Джени Крауч
Спасательный круг для любимой

Полная версия

Janie Crouch

Fully Committed

Copyright © 2016 by Janie Crouch

© ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

© Перевод и издание на русском языке, ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2016

* * *

Глава 1

Шерри Митчел была единственной туристкой на всем побережье Корпус-Кристи, штат Техас, одетой в джинсы и рубашку с длинным рукавом. А между прочим, температура в этот июньский денек приближалась к сорока градусам по Цельсию.

Правда, над ней был раскрыт большой яркий пляжный зонт, скрывающий ее от испепеляющего жара солнечных лучей. Она была родом из Хьюстона – истинная техасская девчонка – и поэтому лучше переносила жару, чем жители средних широт. Во всяком случае, туристы с подозрением косились на нее.

Под одеждой на ней был купальник – красное бикини, купленное специально для этого отпуска, – но она не могла заставить себя раздеться. Проблема заключалась в холоде, который с недавнего времени не переставал терзать Шерри изнутри. Она постоянно ощущала этот холод. И казалось, ей уже никогда не согреться.

Умом она понимала, что этот холод даже в тридцатиградусную жару – всего лишь игра воображения, продукт ее воспаленной психики. На самом деле телу не было холодно. Холод у нее в голове.

Физически с ней было все в порядке. Она прошла полный медицинский осмотр. И доктор не только объявил ее абсолютно здоровой, но и поздравил с тем, что она более благоразумна, чем многие люди ее возраста, которые сторонятся медосмотров как чумы, пока гром не грянет.

Она плотнее запахнула рубашку. Это был не просто холод. Она не представляла возможным раздеться на публике и сидеть здесь почти нагишом. Ей казалось, что одежда защищает ее хрупкий внутренний мир, не давая ему рассыпаться.

«Замерзшая» и «разваливающаяся на части». Эти четыре слова, которые она и не подумала бы примерить на себя всего год назад, теперь идеально ей подходили. Она слишком многое повидала, слишком часто общалась с людьми со сломанными судьбами. Слишком долго работала без перерыва, не давая себе отдохнуть, залечить раны.

Теперь Шерри вынуждена была взять отпуск. Потому что терзавший ее холод превращался в леденящую стужу, стоило ей взять в руки блокнот и карандаш.

И то и другое лежало рядом с ней под зонтом на полотенце, но она не притрагивалась к ним, хотя скучала по рисованию. По воплощению того, что подсказывало ей воображение, или того, что видели другие люди, как это было в недавнее время.

По ее телу пробежала дрожь. Шерри, поджав колени, обняла их руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону.

Когда-то она рисовала каждый день, карандашом или красками на всем, что попадалось под руку: в блокнотах, на листах для компьютерных распечаток, внутри книжных обложек.

Немного повзрослев, она поняла, что существуют специальные средства для рисования и их можно купить. С тех пор ее уже никто не видел без альбома. Рисование было частью ее натуры. Все друзья знали, что Шерри постоянно что-то рисует, и давно привыкли к этому.

Зато родителей, успешных, но далеких от искусства бизнесменов, ее страсть сводила с ума. У отца и у матери были небольшие фирмы, которые они могли передать Шерри, если бы она поступила по-умному: пошла в колледж и получила соответствующее образование. У Шерри была двойная степень, но только в том, что ей по-настоящему нравилось: по искусству и психологии. Психологией она увлеклась прежде всего потому, что изучение человеческих душ помогало ей в рисовании.

За четыре года, прошедшие со дня окончания колледжа, Шерри достигла определенных успехов в мире искусства. Сильно она не разбогатела, но и далеко не бедствовала.

А два года назад она обрела призвание в судебно-криминалистическом искусстве.

Это было идеально для ее природного художественного дара в сочетании со знанием психологии. Как только ФБР стало известно, как она в этом хороша, ее взяли на полный рабочий день, иногда переходящий в ночь, и последние два года она трудилась на бюро не покладая рук. Но если бы она знала, какую высокую цену ей придется за это заплатить, вряд ли решилась бы связаться с ФБР.

Вот уже более шести месяцев Шерри не брала в руки карандаш, чтобы порисовать ради удовольствия. Последние пять месяцев она это делала только на работе, и то с трудом.

