Джен Алин
Заблудшее сердце

Полная версия

Глава II

Подъехав к своему дому, Джеймс почувствовал небольшое облегчение. В окнах горел свет. Слуги ждали хозяина. Это означало, что письмо полковника Денерсона пришло в срок, сообщив им о приезде. Увидев около дома всадника, навстречу тут же выбежал лакей и приветливо склонил голову.

– Добрый вечер, ваша милость!

Джеймс кивком ответил слуге и, спешившись и передав поводья, молча направился к дому. У входа уже встречал дворецкий.

– Добрый вечер, ваша милость! Рад видеть вас в целости и сохранности, милорд!

– Я тоже рад.

– Я взял на себя смелость распорядиться приготовить для вас теплую ванну, милорд. Полагаю, вы устали с дороги. Также вас ждет любимый ужин: ростбиф с гарниром из печеного картофеля. Несомненно, вы проголодались.

– Спасибо, Норвил, ты предусмотрителен, как всегда, – обнимая старого дворецкого, ответил Джеймс.

Проявление такого внимания к слуге иному показалось бы весьма необычным, но виконт относился к старику, как к родному человеку.

– Вы же знаете, милорд, для меня честь служить вам. Мы все рады вашему прибытию и счастливы видеть вас дома невредимым!

– Спасибо, Норвил, но я не задержусь надолго. Увы, я привез плохие новости.

– Плохие новости, милорд?

– Да, к великому моему сожалению. Бьюмонд… лорд Логан… погиб.

Старое лицо дворецкого помрачнело.

– Не может быть… – протянул старик. – Не может быть! Какая досадная утрата. Мне безмерно жаль, – его глаза наполнились печалью. – Я знаю, как вам должно быть тяжело, милорд, и скорблю вместе с вами.

– Я должен сообщить об этом его семье. Именно поэтому я здесь, – обреченно произнес виконт.

Старик по-отцовски, совсем как Денерсон, положил руку на плечо молодого человека, стараясь хоть немного утешить его.

– Все нормально… Я справлюсь, – дотронувшись до морщинистой руки Норвила, вымолвил Джеймс.

Виконт отдал дорожный плащ слуге и направился в покои. На душе снова стало тяжело и больно. Вдохнув аромат родного дома, он почувствовал ностальгию. Приятно после безумия войны и тягот походной жизни оказаться у родного очага, в тепле и уюте. И мысль о том, что его друг уже никогда этого не почувствует, разъедала изнутри.

Норвил появился в комнате своевременно, отвлекая виконта от мучительных размышлений.

Старик был слугой Джеймса с самого детства, а теперь служил управляющим, дворецким и личным камердинером. Джеймс отсутствовал три года, и теперь был рад видеть Норвила в добром здравии. Старик помог ему раздеться и, хотя виконт отказывался, принес ужин, оставив его на столике на случай, если господин все-таки решит поесть.

– Могу ли еще чем-нибудь быть полезен вам, милорд?

– Нет, иди. Отдыхай. Дальше я справлюсь сам.

– Спокойной ночи, ваша милость. Еще раз примите мои соболезнования по поводу гибели лорда Бьюмонда, он был хорошим человеком, искренним другом. Знаю, для вас это большая утрата… и для всех нас тоже.

– Да, это большая утрата, – вздыхая, повторил Джеймс.

Увидев немую боль в глазах своего господина, дворецкий, не сказав больше ни слова, удалился. Он изучил Джеймса довольно хорошо, чтобы понять, что сейчас лучше оставить его в покое. Вряд ли найдутся слова, которые смогут утешить. Время залечит раны, память притупит болезненные воспоминания, а пока виконт имел право погоревать в одиночестве.

Норвил вышел за дверь и, остановившись, вытер слезы. Логан и Джеймс выросли на глазах старика, он видел, как с годами крепла их дружба, и он лучше, чем кто-либо, знал, какая это чудовищная потеря для хозяина. Тяжело вздохнув, дворецкий неторопливо зашаркал по холлу.

Джеймс принял ванну и, набросив халат, направился в свой кабинет. Ему нужно было время, чтобы обдумать, как сказать обо всем семье Логана.

