Джек Вэнс
Дневник мечтателя. Князья тьмы. Том V
Переводчик Александр Фет
Дизайнер обложки Yvonne Less
© Джек Вэнс, 2021
© Александр Фет, перевод, 2021
© Yvonne Less, дизайн обложки, 2021
ISBN 978-5-0050-8958-8 (т. 5)
ISBN 978-5-4493-5012-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Из «Дневника мечтателя»:
«Возведи очи свои, незнакомец, к изнуренному веками бастиону, противостоящему всем и вся: там они стоят, паладины – суровые, непреклонные, невозмутимые. Один за всех, все за одного.
Посредине – элегантный Иммир. Ему подвластны некие ухищрения волшебства; он – мастер интриг, заговоров и ужасных неожиданностей. Иммир Непредсказуемый, он не притязает на собственный цвет.
Одесную Иммира стоит Джеха Райс. Он величественно высок; его цвет – черный. Он мудр и проницателен, он неизменно первый, кому становятся очевидны обстоятельства грядущего и кто умеет толковать проистекающие из них возможности. Определив перспективу, он протягивает руку и открывает ее взорам других паладинов. Джеха не знает сожалений и настаивает на решительности; недаром иные прозвали его Джехой Неумолимым. Он облачен в черный покров, гибкий и облегающий, как кожа; на нем черный плащ и черный гребенчатый шлем-морион, навершием коего служит хрустальный шар, блистающий, как серебряная звезда.
Ошуюю Иммира стоит Лорис Хоэнгер; его цвет – ярко-красный багрянец свежей крови. Он свиреп, порывист, опрометчив и никогда не спешит покинуть ратное поле, хотя из всех паладинов он может быть самым щедрым. Он с вожделением преследует красавиц, и горе тем прелестницам, что смеют ему отказывать, ибо они безрассудно подвергают риску свое достоинство. А если им приходит в голову жаловаться или упрекать Лориса, они испытывают его возмездие во всей полноте. Когда же, наконец, он покидает их постели, они не находят слов и с тоской смотрят ему вслед.
Бок о бок с Лорисом Хоэнгером стоит Зеленый Мяута. Мяута – изобретательный умелец. Он может опрокинуть мост или обрушить башню. Он терпелив и хитер – даже если путь закрыт справа и слева, он находит лазейку между тупиками. Его память безошибочна: он никогда не забывает имя или лицо, он помнит обычаи и маршруты сотен миров. Изнеженные толстосумы полагают, что его способ заключать сделки отличается свежестью новизны – их ждет кошмарное разочарование.
Желтый Блесковод изумителен и язвителен, он игнорирует любые прецеденты. Он – шут, паяц и фигляр, он умеет исполнить любую роль. Всех паладинов, кроме одного, веселят его проказы; когда для этого наступает подходящее время, все они – кроме одного – пляшут под его музыку, ибо Блесковод мог бы извлечь услаждающие слух звуки даже из свиньи, подвешенной на крюке, если бы захотел приложить свои способности к решению такой задачи. Ни в коем случае, однако, не следует недооценивать значение шуток Блесковода – его кинжал еще острее его ума. В бою враг восклицает: «Где запропастился лежебока Блесковод?» или «Ага! Трус Блесковод улепетывает, только пятки сверкают!» – но тут же чувствует острие его кинжала на своей шее, появившееся словно ниоткуда, или замечает Блесковода в новом обличье, вызывающем оцепенение ужаса.
Подле Джехи Райса стоит благородный Рун Отмир, синий паладин. В битве он неустрашим и первый приходит на помощь другому рыцарю, оказавшемуся в затруднении – но он же первый проявляет милосердие и снисхождение. Рун строен и высок, у него ясный лик, лучезарный, как восход летнего солнца; он мастерски владеет всеми видами искусств, изящен и любезен, чувствителен к красоте всего сущего – и в особенности к красоте пугливых дев, коих он мгновенно зачаровывает, как гремучая змея – прыткого кролика. На военном совете, однако, к мнению Руна редко прислушиваются – увы!
