Ван
Когда мы вместе с Бартом Лайвли работали в отделе убийств в полицейском управлении Миннеаполиса, нас называли «командой мечты». Наш легендарный уровень раскрытия преступлений был обусловлен методичными, почти навязчивыми методами расследования Барта и моей непревзойденной интуицией. По крайней мере, так говорили мне в лицо.
А за спиной называли ведьмой. Когда Барта не стало, когда он оказался под землей и его репутация уже больше не могла меня защитить, мою жизнь сделали невыносимой.
В детстве кажется, что, когда ты повзрослеешь, издевательства уже не будут ничего для тебя значить. Но бывают исключения.
Со мной так и вышло. Меня насильно вернули в детство. Я снова стала девочкой со сбитыми коленками, в самодельной одежде, со стрижкой, как у церковного служки. Когда я уже не могла выносить издевательства всего отдела по расследованию убийств и ту душевную боль, которую они мне причиняли, я уволилась.
Это было почти два года назад. У меня не было никакого плана, просто животное желание сбежать.
А дальше произошло нечто невероятное, в духе всякой чепухи типа «прыгни, и крылья сами появятся», какую вышивают крестиком на подушках из магазинов, где продаются по завышенной стене свечи и бокалы с надписями «пришел час выпить»: в Бюро по уголовным делам Миннесоты открылось отделение нераскрытых дел.
И меня туда взяли.
С тех пор я занималась аналитикой, своего рода офисной работой: искала информацию с помощью телефона и компьютера, выясняла факты, писала отчеты. Это не имело ничего общего с убийствами, и я ни капельки не возражала.
Мне нужно было прийти в себя после смерти Барта.
Но как говорится, дьявол рано или поздно потребует свое, и после всех этих месяцев в кресле мне все-таки пришлось выступить на поле боя за Бюро. Какая глупая неудача, что судьба снова свела меня с детективом Дэйвом Комстоком, главарем банды, выжившей меня из полицейского управления. При мысли о предстоящей встрече с ним у меня сводило желудок, но я бы скорее лизнула дерьмо, чем показала ему свою слабость.
Отстегнув фонарик от пояса, я осматривалась, направляясь к месту преступления. Машина «Скорой помощи», должно быть, подъехала прямо к краю места захоронения, прежде чем вернуться туда, где она стояла теперь. Глубокие следы шин могли уничтожить важные отпечатки, но тут уж ничего нельзя было поделать. Если есть хоть какой-то шанс, что жертва жива, врачам надо поторопиться.
Подойдя к этому месту, я вдруг ощутила запах Миссисипи – запах грязи, тины и вонючей рыбы, хотя река находилась в пяти или шести кварталах от меня. Я направила свет на противоположную сторону стоянки и заметила, что кто-то подъезжал оттуда за последние сутки, когда в последний раз шел дождь. Убийца? Ближе к яме повсюду рыхлая грязь – пыльный гравий, песок помельче и глубокая черная земля. Она скрывала отпечатки, но не все. Я различила мужские следы и еще несколько следов поменьше, идущие от того места, где остановился неопознанный автомобиль. Между ямой и местом стоянки машины свалили в кучу обрезные брусья.
Приблизившись, я ощутила тяжесть взгляда Комстока, но зрительного контакта его не удостоила. Я и так знала, что увижу. Волосы, всегда как будто мокрые, и брыли, как у Ричарда Никсона. Костюм, кое-где потертый, но приличный и хорошо подчеркивавший еще довольно подтянутую фигуру.
Пока Барт был жив, Комсток изображал моего приятеля – хлопал меня по спине в баре, как своих ребят, и даже однажды выписал мне похвальную грамоту. Он продвигался по служебной лестнице вместе с Бартом и давал всем понять, что любой напарник Барта – лучший друг Дэйва Комстока. Но с той самой секунды, в которую Барт за ужином и просмотром «NBS: Дата» вдруг свалился с сердечным приступом, Комсток принялся превращать мою жизнь в ад.
