Мастер попалась… откровенно странная. Я бы даже сказал, с некой долей безумия. Ее настроение невозможно было понять, она с одинаковой доброжелательной улыбкой как обнадеживала, так и буквально кидала своими суждениями в пропасть. Только я решил, что интересую ее именно как любовник, даже решил закрыть глаза на странные фетиши – не садистка, и ладно, – как последняя ее фраза заставила унимать дрожь в коленях: никакой еды и скверны, пока я не выполню свое предназначение как Оружия. То есть сначала на боевую вылазку, потом согреть постель и только затем долгожданная подпитка. Был бы я полон сил – справился бы, тем более что условия справедливые – сначала дело, потом плата. Но я не ел уже вторые сутки, и скверна потрачена. Идти сейчас в живцы – все равно что самоубиться. Каюсь, в какой-то момент я даже проработал в голове вариант с устранением женщины или просто выведением ее из строя. Мастер, готовая с улыбкой на лице убить тебя, – стоит ли оно того?
И тут она меня снова ошарашила – захихикала, глаза прищурила, а они у нее и так узкие…
– Ты что, решил, что я тебе еды не дам, пока добычу в дом не принесешь? Ой, блин, юморист! Где ж я тебе сейчас тут нерпу возьму, чтоб ты на нее охотился? А если ты про свои фантастические штучки говоришь, то я тем более ни ухом ни рылом, что такое кубы и куда тебе их надо засунуть, чтобы ты поохотился. Пошли сначала поедим, а потом будем вдумчиво разбираться, откуда вы такие интересные свалились на мою голову.
И вот опять – резкая смена линии поведения и прямых приказов. Сумасшедшая. Или нет? Где-то на окраине сознания забрезжила смутная мысль: может, она и не приказывает вовсе, а просто… нарочно дразнит? Подшучивает? Выбивает из колеи и внимательно смотрит на мою реакцию своими хитрыми узкими глазками. А я ведусь, как цвирчонок за кубом на ниточке.
Куцей нашей связью сильно мысли не прочтешь. Но я напрягся, стараясь уловить хотя бы общее настроение. Она… ржа, она еще более странная, чем я думал!
Одновременно ей и весело, и страшно, и любопытно, вместе с тем она насторожена, но при этом слегка возбуждена. И ничего не понимает… Я ей, кажется, нравлюсь, но опаска никуда не уходит.
Пока это все, что смог нащупать, но даже от такого голова отозвалась неприятным гулом. На контакт тоже нужна скверна…
Ну… по крайней мере, убивать не собирается и голодом морить не намерена. Пока. К детям тоже вроде неприязни нет, даже раздражения не ощущаю. Может, она хорошо владеет менталом? Тогда мои потуги бесполезны, мне покажут лишь то, что сами посчитают нужным.
Я еще раз посмотрел в прищуренные и странно веселые глаза. А не попали ли мы из горна да в ледник?
– Ты так опасливо на меня косишься, что прямо подмывает сказать «Бу!» и за попу ущипнуть, – хмыкнула Мастер, подталкивая меня к двери. – Иди уже… пугливый насильник. Я тоже проголодалась. Будем обедать.
– Благодарю, – кивнул я и, стараясь не делать лишних движений и не сильно глазеть по сторонам, последовал за своим Мастером. Провоцировать ее на приставания при детях не хотелось. Отказать я пока не смогу, так же как и не подчиниться – слишком мало информации, рано проверять границы дозволенного. А для детей я так бы и хотел остаться старшим, сильным и надежным, а не опуститься до уровня пугливого ручного цвирка, вьющегося в ногах у тетеньки. Если Чарт еще сможет понять и принять, то малышня… Да и инстинкты Оружия быстро заставят их принять сторону Мастера, такова наша природа.
Но когда мы вышли в большую комнату, я мгновенно подобрался и выбросил из головы лишние мысли. Быстрый взгляд по сторонам – мелкие здесь, даже Цвичка, Чарт вон, прикинулся ветошью в уголке… а на диване, закинув ногу на ногу и со скучающим видом полируя ногти, сидит глава клана Лакоста. Ее Оружие стоит рядом и смотрит на детей неприветливо и даже слегка брезгливо. Ржа… чего им надо?
– Закончили свои брачные игры, голубки? – усмехнулась Ликерия Лакоста. – Вижу, мой подарок пришелся тебе по вкусу, – кивнула она уже моему Мастеру. – А так возмущалась поначалу.
– Странная у вас манера дарить подарки, – раздался голос Марины.
