Дженнифер Ли Арментроут
Самая темная звезда
– О боже, – я покачала головой и взглянула на Деймона. – Нет, вы слышали?
Он поднял руку.
– Я просто невинный, восторженный зритель.
Тоже мне, помощник.
– Но потом ты пригрозила позвонить в полицию и все им выложить, – добавил Люк, и улыбка гостя исчезла.
Деймон нахмурился:
– Вот это уже совсем не смешно.
Я с дрожащими руками шагнула к нему.
– Я не стала бы тебе угрожать, отдай ты мне сразу этот дурацкий мобильник.
– Люк, она ведь дело говорит. – Деймон прислонился к стене и скрестил руки на груди. – Ты мог просто…
– Тебя вообще никто не спрашивает. – Люк повернулся к нему. – Напомни, почему ты все еще здесь?
Парень пожал плечами.
– Тут в сто раз интереснее, чем болтаться с Арчером или Грейсоном.
Сиреневые глаза нахмурились.
– Деймон, если не найдешь отсюда дорогу, я тебе помогу.
– Че-е-ерт, – протянул Деймон, – кто-то сегодня встал не с той ноги.
Он отступил с довольной улыбкой.
– Эви, потом поболтаем.
Стоп. Он меня бросил? Здесь? С парнем, который хочет меня похитить? Как это возможно вообще?
– Но…
Деймон развернулся и в мгновение ока исчез. Я осталась с Люком.
Вдохнув поглубже, я вновь посмотрела ему в лицо.
– Не собиралась я звать полицию на самом деле. И в мыслях не было.
Люк отвел глаза от опустевшего входа.
– Зачем тогда было угрожать? – Он двинулся ко мне и остановился, когда я замерла. – Ты же понимаешь, насколько это серьезно?
– Мне просто хотелось вернуть телефон, и все. Клянусь, я бы ни слова никому не сказала.
С минуту он задумчиво смотрел на меня, играя желваками на скулах.
– А знаешь, в чем самая главная беда?
Я оглядела пустую комнату.
– Хочешь похитить меня?
– Нет, – ответил он. – Ты ничего не знаешь и этим невероятно опасна.
Я сердито посмотрела на него.
– Какую-то чепуху несешь.
– Если бы.
Он прислонился к белой стене.
– Есть вещи, о которых ты ничего не знаешь, тайны, за которые многие отдали жизни. А ты… тебе ничто не помешает рассказать все друзьям… вроде того парня, что ты притащила с собой.
– И что я им расскажу? – Я в отчаянии всплеснула руками. – Я никому не расскажу о тех лаксенах. Пожалуйста, верни телефон, и мы больше никогда не увидимся. Никогда.
На лице Люка промелькнуло странное выражение. Он потянулся рукой в карман, а потом разжал кулак – на ладони лежал телефон. Мой мобильник.
– Держи.
Я шагнула было вперед, но отшатнулась, опасливо глядя на Люка.
– Я… могу забрать телефон… и уйти?
Люк кивнул.
С замиранием сердца я протянула руку, и он отдал мне сотовый. Я собиралась отдернуть руку, но внезапно его пальцы безжалостно обхватили мое запястье.
Меня слегка ударило током. Притянув меня к себе, Люк наклонился к моему уху.
– Только попробуй заикнуться о том, что ты сегодня увидела, – навлечешь беду на ни в чем не повинных людей: друзей, родных, даже посторонних, – прошептал он. – Тебя я никогда не обижу. Но остальным… не повезет.
* * *
По дороге домой я еще долго не могла успокоиться. Не верилось, что я выбралась целой и невредимой из этого клуба и сидела в машине. А еще я не верила, что Люк все-таки отдал мне мой телефон и не запер меня в четырех стенах. Угрожал он вполне убедительно.
Как только я села за руль, сразу же позвонила Джеймсу. К счастью, с ним ничего не случилось и он благополучно добрался до дома. Конечно, у него была куча вопросов, но я заставила его пообещать, что он никому не проговорится о поездке в клуб.
