Дженнифер Хартманн
Две мелодии сердца. Путеводитель оптимистки с разбитым сердцем
Глава 3
18/5/2013
«Сердце и душа»
Знаете эту фортепианную мелодию для новичков, которую может сыграть кто угодно? Более простой песни и представить себе невозможно, но называется она «Сердце и душа» – а ведь это самое сложное и невероятное, что бывает в мире.
Разве не странно?
В общем, сегодня после ужина Люси придет к нам в гости с ночевкой, и мы обсудим наши планы на лето. Я хочу создать музыкальную группу. Мы с Кэлом за фортепиано, Люси – с гитарой, ну а петь мы все умеем.
Интересно, они разрешат мне назвать группу «Ложная каденция»?
А может… «Сердце и душа».
Потому что Люси – мое сердце, а Кэл – моя душа.
Пока-пока!~
Эмма
Персиковые лучи заката проникают в бар через панорамные окна, придавая соответствующую атмосферу моему выступлению. Я пропеваю последние несколько нот Losing my religion группы REM, аккомпанируя себе на тамбурине [1]. Музыка полностью меня захватила; я не вижу ничего вокруг.
Я подсела на это чувство.
Пение, выступления, созидание. Я никогда по-настоящему не влюблялась, но другого сравнения найти не могу. Есть что-то волшебное в том, чтобы поделиться с другими самым сокровенным. Будто ты оставляешь отпечаток на их душе.
Я улыбаюсь, выводя последнюю ноту и потряхивая тамбурином, пока его звон не тонет в раскате аплодисментов. Шум толпы наконец выводит меня из транса, и я возвращаюсь в винный бар. Аудитория радостно ревет. За окном заводится мотоцикл. Нэш аплодирует из-за стойки и наливает мне традиционный бокал рислинга. Алисса восторженно свистит из-за высокого столика. Я широко ей улыбаюсь, вставая со стула.
Знакомые лица улыбаются мне в ответ. Я подбираю со сцены гитару, поднимаю ее в воздух и кланяюсь аудитории.
– Спасибо всем, кто сегодня пришел, – говорю я в микрофон. Мой голос совершенно спокоен. Какой бы неловкой я ни была в обычной жизни, на сцене я становлюсь другим человеком – собранным и невозмутимым. Музыка придает мне уверенности в себе. – Как и всегда, я очень рада здесь быть. Я Имоджен, и через неделю я снова буду исполнять для вас сомнительные каверы и посредственные оригинальные песни. До встречи.
Имоджен – мой сценический псевдоним. Я взяла его в честь любимой пианистки Эммы, Имоджен Купер. По-прежнему улыбаясь, я делаю еще один поклон, и Алисса выкрикивает:
– Ты зажгла, красотка!
Я бы показала ей средний палец, но мне никогда не хватало смелости на такое. Так что я просто смеюсь, качаю головой и спускаюсь со сцены, забирая деньги, которые мне накидали. На то, чтобы пробраться через толпу, уходит минут двадцать: посетители благодарят меня за выступление, отвешивают комплименты, дают еще немного денег. Я не тороплюсь и отвечаю каждому из них. Меня переполняют гордость и удовлетворение, и с моего лица не сходит улыбка.
Винный бар «Экстаз» забит битком. Я выступаю здесь каждую пятницу в семь вечера и собираю немалую аудиторию. Это одновременно и подработка, и отдушина.
Музыка меня исцеляет. Умиротворяет.
Напоминает о ней.
Перекинув за плечи длинные косы, я поправляю подол летнего платья и убираю свою гитару «Хаммингберд» в футляр. За маленьким столиком, где сидит моя лучшая подруга, меня уже ждут бокал вина и салфетка, подписанная знакомым почерком.
Когда я подхожу, Алисса двигает вверх-вниз бровями.
– В упорстве ему не откажешь, и почерк хороший, – говорит она, крутя в пальцах ножку собственного бокала. – Осталось выяснить его тип личности, «язык любви», знак зодиака и кредитный рейтинг.
