Джеймс Дэшнер
Бегущий в Лабиринте (сборник)
Глава двадцать пятая
В комнате воцарилась гробовая тишина, будто всех внезапно сковало льдом. Члены Совета уставились на Минхо. Томас словно окаменел. Ну конечно, Минхо вот-вот признается, что просто решил пошутить.
Тишину нарушил Галли. Встав и повернувшись лицом к Ньюту, он указал через плечо на Минхо и выкрикнул:
– Это просто смешно! Да его надо выкинуть из Совета за подобные идиотские предложения!
Если в душе Томаса и была какая-то жалость по отношению к Галли, то выпад в адрес Минхо ее окончательно похоронил.
Как ни странно, некоторые кураторы поддержали рекомендацию Минхо – например, Фрайпан, который принялся заглушать Галли хлопками и потребовал провести голосование по внесенному Минхо предложению. Другие воспротивились. Уинстон энергично замотал головой и сказал что-то, чего Томас не смог расслышать. Кураторы принялись шумно обсуждать предложение, перебивая друг друга, а Томас, потрясенный и испуганный, молча сидел, обхватив голову руками, и ждал.
Почему Минхо вздумалось предложить такое? Не иначе – пошутил, – подумал юноша. Ньют говорил, что может пройти целая вечность, прежде чем глэйдер станет бегуном. Не говоря уже о получении должности куратора. Он снова посмотрел на спорящих членов Совета и пожалел, что не находится за тысячу миль отсюда.
Наконец Ньют бросил блокнот на пол и вышел из полукруга, призывая кураторов к тишине. Поначалу его, кажется, не только не слышали – даже не замечали; впрочем, постепенно порядок был восстановлен и все снова расселись по местам.
– Вот хрень, – сказал Ньют. – Никогда еще не видел сборище шанков, которые вели бы себя как младенцы. Может, вы забыли, но в здешних краях мы – самые старшие! Поэтому держитесь подобающе, а иначе распустим на хрен шарагу и изберем новых членов Совета! – Произнося это, он прошелся из конца в конец вдоль кураторов, заглянув в глаза каждому. – Вы меня поняли?
Совет ответил молчанием. Вопреки ожиданиям Томаса, вместо того чтобы поднять еще больший галдеж, кураторы лишь согласно закивали головами. В том числе и Галли.
– Лады. – Ньют снова уселся, возвращая блокнот себе на колени. Черкнув в нем пару строк, он обратился к Минхо: – Довольно серьезная заявка, братец. Ты уж извини, но тебе придется обосновать рекомендацию.
Томасу тоже не терпелось услышать объяснения.
Судя по изможденному виду Минхо, тот предпочел бы обойтись без пространных речей, но все-таки начал отстаивать свое предложение.
– Легко вам, шанки, сидеть тут и рассуждать о том, в чем вы ни бельмеса. Я единственный бегун в Совете. Кроме меня, здесь присутствует только один человек, который выходил в Лабиринт, – Ньют.
– Если не считать того раза, когда я… – перебил его Галли.
– А я и не считаю! – рявкнул Минхо. – Можешь мне поверить, что ни ты, ни кто-либо другой вообще не представляете себе, каково находиться в Лабиринте. И гривер тебя ужалил только потому, что ты нарушил то же самое Правило, что и Томас. Но его ты почему-то хочешь наказать! Это называется лицемерие, ты, смердящий кусок…
– Хватит, – оборвал его Ньют. – Обосновывай свою позицию, и закруглимся.
Напряжение достигло наивысшего накала – воздух в помещении словно превратился в хрупкое стекло, которое могло лопнуть в любую секунду. Минхо и Галли с напряженными, побагровевшими от злости лицами долго сверлили друг друга взглядами.