Я знала, что больше не увижу Люка, но не хотела испытывать судьбу, если один из нас кому-нибудь проболтается.
Про какой уговор говорил Люк? Он меня не трогает, если я держусь в стороне? Какая-то бессмыслица! Я ведь его раньше никогда не видела.
– Да какая разница?! – сказала я вслух.
И действительно, потому что Люк вел себя странно и непонятно. Ну и пусть себе несет чушь.
Мне хотелось забыть об этих выходных, и я забуду. Хайди убедила меня, что ноги ее в клубе больше не будет, и я твердо решила не рассказывать маме правду о недавних событиях при первой же встрече, как только она на меня зыркнет своим строгим взглядом.
Особым взглядом полковника Сильвии Дашер.
К счастью, я знала, что мама на работе и, возможно, не вернется до поздней ночи. Так что можно было целый день не переживать из-за ее «взгляда» и не волноваться, что признаюсь во всех глупостях, которые совершила за последние сутки.
Не помню, умел ли отец пригвоздить взглядом? Строила меня всегда мать. Если честно, воспоминаний о нем оставалось все меньше. Я сжала руль. Казалось, этот старенький «лексус» – единственное, что осталось от папы на память. А я ведь на отца совсем не похожа. Похожа на маму. Так что собственное отражение в зеркале о нем не напоминало, и с каждым годом мне становилось все труднее воскресить его лицо.
Отец, сержант Джейсон Дашер, погиб во время войны с лаксенами. За заслуги перед родиной, перед всем человечеством его посмертно наградили медалью Почета.
Думая о нем, я с трудом представляю не только его образ, но и голос. До войны он не часто бывал дома, по долгу службы колесил по Штатам. Жаль, что мы мало бывали вместе, и воспоминаний почти не осталось, только машина. Я едва помню его лицо, а фотографий нет. Они остались в доме, который мы покинули во время нашествия.
И все же рядом со мной была мама. После войны мало кто мог этим похвастаться, а моя мама была еще и лучше всех.
Потери были огромными. Правда, Колумбия оказалась среди немногих городов, которым повезло. От нашествия она почти не пострадала. Лишь несколько зданий было серьезно повреждено – в основном от вспыхнувших пожаров и массовых беспорядков, но беспорядки творились по всей стране.
Нам с мамой повезло меньше. Мы жили в пригороде Хейгерстауна, в штате Мэриленд, а почти все города вдоль восемьдесят первой федеральной автомагистрали были разрушены из-за боевых действий, которые велись и на земле, и в воздухе.
Другие города пострадали еще больше.
Некоторые из них захватили лаксены, а те города, в которых лаксены подстроились под человеческую ДНК, вытеснив людей, канули в небытие окончательно. Александрия, Хьюстон, Лос-Анджелес и Чикаго – на эти мегаполисы сбросили неядерные электромагнитные бомбы, уничтожив практически всех лаксенов, а также уничтожив все оборудование.
В новом министерстве заявляли, что на возрождение этих городов, так называемых зон, потребуются десятки лет. Они превратились в огороженные, безжизненные пустоши без единого источника энергии. Там никто не жил. Туда никто не заглядывал.
Трудно было не вспомнить о них, когда я взглянула в зеркало заднего вида на небоскребы, поднимавшиеся к небу точно стальные пальцы. Трудно было не думать о первых днях и неделях после начала вторжения.
А то, что жизнь, можно сказать, потекла в прежнем русле за каких-то четыре года, казалось попросту немыслимым. Как только у нас появилась возможность вернуться, мама вновь приступила к работе в Агентстве медицинских исследований «Форт-Детрик», что находится во Фредерике. Пару лет назад вновь принялись выпускать фильмы, а телевизионные станции перестали крутить старые передачи. Вышли новые эпизоды моих любимых сериалов с другими актерами, и однажды жизнь просто вернулась на круги своя.
