Джеймс Хэдли Чейз
Уходя, не оглядывайся
Я снял брюки и свернул их в узел, в который засунул мешок с перцем. Прикрепив узел к голове ремнем, я вошел в воду и поплыл на другой берег.
Глава третья
I
Было без десяти четыре пополудни. Я лежал в тени дерева, растущего на склоне холма, упиравшегося в автостраду. Передвигаясь только лесом, росшим вдоль реки, я забрался довольно далеко. Никаких звуков погони я не слышал. Затея с перцем полностью себя оправдала: собакам не удалось взять след. До железной дороги было еще пять миль, а местность стала уже открытой и ровной. Я не рискнул выйти из леса до темноты.
Подо мной, у самой автострады, стояла небольшая ферма. Она не представляла собой ничего особенного и состояла из жилого дома, трех хозяйственных построек, амбара и разбросанного вокруг хлама. Сначала я не обратил на нее никакого внимания, но потом заметил девушку, вышедшую из дома и направившуюся к одному из сараев. Она несла две большие корзины мускусных дынь. Издалека я не мог разобрать, как она выглядела, да это было и не важно. Мои глаза были прикованы к дыням, от одного вида которых у меня потекли слюнки. Я решил, что, как только стемнеет, я туда проберусь и устрою себе пир.
Движение на автостраде было напряженное – в основном грузовики, доставлявшие дыни в Окленд. Время от времени сверкающий «кадиллак» или «олдсмобиль», издав нетерпеливый гудок, проносились мимо грузовиков. Иногда я замечал патрулировавших дорогу полицейских на мотоциклах, а один раз видел радиофицированную полицейскую машину. Часы тянулись очень медленно.
В шесть часов на проселочную дорогу, ведущую к ферме, свернул разбитый грузовик, нагруженный дынями, и подрулил к одному из сараев. Девушка вышла из дома. Из грузовика вылезли двое мужчин – один молодой, другой постарше. Все трое направились в дом, и я представил себе, как они садятся за ужин. Сама мысль об этом казалась мучительной. Я был настолько голоден, что с вожделением вспоминал помои, которыми нас кормили в Фарнуорте.
Прошло еще два часа. Солнце скрылось, и на небе показались звезды. Движение на дороге практически замерло, уже довольно давно я не видел ни одного полицейского. Пожалуй, пора пускаться в путь.
Я добрался до автострады, не заметив ни одной машины. В одном из окон дома горел свет. Перебежав через шоссе, я оказался на дороге, ведущей на ферму. Ворота были закрыты, и мне пришлось перелезть через забор. Миновав жилой дом, я остановился у распахнутой двери одного из сараев. Было темно. Из двери доносился сильный аромат дынь. Я вошел. Ножа у меня не было, и дыни пришлось разрывать руками. Теплый сладкий сок и нежная мякоть утолили жажду и притупили чувство голода.
Я так устал, что глаза закрывались сами собой, и я решил немного передохнуть, прежде чем отправиться в пятимильный переход до железной дороги. Перебравшись через гору дынь, я растянулся на земле. Из дома доносилась танцевальная музыка, передававшаяся по радио. Я закрыл глаза – насколько здесь было лучше, чем в зловонном бараке Фарнуорта! Интересно, удастся ли мне попасть на поезд?.. пока мне везло… пока…
Я проснулся так неожиданно, что сердце в испуге чуть не выскочило из груди. Через открытую дверь сарая были видны очертания далеких холмов. На кроваво-красном небе всходило солнце, и его бледный свет скудно освещал сарай, проникая в него сквозь щели. Охваченный тревогой, я попытался встать и тут сообразил, что проспал больше восьми часов. Уже был слышен рев мчавшихся по автостраде грузовиков. Я не мог рисковать, пытаясь пробраться незамеченным целых пять миль, которые отделяли меня от железной дороги. В своей черно-серой полосатой тюремной одежде я попадусь на глаза водителю первого же проезжающего грузовика.