Чуть поодаль от Синего Руна стоит зловещий белый паладин – Эйя Паниче. У него белые волосы, белые глаза, длинные белые зубы и белая кожа. Он закрывает лицо сетчатым забралом шлема из белого металла, и трудно различить черты его лица – заметны только горбатый орлиный нос, острый выдающийся подбородок и сверкающие глаза. На совете он, как правило, говорит только «да» или «нет» – но именно его слово чаще всего становится решающим, ибо для Белого Рыцаря, судя по всему, исповедимы начертания Судьбы. Его одного, из всех паладинов, не забавляют коварные проказы Блесковода. Более того, в тех редких случаях, когда на лице Паниче появляется мрачная улыбка, для всех, кто может, наступает пора уходить и не оглядываться – чтобы, паче чаяния, не встретиться глазами с пронзительно-прозрачным взором Эйи Паниче.
Ступай же, незнакомец – иди своей дорогой! Когда наконец ты вернешься домой, где бы ни был твой дом среди бесчисленных мерцающих миров, расскажи другим о рыцарях бастиона, в молчаливом раздумье стоящих на перепутье всех дорог».
Из монографии «Князья тьмы» Кароля Карфена:
«Теперь нам предстоит сосредоточить внимание на Ховарде Алане Трисонге, на его извращенных подвигах, на невероятной виртуозности его организационного гения. Прежде всего позвольте признаться со всей откровенностью: я нахожусь в состоянии благоговейного замешательства – и не знаю, с чего начать. Трисонг, по всей вероятности – величайший мерзавец из всех пятерых (если в окружении таких блестящих талантов, как другие князья тьмы и их выдающиеся кровавые пособники, тонкости какого-либо сравнения могут показаться сколько-нибудь убедительными). Несомненно, Трисонгу свойственны самые экстравагантные противоречия. Его жестокость беспорядочна, капризна и отвратительна настолько, что на ее фоне ослепительно ярко проявляются великодушие и щедрость, которые он время от времени себе позволяет. Учитывая детальную и методичную разработку его проектов, можно было бы предположить, что Трисонг – бесстрастный теоретик, руководствующийся исключительно логикой. С другой точки зрения, однако, он представляется изменчивым и легкомысленным, как цирковой клоун. Трисонга окружает непроницаемая тайна, и никто даже не догадывается о том, в чем могли бы заключаться его конечные цели.
Трисонг! Волшебное имя – «песнь деревьев» – возбуждающее страх и восхищение! Что, в точности, о нем известно? Немногие искры фактической информации теряются в пышном ореоле слухов и сплетен. По мнению одних, Трисонг – самый уединенный из людей, отшельник и мизантроп; другие утверждают, что он – верховный повелитель всех преступников Галактики. Говорят также, что его внешность непримечательна: он высок и худощав, с достаточно пропорциональным, хотя и несколько осунувшимся продолговатым лицом; только его светло-серые глаза отличаются необычной лучезарной прозрачностью. Выражение его лица часто называют «шутовским», а его манеры – живыми и заразительными. Как правило, он предпочитает носить обычную, скромную, ничем не выделяющуюся одежду. Все очевидцы сходятся в том, что Трисонг любит проводить время в компании красивых женщин, но ни одна из его подруг не извлекла из знакомства с князем тьмы никакой духовной или материальной выгоды. Напротив, все романтические связи Трисонга, о которых что-либо известно, заканчивались трагически – если не хуже».
События, в конечном счете позволившие загнать в угол Ховарда Алана Трисонга, носили самый случайный и непоследовательный характер – следы его пересекались и раздваивались, заставляли останавливаться в недоумении и делать маловероятные выводы; таковы были последствия тайны, которой непременно окружал себя Трисонг. Согласно отчетам немногих живых свидетелей, Трисонг был человеком несколько выше среднего роста, с ярким прозрачным взором, высоким лбом, узкими скулами и подбородком и часто кривящимся ртом, придающим его лицу странное выражение лукавого сожаления. Как правило, он вел себя вежливо, хотя в его любезности чувствовался оттенок металлической непреклонности. Почти все очевидцы упоминали о любопытной эманации «едва сдерживаемой энергии» или «непредсказуемой экстравагантности», исходившей от Трисонга; один вполне объективный наблюдатель определил это свойство как «безумие».
