Ваше Императорское Высочества.
Извините, что пишу по-руски, но Ваш папа́ при мне не раз говорил, что подданным русского царя следуют знать отечественный язык как француский. Маменька тоже меня учила писать по-руски.
Простите великодушно, пишу второпях, на почтовой станции, где нам меняют лошадей. Мы уехали очень спешно, чтобы найти в Москве злодеев, которые похитили Степашу.
Я не рассказывал Вам про Степашу. Он хороший мальчик (bon garçon), ровесник (pair) моей Лиззи. Они вскормлены одним молоком. Мама Степаши вышла замуж и уехала в Москву два года назад.
Степаша был ангел-хранитель и для Лиззи, и для меня. Он всегда играл со мной (jouer). Если я намочил ноги или запачкал одежду, он менял ее быстрее, чем заметит бонна или Лиззи. А это важнее.
Однажды я заблудился в лесу и не успел заплакать, как Степаша меня нашел. Посадил на плечи, принес на аллею и не спускал на землю, пока Лиззи не пообещала меня не корить.
Лиззи очень умная девочка (fille intelligente), но иногда громко кричит и машет руками. Только Степаша мог придать ей кротость. Когда Степаша уехал, громче, чем я, плакала только Лиззи.
Отец Степаши страдает (malade) склонностью к горячительным напиткам. В Москве он покинул службу и стал жертвой настоящих злодеев. Они похитили отца Степаши, а потом его маман и маленьких кузенов. Их сокрыли в подземелье, но Степаша смог передать письмо о своем бедственном положении. Письмо получила моя маменька, когда путешествовала (voyage) и передала отцу с фельдъегерем.
В письме не было сказано, в какое преступление (crime) вовлечен отец Степаши, но мой папа сразу догадался.
– Это тайный центр по выпуску поддельных ассигнаций! – воскликнул он. – Я должен ехать в Москву!
Ваше Императорское Высочества, не буду скрывать, я впал в печаль. Ведь это грустно, когда уехала маменька, а теперь уедет и папа́. И тут я вспомнил, как просил маменьку взять меня в поездку. Она же уговорила меня остаться, сказав, что если папенька куда-то поедет, то возьмет с собой. А папа кивнул в знак согласия.
Я немедленно напомнил об этом отцу. Он начал убеждать меня быть дома. Наверное, я был непочтительным сыном, но снова и снова говорил о поспешном обещании. Наконец, он сказал:
– Я намерен уехать через полчаса. Ты не успеешь собраться.
Ваше Императорское Высочества, мой друг Александр, как Вы просили меня называть, это были неосторожные слова. Когда отец вышел во двор, я уже стоял там вместе с двумя корзинами, узлом с одеждой (paquet avec des vêtements), большим дорожным саквояжем и верной няней Павловной. Она не верила до последней минуты, что я куда-то поеду поздним вечером, но собрала меня в дорогу быстро и тщательно, как, наверное, снаряжают корабль в кругосветное плавание.
Папенька вздохнул. Я утешил его тем, что Павловна, в отличие от багажа, остается. Папенька велел лакею все сложить в сани, и мы двинулись в путь. Хотя еще час назад я предполагал отойти ко сну (aller au lit).
Перед отъездом у нас состоялся короткий разговор. Папа сказал, что его лакей Федор окажет нам необходимые услуги. Но няню мы не взяли, поэтому чистить зубы, умываться и делать другую гигиену (la propreté) мне надлежит самому. А если я буду голоден, то должен не ждать, пока мне предложат пищу, а попросить или даже взять из корзины.
– Наше путешествие сродни военному походу, – пояснил папа.
Я обрадовался такому сравнению и спросил папеньку: кто же наш супостат? Он рассказал, что узурпатор Бонапарт, желая расстроить российские финансы, а также получать продовольствие и фураж, прибегая не к насилию, а к обману, использовал поддельные ассигнации. Не так давно считалось, что он печатал их в Париже. Однако еще с 1812 года ходили слухи, будто Наполеон привез необходимые печатные механизмы для изготовления российских денег в Москву, но не смог вывезти.