И вот в прошлом месяце, после раскрытия особо жестокого преступления, у нее начались приступы холода. Потом она, превозмогая себя, закончила еще два дела. Ее шеф в ФБР был рад, что Шерри взяла две недели отпуска. Это позволит ей «восстановиться и вернуться в строй полностью готовой к тому, что она умеет лучше всего, – выслушать жертву, нарисовать картинку у себя в голове и перенести ее на бумагу, чтобы сотрудники правоохранительных органов могли посадить за решетку очередного плохого парня».

Именно так он и выразился. Хотя его слова были слишком далеки от реальности, в которой пребывала Шерри. Как художница могла вернуться к работе, если даже теперь, окруженная невероятными красотами морского побережья, которые так и просятся на полотно, она не могла взять в руки карандаш?

Это был третий день ее двухнедельного отдыха в Корпус-Кристи. И вот сегодня она решилась выйти на улицу после того, как смотрела на море лишь из окна домика на берегу, когда-то приобретенного ее родителями, в который они так ни разу и не приехали.

Она даже дошла до пляжа. Пока этого достаточно. Может, через пару дней она зайдет так далеко, что окунет ноги в залив.

Через несколько минут она отправится на машине в центр Корпус-Кристи за своей подругой Каролиной. Они учились в колледже в Далласе, вместе посещали уроки психологии и сдружились. Каролина работала в этом городе парамедиком.

По крайней мере, у Шерри будет повод надеть юбку и блузку с коротким рукавом. Каролина волнуется за нее. И станет еще больше переживать, если в такую жару Шерри явится на встречу одетая как сейчас. Шерри не говорила Каролине, что с ней случилось, не хотела расстраивать подругу. Но та явно что-то подозревала.

Ужин и «Маргарита» на заднем дворике «Пьер 99», переделанного под ресторан пирса на Северном пляже, с лучшей подругой – о чем еще можно мечтать?

Никаких ужасов. Никакого стресса. Не надо заставлять себя рисовать. Лишь коктейли «Маргарита», легкомысленные разговоры, и все.

Джон Хаттон уже поднес ко рту сэндвич с жареной грудинкой – за последнюю неделю он успел пристраститься к местной техасской кухне, – как ему пришло короткое сообщение: «Еще одна жертва изнасилования. Мемориал».

Джон бросил недоеденный сэндвич и встал. Он оставил на столе двадцатку – хватит не только чтобы заплатить за еду, но и на щедрые чаевые официантке – и выбежал на улицу.

Больница «Кристус СПОН Корпус-Кристи» – сокращенно «Мемориал» – находилась в самом центре города. Джон прекрасно знал, где это. Но не по тому, что его снабдили данной информацией местные представители правопорядка; нет, он сам изучил карту.

Сотрудники полицейского департамента Корпус-Кристи сильно обозлились, когда к ним прислали Джона, сотрудника отдела критического реагирования «Омеги». Они тут же дали понять, что не нуждаются в его навыках поведенческого аналитика и кризис-менеджера. И это было чертовски плохо, потому что по Корпус-Кристи разгуливал серийный насильник.

Пять изнасилований за восемь недель. Теперь уже шесть, с женщиной, только что поступившей в больницу. Местная полиция городка не обладала необходимыми ресурсами для того, чтобы справиться с ситуацией. Население пребывало в панике.

Была вызвана «Омега», и на место прибыл Джон, имеющий богатый опыт работы в ситуациях, требующих многосторонних знаний, таких как составление психологического портрета преступника, анализ преступлений и генетический анализ, следственные предложения, межведомственная координация.

Джон умел увидеть картину в целом и в то же время разглядеть детали, которые иногда упускали другие. Ему всегда удавалось сложить вместе кусочки головоломки подобного масштаба и получить нечто большее, чем простая сумма фактов.

Он также был пилотом, отличным снайпером и мог убить человека голыми руками дюжиной разных способов. Но это не сообщалось в его официальном досье.

Местным Джон пришелся не ко двору. Информацией они делились неохотно, и о новостях Джон узнавал последним.

Но Джон и с такими проблемами умел справляться и не сидел сложа руки. Он прибыл остановить изверга, очень умного изверга, который до сих пор не оставил на месте преступления ни единой улики.