Он вошел в комнату и огляделся. Все, как раньше. Это была его любимая комната в доме. Интерьер был изысканным, но без излишеств: массивный письменный стол и обитый кожей большой мягкий стул, на стенах панели из темного ореха, многочисленные полки, уставленные книгами. Завершал композицию мягкий ковер в тон мебели. Также тут находился небольшой бар, спрятанный между полками. К нему и направился виконт.

Налив себе янтарную жидкость из бутылки, выбранной среди прочих, он сделал изрядный глоток и стал мерять шагами комнату. Напиток был крепким – это был тот самый виски, которого так жаждал виконт, сидя в грязном трактире. По горлу разлилась горячая волна. Это дало небольшое облегчение, и от удовольствия Джеймс закрыл глаза и запрокинул голову. Жаль, что не многие люди его сословия могут оценить вкусовую гамму этого напитка. Конечно, не все шотландское виски достойно восхищения, но как бы ни производился тот сорт, что сейчас был у него в стакане, он мог составить достойную конкуренцию даже лучшему французскому бренди. В бренди Джеймсу всегда не хватало вкуса, а в виски его товарища было все. Этот напиток был словно сам Джеймс: мягкий и жесткий в одно и то же время; наполненный цветом, но при этом прозрачный и чистый; крепкий, но оставляющий приятное послевкусие. Напиток настоящих мужчин, а не мягкотелых позеров…

Выпив еще несколько порций, виконт понял, что так и не нашел ни одной подходящей фразы. Ему очень хотелось напиться, чтобы хоть ненадолго забыть обо всем на свете, но назавтра следовало иметь светлую голову. Еще немного посидев, он с большой неохотой заставил себя поднялся наверх.

***

Утро уже пробивалось сквозь окна спальни, а заснуть так и не удалось. Наверно, это была самая долгая ночь в его жизни. Мысли бушевали в голове, не давая сну сморить его даже на минуту.

Было около шести. Джеймс дернул за шнурок, и через некоторое время появился Норвил.

– Доброе утро, милорд!

– Если б оно было добрым… – мрачно проворчал виконт.

– О… вы правы. Милорд, прошу, простите мне мою старческую глупость.

Старик виновато склонил голову.

– Не вини себя, все в порядке. Подай мне форму, – устало попросил Джеймс.

Слуга исчез за дверьми гардеробной, а через минуту появился, неся в руках вычищенный мундир. Одевшись, Джеймс выпил только кофе, отказался от завтрака, который заботливый Норвил уговаривал его съесть, вышел из дома и направился к конюшне.

Он ехал не спеша, оттягивая момент неизбежности. Каждая миля давалась ему с большим трудом. В душе он сознавал, что, как только он принесет эту печальную весть родным друга, ему самому придется признать: Логана больше нет, и ничего уже не изменить.

Поместье семьи Бьюмонд – Кингстон-холл – раскинулось в пригороде Лондона, в окружении зеленых долин, приблизительно в двух часах езды от городского особняка Джеймса в Мейфере. Виконт остановился на вершине холма, с которого открывался прекрасный вид на имение, и, немного помедлив, пустил лошадь мелкой рысью.

Парадные ворота остались позади. Подъехав ближе к дому, Джеймс почувствовал приступ тревоги, ноги как будто влились в стремена. В какой-то миг неудержимо захотелось развернуть лошадь и уехать обратно. К сожалению, пути к отступлению не было – ему предстояло выполнить тяжкую миссию.

Глава III

Выглянув в окно, Эмми Бьюмонд застыла как вкопанная. Она не верила своим глазам. Неужели это явь? Она сразу узнала высокого мужчину в красном военном мундире, неспешно подъезжавшего на гнедом жеребце к дому. Это был он – человек, занимавший все ее мечты.

Джеймс Уильям Уайт, виконт Уэкингфилд. Его имя звучало как песня. Она пригляделась внимательнее, чтобы увериться, не обманывает ли ее зрение. Убедившись, что это действительно он, она вдруг почувствовала, будто пол уходит из-под ног. Тело охватил странный трепет, а дыхание, казалось, вот-вот остановится. Виконт, как всегда, выглядел великолепно. А глаза… Даже из окна третьего этажа Эмми показалось, что она видит синеву его глаз.