Я со смехом закатываю глаза. Алисса Акинс – единственная в своем роде. В школе она пользовалась невероятной популярностью, в то время как я не привлекала к себе большого внимания, тихо занимаясь музыкой и волонтерской деятельностью. Но мы прекрасно ладили, несмотря на разницу в социальном статусе. Думаю, на самом деле у нас много общего. Мы родственные души. Несмотря на всеобщее обожание, Алисса никогда не зазнавалась.
Я поняла это, когда угодила в небольшую аварию возле школы. Алисса проезжала мимо, направляясь на соревнования чирлидеров, и случайно заметила меня, сидящую на обочине и трясущуюся от ужаса. Она остановилась и села рядом, и мы вместе дождались моих родителей.
Она пропустила половину соревнований, но ни на секунду об этом не пожалела. Ей было важнее поддержать меня в трудную минуту.
С тех пор мы были неразлучны.
Я бросаю быстрый взгляд на Нэша, и он подмигивает мне в ответ. Покраснев, я снова поворачиваюсь к Алиссе, которая торопливо вбивает его имя в поисковую строку.
– Он очень милый, – говорю я.
– Ай. Суровый приговор.
– Просто не в моем вкусе.
Она прищуривается.
– Мне начинает казаться, что в твоем вкусе только четырехлапые и блохастые.
Я смотрю на салфетку. Синие чернила лаконично сообщают: «У меня есть собака». Рядом красуется неумелый рисунок, больше напоминающий лемура.
Признаю, он неплохо меня знает.
Я прикусываю губу, чтобы подавить улыбку. Нэш каждую неделю оставляет мне записки на салфетках, расписывая свои положительные качества, в надежде, что я соглашусь сходить на свидание. Его упрямству можно только позавидовать. Но в моем отказе нет ничего личного.
Это просто необходимость.
– Мне достаточно рассказов о твоих похождениях, Лис, – я пожимаю плечами и делаю глоток вина.
Она кривится.
– Вот уж не знаю. Последний парень, с которым я встречалась, оказался женат. Причем дважды. – Широко распахнув глаза, она снова хватается за телефон. – Нэш… Мелтцер… Жены… – бормочет она себе под нос.
– Да нет, не женат он, – я мотаю головой. – У него честные глаза.
– Ага, у Теда Банди [2] тоже были честные глаза.
Я морщу нос.
– Тоже верно. Держи меня в курсе.
Пока Алисса играет в детектива, я достаю из сумки собственный телефон и просматриваю уведомления, а также болтаю с постоянными слушателями, отвечаю на смайлики и приветствия.
Я как раз прощаюсь с одним из знакомых, когда приходит новое сообщение.
Неизвестный абонент:
Завтра. В 9:00.
Я прищуриваюсь, вспомнив про Теда Банди.
Я:
Кто это? Откуда у вас мой номер?
Неизвестный абонент:
Оттуда же, откуда и адрес. Мэйпл-авеню, 919.
Мое нутро сжимается от ужаса.
Мне крышка.
Он точно маньяк, тысяча процентов, и он убьет меня завтра, в девять утра. Я пытаюсь мысленно подготовиться и прикидываю, есть ли у меня время написать завещание. Наверняка нотариальные конторы уже закрыты…
Дрожащими руками я набираю ответ.
Я:
Только не трогайте моих собак.
Проходит пара минут.
Неизвестный абонент:
Ты о чем вообще?
Я поджимаю губы. Моргаю, глядя на экран. Кажется, я поторопилась с выводами. Настоящий маньяк едва ли стал бы предупреждать жертву.
Придется идти на попятную.
Я:
Неважно. А ты о чем?
Неизвестный абонент:
О собеседовании, Люси. Господи боже.
Ужас трансформируется в волнение. Как мертвая бабочка в реанимации.
Я:
Кэл?
Я как раз добавляю его номер в контакты, когда приходит ответ.
Кэл:
Не опаздывай.
Алисса с любопытством заглядывает в экран под моими мелькающими пальцами.
