Джеймс Хэдли Чейз
Фокусница
Анселл и сам был в растерянности.
– Даже не знаю, – честно признался он. – С такой внешностью – и без кавалера! Это больше всего наводит меня на подозрения. В такие чудеса мне не верится.
– Я вот думаю, что ничего у меня с этой кралей не выйдет, – заключил Богл. – У нее язык что бритва. Может, свалим по-тихому, пока она не вернулась? Знаю я таких! Если уж босс с шелкопрядами для нее нехорош, то что говорить про меня!
Анселл махнул рукой официанту.
– Ты понемногу исправляешься, Богл, – похвалил он его. – В прежние времена красивая женщина могла из тебя веревки вить. Думаю, ты прав. Нам незачем здесь оставаться. К тому же у нас еще есть дела. – Он потянулся за бумажником. – Я совершенно уверен, что она без нас… – Не закончив свою мысль, он ошарашенно уставился на Богла.
– Что такое? – встрепенулся Богл.
– Где деньги?! – Анселл судорожно шарил по карманам. – Пропали!
– Пропали? – тупо повторил Богл. – Как это – пропали?
Внезапно глаза у Богла потемнели, и он начал проверять свои карманы. Ни двух долларов, полученных от Миры за упаковку пилюль, ни припрятанной пятерки. Пусто!
Партнеры посмотрели друг на друга.
– Старый как мир трюк! – наконец изрек Анселл, сотрясаясь от досады. – И мы на него попались! Опрокинула стакан, облила меня пивом и обобрала. Мало того, заодно и тебя обчистила.
– Так какого черта мы ждем? – зарычал Богл, отпихивая назад стул. – Надо с ней разобраться!
Официант принес чек. Он взглянул на перекошенное лицо Богла, и в его глазах появилось беспокойство.
– Что-то не так, уважаемые?
– Нас ограбили, – рыкнул Богл. – Прочь с дороги!
– Но сеньорита ушла, – сообщил им официант. – Синьорита никогда не грабила наших клиентов, прежде чем они расплатятся по чеку. Ай-ай, как нехорошо с ее стороны.
Богл и Анселл снова вперились взглядом друг в друга.
– Что ты хочешь сказать? – строго спросил Анселл. – Ты знаешь эту девушку?
– А как же! – Официант разулыбался. – Такая красавица, и у нее очень проворные пальчики. Она часто к нам заходит. Хорошее место для ее промысла.
– Значит, на клиентов всем наплевать? – взревел Богл, сжимая кулаки. – С нами можно поступать как угодно!
Официант в порядке извинения пожал плечами:
– Господа сами пригласили ее за свой столик. Я думал, вы с ней знакомы.
– Пошли отсюда, Богл, – сказал Анселл. – Сами виноваты.
– Минуточку, вы еще не расплатились, – напомнил официант.
– Получишь с блондинки, когда она заглянет к вам снова, – буркнул Богл. – И передай ей от меня, что, если она мне попадется, порву на части и вытряхну потроха!
Официант потемнел лицом:
– Так не пойдет, сеньор, а вдруг она здесь больше не появится?
Что-то в его взгляде насторожило Богла, и он сбавил обороты:
– Негоже, чтобы ты из-за нас пострадал. Скажи-ка, у тебя есть девушка?
Официант просиял.
– У меня прекрасная девушка, – сообщил он, сверкнув белозубой улыбкой. – Другой такой во всей стране не найдешь.
Богл вынул упаковку пилюлек и вручил официанту.
– Теперь будет еще краше. Вот эта коробочка стоит два с половиной бакса. Дарю!
Официант рассмотрел коробочку со всех сторон и презрительно фыркнул:
– Она такие таблетки уже принимала и бросила – вся покрылась сыпью.
– Подумаешь! – Богл оттолкнул его с дороги. – Зато ей было чем заняться.
И они с Анселлом решительно двинулись через патио к выходу.
Глава третья
Прежде чем рассказать вам, как я познакомился с Мирой Шамвей, надо хотя бы вкратце объяснить, кто она и откуда, чтобы после на это не отвлекаться.