Со вторника в школе начали проводить встречи с консультантами вузов. Осенью я планировала подать документы в Университет Мэриленда в надежде выучиться на медсестру, потому что, пусть я и любила фотографировать, все же понимала, что для успешной карьеры в этой области мне недостает способностей. Впрочем, после встречи с раненым, которому помогал Люк, я сомневалась, что избрала верный путь.
Иными словами, жизнь шла своим чередом.
Иногда казалось, что все намеренно забыли о войне, унесшей столько жизней, о том, что мы не одни во вселенной или на этой планете. Мир устал от бесконечного страха и наконец решил: «Ну все, хватит».
Может, это было и к лучшему, ведь как можно жить дальше, если бояться всего, что случится через минуту или даже секунду?
Ответа у меня не было.
Зазвонил телефон, отвлекая от мыслей. Я посмотрела на экран – звонила Эйприл. Ответить или сбросить? Мне не хотелось с ней разговаривать. И сразу же возникло чувство вины. Я ответила:
– Привет!
– Чем сейчас занимаешься? – раздался ее голос в динамиках.
– А… еду в машине мимо кафе «Уокерс».
В животе у меня забурчало. Как же мне хотелось съесть какую-нибудь жирную вкуснятину.
– Сейчас бы бургер купить.
– Еще даже одиннадцати нет.
– И что? Хороший гамбургер никогда не повредит.
– Ага, а сверху яичницу с беконом – вот тебе и легкий завтрак.
В животе заурчало еще громче.
– Боже мой, как я хочу есть!
– Ты всегда голодная, – заявила она. – Осторожней с едой. С возрастом метаболизм замедляется.
Я закатила глаза и нахмурилась.
– Спасибо за информацию, доктор Эйприл.
– Да не за что, – прочирикала она.
Я остановилась на красный свет.
– А ты что делаешь?
– Да ничего. Ты сегодня была в сети?
– Нет, – я постучала пальцами по рулю. – А что там, опять что-то стряслось?
– В сети вечно кипят страсти, и днем и ночью, хоть праздник, хоть конец света, – сухо ответила она. – Но да, кое-что случилось. На сей раз дело серьезное. Подожди, а Хайди не с тобой?
– Нет, я еду домой. А при чем тут Хайди?
Я хорошо знала Эйприл: если по сети гуляет слух про Хайди, Эйприл обзвонит всех и вся, кроме нее. Это касается не только Хайди, но и любого из нас.
Иногда я удивлялась, почему дружу с Эйприл. В ней словно уживались два разных человека. То она была самым милейшим созданием на свете, а то становилась совершенно невыносимой. Опять же, мы не были близкими подругами. Обычно она звонила мне, чтобы посплетничать или попросить о чем-то, как сейчас.
– Нет, к Хайди это не имеет никакого отношения.
На светофоре загорелся зеленый, и я выжала газ.
– Что произошло?
– Ты ведь знаешь Колин Шульц. Мы в прошлом году вместе ходили на английский.
Когда я притормозила перед очередным светофором, в душе заскребли кошки. Это ж надо! Я совсем забыла, что вчера вечером встретила в клубе Колин.
– Да. И что с ней?
– Она пропала.
– Что?
Я так резко ударила по тормозам, что чуть не задохнулась от ремня безопасности. В зеркале заднего вида было пусто, за мной никто не ехал. И слава богу!
– Как это пропала?
– Она вчера гуляла с друзьями, а потом они разминулись. Ничего особенного, правда?
Я еще крепче ухватилась за руль.
– Правда.
– В конце концов все собрались, но Колин так и не появилась. Они пошли ее искать и наткнулись в переулке на ее сумочку и туфли. А это… ничего хорошего в этом нет.
Голос Эйприл звенел от волнения. Похоже, ничто так не грело ее душу, как новость о пропаже одноклассницы.
– Но самое удивительное заключается в другом: в тот вечер Колин была в клубе. Ты о нем слышала. Где тусуются пришельцы. Она была в «Предвестии».
8
Весь день я только и думала, что об исчезновении Колин, а злоключения с Люком и дурацким телефоном вылетели из головы.