Я скосил на нее глаза и поразился, какой… ничего не выражающей поверхностью стало ее лицо. Словно вырезанный из дерева идол.
– Какая бы ни была, дело сделано, – пожала плечами Лакоста. – Значит, так… объясняю один раз, так что слушайте внимательно. Ваша задача – набрать минимальное количество миссий для получения карточки Мастера низшего ранга, отметить это в секретариате и исправно платить клановые взносы. Все остальное – ваши проблемы, и они нас не касаются. Хотите выкармливать металлолом – ржу вам в руки. Но тихо, чтобы имя Лакоста ни в коем случае не оказалось замешано ни в каком скандале. Если клану понадобится ваше участие в какой-то миссии, или же просто нужно будет ваше присутствие – являетесь незамедлительно по сигналу. Но в ваших интересах сделать так, чтобы о вас вспоминали как можно реже. За выполнение всего вышеперечисленного на вашей карте лежат подъемные, надеюсь, вы потратите их с умом. Впрочем, на этой планете даже не знаю… куда можно их потратить. Это первый вариант, – тут она прервалась и посмотрела в глаза моему Мастеру. – Второй вариант – это вливание в клан. Полное обеспечение нужд, уютный домик где-нибудь на побережье голубой спирали, привязка подходящего Оружия и… рождение от него минимум одного будущего Мастера и одного Оружия. Которых, естественно, потом заберут в главную ветвь. Сразу замечу, что это очень выгодные условия, многие дикари о таком и не мечтают. Я предлагаю тебе такие привилегии исключительно из доброты душевной, учти. Если не веришь – пусть твой металлолом тебе расскажет, каково живется дикарям. Не зря же он так рвался в клан, что даже согласился на привязку к бессознательному незнакомому Мастеру. Так что…
– Постойте, – прервал я Лакосту. – Вы хотите сказать, что Мастер Марина… дикарка?!
– Она младшая удочеренная клана Лакоста, – невозмутимо пожала плечами блондинка. – Кем она была раньше, тебя не касается. В договоре об этом не сказано ни слова.
– Твар-рь, – не выдержал я, прошипев сквозь зубы. – Дешево же ты оценила свою жизнь, глава, – последнее слово я буквально выплюнул.
Ее Трезубец угрожающе дернулся в мою сторону, но хозяйка поймала своего защитничка за пояс штанов и улыбнулась мне одними зубами. – Никогда не играй на чужом поле, Оружие, – притворно ласково попеняла она. – Металлолом не должен ставить условия Мастерам, спасение наших жизней – это ваша обязанность. Скажи спасибо, что я просто не сдала тебя в совет с твоими неучтенными порталами на закрытую планету. Сиди тихо, не суйся в призму со своими претензиями и благодари Прародителя, что вообще хоть что-то получил. Дикарка с неразвитой планеты – твой потолок, мальчик. Сумеешь ей объяснить, что такое скверна и как не облажаться на первой же охоте – считай, повезло. Впрочем, если она умная и согласится на проживание в клане… я найду тебе применение. Ты был очень неплохим живцом, да, может, и в бою чего-то стоишь. Правда, остальной металлолом придется оставить здесь. Мне не нужен мусор на клановых землях.
Я застыл, стараясь справиться с переполнявшей меня яростью и отчаянием. Все зря… неужели все зря?!
Дикарка, ржа побери! Стоит ей только понять всю картину целиком, как она сразу выберет второй вариант. Надежда пока только на недопонимание…
– Нет уж, спасибо, – голос, прозвучавший совсем рядом со мной, был удивительно спокоен и даже слегка ироничен. – Ваша рекламная кампания меня не впечатлила, извините. Если это все, то я вас больше не задерживаю.
Я скосил глаза и еще раз полюбовался на каменную маску. О чем она думает, не было слышно даже через нашу куцую связь, а догадаться по лицу и вовсе невозможно.
– Ну что же, – Ликерия грациозно поднялась с дивана, положила руку на плечо своего Оружия и снова улыбнулась. – Твой выбор. Впрочем, я даю тебе шанс передумать. Скажем, в течение месяца. Когда эта орда металлолома высосет тебя досуха – приходи. Поговорим. Правда, условия могут слегка измениться, сама понимаешь… так что до встречи.
Ну офигеть теперь, какое мне счастье привалило. Иди туда, не знаю куда, будет тебе кормушка у теплого моря и план на приплод. Зашибись как выгодно поступить в свиноматки.