Мира Шамвей слукавила, когда представилась доку Анселлу корреспондентом чикагской газеты. Она была щипачка, и на момент их встречи ее профессиональный стаж составлял уже пять лет. Если вам непонятно значение этого слова, остановитесь на бойком перекрестке и переложите увесистую пачку денег из кармана в карман. Очень скоро какая-нибудь девица незаметно умыкнет ваши денежки, и, когда через несколько часов вы их хватитесь, будет уже поздно. Вот что такое щипачка.
Отец Миры был фокусником в маленьком театре-варьете, и дела его шли ни шатко ни валко. Мира разъезжала с ним по городам и весям. Когда ей исполнилось пятнадцать, отец решил сделать ее своей ассистенткой. Мира согласилась, и уже через год на всем Восточном побережье ей не было равных в проворстве, изяществе и чистоте исполнения трюков. Она могла молниеносно спрятать в ладони – на их жаргоне «спальмировать» – до шести карт! Или снять с мужчины жилетку так, что он ничего не почувствует. Или подтяжки. Короче говоря, она стала мастером экстра-класса.
Однажды вечером в ее судьбе случился крутой вираж. После представления отец привел в гримерку молодого человека, который жаждал с ней познакомиться.
Это был коммивояжер, он заехал в город, где они тогда гастролировали, чтобы найти финансовую поддержку для какого-то делового начинания, а вечером отправился в театр и там увидел Миру. Она поразила его своей красотой, и он явился за кулисы с намерением поразить ее своими деньгами.
Хэмиш Шамвей благосклонно смотрел на то, чтобы Мира поужинала с новым поклонником. Он знал, что у Миры есть голова на плечах и, если что-то пойдет не так, она сумеет за себя постоять.
Звали молодого человека Джо Крумм, с виду он был вполне приятный малый. Они с Мирой пошли в ресторан и заказали дорогой ужин. И тут Крумм совершил роковую ошибку – похвастался увесистой пачкой свернутых в рулон банкнот. Два с половиной дюйма в окружности! Мира никогда в жизни не видела столько денег. А он еще и подлил масла в огонь: мол, это мелочи, в банке деньги у него лежат штабелями. Мира решила его попугать и стибрила толстый рулон. Как нечего делать. Когда пришло время платить по чеку, он обнаружил, что денег нет. У него чуть не случился разрыв сердца.
Директор ресторана и два-три официанта взяли его в кольцо и замерли в ожидании – надежда получить плату за дорогой ужин таяла как дым.
Мира испугалась. Все смотрели на них. Крумм словно обезумел, директор непрерывно что-то бормотал, через слово поминая полицию. Ей не хватило смелости прилюдно вернуть деньги и объявить, что это просто шутка. Она сидела красная как свекла и мечтала провалиться сквозь землю.
Крумму даже в голову не пришло, что его обчистили. Никто, кроме официанта, к нему не приближался. Страшное смущение на лице Миры было убедительнее любого алиби. (Если бы он не разнервничался, то, наверное, мог бы сообразить, что при этих обстоятельствах фокусница – наиболее вероятная подозреваемая.) Нет, такая милая девушка не способна… Исключено.
В конце концов пожилой господин, наблюдавший за их конфузом с другого конца зала, поднялся из-за стола и подошел к ним. Он положил глаз на Миру, едва она переступила порог ресторана. Золотистые блондинки всегда были его слабостью, а тут удача сама шла в руки.
Он откровенно высказался по поводу наглых щенков, которые повадились ужинать за счет ресторана. И выразил искреннее сожаление, что ни в чем не повинной молодой особе теперь приходится краснеть. После чего вынул пухлый бумажник и заплатил по счету.
– Я на машине, – сказал он Мире. – Позвольте отвезти вас домой. Этот молодчик – неподходящий провожатый для такой девушки.
Мира была ни жива ни мертва – она по сей день не помнит, как вышла из ресторана. И только когда огромная дорогая машина помчала ее по темным улицам и в лицо ей ударил свежий ночной воздух, леденящий страх начал понемногу отступать.
Ее солидный спутник вежливо представился – Дэниэл Вебстер – и пожелал узнать ее имя. Мире было всего шестнадцать, но она уже кое-что понимала. Поработав год в варьете, поневоле усвоишь урок: за А, Б и В неизменно следует Г. Мира предвидела некоторые сложности с Дэниэлом Вебстером. Не только из доброго отношения к ресторану он выложил свои семь долларов. Поэтому она сказала, что зовут ее Роуз Карравей и что остановилась она в отеле «Денвилл». То есть дважды солгала.