Из дома послышались шаги и голоса. До меня донесся запах жареной ветчины. Я наблюдал за домом, и примерно через полчаса из него вышли оба мужчины в сопровождении девушки. На вид ей было лет семнадцать, у нее была почти черная от загара кожа. Ее вряд ли можно было назвать красивой, но у нее была хорошая фигурка, а улыбка делала ее привлекательной. Они о чем-то поговорили, затем мужчины сели в грузовик и уехали, а девушка вернулась в дом. Я отведал дынь еще раз и устроился за грудой ящиков.
Теперь до заката солнца я оказался в плену на этой ферме. Размышляя о своем положении, я пришел к выводу, что, может быть, это не так уж и плохо. Пока я сижу здесь в относительной безопасности, погоня, возможно, закончится. Я положил голову на свернутый мешок и закрыл глаза. В сарае было жарко, и я задремал.
Проснулся я опять неожиданно примерно час спустя. В сарае кто-то был, я слышал шорох движений. Соблюдая максимальную осторожность, я выглянул из-за ящиков, за которыми скрывался. Девушка сортировала дыни по размерам, раскладывая их на три кучи. Она работала быстро и ловко, повернувшись ко мне спиной и то и дело встряхивая черными волосами, рассыпавшимися каждый раз, когда она наклоняла голову.
Я смотрел на нее, спрашивая себя, стоит ли обнаруживать свое присутствие, как вдруг понял, что она заметила, что находится в сарае не одна. Она прекратила работу, потом вновь принялась за нее, но уже не в том ритме, что прежде. Я понял, что девушка испугалась: это было видно по тому, как она раскладывала дыни. Мне было ясно, что, если я ничего не предприму, и притом достаточно быстро, она бросится из сарая и, возможно, поднимет крик. Я видел, что она нервничает все больше и больше.
– Не бойся, – сказал я очень тихо и встал так, чтобы она могла меня увидеть.
Девушка резко повернулась. Мне было ее очень жаль. Ее кожа побелела даже сквозь загар; она попыталась закричать, но из этого ничего не вышло.
Вид у меня действительно был ужасный: я не брился два дня, грязная одежда висела клочьями, росту я был немаленького, да и вид был разбойничий. Я видел, какой ее обуял ужас, и от этого мне самому стало нехорошо.
– Я не сделаю тебе ничего плохого, – сказал я, наблюдая, как она медленно пятится назад, пока не уперлась в стену сарая. Одета она была в джинсы и красную с белым ковбойку. Было видно, как под рубашкой поднимались и опускались ее маленькие груди.
– Не подходи ко мне! – прошептала она сдавленным голосом.
– Я не хотел тебя испугать. Ты меня сама напугала, – сказал я. – За мной охотятся – эти, из Фарнуорта. Ты поможешь мне? Я голоден, и мне нужна одежда. Ведь ты меня не выдашь?
Девушка выходила из состояния оцепенения и потихоньку успокаивалась.
– Что тебе здесь нужно? – спросила она.
– Я был голоден и пробрался сюда прошлой ночью за дынями. А затем имел глупость заснуть. Я собирался добраться до железной дороги, пока не рассвело.
– Но они следят за дорогой, – сказала она тихо, и я понял, что она на моей стороне. – Вчера вечером об этом говорили по радио. Именно там тебя и ждут.
– Тогда мне придется придумать что-нибудь другое. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности из-за меня, но ведь ты мне поможешь? Если нет – я пропал.
Она долго смотрела на меня.
– Я читала о Фарнуорте, – сказала она и отошла от стены. – Да, я помогу тебе. Не могу взять грех на душу и отправить туда человека обратно. Ты голоден?
– Ветчина пахла исключительно.
На ее лице появилось подобие улыбки.
– Подожди здесь.