Если бы я не была внучкой своей бабки, я бы этой крале блондинистой все глазенки повыцарапывала и не посмотрела бы на мужика, который все время возле нее держался и старался ее от меня заслонить. Что интересно, мымра вещала с полной уверенностью в своем праве и безопасности, а вот ее спутник все время был напряжен и смотрел только на меня – чувствовал угрозу?
Наложника-насильника моего корежило не по-детски, когда эта баба прямым текстом ему выдала, что она его мною обманула и поимела. Пришлось обнимать за талию и тихонько гладить по спине, так, чтоб вещунье этого было не видно.
Парень на этот мой жест отреагировал как молодой олень-стригунок – напрягся, косился диким лиловым глазом, а потом расслабился и задышал спокойнее, особенно когда я послала эту даму с ее предложениями в самых вежливых выражениях.
Блондинка встала с моего дивана, еще раз окинула презрительным взглядом всю нашу компанию – особенно детей, забившихся по щелям, – высокомерно улыбнулась, положила руку на плечо своему телохранителю и с легким звоном… исчезла.
Вот за последний взгляд и за это ее пренебрежительное «металлолом тебя высосет досуха» особенно хотелось вцепиться в белобрысые волосенки. Моль бледная. Дети – это радость, это будущее. Правда, пока до того будущего доживешь, эта радость тебя реально немного до инфаркта доведет, но это закон природы.
Не знаю, как в этой их «призме», а у нас на севере детей на мороз умирать не выкидывают. Да и вообще… что я, с мелкотой не справлюсь? Ха! После бабкиного летнего стойбища, где взрослые пасли оленей, а подростки – младенцев? У меня двоюродных-троюродных братьев-сестер-племянников-племянниц на средний детский сад наберется. И все шустрые такие, как мошкара. Ничего, справлялись же.
Мымра испарилась, но после ее ухода пару минут в комнате еще стояла напряженная тишина. А потом из угла вылезла зеленая крыса, запрыгнула на стол и начала громко материться. Во всяком случае, заливистые цвиркочущие трели, которые это создание издавало, глядя на то место, где стояла незваная гостья, звучали именно так: экспрессивно и очень недовольно.
– Цви! – испуганно пискнула из угла девочка, которую я принесла в одной охапке с крысой (кстати, единственная девчонка в этой компании помоечных подкидышей), и требовательно протянула руки в сторону стола. Крыса недовольно задергала носом, но спрыгнула с трибуны и поскакала через комнату к хозяйке. А… точно, я же запретила сажать живность на стол. Потому что гигиена. А крыса еще не мытая.
– Ничего, я в целом с ним согласна, – утешила я малышку, глядя, как она поймала крысюка в охапку и прижала к себе, глядя на меня испуганными умоляющими глазами. – Цвыдра она паршивая, эта тетка. Но зверя все равно надо выкупать, – немного подумала и добавила: – И проглистогонить. Прививки сделать.
Кстати, не знаю почему, но вот сейчас я четко поняла, что зеленый монстр – самец.
Девочка вздохнула, погладила зеленую всклокоченную шерсть и робко попыталась улыбнуться. А я только сейчас поняла, что ребенок так и сидит там, куда я ее усадила в суматохе, после того как вся эта компания оказалась у меня дома. Вот по-быстрому покормила, ополоснула, посадила…
– Что у малышки с ногами? – наложника своего я так и не выпустила, все держала за талию и машинально поглаживала. – Что-то серьезное?
– Ее… – он посмотрел на меня хмуро, явно подбирая слова, – ее растили как расходный материал. Накопитель, который должны выпить, как только появится покупатель.
– Охренеть у вас поганая помойка, – сделала я вывод и вдруг заметила, что все мои невольные гости странно напряглись. Словно боятся моей реакции.
– Цви почти выпили. Тот, кто ее спас, успел в последний момент. Но она все равно уже не станет полноценным Оружием, – все тем же сдавленно-напряженным голосом продолжил парень. И уставился на меня как на куницу у птичьего гнезда.
– Покажем врачам… а лучше к бабке отвезем, от ее камлания обычно больше толку, – я нахмурилась. – Только у меня отпуск через четыре месяца, раньше не получится… плохо.
Странно, да? Вот они все мне на голову свалились ни с того ни с сего, я их, можно сказать, в первый раз вижу… а уже пытаюсь сообразить, как лечить чужого ребенка. Ну да это городским странно. А в тундре в одиночку не выжить. Любого гостя обогреют, накормят-напоят, а если человек хороший и хочет остаться – так и в родню примут. И детей чужих в тундре не бывает.