Но было и что-то странное в нем. Весь облик всадника говорил о сковавшем его напряжении. Пожалуй, для прежнего Джеймса это выглядело необычно. Тот Джеймс, которого она знала, всегда отличался живостью и веселым нравом. Она не могла припомнить, видела ли его когда-нибудь в угнетенном состоянии. Эмми не раз наблюдала из окна, как они с Логаном уезжали или, наоборот, приезжали домой, всегда бодро и весело поддразнивая друг друга, словно мальчишки. Иногда Эмми часами сидела у окна, мечтая поскорее увидеть любимого. Впрочем, война не могла не изменить его, это естественно. Она часто слышала, что люди, вернувшиеся с полей сражений, подолгу не могли прийти в себя. Эмми отметила, что Джеймс приехал сам, без Логана. Наверно, привез весточку от брата. Эмми не стала гадать, а, подобрав юбки, выскочила из своей комнаты и побежала вниз по ступенькам. Она с нетерпением ждала мига их встречи. Естественно, Эмми знала, что он даже не подозревает о ее чувствах, но верила, что он будет рад ее видеть. Он всегда был рад.

Девушка уже добегала до гостиной, как вдруг путь ей преградила дородная миссис Бигли, экономка.

– Куда это вы так несетесь, юная леди? – окрикнула ее женщина. – Не пристало девушке носиться по дому, как сорванцу. Следите за манерами, леди Эмми!

– Непременно, миссис Бигли! – на ходу крикнула девушка и уже гораздо медленнее вошла в гостиную.

Сквозь большие окна сюда проникало много света. Элегантная мебель была расставлена очень искусно. У огромных витражей стояла софа, обитая светлой тканью. Фиона, сидя на ней, что-то негромко напевала, склонившись над вышиванием.

– Доброе утро, Фиона, – улыбаясь, произнесла Эмми.

– А-а, это ты, милая! Я-то думаю, кто это делает столько шума? – добродушно пошутила невестка.

– Миссис Бигли просто несносна! – посетовала Эмми. – Постоянно меня поучает.

Фиона в ответ только тихонько рассмеялась.

Раздался звон парадного колокольчика, и Эмми с нетерпением устремила взор на дверь. Сердце едва не выпрыгивало из груди – что за гость на пороге, она знала наверняка.

Перед ними появился дворецкий и важно объявил:

– Его милость виконт Уэкингфилд с визитом!

Странное предчувствие охватило обеих девушек. Не к добру все это, почувствовала Эмми. Джеймс никогда не приходил в их дом с официальным визитом, и такое оглашение о его приходе было весьма необычным.

– Проведите лорда Уэкингфилда в гостиную, а ты, Эмми, найди отца, – заволновавшись, попросила Фиона.

Девушка быстро направилась в кабинет отца, точно зная, что граф Кингстон всегда там в это время. На ходу она перебирала возможные причины отсутствия Логана, но сердце тревожными толчками уже подсказывало ответ, хотя девушка отгоняла страшные мысли.

***

Джеймс стоял у камина. Его голова была печально опущена, губы плотно сжались в тонкую полоску. Собравшиеся в комнате, все без исключения, были повержены в шоковое состояние. Только что они услышали о гибели любимого ими человека.

Новоиспеченная вдова побледнела. Было очевидно, что она вот-вот упадет в обморок. Слезы катились из ее глаз, она схватилась руками за спинку стула, медленно осознавая: ее муж больше не вернется к ней.

– Нет, этого не может быть! – панически заикаясь, вымолвила она. – Нет! Логан… Он писал, что приедет… Он должен увидеть малыша! – ее взгляд, полный слез и мольбы, устремился на Джеймса. – Это просто злая шутка, этого не может быть, он не мог, не мог меня оставить!

Обреченное выражение в печальных глазах виконта сказало все лучше слов.

– Он сожалел, что так и не увидел… – пришлось глубоко вздохнуть для того, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями. – Что не увидел своего сына.

– О-о-о!.. – рыдания вырвались из ее груди, и она бросилась в объятия Эмми, которая сама находилась на грани истерики.