Скрытность Трисонга – а в этом отношении он действительно был одержим навязчивой идеей – носила всеобъемлющий и всепроникающий характер. Не существовало никаких известных фотографий, изображений или зарисовок Трисонга – ни в общественных, ни в частных архивах. Его происхождение было неизвестно; его личная жизнь была таким же расплывчатым мифом, как космологические теории о происхождении и судьбе Вселенной; время от времени какие-либо сообщения о Трисонге вообще не поступали в течение нескольких лет.
Деятельность Трисонга охватывала всю Ойкумену, но изредка он появлялся и в Запределье. Известно, что он время от времени называл себя – в шутку или нет – «повелителем сверхлюдей».1
Герсен напал на след Ховарда Алана Трисонга, в сущности, благодаря абстрактным умозаключениям – чистой дедукции в классическом смысле слова – пользуясь информацией, предоставленной неким Вальтером Кёделином, его старым знакомым, дослужившимся до звания начальника отдела МСБР.2
Они встретились на Парусном пляже к северу от Авенты, столичной метрополии Альфанора, самой населенной из планет Кортежа Ригеля.
Из «Чайханы Счастливчика» на верхнем ярусе Парусного пляжа открывался вид на тысячи домиков, лавок, таверн и небольших площадей, населенных или посещаемых сотнями разновидностей людей. Под ослепительно жгучими лучами Ригеля невысокие светлые строения – бледно-голубые, бледно-зеленые, бледно-лиловые, розовые, белые, желтые – отбрасывали ярко-черные тени. Далеко внизу виднелся маленький полумесяц пляжа. Дальше до самого горизонта, где возвышались наковальни белых облаков, простирался мягкий темно-синий Тавматургический океан.
За столом, приютившимся под сенью густой темно-зеленой листвы мематиса, сидели Кёрт Герсен и Вальтер Кёделин – русый человек с порозовевшим от жары скуластым лицом, курносый, несколько плотнее Герсена. Так же, как Герсен, он носил обычный для астронавтов темно-синий с серым костюм – костюм человека, надеявшегося не привлекать к себе внимание. Они пили ромовый пунш и обсуждали Ховарда Алана Трисонга.
В компании Герсена Кёделин позволял себе выражаться откровенно: «Чем он теперь занимается? Вот в чем вопрос. Десять лет тому назад он величал себя „повелителем сверхлюдей“».
«Другими словами, паханом всех воров».
«Именно так. Он координировал и санкционировал каждое ограбление, каждое мошенничество от границ Запределья до Старого Сокко в Танжере. Однажды Ховард шел по переулку на задворках Клоповника, на Четвертой планете Арктура, и его задержал уличный грабитель. Ховард спросил: «Ты зарегистрирован в Организации?»
«Нет, – говорит тот, – никто меня не регистрировал».
«В таком случае ты не получишь ни гроша. Кроме того, я извещу местную малину о том, что у них завелся штрейкбрехер»».
Кёделин осушил бокал ромового пунша и поднял глаза к темно-зеленой кроне, откуда свисали ленточные розовые соцветия: «Самое подходящее место для микрофона. Хотел бы я знать, кто нас подслушивает».
«Если верить Счастливчику, никто».
«В наши дни трудно в это поверить. Тем не менее, здесь, в пригородах Авенты, Организация не так сильна».
Герсен поднял руку: «Еще два бокала того же… Значит, Трисонг – больше не повелитель сверхлюдей?»
«Не стал бы списывать его со счетов. Но он явно перепоручил „работу в массах“ паханам помельче. Ховард только навещает их время от времени и проверяет учетные книги».
«Какой кроткий, ненавязчивый убийца – просто душка! Так что же его интересует теперь?»
Кёделин поколебался, подыскивая слова, но в конце концов фаталистически махнул рукой и наклонился над столом: «Не будет ничего страшного, если я вам расскажу – хотя, если эту история широко опубликуют, мы окажемся в неудобном положении. Кроме того, вполне возможно, что это выдумка». Кёделин посмотрел по сторонам: «Не проболтайтесь».