Тот факт, что на место преступления вызвали именно его, был приятен, как острый ноготь в глазу. Оставалось надеяться лишь на то, что Комсток, как и Барт, выше всего ставил процедуру. Ему не обязательно должны были нравиться те, с кем он работал.
Еще меня порадовало, что ему до сих пор удавалось держать форму по периметру. Увидев такое место преступления, большинство полицейских рванули бы в первый ряд. За эту историю им в любом баре досталось бы два бесплатных раунда, а то и все три – смотря как ее растянуть.
Над головой светила почти полная луна, заливая все вокруг жутким жидким сиянием. Осторожно, чтобы не испортить следы Комстока, я развернулась на триста шестьдесят градусов, расширив область обзора от непосредственного места преступления до окрестностей. К востоку тянулись последние три метра гравийной площадки, а за ними начиналась изрытая асфальтированная дорога. За дорогой шелестел лес, ведущий вниз к Миссисипи. Машины въезжали с запада, и столбы электропередач указывали на неизбежное развитие событий именно в этом направлении. За ними располагались железнодорожные пути.
К северу лежали заброшенные участки, а в самом конце, где-то на полмили выше, возвышалось темное офисное здание.
В полутора метрах справа от меня, на юге, находился центр места преступления. Участок простирался на двадцать пять метров дальше, за ним следовал еще один пустой участок, окруженный двумя заброшенными фабриками – их разделяла полоска пустого пространства. Кирпичные стены фабрик посерели и осыпались, широкие окна третьего этажа потрескались. Я готова была поспорить, что через год, максимум два, оба изъеденных временем здания обрастут лофтами с видом на центр Миннеаполиса ценой в миллион долларов каждый.
– Детектив Комсток, – обратилась я, наконец направив на него взгляд. Не отрываясь от ямы, он что-то мне хрюкнул.
Больше я была не в силах этого вынести. Я шагнула вперед и увидела то, на что он смотрел.
И лишь с трудом сдержала стон.
В большинстве случаев мертвецы выглядят очень спокойными, такими безмятежными, что кажется, они просто спят. Один парень из полицейского управления по имени Дерек, мой бывший коллега, от которого все старались держаться подальше, собирал негативы гангстеров, убитых в перестрелках. Ему нравилось смотреть на мирные фото погибших жестокой смертью.
Но с этой женщиной все было иначе.
Видимо, она кричала и кричала, пока не умерла.
Она лежала в яме примерно полтора метра глубиной, довольно широкой и длинной. Я присела на корточки, чтобы лучше ее рассмотреть. Изо рта свисала полоска скотча, покрытая кровью и слизью. Глаза на сантиметр вылезли из глазниц.
Ее волосы были светло-каштановыми с серебристыми прядями, но это было не модное окрашивание, а скорее седина, естественная для женщины около пятидесяти лет. На ней были темно-синие брюки и толстовка мандаринового цвета, на груди нарисовано желтое солнце. Руки связали чуть выше локтей, колени стянули вместе. Сильно пахло испражнениями.
Я встала и обвела фонарем следы, уходившие на восток.
– Это ваши?
– Сама-то как думаешь? – резко спросил Комсток.
– Думаю, вы шли по следам «Скорой помощи». – Именно так повел бы себя любой порядочный детектив по расследованию убийств. Я направила луч на связанные колени женщины, а потом вновь перевела на те следы, что поменьше. Либо жертву связали уже после того, как сбросили в яму – что казалось маловероятным, либо на месте происшествия находилась другая женщина или ребенок.
– Как вы думаете, она была в сознании, когда ее закопали? – спросила я. Комсток дернул плечом.