– Короче, вот что я скажу, – сказал Минхо, усаживаясь на стул. – Я никогда не видел ничего подобного. Он не запаниковал, не закричал, не заплакал и вообще ничем не выдал своего страха. Народ, он живет с нами всего несколько дней! Вспомните, какими мы были в самом начале – шарахались по углам, не зная куда ткнуться, ревели каждый час, никому не доверяли и отказывались что-либо делать. Мы оставались такими в течение недель, а то и месяцев, но выбора у нас не было – мы смирились и начали выживать.
Минхо снова встал и указал на Томаса.
– Буквально спустя несколько дней после появления в Глэйде парень выбегает в Лабиринт, чтобы спасти двух человек, которых он едва знает. Весь этот кланк насчет нарушения правил – просто чушь собачья. Ему даже правил официально не огласили! Зато к тому моменту он от многих успел узнать, какие опасности таятся в Лабиринте. Особенно ночью. Несмотря на это, он выскочил наружу перед самым закрытием, и все только ради того, чтобы помочь двум парням.
Минхо глубоко вздохнул; чем дольше он говорил, тем тверже становился его голос.
– Но это только цветочки. Он увидел, что я поставил на Алби крест и бросил его умирать, – а ведь я ветеран, обладающий знаниями и опытом. Так что по идее Томас не должен был ставить под сомнение мои решения. Но он поставил! Подумайте о том, ценой каких физических и моральных усилий ему удалось подвесить Алби на стене, подтягивая вверх дюйм за дюймом. Это просто безумие какое-то! В башке не укладывается! Но у него получилось. Когда мы услыхали шлепанье гриверов, я сказал Томасу, что надо разделиться, и смылся, начав бегать по специальным маршрутам, которые мы давно отработали на случай погони. А он не наделал в штаны от страха, как можно было предполагать, а в одиночку смог взять ситуацию под контроль, вопреки всем законам физики и земного притяжения умудрился подвесить Алби на стене, потом еще отвлек на себя внимание чудищ, улизнул прямо из-под носа у одного из них и наткнулся…
– Мы поняли, о чем ты, – встрял Галли. – Оказывается, Томми у нас – шанк-везунчик.
Минхо с угрожающим видом повернулся к Галли.
– Заткнись, никчемный утырок! Ты ни хрена не понимаешь! Я за два года не видел ничего подобного! И прежде чем разевать свой рот…
Минхо замолчал, потер глаза и обессиленно застонал. Глядя на него, Томас поймал себя на том, что слушал бегуна с широко раскрытым ртом. Он вконец запутался в собственных чувствах: сейчас в нем смешались и признательность Минхо за то, что он защищал его перед всеми, и непонимание необъяснимой агрессии Галли по отношению к себе, и страх услышать суровый приговор.
– Галли, – произнес Минхо более спокойно, – ты просто трусливый недоносок, который никогда не хотел стать бегуном и ни разу не пытался принять участие в тренировках. Ты не имеешь права болтать о вещах, в которых не смыслишь. Так что заткнись.
Галли вскочил с места, пылая ненавистью.
– Еще одно слово – и я сломаю тебе шею! Прямо здесь, на глазах у всего Совета! – прошипел он, брызжа слюной.
Минхо рассмеялся, а затем взял Галли растопыренной пятерней за физиономию и с силой толкнул. Томас аж подскочил, глядя, как грубиян повалился на стул и, в падении разломав его, распластался на полу. Не успел Галли подняться, как Минхо мгновенно подскочил к нему и ударом ноги в спину снова отбросил на пол.
Томас потрясенно опустился на стул.
– Никогда больше мне не угрожай, Галли, – оскалившись, прошипел Минхо. – А теперь даже обращаться ко мне не вздумай. Никогда. Иначе, клянусь, я переломаю тебе руки и ноги, а затем сверну твою поганую шею.
Ньют с Уинстоном вскочили с мест и, схватив Минхо, принялись оттаскивать его от Галли. Растрепанный и багровый от злости, тот тем временем поднялся – впрочем, пойти в контрнаступление он не решился, а лишь стоял, тяжело дыша и пытаясь испепелить обидчика взглядом.