Похоже, легенда подтвердилась. Внимательные коммерсанты стали обнаруживать «французские» деньги. Но отличить их от бумаг Ассигнационного банка оказалось еще сложнее, чем прежде. Папенька объяснил, что подпись кассира на ассигнациях Наполеона была отпечатана. Даже неграмотный, но сообразительный купец видел разницу. На новых фальшивках появились росписи, неотличимые от подписи кассира.
Однажды, когда я был маленьким, я взял у маменьки ассигнацию и сделал из нее четыре разноцветные бумажки. Маменька немного нахмурилась (bouleversé) и сказала, что я разорвал десять рублей. Я удивился и спросил, зачем они нужны. Ведь монету из серебра и меди можно только потерять, а не испортить. А еще бумажные деньги легко нарисовать.
Тогда маменька объяснила, почему появились бумажные деньги. Монеты из металла тяжелые, чтобы сделать медяков на сумму 16 рублей, нужен пуд меди. В России пользуют медь, так как серебро уходит для заграничных платежей. Поэтому, чтобы купцам и сборщикам податей стало легче, появились бумажные ассигнации. Если они хорошо напечатаны, то подделать их непросто. Но мошенникам в Москве это удалось.
В путешествии нас сопровождают двое сотрудников папеньки – Илья и Андрей. Илья умеет обнаруживать мошенников, а его товарищ – вожатый собак. Я узнал, что собаки умеют не только сторожить, но, если их обучить, они находят след человека даже на базаре.
Мой папенька когда-то был на войне, но ничего про походы не рассказывает. Зато рассказывает, как ловит злодеев. Говорит, что искать преступников интереснее, чем воевать. Это интересная, умная и опасная охота. Главный сыщик, как и генерал, всегда посылает разведку, но иногда случается так, что злодеев больше, чем сообщила разведка. И мне предстоит участвовать в этом деле!
Но скорее всего, мне придется только за ним наблюдать. Едва мы начали путешествие, папенька вспомнил день нашего знакомства. Наверное, Ваше Императорское Высочества, Вы знаете, что я оказался в каюте пироскафа, не спросив маменьку. Тогда меня лишь укорили, а вчера папенька сказал:
– Александр, я говорю с тобой как со взрослым. Ты понимаешь, что у нас непростое путешествие. Я покажу тебе московские чудеса, лишь когда выполню дело, за которым пустился в путь. Я не требую, чтобы ты слушался, ты сам должен вести себя так, чтобы я не беспокоился за тебя. Иначе мне придется поговорить с тобой как отец с сыном.
Я пообещал отцу, что он может не сомневаться в моем благоразумии.
Путешествие проходит интересно. Я смотрю по сторонам или слушаю рассказы папеньки о его службе. Мы двигаемся очень быстро, почти не задерживаясь на станциях. Только два часа назад остановились в Торжке. Я воспользовался остановкой, чтобы написать это письмо.
Приходится заканчивать, чтобы успеть отправить казенной почтой. Кроме того, я должен собрать все разложенные вещи – книги и игрушки. Папа сказал, что все не собранное останется на станции, а он всегда держит слово.
Передаю привет Вашим сестренкам, папеньке и маменьке. Ждите письма из Москвы.
Ваш верноподданный Александр Орлов-Шторм
P. S. (написан уж совсем второпях, со множеством клякс)
Пожалуйста, не отвечайте на письмо. Папенька меня уверил, что мы скоро закончим все московские дела и вернемся.
P. S. 2 (тоже второпях, но ровным взрослым почерком).
Ваше Императорское Высочество, Николай Павлович!
Мой сын доверил мне отправить письмо Его Высочеству Александру Николаевичу, а также дал право на перлюстрацию. Я выполняю обязательство и отправляю послание, но обещаю убедить моего сына совершенствовать свою грамотность, а также объясню разницу между единоутробными братьями-сестрами и французским cousins.
С глубочайшим почтением!