«Ни в коем случае».
«Структура руководства у нас не слишком жестко контролируется – как вам известно. В последнее время должность председателя совета директоров МСБР занимает Артур Санчеро. Пять лет тому назад его личный адъютант, секретный агент, погиб в аварии. Старый приятель порекомендовал назначить на освободившуюся должность человека по имени Джетро Коуп; его биографию, как водится, тщательно проверили, но не нашли ничего подозрительного. Коупа устроили адъютантом. Он оказался просто замечательным помощником и справлялся со всеми делами настолько успешно, что Санчеро практически нечего было делать. После чего началось что-то необъяснимое. Члены совета директоров стали умирать один за другим – то от болезни, то в какой-нибудь катастрофе; случались убийства и самоубийства.
Санчеро – или, точнее говоря, Джетро Коуп – выдвигал кандидатуры новых директоров; после надлежащего голосования они занимали свои должности. Проведением голосования и подсчетом голосов всегда занимался Джетро Коуп. Он уже протолкнул в совет директоров МСБР семерых человек; для того, чтобы обеспечить большинство голосов, ему оставалось назначить еще шестерых. И он, скорее всего, добился бы успеха в этом предприятии, если бы один из новых директоров, называвший себя Бемусом Карлайлом, не повстречался с агентом, который распознал в нем знаменитого шантажиста, Шона Макмертри из Дублина – это в Ирландии, на Земле.
Короче говоря, Макмертри потихоньку ликвидировали, но перед смертью он успел произнести одно имя. Вы догадываетесь, чье?»
«Ховарда Алана Трисонга».
«Разумеется. Агенты тут же принялись разыскивать Джетро Коупа, но тот как в воду канул».
«Что случилось с другими шестью директорами, которых рекомендовал Коуп?»
«Троих прикончили. Один исчез. Двое – все еще в совете. Их биографии безупречны, они утверждают, что ни в чем не замешаны, а другие директора не соглашаются голосовать за их исключение».
«Как это благородно с их стороны! Совет директоров МСБР либо продажен до мозга костей, либо наделал в штаны от страха».
«Одно не исключает другое».
«Быть одновременно повелителем сверхлюдей и главой МСБР – чудесная мечта! Независимо от того, как мы смотрим на вещи, невозможно отрицать красоту комбинации».
«Увы! Трисонг – лукавый бес. Я хотел бы вырезать его печень собственными руками».
«И никаких фотографий?»
«Ни одной».
«Так что мы все еще не знаем, как он выглядит».
Кёделин с отвращением крякнул: «Люди, работавшие с Коупом, хорошо его помнят – у него были светлые волосы, кудрявые и длинные, пушистая светлая борода и такие же усы. Вел он себя исключительно любезно».
«И с тех пор – ни слуху ни духу?»
«Ничего. Он испарился. Забыл упомянуть, что три года тому назад библиотека МСБР получила распоряжение председателя об уничтожении всех материалов, относящихся к Ховарду Алану Трисонгу, на основании их недостоверности. Распоряжение выполнили. Теперь у нас не осталось практически никаких данных».
«Все успешные преступники рано или поздно возвращаются туда, где они родились.3 Трисонг тоже где-то родился и вырос. Его должны хорошо помнить десятки людей. Может быть, за последние три года поступили какие-то новые сведения?»
Откинувшись на спинку стула, Кёделин поразмышлял пару минут: «Я наведу справки и поставлю вас в известность. Где вы остановились?»
«В „Мирамонте“».
«Если не возражаете, я загляну к вам завтра, примерно в полдень».
На следующий день, точно в полдень, Кёделин присоединился к Герсену в баре на смотровой площадке отеля «Мирамонте», на Эспланаде в Авенте.
«Я так и думал, – начал Кёделин. – Нет никаких сведений о его происхождении. Мы знаем только то, что еще в молодости он появился на Земле – грабил банки, проворачивал мошеннические операции, занимался шантажом и убийствами по найму, организовал штурмовой отряд. Он хорошо знает свое дело. Тем не менее, о нем, как о человеке, известно поразительно мало».