– Это вне моей компетенции. Хотя он, черт бы его побрал, планировал, что она очнется. – Он указал фонариком на кучу досок возле ямы и на выступ сантиметров в пятнадцать, вырытый возле тела жертвы, очерчивающий ее голову и плечи. Я не сразу поняла, для чего нужен был этот выступ. Тот, кто похоронил ее заживо, обложил его досками, чтобы таким образом устроить внутри могилы небольшой контейнер и обеспечить ей достаточно воздуха, чтобы она умирала медленно, продолжая кричать, но понимая, что ее не услышат. Что-то жидкое и горячее разлилось у меня в груди. Я повернулась к доскам.
– Кто откопал ее до конца? Ваши ребята или врачи «Скорой помощи»?
– Он, – ответил Комсток, тыча большим пальцем себе за спину. – Бомж.
Нахмурившись, я оглянулась на мужчину, так и оставшегося возле машины «Скорой помощи».
– Он разрыл всю могилу?
– Да. Мы удивились не меньше тебя. Врачам оставалось только проверить ее пульс. Она была мертва.
– Думаете, он сам ее и похоронил? – я не могла не задать этот вопрос. Какое-то время Комсток молчал, наконец хриплым голосом ответил:
– Я не знаю, но мне кажется, его сильно расстроил тот факт, что он не смог ее спасти. Он постоянно повторял, что если бы сразу понял, где голова, то добрался бы до нее вовремя. Ты видела его ногти? Такие же, как у погибшей.
Комсток направил фонарик на согнутые пальцы женщины, навсегда застывшие у плеч – скотч чуть выше локтей не давал ей поднять руки выше. Концы пальцев, неестественно коротких и тупых, были черно-красными.
– Она содрала их до костей, пытаясь выбраться. – Комсток, как настоящий профессионал, сумел не выдать дрожь. – Удачи тем, кто станет снимать отпечатки.
Какое-то время я смотрела вдаль, потом перевела глаза на Комстока.
– Чьи криминалисты приедут? Ваши или наши?
Он посмотрел мне в глаза – впервые за эту встречу. На похоронах Барта он донимал меня сильнее всех – насмехался, не давал пройти в ванную, чтобы побыть одной и оплакать своего друга. Интересно, подумала я, помнит ли сейчас об этом Комсток. Вид у него был такой, будто ему плохо. Ну и замечательно. Раз уж кому-то должно быть плохо, пусть это будут такие люди, как Комсток.
– Ваши, – ответил он, вновь взглянув на жертву. Я так и думала, и это вызвало у меня большой вопрос.
– Зачем же вы тогда позвонили в Бюро?
Ван
В 1920-х годах бандиты из Чикаго Джон Диллинджер, Аль Капоне и Малыш Нельсон решили, что север Сент-Пола станет для них частным курортом. Местные офицеры были плохо подготовлены к борьбе с их преступной деятельностью, так что законодательный орган штата предложил создать отдельное агентство, не имевшее собственной юрисдикции и нужное только для того, чтобы оказывать помощь правоохранительным органам по всему штату по их запросу.
Так появилось Бюро по уголовным делам. Оно начинало с малого – с мобильной резервной группы. В тридцатые годы к нему добавилось статистическое подразделение, которое занималось отслеживанием преступности и криминальных моделей и более эффективно на них реагировало. В сорок седьмом Бюро построило первую в регионе лабораторию судебно-медицинской экспертизы. Она стала одной из лучших лабораторий в стране, известной своей обработкой мест преступлений и анализом улик. С тех пор Бюро не только привлекло еще больше агентов и открыло еще больше местных отделений, но и создало несколько оперативных групп и основало один из первых специализированных отделов по нераскрытым делам в стране, пусть даже небольшой.
– Я сделаю все возможное, чтобы закрепить за вами должность, – пообещал Эд Чендлер, заместитель суперинтенданта следственных служб, предложив мне эту работу. – Главное, не паникуйте и не забывайте дружить с местными правоохранительными органами. Агенты Бюро – как нечисть, их нужно вызывать.