Еще никогда Джеймсу не было так плохо. Это оказалось самым угнетающим, что ему когда-либо приходилось делать в жизни. Обе леди, присутствующие в комнате при страшном известии, были почти в бесчувственном состоянии, когда слуги, собравшиеся у дверей гостиной, чтобы услышать новости, помогли отправиться им наверх.

Отец Логана в прошлом сам был военным и умел контролировать эмоции. Он стоически держал все в себе, хотя сегодня это удавалось с трудом.

Джеймс стоял на том же месте, когда старый граф вернулся в гостиную, сопроводив дочь и невестку в их комнаты. Он хотел лично убедиться, что с ними все в порядке…

– Как они? – неловко поинтересовался виконт.

– Держатся, насколько это возможно. Война… черт бы ее побрал… Черт бы ее побрал! Война многое у нас забрала. Вот, вчера я получил известие о гибели двух наших кузенов, но я верил, что мой сын вернется… Господи, как тяжело… – дрожащим голосом проговорил граф Кингстон, наливая два стакана спиртного и протягивая один из них Джеймсу.

– Это моя вина, милорд. Я должен был остановить его еще тогда, когда он решил пойти на войну со мной, – опущенные глаза красноречиво говорили графу, что стоявший перед ним человек чувствовал вину. – Это моя вина! – повторил виконт.

Граф Кингстон некоторое время молча смотрел на Джеймса. Он видел, как тяжело молодому человеку, и хотя его сердце тоже разрывали боль и отчаяние, он чувствовал, что должен как-то успокоить друга своего сына, в глубоко запавших глазах которого застыло выражение приговоренного к смерти.

– Здесь нет твоей вины, сынок, – Джеймс с недоверием поднял глаза. – Он ушел на войну осознанно. Признаюсь, я долго пытался его отговорить, но он и слушать не хотел, был так же упрям, как я в его годы. И ты должен знать: он принял это решение задолго до тебя. Да, трудно с этим смириться, но у каждого из нас свой путь, – сказал граф, тяжело опускаясь в кресло.

– Я клянусь вам собственной жизнью: мы победим в этой войне. Его смерть не будет напрасной.

– Полагаешь, смерть можно оправдать?

Повисла пауза, виконт не находился с ответом, не осознавая, что вопрос и не предполагал этого.

– Я не знаю, милорд, но я сделаю все, что в моих силах…

– Ценю твое рвение, сынок, но боюсь, что это его не вернет. И не спеши отдавать свою жизнь, он бы этого не хотел, – безжизненно произнес граф.

Джеймс молча кивнул в ответ.

Они еще некоторое время разговаривали. Пришлось поведать детали смерти Логана, хотя каждое слово причиняло Джеймсу страшные мучения.

Он уже встал со своего места, собираясь уходить, когда в комнату вернулась Эмми. Невольно его взгляд сосредоточился на девушке. Глаза ее покраснели от слез, а руки были крепко сцеплены в замок, словно она пыталась сдержаться и прилагала к этому все усилия. Несмотря на это, Джеймс не мог не отметить, что она значительно похорошела за три года, пока его не было. Тогда это была худенькая девчушка с огромными глазами цвета янтаря, которые она унаследовала от матери. Теперь же перед ним стояла почти взрослая и очень красивая девушка с округлыми формами. На него смотрели все те же глаза, но что-то в них изменилось, и он не совсем понимал что. Это задевало самое сокровенное в душе.

Глядя на Эммили, он внезапно понял, что имел в виду Логан. Друг был прав – она прекрасна.

– Ангелочек мой, это ты? Ты в порядке? – заботливо поинтересовался отец.

– Да, папа, я пришла сказать, что Фиона уснула, миссис Бигли дала ей снадобье.

– А вы, леди Эммили… вы как?

– Со мной все в порядке, – ее голос дрогнул, – благодарю за заботу, лорд Уэкингфилд.

Для Джеймса было очевидно, что она совершенно не в порядке. Все, что он привез, – это личные вещи Логана и орден за храбрость, врученный посмертно. У Эмми не было возможности увидеть тело, а значит, она еще не до конца осознала потерю брата. Джеймс знал на собственном опыте, что порой горе настигает спустя некоторое время, и тогда найти утешение очень трудно.