Местных полицейских нельзя было обвинить в том, что они плохо выполняют свой долг. Джону и самому никак не удавалось совершить ни малейшего прорыва, хотя он уже целую неделю беседовал с жертвами и изучал закономерности поведения преступника.

Все, что им оставалось, – это ждать очередного нападения в надежде на то, что на этот раз преступник допустит ошибку.

Сообщение о поступившей жертве пришло не от сотрудника полицейского департамента. Джон не сомневался, что ему не сразу, но сообщили бы о новой трагедии. Они же не хотят, чтобы их обвинили в преднамеренном сокрытии информации.

Сообщение прислала Каролина Джилл, парамедик. Джон познакомился и подружился с ней и ее напарником, Майклом Даттоном, в начале недели, когда беседовал с ними о жертве номер два, которую они также перевозили несколько недель тому назад.

Они открыто говорили с ним обо всем, что им было известно, что видели и слышали. Джон поинтересовался, есть ли у них какие-нибудь соображения насчет этого дела, они ведь первыми прибыли на одно из мест преступления. Джон по опыту знал: иногда благодаря информации, поступившей из самых неожиданных источников, совершался прорыв в расследовании.

Торопясь как можно раньше попасть в «Мемориал», Джон мчался через весь город на предельно допустимой скорости. Припарковав свой автомобиль как можно ближе к входу больницы, он вбежал через раздвижные стеклянные двери, показал дежурной сестре свое удостоверение и объяснил, кого собирается навестить. К нему тут же подошла старшая медсестра Сара Бет Каррекер. С ней он уже беседовал, поскольку все жертвы изнасилования поступали в Центр экстренной травматологической помощи «Мемориала».

Сестра Каррекер коротко кивнула ему и, поджав губы, сообщила:

– Я провожу вас. Пациентку госпитализировали в отдельную палату травматологии.

– Это плохой знак, да?

– Физически дела обстоят неплохо. Это конечно же мое личное мнение. За официальной информацией вам лучше обратиться к врачу, – заявила она, но по выражению ее лица было понятно: сама она считает, что знает куда больше докторов, особенно тех, кто недавно покинул студенческую скамью.

– Значит, физически она поправится. И в отдельной палате она вовсе не поэтому. – Джон не спрашивал, он просто констатировал факт.

– Да, – кивнула сестра, сворачивая за угол. – А вот эмоционально женщина нуждается в полной изоляции.

– Что-нибудь можете рассказать о ней?

– Молодая. Из местных. На этот раз афроамериканка, так что различия имеются. Но гематомы и черепно-лицевые травмы идентичны предыдущим.

Черная. На челюсти Джона заиграли желваки. Демографическая картина атакованных женщин настолько разнится, что это неслыханно для серийного маньяка. Именно поэтому в полиции сначала считали, что имеют дело с разными преступниками.

Сестра Каррекер остановилась посередине коридора.

– Агент Хаттон, вы должны помнить: для этой женщины ее несчастье – не полицейское дело. Весь ее мир только что рухнул.

– Хорошо, спасибо за напоминание.

Сестра потрепала его по руке и ушла. Джон направился к палате жертвы. У дверей собралось по меньшей мере с полдюжины лучших полицейских Корпус-Кристи. При его появлении они разделились на две группы – одни не мигая уставились на него, другие предпочли не обращать на чужака внимания.

Черт, непростой денек ему предстоит.

Глава 2

Зейн Уэльс, детектив, с которым Джон сотрудничал, – правда, сотрудничеством это можно было назвать с большой натяжкой, – делал вид, что сверяет что-то в своем смартфоне с бумажным файлом. Молодой человек явно старался не смотреть Джону в глаза. Именно он, Уэльс, должен был позвонить или прислать Джону сообщение, а не парамедик.

Джон подавил раздражение. Сейчас не время и не место ругаться с Уэльсом по этому поводу. Тем более что капитан местного полицейского департамента поощрял любое негативное отношение к Джону.

– Хаттон, – бесцветным тоном поприветствовал его Уэльс. Этот парень не расставался с ковбойской шляпой. Они в Техасе, и ничего удивительного в этом нет, но все же подобные вещи раздражали Джона.

– Уэльс. – Джон вопросительно приподнял бровь, но говорить ничего не стал.