– Кто это там? – она ахает. – Это парень? Ты из-за него отказываешь Нэшу?
– Я не отказываю Нэшу. – Бабочки-зомби так и мечутся у меня в животе. – Нечему отказывать. Он так ни разу и не позвал меня на свидание.
Я отправляю сообщение.
Я:
Спасибо! Извини! Завтра увидимся!:)
– Многовато восклицательных знаков! – кричит Алисса мне в лицо.
Я отшатываюсь и хлопаю глазами.
– Теперь дошло? – говорит она. Ее короткие светлые волосы едва задевают плечи.
– Блин, и правда. Как будто я перепила кофе. Как отменить отправку? – Сообщение моментально помечается как прочитанное. Я морщусь и потираю виски, надеясь, что не допустила слишком большую ошибку. – Поздно, он увидел восклицательные знаки.
– Ну, может, его это очарует. Может…
Я пытаюсь сгладить ситуацию и отправляю еще одно сообщение.
Я:
Прости, немного разволновалась. Спасибо, что дал мне шанс.
Я хмурюсь, глядя на экран.
– Теперь кажется, будто я недовольна. Восклицательные знаки демонстрируют энтузиазм.
Я:
Хорошего вечера!:):)
– Боже, Люси. Ты делаешь только хуже.
Алисса отбирает у меня телефон, чтобы не дать мне опозориться еще сильней.
Я хватаю бокал вина. Мои ноги нервно подпрыгивают на перекладине барного стула. Сделав несколько больших глотков, я перевожу дыхание.
– Прости. Это мой потенциальный начальник. Я очень хочу получить эту работу, хотя шансы мои невелики. Но он только что внезапно позвал меня на собеседование.
– Хм-м. – Алисса поджимает губы и смотрит на меня с интересом. – А что за работа?
– Отвечать на звонки в автомастерской.
– Звучит кошмарно.
– Я когда-то была с ним знакома, – поясняю я. – Он владелец.
– Значит, красавчик.
Я краснею и прикусываю щеку изнутри.
– Я такого не говорила.
– Да тут и без слов ясно, – отмахивается Алисса. – Зачем еще иметь дело с недовольными клиентами, которые хотели просто заменить масло, а в итоге получили счет на две тысячи баксов? Очевидно, он красавчик, и ты хочешь его охмурить.
Солнце опускается к самому горизонту, и через окна проникает лишь рассеянный, неяркий свет, но меня все равно будто обдает пламенем.
– Нет.
– Как он выглядит?
– Как будто только что с кастинга «Сынов анархии», – заверяю я. – Высокий, мускулистый, весь в тату. Потрепанный и суровый. Вечно хмурится.
Ее глаза чуть не выпрыгивают из орбит.
– Ты описала моего будущего мужа. Имя? – она берет телефон, войдя в режим исследователя.
– Кэл Бишоп. А мастерская – «Уголок Кэла», всего в нескольких милях от моего нового дома. Мы дружили в детстве, и…
– Боже мой, Люси.
Алисса сует телефон мне в лицо, и я отклоняюсь назад, чтобы разобрать текст на экране. Это заголовок новостной статьи: «Сын покупает автомастерскую, принадлежавшую его покойному отцу».
Я улыбаюсь. Мое сердце переполняют гордость и меланхолия. Я знала, что отец Кэла и Эммы работал с машинами, но не сообразила, что он был владельцем автомастерской. От переизбытка чувств у меня щиплет глаза, но потом я хмурюсь.
– Погоди, как ты это нашла? Я сто раз вбивала его имя в поиск.
– Я ввела «Уголок Кэла» и прокрутила вниз, – отвечает Алисса и трясет телефоном у меня перед лицом, будто это поможет мне что-то разглядеть. – Но я не про статью. Ты на фото посмотри. Твой новый босс. Вы с ним жили по соседству, верно?
– Да, это он. – Я отодвигаю ее руку подальше. – Называть его боссом рано, раз уж я не умею нормально переписываться. Он ответил? – я нервно заламываю руки и тянусь к бокалу, который, к сожалению, уже опустел.