Нас вызвал детектив Дэйв Комсток. И поскольку он работал в наиболее оснащенном полицейском управлении штата, я не могла не задаться вопросом: почему?
В ответ он наклонился и изящно, как канапе на чаепитии, подхватил с земли полиэтиленовый пакет для улик. Видимо, он не убрал его в сумку, потому что там находилась какая-то важная жидкость, которую он боялся размазать или нагреть. Фонариком он подсветил пакет снизу. Я наклонилась вперед.
Внутри лежало ювелирное украшение. Латунная цепочка, самая дешевая, от времени ставшая зеленовато-коричневой, и подвеска. Я моргнула. Это была половинка эмалированного сердца с искусственно зазубренным краем посередине. Каждая американская школьница хотя бы месяц или два в своей жизни носила такое с лучшей подругой пополам. Те, кто посентиментальнее, потом хранят свою половинку в коробке вместе с валентинками и счастливыми билетиками, пока новое поколение после смерти романтика не выбросит его сокровища.
Но у этой подвески было кое-что интересное: два блестящих камешка в правом верхнем углу. Стразы, конечно. Сама половинка была ярко-красной, как помидор черри, и засохшая кровь усиливала цвет. Комсток повернул пакет, чтобы я могла увидеть обратную сторону подвески. На ней что-то было выгравировано – кажется, инициалы и еще какое-то слово, которое я под слоем крови не могла разобрать.
– Что там написано? – спросила я.
– Не знаю. – Он с прищуром посмотрел на меня. – Ты сама-то не узнаешь?
Я покачала головой.
– Серьезно не знаешь, что это за подвеска? – продолжал он тем притворно-недоверчивым тоном, который хорошо освоил за то время, что я проработала в полицейском управлении. Мне внезапно захотелось его ударить. Я ничего не ответила.
Он так долго на меня таращился, что я подумала – вдруг он и вправду не может в это поверить?
– Нет.
– Неужели ты не в курсе дела о Похищенных? Это самое известное дело в Миннесоте, не считая дела о ребенке Линдбергов[1]. – Он закатил глаза. – Не говори мне, что впервые о нем слышишь.
Если он и заметил, что мои руки сжались в кулаки, то ничего не сказал.
– Это произошло в 1980 году в Лич-Лейке, примерно в пятнадцати милях к северо-западу отсюда. – Он по-прежнему держал пакет в руке, направив на него фонарик. Кровь, покрывшая подвеску, была черной или рубиновой, в зависимости от того, как на нее падал свет. – В то время я патрулировал город. Три маленькие девочки, две сестры и подруга, ушли в лес. Вернулась только одна. Я понимаю, ты тогда даже еще не родилась, но уж материалы-то могла бы изучить?
Я не стала ему ничего объяснять, но если бы я стала что-то ему объяснять, я бы сказала, что в файлах Бюро больше трехсот нераскрытых дел, а я не так уж и долго пробыла в команде. Занятие аналитикой подразумевало работу над тем, что поручал мне Чендлер, то есть в основном построение временных рамок и тщательное изучение старых файлов в поисках чего-то, что упустили следователи. Как любил говорить Чендлер, ответ почти всегда находится в файле. Вот почему при словах «глухое дело» полицейские всегда ощетиниваются, пусть даже они сами нас вызывают. Все хотят справедливости, но мало кто – за свой счет. Комсток принял мое молчание за то, за что он его принял.
– Девочка, которая вернулась из леса, – продолжал он, – неделями молчала, как монахиня. Никаких травм она не получила, не считая того, что сожгла ноги. Тротуар был настолько горячим, что его куски пришлось вырезать из ее ступней. Женщина, которая ее обнаружила, сказала, что от девочки пахло тушеной свининой, но она этого не замечала. Просто смотрела прямо перед собой, будто из нее вытрясли всю душу.
Перестать ощущать свое тело – обычная реакция на травму, но чтобы не чувствовать, как горят твои ноги? Мое сердце сжалось при мысли о том, что видел этот бедный ребенок.