Чтобы попасть в «Денвилл», им нужно было бы двигаться в прямо противоположном направлении, и она рассудила, что это самый простой способ выяснить его намерения. Если он развернется, значит она напрасно в нем усомнилась. Если поедет прямо, значит дело нечисто. Он не развернулся.
Едва Хэмиш Шамвей открыл для себя, что у него растет дочь-красавица, он решил обучить ее навыкам самообороны, отлично понимая опасности своей профессии: когда прелестная девушка выступает на сцене, ей лучше знать, что к чему в этом мире, иначе от ее прелести очень скоро ничего не останется. С ранней юности Мира была осведомлена о том, как устроена жизнь, и владела парой полезных приемов. Сидя с Вебстером в машине, она нисколько не сомневалась, что сумеет справиться с любыми неприятностями.
Дэниэл Вебстер намеревался в первый же удобный момент получить сполна за оплаченный ресторанный счет. Выехав из города, он свернул на обочину и выключил мотор.
Мира сохраняла полное спокойствие. Мало того, ей не терпелось проверить на практике советы отца, которые тот на протяжении последних четырех лет вколачивал ей в голову. Как только Вебстер попытался облапать ее, она размахнулась и ударила его ребром ладони в основание носовой перегородки. Отец учил никогда не бить вполсилы. И она постаралась.
Ее удар был точен: перегородка хрустнула, из глаз Вебстера брызнули слезы, а в мозг впилась тысяча раскаленных докрасна игл. Он убрал руки и обмяк на сиденье как сдувшийся воздушный шар.
Мира открыла дверцу машины, вылезла на обочину и побежала – размеренно, без паники – в темноту. Только через несколько минут, остановившись кинуть взгляд назад, она поняла, что сжимает в руке бумажник Вебстера. Она и не заметила, как прихватила его. Возвращаться, чтобы вернуть бумажник хозяину, было по меньшей мере неразумно: Вебстер мог не оценить ее благородства и обойтись с ней неласково. Она присовокупила бумажник к рулону Крумма и пешком отправилась в город.
Закрывшись в спальне, она пересчитала деньги в бумажнике Вебстера. Оказалось, что вечерний поход в ресторан и поездка в машине принесли ей четыреста семьдесят долларов чистоганом.
В ту ночь она не спала. Ей о многом нужно было подумать. И прежде чем тусклый свет зари просочился сквозь жалюзи на ее окне, у нее сложился план.
К счастью для нее, в тот день их труппа переезжала в другой город, и вероятность того, что Мира когда-нибудь вновь встретится с Круммом или Вебстером, сводилась практически к нулю. Она спрятала свой первый доход под поясом для чулок и помогла родителям упаковать вещи и реквизит, чтобы не опоздать на ранний утренний поезд в Спрингвилл, следующий город в их гастрольном расписании.
Еще два года она работала вместе с отцом, а потом, ни с кем не простившись, собрала сумку и уехала. Ни угрызений совести, ни сожалений. Мира Шамвей созрела для того, чтобы вырезать свои инициалы на дверях фортуны.
В последние два года жизни с родителями она подворовывала – осторожно, но методично. Это было до смешного просто. Никаких осложнений не возникало. Искушение добывать деньги таким легким способом оказалось слишком велико.
Она заранее все продумала. И первым делом купила подержанный «кадиллак».
У нее скопилось тысяча четыреста долларов, и покупка «кадиллака» не затронула заветный рулончик.
Отцу она написала записку, короткую, но исчерпывающую: ей надоело жить тяжким трудом – раз и беспокоиться о ней не нужно – два. Она и не думала, что он будет беспокоиться о ней, скорее уж о себе.
Погрузив сумку в багажник, она двинулась на юг. Ей хотелось уехать как можно дальше от заштатных городишек, по которым они скитались. Мира мечтала о Флориде. Теперь путь был открыт.