Алисса бросает взгляд на мой телефон, который она положила рядом, и качает головой.
– Тишина. Он прочел, но не ответил.
– Боже, я все испортила.
– По виду не скажешь, что он любит переписываться, – замечает она, разглядывая фотографию Кэла. Ее губы темно-ягодного цвета одобрительно сжимаются. – Молчаливый, угрюмый. Наверняка ездит на мотоцикле. В постели будет зверем, сто процентов.
Я краснею и машинально обмахиваюсь барным меню.
– Наверное, у него есть девушка. Может, даже несколько.
– Вполне возможно. Я согласна постоять в очереди.
Когда я наконец отбираю у нее свой телефон – и удостоверяюсь, что Кэл и правда не ответил, – к нашему столику плавной походкой приближается Нэш с двумя полными бокалами белого вина. В его темно-зеленых глазах отражаются лучи заходящего солнца.
– Спасибо, – говорю я с застенчивой улыбкой, принимая бокал.
Он подмигивает.
– Всегда к твоим услугам.
Нэш прекрасно выглядит. Он молод и очарователен, у него ямочки на щеках и густые кудри цвета светлой карамели, напоминающие пчелиные соты.
В данный момент его ямочки направлены на меня во всю мощность, будто оружие массового поражения.
– Отличный рисунок, – я показываю мизинцем на лемуроподобную собаку на салфетке. – Очень мило.
– Да? Ее зовут Кнопочка. Я передам.
– Хорошо. – Мы одновременно улыбаемся, и я опускаю голову.
Нэш постукивает пальцами по столу и делает шаг назад.
– Если что – зовите, дамы, – говорит он, бросая беглый взгляд на Алиссу, а затем вновь смотрит на меня. Долю секунды мы глядим друг другу в глаза, прежде чем он разворачивается и вновь встает за барную стойку.
Алисса вздыхает и берет новый бокал вина.
– Тебе надо с ним переспать.
Я краснею и верчу в пальцах косу.
– Он тот еще донжуан. Только что заигрывал с другой девушкой.
– Возможно, но ей он не оставлял милых записок на салфетках. Говорю тебе, ты не пожалеешь. Рискни!
Я пожимаю плечами, хотя прекрасно знаю, что не стану «рисковать».
Я видела, к чему приводят отношения. Сначала записки, потом свидания, за ними – поцелуи, секс, любовь, а потом…
А потом – то, что случилось с Джессикой.
Я ни за что не стану Джессикой.
– Ладно, – говорю я Алиссе, а затем спрыгиваю со стула и, сделав глоток вина, пододвигаю бокал к ней. – Мне пора, завтра собеседование.
– Удачи, зайка. – Она крепко меня обнимает, и я вдыхаю ее спрей для тела с ароматом жвачки. – Расскажешь, как все прошло.
– Обязательно. Встретимся на следующей неделе. – Я закидываю на спину футляр с гитарой и машу Алиссе на прощание. Потом встречаюсь глазами с Нэшем, направляясь к выходу.
Меня провожает его улыбка с ямочками. Телефон пищит в кармане моего платья. Я достаю его и бросаю взгляд на экран.
Там высвечивается имя Кэла.
Кэл:
И тебе.
Окрыленная этими двумя словами, я улыбаюсь всю дорогу до дома, вспоминая маленькую девочку, которой мне так не хватает.
Ложная каденция: ты думаешь, будто что-то заканчивается, но на самом деле начинается что-то другое, прекрасное.
Глава 4
Я опаздываю.
Ничто не провоцирует мою тревожность так, как опоздания. Я даже в своем резюме написала: ОРГАНИЗОВАННА И ПУНКТУАЛЬНА. Большими буквами, чтобы было убедительней.
Теперь выходит, что я врунишка. Опоздавшая врунишка.
Справедливости ради, я никак не могла знать, что у нас отключат электричество. Вчера даже не было грозы. Это чистой воды случайность, которую никто не мог предвидеть.