Она направилась к выходу. Я смотрел ей вслед – уверенности, что на нее можно положиться, у меня не было, как, впрочем, и другого выхода тоже. Если она позвонит в полицию, то такая уж, видно, у меня судьба. Когда она ушла, я стал слоняться по сараю. Мне казалось, что ее нет слишком долго, и я уже собирался пойти в дом и посмотреть, чем она занята, когда она вернулась с миской горячей воды, полотенцем, мылом, бритвой и ворохом одежды в руках.
– Сейчас я принесу тебе что-нибудь поесть.
Через десять минут девушка опять была в сарае, на этот раз с подносом в руках. Она приготовила яичницу из шести яиц с четырьмя толстыми ломтями ветчины и принесла целый кофейник с дымящимся кофе. К этому времени я успел умыться, побриться и переодеться в костюм, который, как я понял, принадлежал ее брату. Он был немного узковат и довольно потрепан, но это было не важно. Трудно описать, какое облегчение я испытал, сбросив ненавистную тюремную робу. Я видел, что девушка с любопытством наблюдает, как я уничтожаю завтрак. Затем она пересела на ящик около меня.
– А как тебе удалось спастись? – спросила она. – Я думала, что из Фарнуорта сбежать невозможно.
Я рассказал ей все без утайки: как всегда мечтал разбогатеть, как мы с Роем спланировали ограбление и как я его не выдал. Я рассказал о Фарнуорте, о собаках и о том, как мне удалось бежать. Она слушала, широко раскрыв глаза. Я был рад, что рассказал ей все. Впервые мне удалось облегчить душу.
– Если меня поймают, – сказал я, – жизни мне не будет. Меня посадят в камеру, которую они держат для наказаний. Придут три охранника с ремнями и будут бить до тех пор, пока у них хватит сил. И так будет каждый божий день. Я видел, какими выходят из этого карцера. У одного был выбит глаз, у другого – сломана рука.
В ее глазах стоял ужас.
– Но меня не поймают, – продолжал я. – Я скорее умру, чем опять вернусь в Фарнуорт.
К этому времени я уже покончил с завтраком и курил сигарету из пачки, которую она принесла на подносе. Мне было хорошо.
– Тебе нельзя на железную дорогу, – сказала она. – Но я могу помочь тебе добраться до Окленда, если ты пробираешься именно туда.
– Да, мне надо попасть в Окленд. Оттуда я двинусь дальше. А как ты можешь мне помочь?
– Через час приедет грузовик за дынями, – сказала она. – За рулем будет парень, его зовут Вильямс. Он приезжает каждый день и задерживается, чтобы перекусить. Пока он ест, ты можешь спрятаться в кузове. Он отвозит дыни на оклендский рынок, оставляет грузовик на площади и идет за деньгами. Тогда ты сможешь выбраться и окажешься в Окленде.
Именно так я и очутился в Окленде. Проще простого. Еще до приезда грузовика девчушка дала мне пять долларов – все, что у нее было. Кроме того, она принесла две пачки сигарет и предупредила, что в моем распоряжении всего несколько часов. Когда вернется ее брат и хватится своей одежды, ей придется признаться, что она отдала ее мне. В Окленде мне задерживаться нельзя, но, во всяком случае, мне не о чем беспокоиться до семи-восьми вечера, когда вернутся ее отец и брат. Я хотел поблагодарить ее, но моя благодарность была ей не нужна. Она повторила, что не смогла бы отправить человека обратно в Фарнуорт, добавив, что, по ее мнению, мне просто сильно не повезло с моим делом.
Когда грузовик тронулся по грязной дороге, я выглянул из-за ящиков с дынями. Она стояла у дома и смотрела вслед грузовику в своей красной с белым ковбойке и синих джинсах. Когда грузовик поворачивал на шоссе, она подняла руку и помахала вслед. Эта картина так и стоит у меня перед глазами – я запомнил ее на всю жизнь.
II
На пятый день бегства я добрался до Литтл-Крик, что примерно в тысяче миль от Фарнуорта. Эта тысяча миль далась нелегко. Мне посчастливилось вскочить в товарный поезд на окраине Окленда, но после двадцати часов езды через пустыню без воды и пищи я стал испытывать сомнение, удастся ли доехать куда-нибудь живым.