Заявив, что его ждут срочные дела, Кёделин вскоре удалился. Герсен решил прогуляться по Эспланаде, тянувшейся пятнадцать километров параллельно прекрасному белому песчаному пляжу Авенты.
С тех пор, как Трисонг нанес семье Герсена непоправимый ущерб, исполнилось уже больше двадцати лет – тогда Трисонг только что занял место на вершине преступной элиты.4 С тех пор его «проекты» становились все более дерзкими и крупномасштабными… В голове Герсена мелькнул и погас огонек какой-то догадки. Он облокотился на балюстраду.
Ховард Алан Трисонг исчез три года тому назад. Человек, который пытался быть одновременно повелителем преступного мира и председателем совета директоров МСБР, конечно же, и теперь не предавался праздности; где-то он замышлял новые «проекты», столь же ошеломительные…
Герсен рассмотрел ряд возможностей. Что замышлял Трисонг? Массовые преступления, потрясающие по своей жестокости? Неслыханные доселе кощунственные злодеяния? Что-нибудь, способное опозорить все человечество и подорвать цивилизацию как таковую? Ни одна из таких перспектив не казалась Герсену правдоподобной или целесообразной, учитывая затраты усилий, времени и денег, необходимые для осуществления подобных планов. «Очевидно, – сказал Герсен самому себе, – мне не хватает великолепного, дикого и беспощадного воображения Трисонга».
Вернувшись в отель, Герсен позвонил Кёделину: «По поводу нашего последнего разговора: возникает впечатление, что уже сейчас должны происходить какие-то драматические события. Какие события соответствовали бы такому ожиданию?»
Кёделин не мог сказать ничего определенного: «Мне это тоже приходило в голову. Я не вижу таких событий. Понятно, что он не хочет себя обнаружить, но рано или поздно ему придется сделать следующий ход. Остается только ждать…»
В системе Веги – три населенных планеты: Алоизий, Балагур и Катберт. В эпоху первого взрыва космической экспансии все они были колонизированы религиозными сектами, одна фанатичнее другой. В шестнадцатом веке космической эры дух былой жреческой власти все еще давал о себе знать – в частности, о нем напоминали бывшие храмы, преобразованные в общественные здания в период знаменитого Мятежа лоботрясов.
Благодаря какому-то капризу судьбы Понтефракт на Алоизии – небольшой город, прежде известный главным образом своими бесконечными туманами – стал важным средоточием издательств и финансовых учреждений. В старейшем районе города, сосредоточенном вокруг площади св. Пайдрига, возвышалась башня Брамвилля, где теперь расположилась главная редакция журнала «Космополис», публиковавшего не только новости, но и фотографии достопримечательностей, а также короткие эссе. Журнал этот, иногда содержавший проницательные статьи, основанные на результатах подробных расследований, чаще ограничивался материалами драматического и даже сентиментального характера, рассчитанными привлекать внимание представителей образованного среднего класса на всех цивилизованных планетах Ойкумены.
Благодаря манипуляциям своего финансового и юридического консультанта, Джехана Аддельса, Кёрт Герсен приобрел контрольный пакет акций «Космополиса» и, под личиной специального корреспондента Генри Лукаса, пользовался помещениями редакции журнала в качестве своего собственного главного управления, когда это ему было удобно.
По прибытии в Понтефракт Герсен позволил себе удовольствие поужинать с Аддельсом в его роскошной старинной усадьбе в Баллихольтском лесу, к северу от городской окраины. За столом Герсен упомянул о Ховарде Алане Трисонге и его достопримечательной способности оставаться невидимкой.
Аддельс немедленно встревожился: «Надеюсь, этот человек не вызывает у вас особый интерес?»
«Как бы вам сказать… Трисонг – выдающийся мерзавец и преступник. Его влияние чувствуется по всей Ойкумене. Сегодня ночью взломщики могут проникнуть в вашу усадьбу и похитить ваши шедевры Мемлинга и Ван Тасаля, не говоря уже о ваших родосских коврах. Подобные шедевры и редкости могут быть присвоены самим Трисонгом – говорят, у него изысканный вкус».