Обычно я стараюсь подготовиться к любым случайностям. Даже когда поездка занимает пять минут, я все равно выхожу за час: вдруг отменят поезд, или начнутся строительные работы, или случится метеоритный дождь, или кто-то неудачно кинет кубик в «Джуманджи». Но вчерашним вечером, ставя на зарядку телефон с жалкими тремя процентами аккумулятора, я никак не предполагала, что кто-то врежется в столб электропередачи и вся улица останется без света.
Мой телефон разрядился, будильник не сработал, и я потеряла последний шанс получить работу в «Уголке Кэла».
Бубенчики над дверью звенят, когда я врываюсь внутрь, и оповещают всех о моей нерасторопности.
– Ты рано.
Кэл выходит из кабинета, расположенного за приемной стойкой. Он одет в простую белую футболку и черные джинсы. Его кофейного оттенка волосы, влажные после душа, в этот раз кажутся еще темней. Они взлохмачены и торчат в разные стороны, но каким-то образом это выглядит привлекательно. На шее у него висит серебряная цепочка. Кулон заправлен за воротник футболки, так что мне не удается его разглядеть.
Постойте-ка.
Осознав, что он сказал, я растерянно гляжу на припорошенные пылью часы на стене. Они показывают десять минут десятого.
– Мы же договорились на девять тридцать, – продолжает Кэл.
Ничего подобного. Речь шла про девять часов – я думала, что это будет время моей смерти, такое не скоро забывается. Но я просто воздаю хвалу небесам за маленькое чудо.
– Ну да. Такой уж я человек. Люблю приходить пораньше.
М-да. Прозвучало так, будто это мое хобби. Люблю хорошее вино, собак, которые обожают лизаться, оранжевые закаты…
И приходить пораньше!
Я нервно чешу ключицу и начинаю ковырять заусенцы.
– Заходи. – Кэл указывает головой в сторону кабинета и входит внутрь.
Я приглаживаю платье и иду следом. Кэл подходит к столу, заваленному счетами и папками. В кабинете темно и душно, и нет ни одного личного предмета. Никаких фотографий, никаких безделушек. Только старый стол, пара стульев и шкаф для бумаг в углу, покрытый паутиной, которую, кажется, пауки сплели еще в девяностые. У меня так и чешутся руки поднять жалюзи, чтобы впустить в кабинет немного солнечного света, но я остаюсь на месте, ожидая распоряжений.
Кэл садится, указывает на свободный стул и делает глубокий, почти раздраженный вдох, глядя мне в глаза.
– Прости за то, что случилось в прошлый раз. Я соврал, мы пока никого не нашли, – признает он, складывая на груди татуированные руки. – Давай немного побеседуем, чтобы проверить, сможем ли мы наладить продуктивные рабочие отношения.
«Отношения». От этого слова я невольно начинаю стучать зубами.
– Хорошо. Отлично, – выдавливаю я. Сделав шаг вперед, я сажусь на стул и чуть не промахиваюсь мимо сиденья. Мои щеки заливает румянец, но я беру себя в руки и откашливаюсь. – Спасибо, что дал мне шанс, Кэл. У меня мало опыта в этой сфере, точнее, совсем нет опыта, но я готова упорно работать. На меня можно положиться.
Мысленно я содрогаюсь. «Да, я ни в чем не разбираюсь, но зато буду вовремя приходить на работу!»
Кэл удерживает мой взгляд еще мгновение, потом опускает глаза и берет ручку.
– Умеешь вежливо говорить по телефону? Общаться с клиентами?
– Да, я прекрасно лажу с людьми.
– Когда не обвиняешь их в том, что они хотят навредить твоим собакам.
Он произносит это совершенно невозмутимо. До меня не сразу доходит, что это шутка – кажется. Я негромко смеюсь.
– Извини. Я действительно с кем угодно нахожу общий язык и легко учусь. Не сомневаюсь, что я быстро освою ваши рабочие процессы и программное обеспечение.
Он что-то записывает и кивает.
– Хорошо. У меня нет времени следить за каждой мелочью.