Наконец Галли неуверенными шагами попятился к выходу, злобно обводя глазами кураторов. Подобный полный ненависти взгляд можно увидеть только у человека, собирающегося совершить убийство, подумал Томас. Приблизившись к двери, Галли вытянул руку за спину, пытаясь нащупать ручку.
– Теперь все изменилось, – сказал он, плюнув на пол. – Тебе не стоило этого делать, Минхо. Ты совершил огромную ошибку. – Безумный взгляд переполз на Ньюта. – Я знаю, ты меня ненавидишь и всегда ненавидел. Тебя следовало бы подвергнуть Изгнанию за твою полнейшую неспособность управлять этой шайкой. Ты жалок, но и все остальные здесь присутствующие – не лучше. Грядут серьезные перемены. Я вам это обещаю.
У Томаса упало сердце. Неужели может произойти что-то еще хуже того, что уже произошло?
Галли рывком распахнул дверь и шагнул в коридор, но не успели кураторы прийти в себя, как он просунул голову в дверной проем и крикнул, злобно глядя на Томаса:
– А ты, вшивый Салага, возомнивший себя Богом, не забывай, что я тебя видел! Я тебя видел во время Метаморфозы! И то, что решат кураторы, не имеет никакого значения! – Он сделал паузу, обвел полусумасшедшим взглядом каждого в комнате и добавил, снова уставившись на Томаса: – Я не знаю, для чего ты к нам заслан, но жизнью клянусь, что остановлю тебя! И убью, если придется.
С этими словами он исчез, громко хлопнув дверью.
Глава двадцать шестая
Томас сидел, как ледяное изваяние, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. За короткий период пребывания в Глэйде он успел испытать все возможные человеческие эмоции – и страх, и одиночество, и отчаяние, и горечь, и даже что-то наподобие радости. Но сейчас он чувствовал нечто доселе неизвестное – ему никогда еще не заявляли, что ненавидят настолько, что готовы убить.
Галли просто сумасшедший, сказал он себе. Он вконец спятил. Однако мысль не принесла успокоения – напротив, испугала еще сильнее: сумасшедшие способны на все.
Члены Совета притихли; кто сидел, кто стоял, но все без исключения пребывали в состоянии шока. Уинстон и Ньют отпустили Минхо, и все трое с угрюмыми лицами расселись по своим местам.
– Поделом ублюдку, – произнес Минхо почти шепотом. Очевидно, слова не предназначались окружающим.
– Можно подумать, ты у нас тут самый святой! – воскликнул Ньют. – О чем ты вообще думал? Тебе не кажется, что это перебор?
Минхо прищурился и дернул головой, показывая, что искренне удивлен вопросом.
– Хватит молоть чушь! Каждый из присутствующих с удовольствием полюбовался, как засранец получил то, чего давно заслуживал. Уверен, ты и сам так думаешь. Кто-то должен был поставить говнюка на место.
– Он член Совета, если ты забыл, – сказал Ньют.
– Чувак, он открыто пригрозил сломать мне шею и убить Томаса! Галли совсем свихнулся! На твоем месте я бы немедленно приказал скрутить его и кинуть в Кутузку. Он реально опасен!
Томас не мог не согласиться с Минхо и снова чуть было не нарушил данное себе обещание держать рот на замке, но вовремя осекся. На его голову и без того свалилось достаточно неприятностей, и усугублять положение не хотелось. Впрочем, долго так продолжаться не могло – он понимал, что еще немного, и его прорвет.
– А может, Галли в чем-то и прав, – пробормотал Уинстон себе под нос.
– Что?! – воскликнул Минхо, в точности повторяя мысленный вопрос Томаса.
Уинстон, казалось, и сам удивился тому, что высказал мысль вслух. Он забегал глазами по комнате, затем попытался объяснить:
– Ну… Галли прошел Метаморфозу – гривер его ужалил средь бела дня прямо у Западных Ворот. Значит, к нему вернулись какие-то воспоминания. Думаю, он неспроста утверждает, что Шнурок ему знаком.