Понятно, почему Колин разминулась с друзьями. Наверняка во время облавы. А еще я хорошо представляла переулок, о котором шла речь. Тот самый, где я чуть не расквасила нос, выбравшись через окно. Я тогда не заметила ни сумочки, ни туфель. Не обратила внимания. Я мечтала лишь унести ноги из этого клуба и найти Хайди.
По словам Эйприл, друзья Колин отправились к ней домой, но родители понятия не имели, куда пропала их дочь. Наверное, рано было говорить об исчезновении, но никто не знал, где она. В одном Эйприл была права: сумочка и туфли, брошенные в переулке, – это не к добру.
Когда люди исчезают при подобных обстоятельствах, развязка редко бывает благополучной.
Но разве тот раненый лаксен был найден не в том же переулке? Тот, которого так жестоко избили? Арчер сказал, что нашел Чеса возле мусорных баков. А вдруг это не просто совпадение? Вещи Колин найдены в том же месте, где Чеса избили до полусмерти.
С этой мыслью я проснулась воскресным утром и заснуть уже не смогла. А если Колин увидела в клубе что-то странное… вроде того, что видела я? Люк сказал… господи, он же практически заявил, что непрошеные свидетели могут нарваться на неприятности! Не так прямо, но смысл тот же. В конце концов, в клубе скрывались лаксены-нелегалы.
Неужели подобное произошло с Колин? Она кого-то или что-то увидела – и исчезла. Было ли это как-то связано с тем, что случилось с Чесом? Может, он что-то знает и, когда очнется – если очнется, – расскажет правду?
Опять же, Чес – нелегал. Кому он поведает правду без риска для жизни?
Меня охватила дрожь, и я повернулась на бок. Мы с Колин никогда не были близки. Не считая того разговора в пятницу, мы с ней всего-то парой-тройкой слов перекинулись. Тем не менее дело было серьезное, и я очень надеялась, что она объявится.
Я села на кровати, спустив ноги на пол, но никак не могла отделаться от ужасной мысли: если с Колин и впрямь что-то случилось, это могло произойти и с Хайди, и со мной… Я ведь тоже оказалась в том переулке в пятницу вечером… точнее, свалилась туда.
А еще я возвращалась за мобильником.
Похоже, я дважды испытывала судьбу.
Кто знает, где была Хайди, пока не добралась до машины? Я вздрогнула. Даже подумать страшно.
– От этого клуба одни неприятности, – пробормотала я по дороге в ванную.
Возможно, Колин появится в школе в понедельник утром. Времена, когда люди пропадали бесследно, давно прошли. Нынче нельзя просто взять и исчезнуть.
Я твердила себе это, пока была в ванной, переодевалась в легинсы и длинную рубашку. Надеюсь, про позитивное мышление не врут.
Я схватила с тумбочки горемычный телефон и спустилась вниз. Мама уже проснулась и возилась на кухне в кремовом халате и пушистых тапочках в форме котят размером с голову, честное слово.
Мама совершенно не умела стильно одеваться, но все равно оставалась роскошной женщиной. Ее короткие блестящие светлые волосы всегда лежали волосок к волоску, не чета моим. Высокая, стройная, она не теряла врожденной грациозности даже в гигантских тапках, которые, как я понимаю, достанутся и мне по наследству.
И да, у меня была дурная привычка: всегда сравнивать себя с мамой.
Она была как прекрасное марочное вино, а я – как разбавленная ерунда, которая продавалась коробками в аптеках.
– Ну наконец-то.
Она стояла, облокотившись на кухонный стол, с гигантской кружкой кофе в руках.
– А я все гадала, когда ты объявишься.
Я с усмешкой проковыляла в кухню.
– Еще не так поздно.
– Я соскучилась.
– Угу. – Подойдя к ней, я потянулась и чмокнула ее в щеку. – Давно проснулась?
– С семи утра на ногах. – Она проследила за мной, пока я брела к холодильнику. – Решила все воскресенье проходить в пижаме, с немытой головой и нечищеными зубами.
Рассмеявшись, я вытащила бутылку яблочного сока.