– Не волнуйся об этом.
– Здесь написано, что ты готова работать каждый день, но только не по вечерам пятницы и субботы и желательно не по воскресеньям? – уточняет он, не поднимая взгляда.
– Да, хотелось бы. Если придется, я могу перестроить расписание, но я стараюсь не пропускать выступления. Я играю живую музыку по пятницам и иногда по субботам. А по воскресеньям я работаю волонтером в приюте для животных «Вечная молодость».
Он поднимает взгляд.
– С этим проблем не будет. Мы закрываемся в шесть вечера, а по воскресеньям не работаем.
– Прекрасно, – я улыбаюсь. – Такой график мне подходит.
Кэл постукивает ручкой по желтой странице блокнота.
– Ты выступаешь?
Я не уверена: то ли он проявляет искренний интерес, то ли спрашивает в рамках собеседования, но я хватаюсь за вопрос, как за кислородную маску в падающем самолете.
– Да. Я пою и играю на гитаре, иногда на других инструментах. Я даже хотела пойти учиться на автора песен, но из-за проблем со здоровьем… – я замолкаю и прикусываю губу. Возможно, не стоит сообщать слишком уж много личного. – Ну я какое-то время пролежала в больнице. Сейчас все нормально, так что не беспокойся, с работой я справлюсь. Но потом умер отец, и я не смогла…
– Твой папа скончался? – Кэл хмурится, на его лице возникает озабоченное выражение. – Соболезную. Я не знал.
Я тронута. Несмотря на печальный разговор, я улыбаюсь.
– Спасибо. Да, от рака. Нам с мамой пришлось нелегко.
Проходит несколько напряженных мгновений, пока мы глядим друг на друга. Между нами танцуют воспоминания, и я гадаю: вспоминает ли он наши осенние посиделки во дворе у костра, когда с ветвей кленов падали листья, и казалось, наша жизнь всегда будет такой же легкой.
Кэл моргает. Мерцающий свет в его глазах сменяется тенью, и он вновь скрывает свои чувства за маской. Становится незнакомцем, а не моим старым другом.
– Что ж, – он прочищает горло и встает со стула. – Думаю, мы сработаемся. Жду тебя завтра.
Я тоже встаю. Мое сердце колотится под лавандовым платьем с открытой спиной.
– Серьезно?
Кэл достает из кармана жвачку, разворачивает и закидывает себе в рот. Он окидывает меня взглядом и сжимает зубы, вновь глядя мне в лицо. Потом коротко кивает.
– Да.
– Ух ты… Это так много для меня значит, я правда…
– При одном условии, – прерывает он.
Я кусаю нижнюю губу и складываю руки перед собой.
– Конечно. Что угодно.
Он весь напряжен. Его взгляд непреклонен. В этот момент медные глаза больше напоминают сталь.
– Мы не будем говорить о ней.
У меня перехватывает дыхание.
Перед моим внутренним взором мелькает лицо Эммы, ее веснушчатый нос и темные волосы, которые она завязывала в хвост любимой резинкой. Я вижу, как она машет мне на прощание и бежит из моего двора к своему. Я слышу ее голос: «Пока-пока!», когда она добегает до террасы, улыбается мне, показывая зубы, и входит в дом.
Я не хочу о ней молчать. Я не хочу делать вид, что ее не было.
Но Кэл мрачно смотрит на меня в упор, без слов давая понять, что другого выбора нет. Его «условие» не обсуждается. Яростный взгляд не располагает к спорам.
Я медленно киваю и делаю то же, что и всегда – улыбаюсь.
– Я понимаю.
– Хорошо.
Он выходит из кабинета, не попрощавшись, оставив за собой лишь аромат сандалового дерева, пряностей и чего-то мятного; а также память о девочке, которую он хотел бы забыть.
Кое-что на столе привлекает мое внимание. Узнав тарелку с банановым хлебом, я наклоняю голову.
Моя улыбка становится шире, когда я понимаю, что Кэл оставил от хлеба только две горбушки – точно так же, как делал в детстве.