Томас снова подумал о Метаморфозе, а особенно о том факте, что она может вернуть память. И вдруг ему в голову пришла шальная мысль: а не стоит ли позволить гриверу ужалить себя ради того, чтобы вспомнить прошлое, даже ценой ужасных мучений? Впрочем, воспоминания об извивающемся в постели Бене и нечеловеческих стонах Алби мгновенно отбили желание провести эксперимент. Ни за что, – решил он.
– Уинстон, ты видел, что сейчас произошло? – спросил Фрайпан, недоуменно глядя на куратора. – Галли – конченый псих. Глупо пытаться искать здравый смысл в его бредятине. Или, может быть, ты считаешь, что Томас – замаскированный гривер?
Томас больше не мог молчать ни секунды, пусть ему и придется нарушить порядок Заседания Совета.
– Могу я сказать? Меня уже достало, что все меня обсуждают, как будто я пустое место, – раздраженно спросил он, повышая голос.
Ньют посмотрел на него и кивнул.
– Валяй. Чертово заседание и так вконец испорчено.
Томас быстро собрался с мыслями, подбирая нужные слова, что было совсем непросто – раздражение, смятение и гнев мешали мыслить четко.
– Я не знаю, почему меня ненавидит Галли, хотя мне и наплевать на это, но он явно питает ко мне нездоровую неприязнь. Что касается того, кто я, то я знаю не больше вас. Правда, если мне не изменяет память, вы собирались обсудить вылазку в Лабиринт, а не то, почему какой-то идиот считает меня воплощением зла.
Раздался чей-то сдержанный смешок, и Томас замолчал, надеясь, что смог донести до слушателей свою точку зрения.
– Лады. – Ньют кивнул. – Давайте сворачивать лавочку, а что делать с Галли – позже подумаем.
– Совет не имеет права голосовать в неполном составе, если только куратор не отсутствует по болезни. Как Алби, – сказал Уинстон.
– Господи, Уинстон! – воскликнул Ньют. – Уж кто-кто, а Галли сегодня явно нездоров, так что обойдемся без него. Высказывайся в свою защиту, Томас, да приступим к голосованию по поводу твоей судьбы.
Томас поймал себя на том, что сжал кулаки на коленях так сильно, что побелели костяшки пальцев. Он заставил себя расслабиться, вытер вспотевшие ладони о штанины и начал говорить, не вполне четко представляя, что именно скажет Совету.
– Я не совершил ничего дурного. Я всего лишь увидел, что два человека пытаются доползти до Ворот, но не успевают. И не помочь им из-за какого-то глупого запрета было бы трусостью, эгоизмом и… в общем, глупостью. Если хотите упечь меня в Кутузку за попытку спасти чью-то жизнь – пожалуйста. Обещаю, что в следующий раз просто буду стоять в Воротах и хохотать, тыча пальцем в опоздавших бегунов, а потом отправлюсь на кухню к Фрайпану и спокойно перекушу с чувством выполненного долга.
Томас вовсе не собирался шутить. Он искренне не понимал, почему его поступок вызвал такую шумиху.
– Вот моя рекомендация, – произнес Ньют. – Ты нарушил чертово Правило Номер Один, поэтому отправляешься на сутки в Кутузку. Это твое наказание. Я также рекомендую Совету избрать Томаса бегуном, со вступлением решения в силу сразу после окончания заседания. Думаю, ночь, проведенная тобой в Лабиринте, стоит нескольких недель испытаний. Ты, что называется, доказал профпригодность. А что касается поста куратора, забудь об этом. – Ньют повернулся к Минхо. – В этом я согласен с Галли – дурацкая идея.
Хотя Томас в глубине души и понимал, что Ньют прав, последнее замечание его все-таки задело.