– Вскоре, само собой, весь штат знал, как выглядели эти три девочки и как они в тот день были одеты. Несколько недель только это и крутили по всем каналам и печатали во всех газетах. На двух девочках, той, что вернулась, и на ее подруге были точно такие же подвески – со стразами спереди и гравировкой сзади.
– И у какой из них была эта половинка сердца?
Мы оба обернулись, услышав грохот приближающейся машины, черного седана агента Гарри Стейнбека, легендарного судебно-медицинского эксперта. Он был до того туго пристегнут, что удивительно, как не вышел из машины вместе с креслом. Я была готова к тому, что он – опытный специалист. Я не была готова к тому, что меня бросит в жар.
– Надеюсь, этот парень нам все и расскажет, – кивнул Комсток в его сторону.
Ван
Гарри двинулся нам навстречу с таким видом, будто заглянул на званый обед в стиле пятидесятых по дороге домой с работы в рекламном агентстве. Его коричневые модельные оксфорды были идеально начищены, брюки идеально отглажены, льняная рубашка идеальна для такой душной погоды. Довершали образ соломенная федора и портфель из кожи того же цвета, что и его туфли и ремень.
Однажды он сказал мне, что у него всегда наготове – и дома, и на работе – полный комплект одежды на случай таких вот звонков в нерабочее время. Это ужасно, подчеркнул он, что мужчинам, женщинам, а иногда даже детям приходится переживать нечто настолько шокирующее. Он ничем не мог помочь жертвам и их семьям, но из уважения к ним старался выглядеть как можно лучше. Они, конечно, не обращали внимания на его безупречный внешний вид, но это имело значение для него самого и, возможно, других офицеров.
Мы с ним встретились у машины «Скорой помощи», Кайл вскоре подошел к нам.
– Очевидная вивисепультура? – поинтересовался Гарри. Мои брови удивленно взлетели вверх. Гарри был старше меня всего лет на семь или восемь, но выражался как древний старик.
– Если ты имеешь в виду погребение заживо, то да. Жертва – женщина, на вид примерно лет пятидесяти.
Гарри изо всех сил старался смотреть мне в глаза, а не на дыры на моих черных джинсах. Я подавила желание рассказать ему, где я была, когда мне позвонили, чтобы дать ему понять, что я появилась здесь не по своей воле. Я как могла старалась уморить голодом мысли, что подумают люди о том, как я выгляжу. Не хватало только разрешать Гарри их подкармливать.
– Есть какая-нибудь идентифицирующая информация? – спросил он.
Я покачала головой и указала на свидетеля, который до сих пор был возле машины «Скорой помощи». Когда мы подошли, он поднял голову, но тут же опустил. От него резко пахло кислятиной.
– Это мистер Шоу. Он обнаружил жертву, – я откашлялась, – и сделал все возможное, чтобы ее спасти.
Подбородок мистера Шоу задрожал, глаза сверкнули, как драгоценные камни. Его многочисленные рубашки – я насчитала четыре – видимо, изначально были разных цветов, но со временем стали одного – грязно-коричневого.
– Этого оказалось мало, – добавил он.
– Я агент Стейнбек, – представился Гарри, снимая шляпу. Он хотел пожать мистеру Шоу руку, но, заметив его окровавленные пальцы, отказался от этой идеи. – Вам нужна медицинская помощь.
– Не хочу, – отказался мистер Шоу. Его возраст трудно было определить, потому что его лицо перекосило от боли. Шестьдесят? Семьдесят?
Гарри обвел глазами стоянку.
– Сколько людей было на месте происшествия?
– Только детектив Комсток, – ответила я и тут же задалась вопросом, поладят ли они с Гарри. – Тот тип, что стоит у ямы. Он клянется, что трое прибывших на место офицеров не присутствовали на месте происшествия, так что остается только констатировать смерть и присутствие мистера Шоу.