– Очень круто, мам. Особенно про нечищеные зубы.
– Вот и я так подумала, – ответила она. – Вчера вечером даже поболтать не успели. Когда я пришла, ты уже дрыхла без задних ног. Как прошла пятница? Повеселились?
Скривившись, я потянулась за стаканом, стоя к ней спиной.
– Да так, ничего особенного. Смотрели фильмы и обжирались до отвала кексами.
– Обожаю такие вечеринки.
Налив стакан сока, я с невинным выражением лица повернулась к ней.
– Я съела слишком много кексов.
Что было чистой правдой, ведь за пятницу я наверняка набрала фунтов пять.
Я направилась в гостиную и, поставив стакан на подставку на кофейном столике, плюхнулась на диван. Потом проверила телефон. От Зои и Джеймса пришли сообщения, они предлагали вместе пообедать, но после пятничных приключений и вчерашнего утра мне хотелось спокойно отсидеться дома.
Где-нибудь с месяц.
– Поедешь сегодня во Фредерик? – спросила я, войдя в гостиную.
Даже по воскресеньям мама много работала. Иногда мы не виделись целыми днями. До замужества и рождения ребенка она объездила весь мир, изучая происхождение эпидемий. Сейчас она больше занималась исследовательской работой, руководя группой ученых-медиков в отделении инфекционных болезней.
Работа у нее была еще та.
От услышанных обрывков разговоров меня мучили кошмарные сны. Фурункулы и язвы. Обширные кровоизлияния, кровоточащие, лопающиеся глаза. Ужасные лихорадки, от которых люди сгорают за считаные часы.
Брр!
– Я взяла кое-какие бумаги, чтобы поработать дома. Но выходить никуда сегодня не собиралась.
– Черт, – сказала я, подхватив пульт и включив телевизор. – А я-то хотела замутить сходняк. Глобальный. С наркотой. Оттянуться по полной программе.
Мама фыркнула, присев на краешек кресла и водрузив кружку на очередную подставку. Мать была помешана на подставках. Они были разложены по всему дому.
Пока я перебирала каналы, она спросила меня про школу. Рассказывать было особо нечего, поэтому я продолжала машинально теребить пульт, остановившись, когда на одном из новостных каналов появился президент.
– Что он делает на телевидении? Сегодня воскресенье.
Дурацкий вопрос, конечно. Президент, светловолосый и моложавый – по крайней мере, по сравнению с коллегами, – казалось, прописался в ящике, давая одну пресс-конференцию за другой или обращаясь к народу.
– Наверное, это речь, с которой он выступал в пятницу.
– Да?
Я собиралась переключиться на другой канал, но заметила строку внизу экрана: «Президент Мак-Хью обсуждает законопроект об изменении принципов ПРП». ПРП расшифровывалось как программа регистрации пришельцев. Свод правил по регистрации и учету лаксенов. Существовали даже сайты, которые информировали людей, где лаксены проживают и работают.
Я никогда не заходила на эти сайты.
– Что все это значит?
Мама пожала плечами.
– Говорят, что изменят какие-то законы, касающиеся регистрации.
– Это я и так поняла, – сухо буркнула я.
Выступая, президент Мак-Хью смотрел прямо в камеру и, что бы ни говорил, неизменно кривил губы, будто вот-вот улыбнется. Меня это слегка раздражало, но остальные, казалось, его просто обожали. Возможно, в силу возраста или внешности. Он был по-своему симпатичным, хотя грубоватым. Выходец из военных, в прошлом году он одержал внушительную победу, пообещав американцам спокойную жизнь.
Похоже, лаксены под определение «все американцы» не попали.
Поигрывая пультом, я спросила:
– А если точнее, что изменится?
Мама вздохнула:
– Есть установка на усиление изоляции: лаксенов переселят в резервации, где им будет безопасней, ну и нам – тоже.
Она помолчала.
– К незарегистрированным лаксенам применят суровые меры. Эти поправки стоит принять, чтобы осуществить некоторые президентские программы.