– Она живет так больше года, уже привыкла, – выдал из угла постреленок по имени Тукк. – Несколько месяцев ничего не изменят.
– Плохо, что привыкла, – я недовольно поджала губы. – Ладно, это я решу… есть один способ. Хотя бы совет получить… А вы почему выглядите так, словно вас опять год не кормили? Я кому на столе оставила картошку с рыбой и хлеб?
– Общую еду всегда поровну делит старший. Самим нельзя, – пояснил уже Чарт, выбираясь из-за большого кресла, где он все это время изображал деталь интерьера.
– В этом доме еды всегда хватало и будет хватать всем, поэтому можно в любой момент идти, брать и есть, – я отпустила, наконец, насильника, прошагала через комнату, взяла на руки девочку, уже не обращая внимания на то, что крыс стал нюхать мне ухо и щекотаться усами. – Все на кухню.
А сама подумала, что надо срочно телеграфировать домой, пусть шлют грузовик мороженой рыбы. И икры… и оленины.
Несмотря на прямой приказ Мастера, внезапно оказавшейся дикаркой, дети не спешили к столу. Каждый вопросительно уставился мне в глаза, спрашивая. Это заставило меня вздохнуть с облегчением – все не так плохо. Пальцами я изобразил уже привычный жест – «как обычно, на всех», и только тогда, сверкая счастливыми улыбками, мелкотня ринулась к столу. Цвичку вместе с ручной сигналкой я аккуратно забрал из рук женщины и усадил на стул сам.
– Цвирк поел, – тихонько и с легкой завистью сообщил мне Чарт. – Там у М… Мастера такая здоровенная лохматая гончая во дворе, он у нее из миски стащил.
Я понятливо стряхнул с платья Цвички живность и несильно пнул того в угол. Зеленошкурый запищал недовольно, но, наткнувшись на мой взгляд, юркнул куда-то за дверь. Правильно, нечего наглеть. А то Марина его на стол, конечно, не пускает, но на то, что Цвичка этого наглого звереныша из своей тарелки прикармливает, даже не морщится.
У меня вообще странное ощущение, что дисциплину здесь поддерживать намерен только я. Мастер, хоть и радеет за гигиену, в остальном странно расслабленная и реагирует на детей как-то… словно им все можно. Чужим детям в чужом доме.
Хочет Тукк с ногами залезть на стул – она смотрит спокойно. Хватает Такки куски хлеба со стола в обе руки и еще за рыбой руками тянется – она только кивает одобрительно, в духе «хороший аппетит – здоровый ребенок».
Один я тут как Прародитель над советом, рычу полушепотом на всех, чтобы вели себя прилично. Ладно… сегодня спишем все на голод. Но если такая картина повторится и завтра… Дети нервно вздрогнули и стали пережевывать пищу более медленно и вдумчиво.
– У, грозный какой, – Мастер подошла, наклонилась над сидящим мной и положила мне руки на плечи. – Не рычи, они просто оголодали. Наедятся и вспомнят про то, что вилкой есть удобнее, потом руки мыть не надо, – и она подмигнула тут же ужасно засмущавшемуся Такки. Засранец отложил кусок жирной рыбы – на тарелку, что примечательно, а не на скатерть – и потянулся за столовыми приборами. Сам!
– Руки салфеткой сначала вытри, – покачал головой я, смотря, как тонкий столовый прибор выскальзывает из неуклюжих детских пальцев. Строить малышню, когда кто-то стоит за твоей спиной и корчит веселые рожицы, – дело гиблое. Стараясь не показывать раздражение, сосредоточился на своей порции, обдумывая ситуацию. Что это? Она просто настолько безалаберная или это попытка перехватить контроль над детьми? То, как она реагирует, то, как пытается свести все мои попытки навести порядок в шутку… Руки на моих плечах внезапно надавили, разминая мышцы.
– Давай, оттаивай. Много думать во время еды вредно, – наклонившись еще ниже, прошептала она мне в самое ухо. – И я все равно не кусаюсь.
Не кусается… ага… лучше бы уже укусила, и я успокоился бы, определившись с отношением. А так все слишком непонятно.
Когда блюда на столе опустели, а сытые и раздувшиеся от еды ржавята отвалились от тарелок и начали сонно моргать – даже Чарт, – Марина меня, наконец, отпустила. Затем подошла, взяла Цвичку на руки и скомандовала:
– Умываться и спать! Можно один мультфильм перед сном, но чтобы через полчаса все дрыхли, включая крысу. У взрослых будет серьезный разговор.