Тов. министра МВДМихаил Орлов
Мы в ответе за всех, известно кого, даже если они грызут мебель, писают на пол и совершают еще много всякого. Например, срываются с поводка, когда этого меньше всего ждешь. Как хочется иногда таких прирученышей взять да и стукнуть о стенку!..
Выплеск мысленного гнева не продолжался и секунды. И оказался полезным: я поняла, что должна сделать.
– Да как ты посмела?! – сказала я. Не крикнула, именно сказала. Но громко, четко и железно. Тоном, который я обычно применяю к низовым менеджерам, повинным в мелком воровстве или большом головотяпстве. Даю им последний шанс в моей корпорации. Вот расстаюсь – сухо и тихо.
Тон сработал. Князь, еще секунду назад удивленно глядевший на Татьяну, уставился на меня.
– Теперь не ждать тебе пощады, мерзавка, – столь же велегласно произнесла я и обернулась к князю, тотчас же сменив тон: – Правы вы, ваше сиятельство: я хуже вас подлый народ знаю, отчего опять попала в конфузную ситуацию. Нет у меня вашего таланта видеть коварство в рабских душонках.
Татьяна молчала – хоть на это ума хватило, дуре. Что же касается Бабанова-Ростовского, заход оказался удачным. Я не только отвлекла его от подозрений, но и подарила превосходство надо мной. Ведь я и богаче, и… как сказать, «душистей», «душнее», про феодала, у которого гораздо больше душ? Но сама, не дожидаясь его выводов, признаюсь, что наивней и глупей. Любые издевательства над дворовыми таких удовольствий не принесут.
– Но все же… как же?.. – недоуменно произнес он, продолжая безмолвно ликовать и наслаждаться моим комплиментом, будто перекатывал леденчик за щекой.
– Нельзя в гости без подарка являться, – с печальной улыбкой продолжила я. – Встретила дурочку, на дороге почти замерзшую. Узнала, что от вас сбежала. Привезла к вам, пообещала походатайствовать перед вами, – последние слова так смущенно произнесла, что покраснела. – Сказала, что выпрошу у вас снисхождение, тогда позволю из возка моего выйти. А подлая душа без спросу выскочила, стала Степашку-своевольника искать.
– Простите, Эмма Марковна, пощадите, ваше сиятельство, – простонала девушка.
– Ну как я могу простить тебя, чужую холопку? – развела я руками в прямом смысле слова. – Прощать да щадить тебя – хозяйское дело.
– Ты же, душенька, – сказал князь столь умильно, что содрогнулась даже стража, – больше всего моих ласк испугалась? Пощажу, избавлю от них – теперь ты мне постылая. А от наказания избавить не могу. Сейчас, гостья дорогая, вернемся в Зал Справедливости, и вы увидите, как я воздаю за дерзость. Только, – бросил он взгляд на шеф-повара, несмело маячившего в дверях, – десерт отведаем. А если спешим, могу распорядиться там же и сервировать: сладенькое вкушаем, солененькое созерцаем. Будто сердце чуяло: велел недавно ее дружка с холода в тёплышко перетащить, чтоб в забытьи душу не отдал. Чать, согрелся чуток, нам в забаву.
Я взглянула на солонку. На толстые лимонные ломтики, обрамлявшие рыбу. Представила, как жую их, заедая солью, лишь бы избавиться от тошноты. Настала решающая секунда моего плана.
– А главное-то я вам не сказала, ваше сиятельство, – произнесла чуть смущенным, неуверенным, а главное, загадочным тоном. – Не сказала, зачем пожаловала. Верно ведь, обо мне идет слух не только как об удачливой прибыльщице, но вы, должно быть, наслышаны о моих различных придумках.
– И об этом слышал, – с неудовольствием заметил князь, будто он – кот, который только что мышь скогтил, играть начал, а ему показали бантик на веревочке.
– Медициной я интересуюсь не меньше, чем паровыми машинами. Вот только с машинами просто: захотела – построила модель. А как быть с новым лекарством? На собаках пробовать – пес все же не человек.