Юноша посмотрел на Минхо, ожидая реакции, но тот, кажется, совсем не удивился отказу. Однако он продолжал отстаивать свою позицию:
– Почему? Я могу ручаться, что среди нас он лучший. А лучшие становятся кураторами.
– Давай так, – сказал Ньют. – Дадим Томасу месяц, чтобы парень показал, каков он в деле. Произвести замену всегда успеем.
Минхо пожал плечами:
– Лады.
Томас облегченно вздохнул. Желание стать бегуном – удивительное для него самого, учитывая, что ему пришлось пережить в Лабиринте, – никуда не делось, но стать куратором ни с того ни с сего… Это уже чересчур.
Ньют окинул взглядом членов Совета.
– Итак. Мы выслушали несколько рекомендаций, теперь каждый может высказаться по…
– Да хрен с ними, с дебатами! – перебил Фрайпан. – Давайте сразу перейдем к голосованию, и дело с концом. Лично я голосую за твое предложение.
– И я, – отозвался Минхо.
Одобрительные возгласы послышались и с других мест, вселяя в Томаса надежду и переполняя его гордостью. Единственным, кто заявил категорическое «нет», оказался Уинстон.
– Твой голос ничего не решает, – сказал ему Ньют, – но все-таки объясни, чего ты так упираешься?
Уинстон пристально посмотрел на Томаса, затем повернулся к Ньюту.
– В принципе, я не против, но мы не можем полностью пренебрегать тем, что сказал Галли. В его словах есть смысл. Я уверен, что он не выдумывает. Вы и сами прекрасно знаете, что как только у нас появился Томас, все пошло кувырком.
– И то верно, – сказал Ньют. – Каждый из нас хорошенько все обдумает, а потом как-нибудь, если станет скучно, созовем очередной Совет и обсудим дела. Годится?
Уинстон кивнул.
При мысли, что его снова игнорируют, Томас недовольно простонал.
– Потрясающе! Меня как будто вообще здесь нет!
– Послушай-ка, Томми, – произнес Ньют. – Мы только что избрали тебя бегуном, черт возьми. Так что кончай ныть и проваливай отсюда. Тебе еще многому придется научиться у Минхо.
Только теперь Томас осознал, что именно произошло: он стал настоящим бегуном и скоро отправится исследовать Лабиринт. Несмотря на все треволнения, юноша задрожал от восторга; почему-то он был уверен, что лимит уготованных ему несчастий исчерпан и больше в Лабиринте ночью они не застрянут.
– А с наказанием что?
– Завтра, – ответил Ньют. – Просидишь в Кутузке от подъема и до заката.
Один день, подумал Томас. Могло быть и хуже.
Наконец собрание было распущено, и все – за исключением Ньюта и Минхо, – поспешили покинуть комнату.
Ньют продолжал сидеть, делая в блокноте какие-то пометки.
– Славное совещаньице, ничего не скажешь, – пробормотал он.
Минхо подошел к Томасу и шутливо ткнул его кулаком в плечо.
– А все этот шанк виноват.
Томас ткнул его в ответ.
– Куратором, говоришь? Правда хотел назначить меня куратором? Да ты еще больший псих, чем Галли!
Минхо притворно нахмурился.
– А что, сработало! Замахнулся на невыполнимое, зато получил то, чего хотел. Потом меня отблагодаришь.
Лишь сейчас Томас понял хитрый замысел Минхо и расплылся в довольной улыбке.
И тут в дверь постучали. Томас обернулся и увидел Чака; тот сиротливо стоял на пороге и выглядел так, будто за ним только что гнался гривер. От улыбки Томаса не осталось и следа.
– В чем дело? – спросил Ньют, поднимаясь со стула. Что-то в его тоне было такое, отчего Томас заволновался еще сильнее.
Чак смущенно смотрел в пол.
– Меня медаки послали…
– Зачем?
– У Алби припадок. По-моему, он совсем с катушек слетел – говорит, ему надо поговорить.
Ньют направился к двери, но Чак поднял руку, остановив его:
– Э-э… Не с тобой.