– Трахаться будете? – с убийственной непосредственностью тут же вылез Тукк, получил от слегка порозовевшего Чарта подзатыльник, втянул голову в плечи… а любопытный блеск в глазах ни ржи не притушил. – Ну положено же… с Мастером. Для укрепления привязки… Уй! Че дерешься-то! Ща как дам!
Марина уткнулась лицом в волосы Цвички и зафыркала. Я не сразу понял, что она пытается сдержать хохот. Странная… женщина.
– Тукк, – спокойно позвал я разговорившегося от сытости гаденыша. – Видимо, еда на тебя плохо влияет. Что приказала Мастер?
– Мыться… снова, и спать, – пробурчал тот под нос и недовольно вздернул плечи. Пользуется, засранец, тем, что прямо сейчас я ему уши не надеру. Ничего… у меня память долгая и взгляд многозначительный, потому и бунт задавлен на корню – все развернулись и строем пошли в ванную. И фыркающая Марина с Цвичкой на руках тоже. Когда-то давно – такое ощущение, что практически в другой жизни, – я читал, что у женщин инстинкт – хватать самого маленького ребенка и тискать… это вот оно? Еще и девочка, к девочкам всегда отношение лояльнее…
Вот зря я за ними следом не пошел. Потому что уже через три минуты там в ванной вдруг завизжали, заорали и загрохотали чем-то. Ржа, нападение?! Кто?! Откуда?! С грохотом я открыл дверь и ворвался в маленькую комнату, где недавно отмокал. И застыл…
Я не сразу понял, что происходит, лишь отметил для себя, что опасности нет, возвращая в ладонь ядовитые иглы. Дети хохотали как ненормальные, брызгались друг в друга. На полу характерно позвякивал железный таз, на котором весело прыгал Такки. Цвирк, весь в белой пене, с диким визгом носился практически по потолку, убегая от Тукка и быстро дожевывая что-то розово-зеленое и круглое. И лишь Чарт стоял спокойно, но с открытым ртом и мочалкой на голове.
Мастер же сидела среди всего этого бедлама на бортике ванной и хохотала в голос, обнимая девочку. А самое невероятное – Цвичка тоже тоненько и тихо, но явственно хихикала! Хм, кажется, я ни разу не слышал, как эта дохлятинка смеется…
Я тяжело вздохнул и медленно закрыл дверь в этот дурдом. Распустит ведь скверненышей, а потом сама и выкинет, когда ей надоест смеяться над их «баловством», а разбитая кружка перестанет быть «милой шалостью». Дети, они быстро привыкают к хорошему и так же быстро наглеют, забывая, что достаточно одного слова даже такой дикарки, как наша Мастер, чтоб нигде не зарегистрированный металлолом снова отправился на Горгонзолу.
Надеюсь, как только Мастер окажется вне дома, им хватит одной воспитательной беседы на тему «бесплатной» скверны в зубах у гончих.
Наконец, там, за дверью, угомонились. А потом стали выскакивать из ванной по одному, раскрасневшиеся от бесилова и непривычно чистые. Даже цвирк.
Последней вышла Марина. Она быстро и ловко загнала все стадо в большую комнату, вытащила из шкафа кучу скатанных рулонами тонких… матрасов? Подстилок? Таких цветных лоскутных штук, очень ярких и узорчатых, расстелила все это по полу, и через пять минут все лежали под одеялами, смотрели в большое подобие голоэкрана на стене, где прыгали и разговаривали два каких-то странных зверя. Буйные ржавята сразу успокоились, перестали скакать и шуметь и изобразили полных паинек. А Мастер ведь даже не шикнула ни на одного… Что ж, мало им надо было, чтоб продаться незнакомой женщине с потрохами.
– Напрыгались, устали, вот и лежат, – подошедшая Марина словно прочла мои мысли. – Сейчас заснут. Это всегда работает, если надо, чтобы дети успокоились: надо их сытно накормить, намочить и дать попрыгать и поорать. Отрубятся как миленькие.
– Там, где мы жили раньше, каждый лишний звук может стоить жизни, а лишняя корка хлеба ее спасти, – зачем-то сказал я, чувствуя, будто оправдываюсь. Вот с чего бы, ржа?!
– Ну, здесь можно и пошуметь, – пожала плечами Марина вовсе без какой-то претензии в интонации и жесте. А потом добавила: – Пошли, нам с тобой взрослые разговоры разговаривать пришло время, аднака.