Аддельс мрачно кивнул: «Придется принять меры предосторожности. Завтра же представлю докладную записку в местное отделение МСБР».
«Это ничему не помешает».
Аддельс с подозрением покосился на Герсена: «И все-таки, надеюсь, вы никак лично не заинтересованы в поиске этого человека?»
«В какой-то мере заинтересован».
Аддельс гневно пробормотал какое-то ругательство: «Прошу вас, больше не вовлекайте меня в расследования такого рода, никоим образом!»
«Дражайший Аддельс, как я могу избежать необходимости обращаться к вам за рекомендациями?»
«В данном случае я могу рекомендовать только одно, решительно и бесповоротно: позвольте агентам МСБР выполнять их обязанности!»
«Превосходный совет! Со своей стороны, я намерен оказывать им посильную помощь в этом расследовании – и совершенно уверен, что вы сделаете то же самое».
«Да-да, разумеется», – проворчал Аддельс.
В библиотеке редакции «Космополиса» Герсен произвел поиск всех материалов, в которых упоминался Ховард Алан Трисонг. Просмотрев полученные таким образом многочисленные и многословные документы, Герсен не нашел в них почти ничего нового – в частности, ничего, что относилось бы к основным интересовавшим его вопросам: к тому, где родился и вырос Трисонг, и к его нынешнему местонахождению. Кроме того, в библиотеке не было никаких – вообще никаких – изображений Трисонга.
Тщетно затратив таким образом несколько часов, Герсен продолжал – исключительно из упрямства – перебирать папки, хранившиеся в выдвижном ящике с пометкой «Прочее: отсортировать». Здесь он тоже не нашел ничего полезного. Его внимание привлекли два лотка на столе библиотекаря; на одном был наклеен ярлык «Сохранить», на другом – «Выбросить». Лоток «Сохранить» был пуст. В лотке «Выбросить» лежала крупная фотография – сантиметров сорок шириной и больше двадцати сантиметров в высоту. Фотография изображала какую-то вечеринку или банкет. За столом сидели пятеро мужчин и две женщины; чуть поодаль стояли еще трое мужчин. Вдоль верхнего края фотографии кто-то написал мелким, не очень разборчивым почерком: «Присутствует Х. А. Трисонг».
Чувствуя покалывание в онемевших пальцах, Герсен осторожно поднял фотографию, не отрывая от нее глаз. Панорамная камера запечатлела всех сидящих за круглым столом – так, что каждый из присутствующих был обращен к ней лицом, хотя никто не смотрел прямо в камеру; по всей видимости, они даже не подозревали, что их снимают.
На столе перед каждым участником банкета стоял любопытный маленький трехцветный семафор; кроме того, каждому из них подали серебряное блюдо, содержавшее три пурпурно-коричневых столбика сантиметров десять высотой – надо полагать, какую-то закуску, приготовленную кулинаром-модернистом.
Кроме надписи вдоль верхнего края, на фотографии не было никаких пояснений, но в нижнем поле значился распечатанный номер: 972.
Сидевшие за столом отличались друг от друга возрастом и расовым происхождением. Их объединяла, однако, атмосфера спокойной самоуверенности, свойственная людям влиятельным и обеспеченным. Перед ними, как полагается на званом ужине, были расставлены карточки с именами; к сожалению, карточки были обращены лицевой стороной к гостям, и центральная панорамная камера не зарегистрировала ни одного имени.
Герсен переводил взгляд с одного лица на другое. Кто из них – Ховард Алан Трисонг? Описанию его внешности более или менее соответствовали четверо из мужчин… Появился библиотекарь: жизнерадостный молодой человек, одетый по последней местной моде – в розовую с черными полосками рубашку и мешковатые коричневые брюки. Он бросил на Герсена достаточно вежливый и дружелюбный, но слегка презрительный взгляд. В редакции «Космополиса» Герсена считали корреспондентом сомнительной репутации: «Роетесь в мусоре, господин Лукас?»