В следующие два года она обеспечивала себя сама. Разъезжала на своем «кадиллаке», иногда подрабатывала в ночных клубах, но больше просто путешествовала. Источником дохода ей служили бумажники случайных знакомых. Как только деньги подходили к концу, она находила очередного клиента и обчищала его карманы. Действовала она осторожно. Ее ни разу не схватили за руку. Ей ничего не стоило вытащить бумажник, изъять оттуда несколько сотен долларов и вернуть бумажник на место, пока его обладатель не заметил пропажи. Что же до частичной пропажи купюр, в девяти случаях из десяти толстосумы не обращают на это внимания.
В Мексику она подалась из желания полностью сменить обстановку. Она любила разнообразие. В ее тогдашнем настроении Мексика казалась подходящим местом. Ее нигде ничто не держало. Родители вместе с ее прошлым были вычеркнуты из памяти. Ее домом был теперь огромный «кадиллак».
В тот вечер, выйдя из «Лоренсилло» с заднего хода, возле которого был запаркован ее автомобиль, она помчалась к центру города, чтобы оттуда махнуть в Веракрус. Удалившись от кафе на достаточное, по ее прикидке, расстояние, она остановила машину на тихой боковой улице и посмотрела в зеркало над головой.
Убедившись, что ее никто не преследует, она открыла сумочку и вынула сигарету. Закурила, наклонилась вперед, чтобы свет от приборной доски падал прямо на руки и открытую сумку, извлекла свернутые в рулончик банкноты и внимательно пересчитала. Сто двадцать долларов.
– Неплохо, – вполголоса сказала она.
Разделив банкноты на две равные по толщине стопки, одну она убрала в сумку, а другую спрятала за чулок. Затем взяла с приборной доски крупномасштабную карту и разложила ее на коленях.
Тут-то я и нашел ее.
Из бара «Маноло» я вышел почти вслед за Джуденом, собираясь навести справки в полиции – нет ли у них хоть каких-нибудь идей, куда могла направиться эта Мира Шамвей. Если нет, пришлось бы искать иголку в стоге сена.
В тени какого-то здания я заметил огромный «кадиллак» – темно-зеленый. Я так и подпрыгнул. Не верь после этого в чудеса! Я перешел через дорогу и тихо приблизился к машине.
Она! Светлые волосы почти скрывали лицо, склоненное над картой. Но с меня и волос было довольно. Поиски Миры Шамвей закончились, едва начавшись. Вот же она, тут как тут, собственной персоной!
Но я не бросился к ней, как поступил бы на моем месте детектив-любитель. Я отошел на пару шагов, чтобы спокойно обмозговать ситуацию. Итак, Мира Шамвей здесь, и она свободна как птица, никаких бандитов в поле зрения – в любую секунду может нажать на газ и смыться. Опять же, без истории с похищением мне от блондинки мало проку. У меня мелькнула мысль выложить ей все начистоту и решить вопрос полюбовно, так было бы проще всего. Но если она узнает об обещанном вознаграждении, придется взять ее в долю, а половина от 25 000 долларов нравилась мне вполовину меньше. К тому же ей, возможно, до смерти надоел ее папаша и она наотрез откажется вернуться в Нью-Йорк. Нет, у меня был только один шанс выиграть игру – перехитрить блондинку.
Я подгреб к машине и, положив руки на дверцу, заглянул внутрь.
– Как по-вашему, зачем беговым лошадям соломенные шляпки? – спросил я. – Чтобы их съесть?
Она невозмутимо перевела на меня свои огромные глаза и снова углубилась в карту.
– Остынь, нырни в колодец, – посоветовала она мне. – Если поблизости не найдешь, выкопай сам. Тебе всякий поможет, если толково объяснишь, зачем это нужно.
Я слегка опешил. Никогда не был силен в пикировке с острословами. А Мира Шамвей за словом в карман не лезла. Мягко говоря!
– Да я просто прощупываю почву, – сказал я, пытаясь зайти с другого конца. – Увидел машину, дорожную карту, ну и подумал напроситься к вам в попутчики.
Она снова вскинула на меня глаза:
– Это не автобус. Я пассажиров не беру.
– В смысле незнакомцев, – поправил я ее. – Позвольте представиться – Росс Миллан.