– Я хотел убедиться, что с вами все хорошо, он всегда думал о вас.

– Детка, тебе лучше тоже пойти отдохнуть, – взяв дочь за руку, сказал отец.

– Нет, – прикрыв пальцами свои губы, она замотала головой. – Позвольте побыть с вами, папа.

Виконт еще раз не без восхищения мельком взглянул на девушку, которая изо всех сил пыталась скрыть свои эмоции и пришла поддержать отца, после чего встал и направился к двери.

– Прошу простить, мне пора.

– Вы покидаете нас так скоро, милорд? – ее лицо было бледным, и он почти физически чувствовал, как ей на самом деле трудно.

– Да. Мы еще увидимся вскоре… на мемориальной службе, после чего я сразу оправляюсь назад. К сожалению, не могу задержаться дольше.

Джеймс вежливо поклонился и, распрощавшись, направился к выходу. Уже было около полудня, когда он покинул Кингстон-холл. Смешанные чувства терзали его душу. Вернувшись домой, виконт вдруг осознал, что всю дорогу перед его глазами стоял образ Эммили. Как она мужественно приняла эту новость, утешала невестку и отца, а сама держала все в себе. От этого на душе капитана Уайта становилось легче. Еще поразила ее красота, возникло чувство, будто он увидел ее впервые. А ведь знал ее с детства. Когда она выйдет в свет, то произведет настоящий фурор, подумал Джеймс. Может, это и беспокоило Логана? Наверно, Бьюмонд понимал, что это привлечет не только достойных женихов, но и охотников за наследством.

Это была уже не та малышка Эммили, которая бегала за любимым старшим братом по пятам. В былые времена стоило Логану переступить порог, как девочка бросалась ему на шею. А он ее баловал и потакал любым капризам младшей сестры. Они с Джеймсом даже научили ее фехтовать. К четырнадцати годам Эмми прекрасно управлялась с рапирой. Старый граф часто ругал парней за то, что те учат девочку мужским занятиям, но лично Джеймс считал, что уметь защищать себя не так уж плохо для леди. Хотя далеко не все были столь лояльными к подобным увлечениям девочки. Общество предпочитало видеть женщину робким дополнением к мужчине. Истинные леди не должны много знать, дабы своим умом не ставить в глупое положение представителей сильного пола, не должны проявлять чувства и тому подобное. Все дебютантки были несмелы, неуверенны в себе и безнадежно глупы. Это никогда не импонировало Джеймсу. Жениться на одной из них означало обречь себя и ее на страдания. Именно поэтому война как альтернатива возможному браку показалась ему спасением.

Поминальная служба состоялась через несколько дней после его визита в дом Кингстонов. Джеймс, собравшись с силами, произнес прощальную речь. С прошлым было покончено: веселая юность, бурная молодость, верная дружба – все кануло в Лету. Теперь оставалось исполнить единственное желание – вернуться на фронт и отомстить. В бою он приглушит свою боль и, если ему суждено умереть, он, по крайней мере, заберет с собой на тот свет как можно больше лягушатников.

После всех траурных процедур он изыскал возможность вкратце переговорить с графом Кингстоном относительно важного для него и весьма щепетильного дела относительно Эмми. Спрашивать следовало деликатно – кто он, собственно, такой, чтобы сомневаться в любви старого графа к дочери? Да и у него прав на юную красавицу не было никаких, разве что если бы он сам решил жениться на ней, чего делать, разумеется, не собирался. Из разговора с графом Джеймс сделал вывод, что Кингстон не будет принуждать дочь к замужеству без ее согласия. Он очень любит малышку и хочет, чтобы дочь была счастлива. Все это немного успокоило виконта, и уже на следующий день он отбыл на войну. С Эммили он не беседовал – девочка была подавлена, и Джеймс не хотел утомлять ее неуместной заботой.

Глава IV

Англия, Лондон,

август 1815 года.

– Дорогая, хватит смотреть в окно. От твоего мечтательного взгляда оно скоро непременно растает, – улыбнулась Фиона, с интересом наблюдая за девушкой, которая вот уже полчаса глядела в одну точку. – Кого ты там выглядываешь?

– Никого я не выглядываю, – смущенно возразила Эмми. – Я просто любуюсь чудесной погодой.