– Что ты имеешь в виду?
Чак кивнул на Томаса.
– Алби настаивает, чтобы привели его.
Глава двадцать седьмая
Второй раз за сегодняшний день Томас от удивления потерял дар речи.
– Ну хорошо, пойдемте, – сказал Ньют и схватил Томаса за руку. – Одного тебя я все равно к нему не пущу.
Втроем – Томас шел следом за Ньютом, а за ними плелся Чак – они покинули комнату заседаний и направились по коридору к узкой спиральной лестнице, которую Томас раньше не заметил.
– Ты с нами не идешь, – холодно бросил Ньют Чаку, поставив ногу на первую ступеньку.
Как ни странно, Чак ничего не ответил и просто кивнул. Видно, что-то в поведении Алби сильно напугало мальчишку, подумал Томас.
– Кстати, – сказал он, обращаясь к Чаку. Ньют тем временем начал подниматься по лестнице. – Меня только что приняли в бегуны, так что теперь ты водишь дружбу с самым крутым перцем в округе.
Он попытался пошутить, чтобы развеять нарастающий страх от предстоящей встречи с Алби – что, если тот, как и Бен, набросится на него с обвинениями? Или, что хуже, в буквальном смысле нападет…
– Ага, точно, – пробормотал Чак, отрешенно уставившись на деревянные ступеньки.
Томас пожал плечами и стал подниматься. Лоб покрылся испариной, а ладони стали скользкими от пота – ему страшно не хотелось идти туда.
Ньют, мрачный и серьезный, ждал Томаса вверху на лестничной площадке. Поднявшись, Томас оказался в противоположном конце того самого длинного темного коридора, в который он попал в день появления в Глэйде. Он невольно представил Бена, извивающегося в муках, и в животе неприятно заныло; оставалось надеяться, что Алби миновал самую острую стадию Метаморфозы и ему не придется вновь наблюдать отвратительную картину – вздувшиеся вены на бледной коже, биение в конвульсиях… Впрочем, он не исключал чего-нибудь и похуже, поэтому заранее постарался взять себя в руки.
Они подошли ко второй двери справа, и Ньют легонько постучал. В ответ раздался стон. Ньют открыл дверь – слабый скрип всколыхнул в памяти Томаса неясные воспоминания из детства, когда он смотрел фильмы про дома с привидениями. Как и прежде, крошечные осколки памяти собрать воедино не удавалось: он помнил фильмы, но не лица актеров или своих близких, с которыми ходил в кино. Юноша помнил в общих чертах, что представляют собой кинотеатры, однако все детали о том, как они выглядели, стерлись из памяти. Непередаваемое чувство, которое Томас не смог бы описать при всем желании.
Ньют вошел в комнату и сделал ему знак следовать за ним. Переступая порог, Томас мысленно приготовился к самому худшему, однако ничего страшного не увидел – на кровати с закрытыми глазами лежал обычный юноша, правда, крайне истощенный.
– Он спит? – шепнул Томас, хотя на уме у него крутился совсем другой вопрос: Он точно не умер?
– Не знаю, – тихо ответил Ньют, шагнул вперед и уселся на деревянный стул, стоящий возле кровати.
Томас сел по другую сторону.
– Алби, – прошептал Ньют. Затем добавил более громко: – Алби. Чак сказал, ты хочешь поговорить с Томми.
Алби медленно открыл глаза – два кроваво-красных шара, блестевшие в ярком уличном свете. Посмотрел на Ньюта, потом на Томаса и со стоном принял сидячее положение, откинувшись на спинку кровати.
– Да, – просипел он еле слышно.
– Чак сказал, что ты бился в истерике и, в общем, совсем обезумел. – Ньют подался вперед. – Что с тобой? Все никак не оклемаешься?
Алби заговорил, но казалось, каждое слово давалось ему ценой неимоверных усилий.