– Верно сказали, любезная, – недобро усмехнулся князь. – Псы не своеволят, если и укусят хозяина, так разве с бешенства. Как мне неведомый медикамент испытать надо было бы, так никогда бы собаку не позволил губить.
– Потому-то я к вам и пожаловала, – проникновенно произнесла я, глядя умильно и умоляюще. – Вы можете мне помочь. Есть у меня лаборатория – камора для тайных опытов. Там недавно я особое снадобье произвела – сублимированную рептильную вытяжку на гадюках да кобрах индийских, атомизованную и электризованную. Одни мелкие зверюшки от нее тотчас оживали, даже если были дохлые, другие сразу лапки протягивали. На человечке бы проверить. На мужике, на мужи́чке, а коли на двоих, так лучше некуда.
Первые несколько секунд князь слушал без особого интереса, а когда дошло до «сублимированной вытяжки», заскучал. Зато на последних словах ожил, будто сам принял волшебный бальзам.
– На человечке проверить вам надобно?
– Пощадите, – пискнула Татьяна.
– Пощажу, коль повезет, – заскрежетал князь. – Испытаем лекарство змеиное на тебе да дружке твоем. Помрете сразу – счастье и пощада. Живы будете – обычной методой вас покараю. Эмма Марковна, от вашего лекарства человечкина плоть к розгам-плеткам, огоньку-тискам чувствительней становится?
Я поспешила заметить, что если подопытный не погибнет сразу же, то будет охвачен жизненной силой и не помрет, даже если его пилить пополам. И тут же добавила, что хочу не только испытать лекарство, но тотчас же вскрыть умершее тело и посмотреть – не озмеилось ли сердце?
Князь не успел отозваться, как заглянул еще один прислужник.
– Ваше ясновельможное сиятельство, по дому басурманка ходит!
Бабанов-Ростовский опять оторопел, а я улыбнулась – поняла, в чем дело.
– Это моя ассистентка Таснасия. Незаконная дочь преступной страсти имеретинской княгини и русского генерала, греховна тремя смертоубийствами, помогает мне в делах чудесных, понимая, что душу уже не спасти.
В эту минуту в зал вошла Настя – Анастасия, обозванная мною Таснасией. Моя презентация была правдой лишь в одной детали. Настя была плодом преступно-принудительной страсти мелкого помещика средней полосы к дворовой девке. Но стоит ли посвящать собеседника в такие нюансы?
Тем более наряд моей верной секретарши-компаньонки вполне соответствовал характеристике. Лицо девушки скрывал синтез никаба и профессиональной шапочки ниндзя – загадочно и пугающе. Настя была одета в коричневую амазонку – дамский верховой охотничий костюм. В моих вместительных возках хватало места для всякого гардероба.
Завершающая деталь облика компаньонки – длинные, почти по локоть, красноватые перчатки из бычьей кожи.
– Они ей необходимы для работы с ядами, – пояснила я, не без радости отметив, что удивление на лице хозяина дополнилось еле скрываемым страхом.
– Благодарю вас, что нашли ее и задержали, – коротко бросила Настена стражникам. – Здравствуйте, ваше сиятельство. – И, не дожидаясь ответа, обратилась ко мне: – Госпожа Шторм, я готова к манипуляции.
– Ну тогда десерт после отведаем, – заявил опомнившийся князь. – Пойдемте, применим вашу вытяжку.
Хочет контролировать ситуацию, сукин сын. Хотя она непривычна: дамочек такого облика он еще не встречал.
Хозяин что-то приказал капитану стражи, встал из-за стола и направился из залы, мы – следом. Я заметила, что караул сменился – видимо, не всей дворне, даже обряженной в псевдоландскнехтские мундиры, полагалось присутствовать при исполнении приговоров господина.
За время пересменки Настя успела немного пошептать Татьяне. Из монолога я разобрала «дура!» и «всё будет хорошо».
Каюсь, я обрадовалась, что выпила немножко вина. Небольшой кураж необходим.