В гостиной, где сидели невестка и сестры Эмми, Кэтрин и Шейла, раздался тихий смех. Дамы перебросились заинтересованными взглядами.

– Как же, и впрямь прекрасная погода! Да я такого ливня за весь год не видела, а ты говоришь, чудесная погода! – воскликнула Шейла.

Широко открыв глаза, Эмми глянула в окно.

– Действительно, дождь, – вынырнув из глубокой задумчивости по принуждению сестер, рассеянно проговорила девушка. Она так ушла в свои мысли, что совершенно не замечала ничего вокруг. – А может, я люблю дождь? – прошептала, слегка недовольная тем, что ее тревожат.

– Не хочешь поделиться с нами, о чем ты так замечталась? Это, наверно, какой-то молодой джентльмен, они же тебе проходу не дают после твоего выхода в свет, —произнесла Кэтрин, ласково глядя на младшую сестру.

– Ты только скажи, кто это, и наш отец позаботится о предложении руки и сердца.

Эмми перевела взгляд на Шейлу, та весело улыбалась.

– Это вовсе не из-за мужчины! – запальчиво отпарировала. – И я совсем не хочу замуж.

– Боже! – воскликнула невестка. – Хорошо, что здесь нет отца, его от этих слов хватил бы удар! Он так печется, чтобы ты сделала хорошую партию, а ты даешь от ворот поворот всем кандидатам. К тому же мне хорошо известен этот взгляд – это точно любовная меланхолия. Я, когда влюбилась в вашего брата, тоже ходила вся в мечтах.

Эмми посмотрела на хрупкую молодую женщину, которая играла с сыном, двухлетним Перси. Фиона выглядела счастливой. Было удивительно видеть ее опять жизнерадостной. Когда Логан погиб, бедняжка не находила себе места, как, впрочем, и сама Эмми. Год прошел как в страшном сне. Ей казалось, что ее жизнь разлетелась на осколки и никогда в ней не будет прежнего счастья. И в этом беспросветном состоянии была лишь одна слабая ниточка, связывающая ее с реальностью, – Джеймс.

Может, в каком-то смысле именно любовь к Джеймсу помогла ей пережить потерю любимого брата.

Прошло два года с тех пор, как Эмми видела виконта в последний раз. Она жадно ловила каждый мимолетный слух о нем. Война была у всех на устах, и о его подвигах много говорили в обществе. Капитан Уайт был награжден медалью за отвагу – это не могло не радовать. Но были поводы для тревоги: поговаривали об излишней отчаянности Джеймса и его нежелании ценить собственную жизнь. Догадывалась о причине такого поведения. Смерть Логана оставила неизгладимый отпечаток на его душе, она была уверена в этом. Для нее потеря брата тоже навсегда осталась открытой раной. Ничто не могло до конца заполнить эту пустоту. И теперь потерять Джеймса – ее истинную любовь – означало бы утратить всякий смысл существования.

Последние известия, дошедшие до Эмми чуть больше двух месяцев назад, окончательно лишили ее душу покоя. Она случайно подслушала разговор отца с его старым другом, сэром Мэрилом:

«Великую победу мы одержали, как вы полагаете, Кингстон? Несомненно, битва при Ватерлоо войдет в историю, как величайшее из сражений!» – потягивая отменную мадеру из лучших запасов отца, высокопарно разглагольствовал сэр Мэрил.

«После того, как Веллингтона разгромили у Катр-Бра, трудно было предугадать исход сражения», – возразил граф.

«Да, но вы же знаете, что история помнит победы».

«Победы и победителей», – тихо добавил граф, и на мгновение его лицо исказила гримаса боли, но тут же оно приняло привычный отстраненный вид.

«Кстати, о победителях! Вы слышали о капитане Уайте? Сыне графа Хоукстона? Он, кажется, служил вместе с вашим сыном».

«Да, так оно и есть, они воевали в одном полку. И что с ним?»

«О нем много говорят. Отчаянный парень. Он был ранен в этом сражении у Катр-Бра². Рассказывают, что он навел на врага страху. Но, к сожалению, после последнего сражения никто не знает, выжил он или нет. Сам черт не разберется в этой послевоенной суматохе. Но, если он выжил, его, несомненно, могут повысить в звании».