– Я в вашем распоряжении, Мастер, – вздохнул я и внутренне приготовился… ко всему.
Но не к тому, что меня затолкают в дальнюю комнату и начнут с ходу раздевать. Как говорит одна странная женщина… Однако. Я тут к вполне логичному тщательному допросу готовился. Правда, Мастер бросила процесс раздевания на полпути, скомандовав:
– Штаны тоже снимай и ложись… вот зар-р-раза… только не вошкайся, а то будешь весь в шерсти.
С этими словами она вытащила откуда-то из глубины стоящего в комнате шкафа свернутую… шкуру какого-то животного. Целую – с ногами, головой и частью черепной коробки с рогами. Эм… цивилизация этого мира до этого самого момента казалась мне более, как бы сказать, развитой. Микроволновка та же… и вода в кране. Как это сочетается с рогатым черепом, я не очень понимаю.
Чихая и бурча, что этот чертов «а-лень» линяет как последняя сволочь, Марина расстелила шкуру на широкой низкой кровати и подтолкнула меня в нужном направлении:
– Ну чего застыл! Штаны, говорю, снимай и ложись. На шкуру.
Это, наверно, традиция у них какая-то? Эм-м… брачная? М-да. Ну, вряд ли она меня на этой шкуре собирается приносить в жертву местным богам, не на собственной же кровати. Значит, все же брачная.
Вот я знала, знала!
Когда бабка Гиттиннэвыт перед отъездом на учебу увезла меня к себе в стойбище и почти две недели учила правильно камлать, а также заставляла наизусть задалбливать некоторые правила, меня всегда брал нервный смех по поводу того, как единственной среди внучек «сильной охотнице» надлежит в будущем определять годность потенциального мужа.
Так и представляла себе, как я укладываю голым задом на оленя своего горящего страстью ухажера, вручаю ему бубен, учу отстукивать нужный ритм, а сама, усевшись верхом на его бедра, зажимаю зубами хомыз и начинаю выводить мелодию, чтобы впасть в транс.
Что-то мне всегда казалось, что большинство мужиков от такой прелюдии навсегда забросит в страну импотенцию и у меня не только мужа не получится, но даже и потрахаться в свое удовольствие будет затруднительно.
Хорошо еще, что под конец бабка уточнила – мол, того, кого на оленя валить, я почувствую заранее. А просто потешить тело – это и без оленя можно, это баловство. Ну слава тебе тундра… я тогда выдохнула и забила.
А вот сейчас не знаю, то ли ржать над растерянным лицом насильника, то ли успокаивать его, что, мол, нет, я не спятила, у меня просто инструкция от главы рода.
– На, – упихав уже голого бедолагу на оленя, я вручила ему шаманский бубен, вынутый из той же шкуры. Пришлось, правда, сдуть прилипшую шерсть, но в остальном инструмент был в полном порядке. – Репетируй, пока я раздеваюсь. Стучишь так: раз-два-три быстрых стука, потом один через долгую паузу.
Я продемонстрировала ритм и сунула бубен в руки совершенно и окончательно ошизевшему парню, кивнула подбадривающе и начала сама раздеваться. И подумала – ну в целом-то, в целом… не все так страшно. И даже справедливо. Он меня по телепортам трахал и про мастеров скверны втирал, а я его бубном на оленьей шкуре… так что мы квиты.
Мельком глянув в зеркало, я с удовольствием подумала, что в общем довольна своими внешними данными – если медную морду тряпочкой прикрыть, все остальное очень даже ничего. Талия есть, грудь есть, и даже задница подкачанная имеется. Ноги не от ушей, но прямые, все приятно смугленькое и миниатюро-миленькое. Так что будущему лежателю на олене не на что жаловаться.
Он, кстати, вроде как и не собирается. Лежит с круглыми глазами, в бубен послушно стучит. И на меня смотрит. Заинтересованно смотрит, прямо как медом по спинке, приятно так. Люблю, когда мои прелести оценивают по заслугам…
Так, погодим пока с приятностями, сначала инструкция…
Усевшись на парня верхом и не без удовольствия почувствовав, как ему это понравилось, я вздохнула и зажала зубами пластинку хомыза. Кивнула насильнику – стучи, мол, не останавливайся – и извлекла из инструмента первый заунывно дребезжащий и длинный звук. Парень подо мной не выдержал и забулькал, пытаясь сдержать хохот, но послушно продолжал бить в бубен – кажется, даже начав немного разбавлять простенький ритм вариациями в такт моему дзыньканью.
Дурдом на оленьей шкуре начался.