В поле зрения появился фургон Бюро. Команда Гарри приехала на место преступления. Пока фургон парковался, Гарри сосредоточил все свое внимание на мне.
– Ты видела жертву?
Этот вопрос он задал чисто из вежливости. Он видел, как я возвращалась с места преступления.
– Видела, – ответила я, массируя лоб. Вчерашний кошмар лишил меня сна, а от сегодняшнего зрелища перехватило дыхание. И все же мне было приятно видеть Гарри. Мы с ним вместе работали над делом о Чайной убийце, которое привело нас в Коста-Рику.
Я не сомневалась, что Гарри – хороший агент. Самый лучший.
– Ладно, – сказал он, когда его команда выбралась из фургона и принялась разгружать оборудование. – Расскажите подробнее, что именно произошло. – Он переключил внимание на Кайла. – Агент Камински, пожалуйста, попросите офицеров помочь моей команде установить освещение по периметру. Я буду рассматривать территорию на протяжении сорока пяти метров в обе стороны от захоронения как главное место преступления.
– Ясно, – произнес Кайл и отошел в сторону. У меня возникло ощущение, что он сам хотел отдавать распоряжения, но надо отдать ему должное, он подошел к полицейским, стоявшим с другой стороны машины «Скорой помощи», что-то тихо сказал им и указал на нас с Гарри. Две женщины-офицера открыто любовались Гарри, и я не могла их винить – на то он и красавчик.
Он обвел одобрительным взглядом мои перчатки и бахилы.
– Прежде чем мы отправимся на место происшествия, не могла бы ты помочь мне собрать улики у мистера Шоу и убедить его перевязать раны?
Я кивнула, сжав губы в тонкую линию.
Ван
– Нам не нужно ждать ордера на обыск? – спросил Гарри, оценивая расстояние, отделявшее нас от места преступления. Пришлось приложить немало усилий, чтобы убедить мистера Шоу поехать в больницу. Он считал, что не заслуживает заботы, особенно после того, как «позволил ей умереть». И только когда я сказала, что нам будет легче собрать доказательства, если не придется беспокоиться еще и о нем, он наконец согласился.
Я покачала головой.
– А ордера и нет. Комсток говорит, что эта территория в собственности города.
– Ты знаешь детектива Комстока.
Его слова прозвучали не как вопрос, а как утверждение. Учитывая, сколько я проработала в полиции Миннеаполиса, это нужно было уточнить, чтобы себя обезопасить. Я поняла и то, что он на самом деле хочет выяснить: во что он, собственно, ввязывается.
– Мы вместе работали в отделе убийств, – сообщила я. – Он дружил с моим бывшим напарником.
Гарри чуть приподнял брови:
– А с тобой у него хорошие отношения?
– Не-а.
Губы Гарри дернулись.
– Он думает, что это убийство связано с Похищенными. Ты слышал об этом деле?
– Да. – Лицо Гарри резко посерьезнело еще больше. – Почему он думает, что они связаны?
Я рассказала ему о цепочке с подвеской в виде половинки сердца и о месте преступления. Когда я договорила, уже включились дуговые лампы и место преступления осветилось, как съемочная площадка. Территорию оградили по периметру.
К нам подошли агенты Бюро Дипти Сингх и Джонна Льюис, а вслед за ними – Кайл. Все сотрудники Бюро были отлично обученными судебно-медицинскими экспертами, но Гарри всегда выбирал именно Дипти, талантливого фотографа, и Джонну, настоящего гения по части поиска улик.
– Какой у нас план? – поинтересовалась Дипти. На свету ее черные волосы казались почти синими. Она осматривала местность, несомненно, оценивая ракурсы. В Бюро она пришла пять лет назад, сразу после университета Миннесоты, и была в курсе всех полевых цифровых технологий.
– Мы идем по тропе. – Гарри указал на мои следы.