«Не хотелось бы узнать, что в жертву принесена еще одна жизнь. Знаю его отца, для него это будет сильным ударом…»

С тех пор как стало известно, что Джеймс ранен, она не могла ни о чем другом думать. Вестей не было, и при мысли, что он, возможно, мертв, ей не хотелось жить.

– Милая, ну хватит грустить. Лучше иди отдохни, подготовься к сегодняшнему балу, а то у тебя усталый вид.

Голос сестры вернул Эмми в реальность.

– Да, да! – подержала Фиона. – Сегодня ты будешь блистать и непременно встретишь свою вторую половинку.

Спорить было бесполезно, и девушка натянуто улыбнулась.

– Я вовсе не устала, но, раз вы настаиваете, пойду готовиться. Правда, я уверена, Фиона, что сегодня, как и в прошлый, и в позапрошлый раз, я встречу одни и те же лица. И я точно знаю, что моей половинки среди них, увы, нет. Не понимаю, зачем мне нужно туда идти? Это так утомляет.

– Брось, Эмми! Все девушки твоего возраста с нетерпением ждут балов. Вот увидишь, сегодня ты обязательно встретишь свою судьбу. У меня предчувствие, – не унималась Шейла, как будто не замечая подавленности младшей сестренки.

– Мне бы твою уверенность, Шейла, – покидая комнату, на ходу проронила Эмми.

Девушка вошла в комнату и в отчаянии бросилась на кровать. Чувства, одно страшнее другого, терзали ее, неизвестность сводила с ума. Сестры хотят, чтобы она веселилась, в то время как она с ужасом ждет известия, что его больше нет. Если бы она могла выплакать огромный ком в горле, который перехватывал дыхание, ей стало бы легче, но слез уже не было. Она перевернулась на спину, пытаясь как можно глубже вдохнуть, но в комнате, казалось, совершенно не осталось воздуха.

Быстро подбежав к окну, Эмми открыла его настежь и начала жадно глотать ворвавшийся в помещение свежий воздух, пьянящий после прекратившегося дождя. Это принесло небольшое облегчение. Когда сознание понемногу прояснилось, девушка почувствовала непреодолимое желание прокатиться верхом. Это всегда отвлекало от дурных мыслей. Нужно было только незаметно выскользнуть из дома и, главное, не попасться на глаза миссис Бигли, иначе о прогулке можно будет забыть. Набросив плащ, Эмми тихо выскользнула в холл и быстро выбралась из дома. Выйдя во двор, она направилась к конюшне.

Эмми была хорошей наездницей, и, когда никто ее не видел, ездила по-мужски. Этому, кстати, как и многому другому из того, чего не нужно знать девушке, ее научил брат. Кроме того, она часто украдкой наблюдала, как Логан и Джеймс упражнялись в фехтовальном классе.

Однажды брат поймал ее, когда она подглядывала за ними. Разгоряченные тренировкой мужчины имели весьма неподобающий вид. После нескольких удачных выпадов Логана рубашка его соперника изрядно попортилась. Они сражались без наконечников, поэтому Джеймс просто снял испорченную одежду и сражался с голым торсом. Эмми смотрела на него с таким восхищением, что не заметила, как ее укрытие было обнаружено. Но вместо того, чтобы отругать сестру, брат предложил ей поупражняться, уверен, именно фехтование привлекло столь пристальное внимание младшенькой сестренки. Ей тогда было десять. Мужчины оказались хорошими учителями и научили девочку управляться с рапирой не хуже любого мальчишки. А еще – паре дерзких словечек. Парни не всегда могли контролировать себя во время боя. Именно с тех пор Джеймс стал для Эмми каким-то особенным: стремительный и грациозный, всегда с улыбкой и задорным огоньком в прекрасных синих глазах. Он терпеливо объяснял ей секреты фехтования и нередко утешал, когда у нее что-то не получалось. Странная симпатия маленькой девочки становилась с каждым днем все сильнее. В четырнадцать она уже твердо решила для себя, что он эталон мужчины и что только с ним она хочет связать свою жизнь. Он был и остался для нее самым красивым мужчиной из всех, кого она встречала в своей жизни. Но даже тогда понимала, что он смотрел на нее только как на ребенка или как на младшую сестренку. Втайне она мечтала поскорее стать взрослой, чтобы изменить столь несносное положение вещей. И вот теперь она выросла. Перемены, которые произошли с ее телом, радовали. В душе появилась надежда, что, может, и Джеймс посмотрит на нее другими глазами. К сожалению, Эмми не могла и предположить, что судьба уведет его так далеко от нее. Едва ли не каждый день он был рядом – Джеймс и Логан были неразлучны, виконт часто гостил у них в доме, и Эмми привыкла к тому, что могла видеть его почти каждый день. Но потом оба ушли на войну. С тех пор вот уже несколько лет жила в грезах и воспоминаниях.