«Все может пригодиться, – отозвался Герсен. – Вы собирались выбросить эту фотографию – откуда она к вам попала?»
«А, эта ерунда? Ее прислали позавчера из нашего отделения в Звездной Гавани. Ежегодная попойка городского благотворительного общества или что-то в этом роде. Зачем она вам?»
«Еще не знаю. В ней что-то есть. Кстати, кто такой „Х. А. Трисонг“?»
«Какой-то местный олигарх. Женщины – одна страшнее другой, и одеты старомодно. Нашим читателям это не понадобится, уверяю вас».
Герсен, однако, продолжал любопытствовать: «О какой Звездной Гавани идет речь? Так называется по меньшей мере дюжина городов на разных планетах».
«Это прислали из Звездной Гавани на Новом Принципе, шестой планете системы Мархаба», – опять же, в ответе библиотекаря чувствовался едва заметный налет снисходительного презрения. В «Космополисе» никто толком не понимал, каким образом и почему Генри Лукаса назначили специальным корреспондентом; даже если это обстоятельство еще можно было как-то объяснить протекцией со стороны начальства, никто не мог ответить на вопрос, который напрашивался сам собой – почему этого тунеядца до сих пор не уволили?
Мнения коллег Герсена нисколько не волновали: «И каким образом прибыла эта фотография?»
«Каким образом? По почте, как еще? Когда закончите, выбросьте ее, пожалуйста, в корзину для макулатуры».
Библиотекарь занялся своими делами. Герсен отнес фотографию в свой маленький личный кабинет и позвонил в отдел кадров: «Кто наш представитель в Звездной Гавани на Новом Принципе?»
«В Звездной Гавани находится наше главное региональное представительство, господин Лукас. Местный региональный суперинтендант – Эйлетт Мэйнет».
Просматривая справочник «Галактические маршруты», Герсен обнаружил, что прямого сообщения между Алоизием и Новым Принципом не было. Если он хотел воспользоваться пассажирскими пакетботами, ему пришлось бы сделать три пересадки с одного корабля на другой и затратить существенное время на ожидание в транзитных пунктах.
Герсен захлопнул справочник, поставил его на полку и отправился в космопорт. Там он взошел на борт своего «Трепетнокрылого Фантамика» – хорошо оборудованного и маневренного космического крейсера с небольшим отдельным люком для загрузки трюма и четырьмя пассажирскими каютами. Корабль этот был несколько крупнее другого звездолета Герсена, «Дистис-Фараона», и уютнее его третьего звездолета, роскошного «Арминтора».
С тех пор, как Герсен обнаружил фотографию в библиотеке, прошло несколько часов; в Понтефракте вечерело. Уже через несколько минут Герсен покинул Алоизий – Вега холодно сияла на фоне бархатно-черного неба в левом бортовом иллюминаторе. Герсен ввел приблизительные координаты в автопилот, и звездолет помчался в гиперпространстве в направлении среднего сектора созвездия Овна.
По пути Герсен внимательно рассматривал фотографию, снова и снова. Со временем она словно ожила своей собственной двухмерной жизнью. Герсен спрашивал у каждого мужского лица: «Это ты, Ховард Алан Трисонг?»
Одни возмущенно отрицали такую возможность, другие помалкивали, а некоторые поглядывали на Герсена с мрачноватым вызовом, словно говоря: «Я – это я! Не лезь не в свое дело!» Одного из мужчин Герсен разглядывал чаще других – он вызывал у него все больший интерес. Блестящие каштановые волосы окаймляли широкий лоб мыслителя; впалые щеки спускались к костлявому подбородку, вокруг рта обозначились мышечные складки; тонкие чувственные губы кривились, словно их обладатель вспоминал какую-то злорадную шутку. Это было лицо волевого и проницательного человека – да, чувствительного, но не мягкого. «Лицо человека, способного на все», – подумал Герсен.
Впереди уже блестел Мархаб; правее звезды кружилась ее шестая планета, Новый Принцип, а вокруг планеты – три луны.