– Мы уверены, что там не свалка трупов? – уточнила Джонна, брюнетка лет пятидесяти, известная своим крепким желудком. Мне рассказывали, что при виде трупа недельной давности, в летнюю жару плававшего в болоте, она даже носа не сморщила. Сегодня на ней были белое защитное снаряжение и сетка для волос.
– Насколько это возможно, – пожала плечами я. – Мистер Шоу сказал, что она кричала, когда он пытался ее выкопать. Он не смог найти пульс, но когда он наконец до нее добрался, она была еще теплой. Нам придется дождаться вскрытия, чтобы подтвердить время смерти, но я почти не сомневаюсь, что речь об убийстве.
Дипти вздрогнула, натягивая вторую пару перчаток. Она была в джинсовом комбинезоне, сшитом на заказ.
– Подумать только, похоронили заживо. А я уже думала, что видела все.
– Будем придерживаться обычных правил. – Гарии уже переоделся в защитный костюм, федору сменил на капюшон. – Первым делом мне нужно видео, как закончите с ним, займитесь фотографиями. Мы с Джонной просканируем видимые и скрытые улики, а потом, когда фото будут готовы, мы все вместе постараемся собрать все то, что могло быть утеряно, и изучим руки жертвы. – Он выпрямился и продолжал: – Агент Камински, я бы хотел, чтобы вы вместе с офицерами осмотрели территорию за пределами полицейской ленты. Евангелина, не могла бы ты представить меня детективу Комстоку?
Я не люблю, когда меня называют полным именем, но я уже не надеялась, что он когда-нибудь станет называть меня Ван. Зато он попросил их познакомить именно меня. Это должно было дать полиции Миннеаполиса понять, что он подчиняется мне как первому агенту Бюро на месте происшествия. Такие тонкости впоследствии имеют большое значение.
Дорога к месту захоронения была медленной, мы с Гарри шли след в след, ступая осторожно, как танцоры. Комсток по-прежнему стоял там, где я его оставила.
– Детектив Комсток, – обратилась к нему я, когда мы добрались до места происшествия, – это агент Стейнбек. Стейнбек – Комсток.
Они оба кивнули друг другу, и Гарри присел рядом с ямой. Я уже второй раз увидела жертву, но мне стало точно так же жутко. За десять лет работы я ни разу не видела лица, настолько перекошенного ужасом. Я попыталась представить, какими стали ее последние двадцать четыре часа. Она просто радовалась жизни, работала с девяти до пяти, растила детей, оплачивала счета, пока однажды ее не похитил маньяк на парковке у продуктового магазина? Или ее дни были полны страданий, она мучилась в заточении в собственном доме, а смерть стала для нее жестоким крещендо?
– Медицинские работники «Скорой помощи» не обнаружили в ее карманах никаких документов, удостоверяющих личность, – повторила я слова Комстока. – Следы, о которых я говорила, находятся сразу же за следами врачей. – Я направила фонарик на упомянутое место, и его луч тут же поглотился светом дуговых фонарей.
– А это что такое? – резко вставая, спросил Гарри.
– Что? – Детектив Комсток отшатнулся от могилы.
Гарри вздрогнул:
– Прошу вас, никуда пока не уходите. Сначала нужно как следует изучить этот участок.
Детектив Комсток нахмурился, но остался на месте.
– Я имею в виду вот что, – пояснил Гарри.
Я медленно приблизилась к тому месту, на которое он указывал, и наклонилась. Гарри последовал моему примеру. Примерно в полутора метрах следы врачей заканчивались, и значит, мы не могли двигаться дальше, не испортив место преступления. Тем не менее мы были достаточно близко, чтобы разглядеть четыре углубления размером с монету в пятьдесят центов, равноудаленных друг от друга. Мой желудок резко свело.
– Стул, – сказала я.
– Какого черта здесь вообще стоял стул? – воскликнул Комсток. Мы с Гарри переглянулись.
– Он заставил ее смотреть, как роет ей могилу, – ответила я.