Оказавшись в конюшне, девушка заметила конюха – мужчину средних лет по имени Генри, который ухаживал за лошадьми в поместье уже много лет. Эмми быстро направилась к нему, вооружившись самой очаровательной улыбкой из своего арсенала.

– Здравствуйте, Генри! Чудесная погода, не правда ли? Мне бы хотелось проехаться верхом, оседлайте, пожалуйста, мою лошадь.

– Добрый день, леди Эмми, – обернувшись, удивленно ответил тот, почтительно стянув шляпу.

Завидев ее улыбку, он смущенно опустил глаза.

– Вы, конечно, простите меня за прямоту, леди Эммили, но мне кажется, это не самая хорошая идея. К тому же дождь скоро опять начнется, это точно. А может, и гроза разразиться. Если его сиятельство узнает, что я пустил вас на лошадь в грозу, то мне не сносить головы.

– Да ладно вам, Генри! Я немножечко, буквально на полчаса – и сразу же вернусь. К тому же вам прекрасно известно, что моего отца нет дома, так что он вряд ли об этом узнает. Не беспокойтесь, вашей голове ничего не грозит.

Слуга почесал затылок, размышляя над просьбой юной госпожи. Ее маленькое личико приняло настойчивое выражение. Сопротивляться такой очаровательной девушке было неподвластно мужчине.

– Ну, как прикажете, мисс. Только я бы на вашем месте вернулся до того, как дождь начнется.

– Непременно вернусь, – буквально взлетев в седло, пообещала Эмми.

Пустив лошадь в галоп, она почувствовала восторг от скорости и свежего воздуха. Проскакав так некоторое расстояние, девушка отпустила удила, дав Элеоноре – кобыле мышастого цвета – отдохнуть. Под размеренный шаг лошади Эмми продолжила размышлять, не боясь, что ее опять потревожат.

Два года, подумать только! Все это время ее бесконечно мучил один-единственный вопрос: сообщил ли Логан Джеймсу о ее чувствах? Тогда, сидя в кабинете отца, он так странно смотрел на нее… Угораздило же ее открыться брату в своих чувствах! Хотя он и сам практически догадался, а лгать Эмми никогда не умела. Это случилось тем последним летом, когда Логан был в отпуске. Ее назойливые вопросы о Джеймсе вызвали у брата подозрение, а стоило ему задать прямой вопрос, выдала себя с потрохами.

Приехав домой, брат поражался тому, как сестренка выросла, твердил, что она превратилась в настоящую красавицу. Эмми недоверчиво только краснела, считала себя совершенно заурядной. Все, чего ей хотелось, – узнать как можно больше о Джеймсе. Тогда-то ее и раскусили. Отрицаниям брат не поверил. К тому же вселил надежду, что, когда они вернутся, возможно, Джеймс ответит ей взаимностью. Удивительно, но он не счел ее симпатию к своему лучшему другу абсурдом. Эмми отнеслась к этому с недоверием, так как не верила и в саму возможность того, что Джеймс когда-нибудь ответит на ее чувства. Да и вряд ли ей хватит мужества рассказать ему обо всем. Она боялась, что так и умрет со своей неразделенной любовью, несмотря на уверения брата, что она стала красавицей, перед которой никто из мужчин не устоит. Брат любил ее и явно преувеличивал, расхваливая. По крайней мере, так казалось. Как же его не хватает! Вот кто смог бы утешить…