Зал Справедливости был обильно освещен. Кроме романтических факелов, имелись подсвечники. Я обратила внимание, что напротив дыбы стояло кресло – вип-ложе, полюбоваться с комфортом на страдания.
Возле стены под охраной двух конвоиров стоял Степан – парнишка в белой сорочке, с мутным, почти невидящим взглядом. Когда я входила, он откинулся назад, но не успели конвоиры его выпрямить, как сам отпрянул от оштукатуренной поверхности – коснулся спиной и простонал.
Гримаса боли сменилась ужасом – Степан увидел Татьяну.
– Зачем? – выстонал он. – Мне и так не жить.
– Обоим вам не жить, голубчики, – злобно успокоил его князь. – Покараю вас за своеволье, как еще никого из мужицкого рода не карал. Зелье змеиное вам проглотить подлежит. Умрете сразу – ваше счастье. Нет – примете смерть обычных ослушников. На дыбе, под плеточками! А тебя, холопку, уж простите, Эмма Марковна, может, и утешу немножко. У древних народов девственниц казнить плохой приметой считалось.
Степан застонал, мне опять стало муторно.
– Ваше сиятельство, – вежливо, но повелительно сказала Настя, – велите смотрителю этой залы принести доску или рогожу, на которой мы тела вскрывать будем – кровь прольется.
Несчастная Татьяна побледнела и обвисла на руках стражи. Конвоир отвесил ей пощечину, девушка дрогнула, но не пришла в себя.
Мерзавцы! Хотя такой поворот на пользу нашей задумке.
Ваше Императорское Высочество.
Как Ваше здоровье? Как поживают Императорские Высочества – Ваши маменька и папенька, сестрица (sœur) Мари и сестрица Оленька? Каковы Ваши успехи в верховой езде и в упражнениях на коньках (patins à glace)?
Это письмо написано мною уже в Москве. Дорога оказалась быстрой, интересной и утомительной. Когда мы путешествовали с маменькой, то останавливались ночевать в придорожных гостиницах, а иногда – в экипаже. На этот раз мне приходилось почивать только в пути, и ни разу не удалось заснуть. Я ни разу не сказал или намекнул папеньке, будто мне доставляет неприятность эта поездка. Я вспоминал, как играл с маленьким Алексеем в курьера. Он позавидует мне (envie), у меня было путешествие курьера, в котором спать не положено.
Наши остановки были коротки, и каждый раз мне приходилось заниматься правописанием, а учителем и экзаменатором был папенька.
Когда мы проехали Тверь, я уже мог немного спать сидя. Когда я в очередной раз задремал, папа взял меня на руки, и я проснулся на кровати в нашем особняке.
Мы приехали ночью. К моему удивлению, горничная из московской прислуги разбудила меня еще затемно. Я сказал, что хочу спать.
– Барич, вам встать пора, – сказала девушка. – Вечер уже, скоро Михаил Федорович вернутся, вам бы его умытым-одетым встретить.
Я удивился и засмущался – я спал всю ночь и весь день. А ведь настоящий курьер, прибыв в город, спешит во дворец.
Наш московский особняк – большой, но теплый и уютный. В нем живут гости и кошки, чтобы не водились мыши. Правда, кошки немного недовольны тем, что вместе с папа в доме поселились две собаки.
Уже скоро появился уставший папа. Мы ужинали с Ильей и Андреем, все были усталы и хмуры (renfrogné). Десерт подали всем, но Илья уступил мне свою порцию, потому что захотел поспать, а Андрей пошел следом.
Мы остались вдвоем с папа. Он отвел меня в библиотеку, стал выбирать книги, которые я должен читать.
И тут я решился.
– Папа, – сказал я, – давайте поговорим как мужчина с мужчиной (сomme d'homme à homme).
Ваше Высочество, это звучит грубовато – «как мужик с мужиком». Но папа именно так однажды обратился ко мне, когда объяснял, что нельзя обижать девочек.
Отец удивленно взглянул на меня.