– Все скоро… переменится… Девушка… Томас… Я их видел…
Он буквально исторгал из себя слова – со свистом, тяжело дыша. Потом сомкнул веки, снова открыл глаза, сполз вперед на кровати и лег на спину, вперившись взглядом в потолок.
– Что-то мне хреново…
– В каком смысле – «видел»?.. – начал Ньют.
– Я звал Томаса! – выкрикнул Алби неожиданно громким голосом, что всего секунду назад казалось абсолютно невозможным. – Ньют, я не с тобой хотел поговорить, а с ним. Я Томаса звал, черт возьми!
Ньют посмотрел на Томаса, удивленно подняв брови. В ответ тот лишь пожал плечами; с каждой секундой он нервничал все сильнее. Почему Алби приспичило поговорить именно с ним?
– Отлично, болван ворчливый, – ответил Ньют. – Вот он сидит. Говори.
– Выйди, – попросил Алби. Глаза его снова были закрыты, а грудь тяжело вздымалась.
– Ни за что – я должен слышать.
– Ньют. – Пауза. – Оставь нас. Немедленно.
Томасу становилось все более неуютно. Интересно, что подумает о них Ньют и что собирается сказать Алби, гадал он.
– Но… – попытался было воспротивиться Ньют.
– Вон!.. – гаркнул Алби дрожащим от напряжения голосом, поднимаясь на кровати и снова откидываясь назад. – Убирайся!
На лице Ньюта отразилась нескрываемая обида, хотя и без малейшего следа злости, что изрядно удивило Томаса. Прошло несколько напряженных секунд, а потом Ньют встал и пошел к выходу. Он что, правда оставит меня одного? – пронеслось у Томаса в голове.
– Не жди, что я буду целовать тебе задницу, когда придешь просить прощения, – бросил Ньют и вышел в коридор.
– И дверь закрой! – крикнул Алби, словно дал Ньюту еще одну пощечину напоследок. Ньют повиновался, захлопнув за собой дверь.
Сердце у Томаса бешено заколотилось – он остался один на один с человеком, который и до нападения гривера не отличался покладистым нравом, а теперь еще и Метаморфозу пережил. Юноше страшно хотелось поскорее выслушать Алби и убраться отсюда, но пауза растянулась до нескольких томительных минут. От волнения у Томаса начали трястись руки.
– Я знаю, кто ты, – наконец прохрипел Алби, нарушая тишину.
Томас не нашелся что ответить. Он попытался было что-то сказать, но ничего, кроме невнятного мычания, не получилось – он был взволнован до крайности и сильно напуган.
– Я знаю, кто ты, – медленно повторил Алби. – Я видел. Видел все. Откуда мы пришли и кто ты такой. И девушку видел. Я вспомнил Вспышку.
Вспышку?..
Усилием воли Томас заставил себя заговорить.
– Я не понимаю, о чем речь. Что ты конкретно видел? Я и сам хотел бы узнать про себя хоть что-нибудь…
– Приятного мало, – ответил Алби и впервые с тех пор, как вышел Ньют, поднял глаза – полные печали, запавшие и мрачные, словно черные дыры. Он посмотрел прямо на Томаса. – Если бы ты видел этот ужас… Почему те ублюдки хотят, чтобы мы помнили такое? Почему просто не оставить нас здесь и дать спокойно жить?
– Алби… – Томас очень пожалел, что не может влезть в голову парня и увидеть все собственными глазами. – Что открыла Метаморфоза? Что ты вспомнил? Я ничего не понимаю.
– Ты… – начал было Алби, но тут же схватился за горло и захрипел, задыхаясь. Высунув язык и кусая его, он судорожно задергал ногами и принялся яростно биться и метаться на кровати, словно его кто-то душил.
Томас в ужасе вскочил со стула и отступил назад – Алби, казалось, боролся сам с собой, вцепившись руками себе в горло и беспорядочно дрыгая ногами. Его обычно темная кожа, которая всего минуту назад была необыкновенно бледной, стала багровой, а глаза вылезли из глазниц так сильно, что больше напоминали белые с красными прожилками шарики из мрамора.