– Слушай, может, для мамочки ты и свет очей, – произнесла она с расстановкой, – а для меня бельмо на глазу. Спокойной ночи. – И она вернулась к карте.
Я сосчитал до десяти и, когда давление пришло в норму, обошел машину кругом, открыл дверцу и сел.
– Эх, хорошо! А то ноги уже гудят.
Она напряглась.
– Надеюсь, для твоего же блага, что ты не станешь делать глупости, – сказала она, медленно складывая карту.
– Ни в коем случае, – заверил я ее. – Мне всего-то и нужно – прокатиться с вами, все равно куда. Надоело, знаете, болтаться в Мехико, пора сменить обстановку. А я всегда путешествую автостопом, потому что я скупердяй.
– Тайные пружины твоей психологии меня безумно интересуют, – сообщила она, и мне показалось, возможно ошибочно, что в ее голосе промелькнуло раздражение. – Но если ты не выйдешь из машины, тебя ждет сюрприз.
Я уселся поудобнее, хотя глаз с нее не спускал. Меня угораздило пару раз связаться с крутыми девчонками, и повторять этот опыт мне совсем не хотелось.
– Для сведения: раньше я выступал на арене как силач-профессионал. Среди моих коронных номеров один был особенно удачный: я сжимал в зубах девушку и бегал с ней по кругу. Так-то.
– Неужели? – Она сделала изумленное лицо. – И ты отказался от такой карьеры?
– Пришлось, – печально признался я. – Во всем виновата девушка. Глупая была как пробка и настырная, как сверло дантиста. Ужасно действовала мне на нервы. Иногда я прямо с трудом сдерживался, так бы и укусил ее! Это было бы проще простого, сами понимаете. Ну и однажды вечером она меня довела. – Я пожал плечами. – Хотел только слегка сдавить ее зубами, да, видно, вошел в раж.
Она призадумалась. Очевидно, пыталась сообразить, что я за фрукт. Потом наудачу сказала:
– Шел бы ты своей дорогой, не то я закричу.
– Давай, – ответил я, резко повернувшись, чтобы оказаться лицом к лицу с ней. – Будет повод врезать тебе. Всю жизнь мечтал от души врезать красивой блондинке, только повода не было.
Она внезапно дернулась вперед и злобно включила зажигание.
– По тебе тюрьма плачет, – бросила она мне и сдвинула рычаг переключения передач.
– Не надо нервничать, – сказал я, – от этого портится цвет лица. Куда едем – в Веракрус?
– Пожалуй, – ответила она, направляя авто вперед по темной пыльной дороге, – если вашу милость это устроит, разумеется.
– Меня все устроит, лишь бы выбраться из этой дыры. Расслабься, сестренка. Я тебя не трону, просто хочу свалить из города, и желательно задарма. Как только доберемся до Веракруса, я с тобой распрощаюсь и от меня останутся одни воспоминания.
– Само собой, распрощаешься. На что ты мне сдался! Не под венец же с тобой идти?
– Это смотря насколько ты старомодна. Лично я против ненужных формальностей в таких делах. Послушай, прелесть моя, как, ты сказала, тебя зовут?
– Если ты не помнишь, что тебе говорят, то повторять я не собираюсь.
– Как же мне к тебе обращаться? «Эй, ты» или «Слышь, сестренка»?
– Я переживу, если ты никак не будешь ко мне обращаться, – равнодушно обронила она. – Не напрягай зря связки, а я сделаю вид, что тебя здесь нет.
Я взглянул на часы на приборной доске: 23:15.
– Пока я не принял твои условия, ответь мне на один вопрос. Надеюсь, ты не собираешься гнать всю ночь до самого Веракруса?
– Отсюда до Чалько всего несколько миль. Сделаю там остановку – тебя сдам в полицию, а себе найду номер в гостинице.
– Есть другая идея, – осторожно предложил я. – Если вести машину по очереди, то на рассвете мы были бы уже в Орисабе. Я знаю там одну гостиницу – обслуживают по первому разряду. Самое комфортабельное место на свете, если считать, что весь белый свет – это Мексика.
– Ладно, – сказала она, поразмыслив. – Только мне не хотелось бы уснуть, пока ты сидишь за рулем. Мало ли что взбредет тебе в голову!