– Папа, – начал я издали, – ты знаешь, что сыновья нередко рядом с отцами, когда те заняты своим делом. Генерал Раевский…
Папа посмотрел на меня немного насмешливо, но я успел продолжить:
– Генерал Раевский не был со своим Коленькой на поле боя, это сказка (vélo). Но тот был близко от битвы. Когда купец торгует, его сын стоит рядом, когда работает кузнец – его сын тоже глядит и учится. Я хочу увидеть, как ты работаешь.
– Ты хочешь вырасти и ловить злодеев? – спросил папа.
– Я еще не знаю, чему посвящу свою жизнь, – ответил я серьезно, – но разве бывает бесполезная наука?
Папа задумался и сказал:
– Я возьму тебя завтра. Если ты будешь только смотреть и слушать. Завтра мы пьем кофе в семь утра и уезжаем. Я постучусь к тебе в дверь, но будить не буду.
Конечно же, я обещал только наблюдать за работой папа. После этого договорился с горничной, истопником, ночным сторожем и студентом-квартирантом. На следующее утро я не смог сразу понять, почему в дверь стучится так много людей. Но вспомнил просьбу, вскочил, умылся и вошел в столовую раньше отца.
Мы завтракали, пили кофе и обсуждали предстоящие дела. О них мы начали говорить еще вчерашним вечером. Я узнал, что папа посетил дом, где Лукерья, мать Степана, и его отец снимали комнату. К счастью, хозяйка сохранила некоторые вещи жильцов.
Среди них был картуз Степаши. Мне впервые за эти дни стало тревожно: вижу одежду, а где ее хозяин – не знаю. А еще мне показалось, будто я услышал недовольный голос сестры и спокойную речь Степаши:
– Лизонька, ты в его годы и не так баловалась.
При мне Андрей дал понюхать картуз собакам. Их две: Анзор и Блэкки – он откликается на «Черныш». Они очень умны – могут не только идти по следу, но и понюхать вещь, запомнить запах и узнать по нему человека. Даже в большой толпе. Анзор большой и сильный, когда он хочет бежать, его удерживает на поводке только сильный человек. Черныш меньше, но, как сказал Андрей, у него более острое чутье.
Еще папа выяснил, как действуют злодеи. Обычно фальшивые ассигнации исполняет талантливый рисовальщик, и эти деньги расходятся в трактирах и лавках. Однако эта шайка действует по-крупному (grand). Их агент покупает партию товара – шерсть, кожу, лен, причем готов заплатить больше обычного за срочность сделки. Негоцианты соглашаются и получают фальшивые деньги. Товар почти сразу же продается, уже со скидкой.
– Представь водоем, из которого черпают воду, – сказал папа. – Водоем – ассигнации в обращении. Обычные подделыватели вливают яд наперстками, а эти – ведрами. Поэтому я так и поспешил в Москву. Мошенники начали эти махинации еще в прошлом году, но до недавнего времени губернатор их не замечал. Или замечал, но… – и не договорил.
Папа успел посетить многих крупных купцов – он знает их благодаря маме. Вам, несомненно, известно, что моя мама занимается коммерцией. Кому-то такое занятие покажется недостойным, но моя маменька так не считает. Вы же помните страшное наводнение в прошлом году? Она распорядилась продавать муку со своей паровой мельницы дешевле обычного, поэтому цена в столице упала и хлеб был доступен беднякам.
Папа предупредил купцов, что слухи о фальшивых ассигнациях достоверны, и дал советы, как их различить. А также попросил о помощи. Если любому крупному торговцу предложат продать товар, он должен согласиться и оповестить папа, а также предложить еще одну партию на очень выгодных условиях, чтобы покупатель отправился за дополнительными деньгами.
Папенька хорошо понимает мысли разбойников – они не доверят незначительному (mineure) вору большую сумму даже фальшивых ассигнаций. Можно будет поймать крупную рыбу.
Но клюнет ли она на эту наживку?
Я дописываю письмо, одеваюсь и бегу во двор, отнесет на почту горничная.
Ваш Александр!