– У жертвы врач, так что пока к ней никого не пускают.

Уэльс встал между ним и дверью в палату, словно Джон собирался вломиться туда силой. Джон усмехнулся.

Он окинул взглядом толпящихся вокруг офицеров – как минимум полдюжины, и все как один мужчины. Они все хотели быть рядом на случай, если понадобится их помощь. И хотя Джон ценил этот жест, им следовало немедленно удалиться.

Он повернулся к Уэльсу:

– Тебе не кажется, что здесь многовато мужчин для женщины, которая только что пережила грубое нападение?

Уэльс явно удивился, услышав из уст Джона разумное высказывание. Наверное, ждал, что тот начнет скандалить и выяснять, почему его никто не уведомил о происходящем.

– Вообще-то ты прав, – согласился Уэльс. – Последнее, в чем эта женщина нуждается, – куча людей у дверей, особенно мужчин.

Уэльс подошел к офицерам и попросил их удалиться. Джон слышал, как детектив заверил людей, что их известят лично, если что-то можно будет сделать для пострадавшей. Джон заключил, что Уэльс в общем и целом нормальный человек и только с ним ведет себя как говнюк.

После того как люди в форме удалились, Уэльс снова подошел к Джону. Оба прекрасно понимали, что пройдет некоторое время, прежде чем они смогут поговорить с жертвой, но чем скорее это произойдет, тем лучше.

– Нам что-нибудь известно о потерпевшей? – спросил Джон.

– Ее зовут Жасмин Хаус. Ей двадцать семь, не замужем, живет на Мустанг-Айленд, что рядом с пляжем. Работает на «Флинт Хилл ресорсиз», это нефтяная компания.

Город Корпус-Кристи отличался своими великолепными пляжами, привлекающими массу отдыхающих, и развитой нефтяной промышленностью, вследствие этого публика здесь была самая разношерстная.

– Сестра сказала, что черепно-лицевые травмы такие же? – спросил Джон.

– Я еще не видел ни ее саму, ни медицинские отчеты, – ответил Зейн Уэльс. – Но насколько я понимаю, дело обстоит именно так.

Прошло еще около часа, прежде чем доктор – женщина – и две медсестры вышли из палаты. Доктор закрыла за собой дверь так решительно, словно хотела показать, что в ближайшее время никого к пациентке не допустит, и коротко поприветствовала мужчин.

– Как она, доктор Розмонт? – спросил Уэльс. – Мы можем с ней поговорить?

– Вы должны понимать, что мисс Хаус травмирована и физически, и психологически. – Она скрестила руки на груди.

– Мы все понимаем, – заверил ее Уэльс. – Но нам очень нужно побеседовать с ней.

– У мисс Хаус серьезные гематомы на лице и челюсти. Насильник нанес ей несколько быстрых ударов, чтобы оглушить, ее глаза полностью заплыли.

Похоже, именно этого и добивался преступник, чтобы жертва не смогла опознать его. Джон поморщился. То же самое было характерно для других эпизодов. Собственно говоря, именно травмы лица и помогли им понять, что это дело рук одного человека.

– Как думаете, она захочет поговорить с нами? – спросил ее Уэльс.

Доктор Розмонт пожала плечами:

– Она определенно не захочет, чтобы ее сейчас окружили мужчины, зайти сможет только один из вас.

– В таком случае я беру это на себя, ребята, – послышалось у них за спиной.

Джон обернулся и увидел последнего человека, которого он бы послал к только что изнасилованной женщине. Старший детектив Фрэнк Шпенглер собственной персоной, человек, которого Джон определил бы как воплощение всего плохого, что приписывалось правоохранительным органам.

Фрэнк Шпенглер слишком долго носил свой значок и перестал понимать, что самое важное в его работе – служение людям. Шпенглер был тупым и самодовольным ублюдком, его определенно не следовало допускать к женщине, которая только что подверглась серьезному испытанию.

К несчастью, Шпенглер не только занимал пост детектива, но также являлся художником-криминалистом округа Нуесес. Джон видел рисунки Шпенглера по другим делам и отметил, что этот парень умеет обращаться с карандашом. Но в данном случае ни одна из жертв не видела лица нападавшего. Их так сильно и так быстро избивали, что они полностью теряли ориентацию в пространстве и были не способны разглядеть хоть что-то, прежде чем насильник бросал их на пол. Но талант Шпенглера в их случае не имел силы, жертвы ничего полезного сообщить не могли.

