали о своей жизни и вспоминали недавнюю историю своей страны. К тому времени я в достаточной степени освоил замечательный финский язык, чтобы вести себя как опытный турист, оценить, насколько язык способствует самоощущению уникальности финнов (и насколько он причастен к моему персональному жизненному кризису, о котором шла речь в предыдущей главе). Для тех моих читателей, кому до сих пор не посчастливилось побывать в Финляндии, напомню ряд особенностей этой моей книги, посвященной кризисам и переменам: мы говорим о финской национальной гордости за свою идентичность, об ультрареалистичной оценке финнами своего геополитического положения, о сложившейся в итоге парадоксальной комбинации выборочных изменений, упомянутых выше, и об отсутствии у Финляндии свободы выбора, отсутствии помощи от союзников в критический момент и отсутствие доступных успешных моделей преодоления кризиса.

* * *

Финляндия отождествляет себя со Скандинавией и считается частью Скандинавии. Многие финны – это голубоглазые блондины, похожие на шведов и норвежцев. Генетически финны на самом деле на 75 % принадлежат к скандинавским народам, как те же шведы и норвежцы, и лишь на 25 % унаследовали гены захватчиков с востока^[27]. Но география, язык и культура отличают финнов от прочих скандинавов, и они гордятся этими отличиями. Что касается географии, в описаниях Финляндии финнами неизменно звучат два утверждения: «Мы маленькая страна» и «Наша география никогда не изменится». Последняя фраза означает, что сухопутная граница Финляндии с Россией (или с ее предыдущим «воплощением», с СССР) длиннее любой другой европейской границы. По сути, Финляндия является буферной зоной между Россией и остальной Скандинавией.

Все почти 100 локальных языков Европы родственны между собой и относятся к индоевропейской языковой семье, за исключением изолированного баскского языка^[28] – и еще четырех: финского, близкородственного ему эстонского, а также состоящих в отдаленном родстве с финским венгерского и саамского языков. Перечисленные языки принадлежат к финно-угорской языковой группе. Финский язык очень красив и является средоточием национальной гордости и самобытности Финляндии. Национальный финский эпос «Калевала»^[29] для местного самосознания значим, пожалуй, даже больше, чем пьесы Шекспира для носителей английского языка. Для посторонних финский язык не просто красив и схож с песней, но и весьма труден в освоении. Прежде всего трудность доставляет лексикон, поскольку слова финского языка не имеют знакомых индоевропейских корней. В результате большинство финских слов приходится запоминать, что называется, с нуля.

Также освоение финского языка изрядно затрудняют его фонетика и грамматика. Буква k широко распространена в финском языке: из 200 страниц моего финско-английского словаря 31 страница отведена словам, которые начинаются с k. (Попробуйте посмаковать эти строки из «Калевалы»: «Kullervo, Kalervon poika, sinisukka aijon lapsi, Hivus Keltainen, korea, kengan kauto kaunokainen»^[30].) Ничего не имею против буквы k, но, увы, в финском языке, в отличие от английского, часто встречаются двойные согласные (например, kk), которые произносится иначе, нежели одиночные согласные (например, k). Эта особенность финского произношения сильно мешала моим терпеливым финским хозяевам понимать меня, когда я произносил короткие речи по-фински (к счастью, такое случалось редко). Неумение разделять в речи одинарные и двойные согласные может обернуться серьезными проблемами. Например, финский глагол «встретиться» (tapaa) произносится с одним p, а глагол «убивать» (tappaa) произносится с двойным p. То есть вы просите финна встретиться с вами, но по ошибке удваиваете p, и не исключено, что вас убьют.