Я вспомнила облаву в клубе и лаксенов, которые прятались в комнате… которых я перепугала. Я быстро переключила канал, выбрав шоу о тех, кто превращает свой дом в свалку ненужного барахла.
– Нет, это я смотреть не могу. – Мама покачала головой. – Меня сразу же тянет наводить порядок.
Закатив глаза, я оглядела комнату – нашу тщательно продуманную гостиную. Каждой вещи было отведено определенное место, даже коробкам-органайзерам, серым или белым. Весь дом был устроен в том же духе, куда уж дальше? Расставить коробки по размеру и цвету? Но мама явно не могла оторваться от экрана. Ну совсем как я. Мы с ней вечно не можем совладать с собой. Подобные передачи были ее «пунктиком».
Со стаканом в руке я замерла, услышав непонятный звук. Отставив сок в сторону, я оглянулась на прихожую. Весь нижний этаж был без дверей, одна комната плавно соединялась с другой, за исключением маминого кабинета, запиравшегося на ключ. По обе стороны от входа высились узкие окна, через которые проникал солнечный свет.
Ничего не заметив, я снова повернулась к телеэкрану, и вдруг мне померещилось, что за окном промелькнула чья-то тень. Я нахмурилась.
– Мам!
– Что, солнышко?
Тень за окном появилась снова.
– Там, за дверью… кто-то стоит.
– Что? – Она поднялась. – Я ничего не заказывала…
Она затихла, увидев, как дверная ручка повернулась налево, потом направо, словно кто-то пытался открыть дверь.
Что за?..
Я присмотрелась к панели управления сигнализацией на стене прихожей. Так и есть: она отключена. Ее редко включали днем, но дверь была заперта…
Нижний замок повернулся, как будто его открывали ключом.
– Мама, – прошептала я, не веря своим глазам.
– Эви, встань. – Мамин голос был на удивление ровным и спокойным. – Быстро.
Никогда в жизни я не вскакивала так шустро. Пятясь, я стукнулась о серую тахту, а мама уверенно обошла меня. Я думала, что она пойдет к двери, но она двинулась к дивану, откинула одну из тумбочек и потянула на себя диванную подушку.
Из-под подушки мама вынула ружье, целый дробовик! Я раскрыла рот. Конечно, я знала, что в доме есть оружие, ведь мама служила в армии. Но спрятать его под диванной подушкой, где я сидела, спала и ела сырные палочки?
– Прячься за моей спиной, – скомандовала она.
– Боже мой, мама! – Я вытаращила на нее глаза. – Все это время я сидела на ружье? Ты хоть представляешь, насколько это опасно? Я не могу…
Задвижка открылась со щелчком, прозвучавшим как раскат грома. Я сделала шаг назад. Как… как же так? Задвижку нельзя открыть снаружи, только изнутри.
Мама подняла ружье, целясь прямо в дверь.
– Эвелин, – рявкнула она, – встань за моей спиной. Живо!
Я метнулась вокруг дивана, чтобы встать позади нее. Окинув взглядом комнату, я схватила новый деревянный серый подсвечник, который собиралась фотографировать. Не решив точно, что делать с подсвечником, я зажала его в руке как бейсбольную биту и почувствовала себя намного увереннее.
– Если вламываются в дом, может, позвонить в полицию? И не придется никого убивать. Пусть они сами…
Входная дверь распахнулась, и в прихожую шагнула рослая широкоплечая фигура, расплывшись на мгновение в ореоле солнечного света. Потом дверь сама собой с треском захлопнулась, и солнечный свет исчез.
Я чуть не выронила подсвечник.
Это был Люк.
Люк, улыбаясь, стоял у нас в прихожей, не обращая ни малейшего внимания на ствол, направленный ему прямо в лицо. На меня он даже ни разу не взглянул.
Он наклонил голову:
– Привет, Сильвия, сколько лет, сколько зим.
С лихорадочно бьющимся сердцем я переводила глаза с одного на другого.
Он знаком с мамой? Знает, где я живу?
Мама вздернула подбородок:
– Здравствуй, Люк.