Но может, с мисс Хаус дела обстоят иначе?

Доктор Розмонт кивнула старшему детективу:

– Отлично. Но ни при каких обстоятельствах вы не должны кидаться на нее всей стаей. Здесь мое слово – закон, джентльмены. Не забывайте об этом. Дверь останется открытой, если мисс Хаус скажет, что с нее хватит, вы тут же выйдете.

Джон и Зейн дружно кивнули. Шпенглер снисходительно улыбнулся врачу. Та поджала губы:

– Я проверю, как она, и тут же вернусь.

Доктор тихонько постучала и вошла в палату.

В этот момент на горизонте появилась Каролина Джилл, парамедик, которая послала Джону сообщение.

– Привет, Джон. Привет, Зейн. – Она улыбнулась Джону, но при этом не сводила глаз с Зейна.

Детектив, казалось, не замечал повышенного внимания к нему прелестного парамедика. Он лишь поздоровался с девушкой и снова уткнулся в смартфон.

– Я только что освободилась после смены и жду, когда за мной заедут.

– А где твоя машина? – спросил Джон, Зейн, видимо, так и не понял, что Каролина пришла из-за него.

– Моя подруга по колледжу приехала в город, она должна забрать меня, мы поедем куда-нибудь пообедать.

Уэльс кивнул, Каролину явно расстроило его равнодушие.

– Кстати, спасибо за эсэмэс, – сказал Джон, чтобы сменить тему.

Это Зейна явно задело, он резко вскинул голову, до сих пор ему было непонятно, каким образом Джон, так быстро узнал о происшествии. Ну что ж, теперь он в курсе.

– Правда? – уставился он на Каролину.

Каролина развернулась к нему и уперла руки в бока:

– Знаете что, Зейн Уэльс, для детектива вы иногда бываете слишком тупоголовым. Так что да, правда!

Джон с трудом удержался от смеха. А Фрэнк Шпенглер прочистил горло и, роясь в своем портфеле, проворчал:

– Сомневаюсь, что у жертвы осталось больше мозгов, чем у прочих. Но надежда умирает последней.

Джон поморщился, Каролина же задохнулась от возмущения.

– Вы уверены, что именно с таким настроением следует входить в палату потерпевшей? – спросил Джон.

– Послушайте, я делал эту работу, когда вы еще пешком под стол ходили, – огрызнулся Шпенглер. – Я не собираюсь говорить это ей. Так что не мешайте мне работать.

Не важно, собирался Шпенглер говорить это жертве или не собирался. Он так думал. И этого было достаточно. Джон ничего не мог поделать. Корпус-Кристи вынудили принять Джона и поделиться с ним информацией, но это все еще их дело. У Каролины был такой вид, как будто она собиралась наброситься на Шпенглера, но, к счастью, в этот момент появилась доктор Розмонт.

– Мисс Хаус согласилась увидеться с одним из вас. Я предложила ей установить временной лимит в пятнадцать минут. К ней едут родственники. Она нуждается в их утешении.

– Ха, а я-то думал, она хочет, чтобы мы поймали того, кто это с ней сотворил, – пробурчал Шпенглер.

– Пятнадцать минут, детектив. Максимум. К этому времени я вернусь обратно.

Доктор Розмонт ушла. Старый офицер, не теряя времени, вошел в палату с карандашом и блокнотом в руке.

– Этот парень – подонок номер один, – заключила Каролина.

Джон не мог с ней не согласиться. Зейн не стал спорить, пожал плечами и сказал:

– К счастью, ему всего год до пенсии, к тому же он очень хорошо рисует.

Они слышали, как Шпенглер беседует с потерпевшей. По крайней мере, он начал с того, что выразил женщине свои соболезнования. Джон отвлекся от разговора, заметив, что к Каролине неслышно подошла незнакомка и они стали о чем-то шептаться.

Женщина была стройная, даже худая, выше среднего роста, светлые волосы волной падали ей на плечи, юбка не доходила до колен, коричневые ковбойские сапожки подчеркивали красоту ее ног. Джон не мог оторвать от них глаз.