– Алби!.. – крикнул Томас. – Ньют! Ньют, сюда!..
Не успел он закончить фразу, как дверь резко распахнулась. Влетев в комнату, Ньют подскочил к Алби, схватил бьющегося в конвульсиях товарища за плечи и, навалившись всем телом, прижал его к кровати.
– Хватай за ноги!
Томас дернулся вперед, но Алби так яростно молотил ногами по воздуху, что подойти к нему, не получив удар, оказалось почти невозможным – нога угодила ему прямо в челюсть.
Скулу пронзила резкая боль, и Томас отскочил, потирая место ушиба.
– Блин, да хватай же ты его за ноги! – крикнул Ньют.
Томас застыл на месте, приноравливаясь, затем резко прыгнул на Алби, схватив обе ноги и придавив их к постели. Ньют, прижав плечи несчастного коленями, принялся отдирать его руки, все еще сдавливающие горло.
– Отпусти!.. – закричал Ньют, дергая Алби. – Ты себя убьешь нахрен!
От усилия на его руках выступили вены, мускулы вздулись. Наконец ему удалось оторвать руки Алби от горла и прижать к груди. Алби еще несколько раз дернулся всем телом, выгибая спину и приподнимаясь над кроватью, но мало-помалу стал успокаиваться. Постепенно он стал дышать более ровно, потом окончательно затих, уставившись остекленевшими глазами в потолок.
Однако Томас продолжал крепко держать Алби за ноги, боясь, что, почувствовав свободу, тот снова начнет брыкаться. Подождав целую минуту, Ньют осторожно отпустил руки бедняги, затем спустя еще минуту убрал колени с плеч товарища и слез с кровати. Томас последовал его примеру, решив, что припадок закончился.
Алби устало посмотрел на Ньюта.
– Извини, дружище, – прошептал он. – Сам не знаю, что случилось. Как будто… моим телом кто-то управлял. Извини…
Томас глубоко вздохнул, надеясь, что ни в чем подобном больше ему участвовать не придется – большей нервотрепки и придумать невозможно.
– Извини, говоришь… Ну-ну… – ответил Ньют. – Ты пытался убить себя, черт возьми.
– Это не я, клянусь, – пробормотал Алби.
– В каком смысле «не ты»?
– Не знаю. Но это был не я…
Судя по выражению его лица, он и сам ничего не понимал.
Ньют предпочел не вдаваться в подробности. Во всяком случае, сейчас. Он поднял с пола разбросанные в припадке одеяла и укрыл больного.
– Позже поговорим, а пока спи. – Ньют приложил ладонь ко лбу Алби и добавил: – Ты сейчас не в лучшей форме, шанк.
Но Алби уже засыпал и лишь слегка кивнул с закрытыми глазами.
Ньют глянул на Томаса и жестом указал на дверь. Томас только того и ждал. Хотелось поскорее покинуть этот сумасшедший дом, поэтому он поторопился вслед за Ньютом к выходу. Но едва они переступили порог, как за спиной у них раздалось невнятное бормотание Алби.
Парни замерли и обернулись.
– Что? – переспросил Ньют.
Алби открыл глаза и повторил сказанное, но уже громче.
– С девчонкой осторожнее.
Его веки снова закрылись.
И снова девушка. Так или иначе, все почему-то сводилось к ней. Ньют бросил на Томаса недоуменный взгляд, но в ответ тот только пожал плечами – слова Алби поставили его в тупик.
– Пойдем, – шепнул Ньют.
– И еще, – окликнул его Алби, не открывая глаз.
– Да?
– Берегите карты.
Произнеся это, Алби повернулся к ним спиной, показывая, что теперь разговор действительно окончен. Услышанное не очень-то обрадовало Томаса. Скорее, наоборот.
Они с Ньютом вышли из комнаты и тихо притворили за собой дверь.