– Ну если ты боишься меня… – Я пожал плечами.
– С чего ты взял, что я тебя боюсь? – Кажется, такое предположение ее задело. – Я еще не встречала двуногого, который сумел бы меня напугать.
– Это похоже на предсмертные слова из какого-то анекдота. Впрочем, если ты не блефуешь, солнце мое, уступи мне руль и закрой глазки. – Я широко улыбнулся ей.
Секунду поколебавшись, она остановила машину. Потом пристально посмотрела на меня – и в глазах у нее внезапно промелькнула улыбка. Ну и девица, до чего хороша! Помимо того, что для меня она была живым воплощением 25 000 долларов, она еще и выглядела подходяще. Когда я говорю «подходяще», то подразумеваю, что любой другой женщине в этой стране до нее как до луны. Ничего не поделаешь, люблю блондинок! Возможно, они немного взбалмошные, зато смотреть на них одно удовольствие. По мне, это лучший отдых для глаз.
– Слушай, браток, – сказала она, – если вздумаешь дурить, я тебя так вырублю, что все пробки повылетают.
– Дашь хотя бы взглянуть на них перед смертью? – попросил я. – Всю жизнь мечтал стать экспонатом в паноптикуме Рипли[8].
– Я тебя предупредила, – отрезала она и вышла из машины.
Я перебрался на водительское место.
– На заднем сиденье спать удобнее, – сказала она, устраиваясь у меня за спиной. – К тому же у меня тут запасной колесный диск. Только попробуй свернуть с трассы – огрею по голове. Телеграмму с предостережением заранее посылать не буду, не рассчитывай.
– Тебя послушать, – ответил я, включив зажигание, – так подумаешь, что ты совсем не сентиментальна. Но если серьезно, пупсик, можешь спокойно доверить мне свою жизнь.
– Доверить? Не раньше чем я сменю шелковое белье на смирительную рубашку.
Судя по всему, через некоторое время она уснула. «Кадиллак» мчался по ночному шоссе. Машина – зверь, одометр только успевал отсчитывать мили. Я думал, что примерно через час она проснется и сменит меня за рулем, но не тут-то было. Она проснулась, только когда автомобиль запрыгал по булыжной мостовой в предместье Орисабы.
– Уже светло, – удивленно ахнув, заметила она. – Это я столько спала?
– Кто-то заливисто храпел мне в ухо, – ответил я, сворачивая на главную улицу. – Если не ты, значит у нас на борту безбилетный пассажир.
– Я не храплю, – холодно сообщила она, и я услышал, как она роется в сумочке. Ну конечно, первым делом надо попудрить носик.
– Не тушуйся, – ободрил я ее. – Со мной тебе нечего стесняться. – Я запарковал машину возле небольшой гостиницы, облицованной розовым камнем. – Мне даже нравится, когда у меня под боком кто-то похрапывает. Ностальгическое чувство.
– Ностальгическое? – переспросила она.
– Ну да, сразу вспоминается жизнь на ферме. – Я поспешно вылез из машины и деловито сказал: – Подожди тут, я схожу договорюсь. Тебе нужен номер или обойдешься ванной и кофе?
– Никаких номеров, – твердо заявила она.
Сперва нужно было извлечь из гостиничных недр управляющего, потом представиться ему… И только тогда меня обожгла мысль, что я совсем рехнулся – оставить ее одну в автомобиле! Однако волновался я напрасно и, выйдя на улицу, обнаружил, что она никуда не делась.
– Договорился, – известил я ее, распахивая дверцу. – Сперва ванна, потом завтрак на веранде. Яйца, фрукты, кофе. Устраивает?
Она вышла из машины с маленьким саквояжем в руке.
– Еще как, – подтвердила она и в первый раз по-дружески мне улыбнулась.
Я почувствовал, что дела пошли на лад.
– Через полчаса жду тебя внизу за завтраком. Отбросим условности и поговорим по душам.
– Мне и одной неплохо, – возразила она. – Я тебя подвезла, и на этом точка, до свидания.
– Не дури, – сказал я, решительно беря ее за руку повыше локтя и подталкивая к гостинице. – Если ты сбежишь, кто заплатит за мой завтрак?