Ноги у нее были просто шикарные. Она сама была шикарной! Должно быть, это и есть подруга по колледжу, о которой говорила парамедик.

Каролина подошла вместе с ней к мужчинам.

– Зейн, Джон, это моя подруга Шерри Митчел. Она приехала в Корпус-Кристи на пару недель.

Джон протянул Шерри руку, и та рассеянно пожала ее. Ее внимание было приковано к палате, в которой Шпенглер допрашивал потерпевшую, голоса там постепенно нарастали.

– Послушайте, неужели для вас важнее отдохнуть, чем оказать помощь в поимке этого парня? – ясно донеслись до них слова Шпенглера.

Шерри побелела как полотно.

– Господи, вот только не надо лить слезы, – с нескрываемым отвращением продолжил Шпенглер. – Я художник-криминалист. Просто скажите мне, что вы видели.

– Я ничего не видела, – невнятно, видимо из-за травм лица, пробормотала Жасмин Хаус. – Я его не видела. Он ударил меня, а потом… потом… мне очень жаль.

Она уже рыдала в голос.

– Вообще ничего? – продолжал нажимать на нее Шпенглер. – Абсолютно? Вы хотите его поймать или нет?

– О боже! – выдохнула Шерри.

– Я вхожу, – сказал Джон Зейну. – Мне все равно, какое у Шпенглера звание. Это должно прекратиться.

– Я за вами, – согласился с ним Зейн.

– Нет, – вмешалась Шерри. – Последнее, что нужно этой женщине, – толпа дерущихся у ее кровати мужчин.

Каролина кивнула:

– Она права. Я пойду. Меня она, по крайней мере, уже знает, именно мы с Майклом привезли ее сюда утром. А вы сбегайте за доктором.

– Я иду с тобой, – сказал ей Зейн. – Ты ведь знаешь, что Шпенглер не станет тебя слушать. И Хаттона тоже.

– Господи, да заткните уже кто-нибудь его! – взмолился Джон. – Я за врачом.

Шерри попятилась назад и замерла, привалившись спиной к стене. Она побелела и буквально тряслась.

– Вы в порядке? – Он осторожно коснулся ее руки.

Она молча кивнула, не отрывая глаз от палаты жертвы.

Каролина и Зейн уже вошли внутрь. Джон слышал, как Каролина тихо разговаривает с пациенткой.

Джон снова посмотрел на Шерри.

– Вы уверены, что с вами все в порядке?

– Все отлично, – ответила та, но вид ее говорил об обратном.

Шерри кивнула в сторону поста медсестер:

– Идите уже.

Джон бегом бросился по коридору за доктором Розмонт или сестрой Каррекер. Любая из них могла положить конец безобразию, которое учинил Шпенглер.

Мгновение спустя он уже нашел их обеих. Женщины, не теряя времени, кинулись по коридору к палате потерпевшей, Джон на ходу объяснял ситуацию.

Сестра и доктор вместе с Каролиной принялись отвлекать и успокаивать мисс Хаус, а Джон и Зейн схватили Шпенглера за руки и потащили к выходу.

– Да отстаньте вы, я еще не закончил! – чуть ли не кричал Шпенглер.

Трое медработников разом повернули к нему голову и в один голос заявили:

– Уже закончили.

К счастью, Шпенглер не стал устраивать потасовку и вышел из палаты, фыркая от возмущения. Джон тут же закрыл за ними дверь.

– Капитан обязательно об этом узнает, можете мне поверить. – Шпенглер яростно сверкнул глазами в сторону Джона, словно тот один был виноват в том, что его выкинули из палаты. Потом он отвернулся, сунул вещи в портфель и удалился прочь.

Ну и отлично. Главное, чтобы его больше и на выстрел не подпускали ни к Жасмин Хаус, ни к другим потерпевшим. И да, капитан полиции непременно об этом узнает. Джон посмотрел на Зейна, но тот лишь пожал плечами и покачал головой.

Каролина вышла из палаты и тихонько прикрыла за собой дверь.

– Жасмин дали успокоительное. Скоро приедут ее родные.

Джон поискал глазами Шерри. Ему хотелось поговорить с ней, удостовериться, что с ней все хорошо. И пригласить на ужин. Но той уже и след простыл.