Наконец поезд остановился в Литтл-Крик, и мне удалось выбраться из него незамеченным. Был самый разгар дня, и жара стояла невыносимая. Вокруг никого не было видно – даже на главной улице не было ни души. У меня еще оставалось полтора доллара от тех денег, что дала мне девчушка на ферме. Я зашел в закусочную, заказал сэндвич, кофе и кварту воды со льдом.
После путешествия на поезде вид у меня был жалкий: я зарос щетиной, а одежда потеряла всякий вид. Однако в этом городке на меня никто не обращал внимания. Сам городок был грязный и непривлекательный – одна из тех захолустных дыр, которые постоянно пребывают в запустении.
Я ел и думал, что мне делать дальше. Если бы мне удалось перебраться через горы и оказаться в Тропика-Спрингс, я чувствовал бы себя в достаточном удалении от Фарнуорта и в относительной безопасности. От пустынного городка, где я находился, до Тропика-Спрингс было около двухсот миль. Моей единственной возможностью добраться туда был попутный грузовик или легковушка. Рассчитывать, однако, мне можно было только на грузовик – ни один владелец легковой автомашины не согласится меня подбросить, стоит только ему взглянуть на мою физиономию.
У человека за стойкой в закусочной было открытое, доброжелательное лицо. Я спросил его, есть ли возможность договориться с каким-нибудь шофером грузовика, чтобы тот взял меня с собой через горы. Он с сомнением покачал головой.
– Грузовики здесь проезжают десятками, – сказал он, – но я не помню, чтобы кто-нибудь из них хоть раз здесь остановился. Может, тебе и повезет, но я бы не стал на это особо рассчитывать. – Он налил себе чашку кофе и облокотился на стойку. – Лучше всего было бы добраться до «Последней черты». Там останавливаются все грузовики, чтобы заправиться перед горным перевалом. Там можно поговорить с ребятами. Может, кто и возьмет тебя.
– Последняя черта? Что это?
– Это бензоколонка и закусочная Карла Йенсена. Он прожил там всю жизнь. Получил их в наследство от своего отца. За «Последней чертой» нет ни одной заправки на сто шестьдесят миль, а следующая заправка уже за перевалом.
– А далеко отсюда до «Последней черты»?
– Пятьдесят миль.
– А как мне туда попасть – пешком?
Он улыбнулся:
– Зачем же пешком. Тебе повезло. Скоро здесь будет сам мистер Йенсен. Он приезжает сюда каждые три месяца купить металлический хлам – в этом забытом богом городке его полно. Поговори с ним. Он хороший человек и подбросит тебя до своей бензоколонки, если скажешь ему, что тебе надо перебраться через перевал. Он всегда помогает людям, попавшим в затруднение.
– А когда же он появится?
Он посмотрел через плечо на засиженные мухами часы.
– Минут через двадцать. Ты побудь неподалеку – я дам знать, когда он войдет. Может, еще кофейку?
– Нет, спасибо. Если вы не возражаете, я бы еще посидел здесь…
Он налил чашку кофе и пододвинул ее мне.
– За мой счет. Похоже, ты прибыл издалека.
– Точно… – Я потрогал щетину на своем подбородке. – Еду к приятелю в Тропика-Спрингс. Дорога тут не из приятных. Мы собираемся открыть вместе одно дело, а чтобы сэкономить, я решил добираться туда автостопом.
– Деньги… – Бармен понимающе кивнул. – У меня их никогда толком не было. Я бы не торчал в этом несчастном городишке, если бы у меня были деньги… Забрать бы жену и детишек и уехать куда-нибудь, где бы я мог прилично зарабатывать. Без денег далеко не уедешь… – Он посмотрел в распахнутое окно, где, поднимая облако пыли, проезжал черный «кадиллак». – Эти люди… никогда здесь не останавливаются. Они набиты долларами, но никогда не тратят их здесь. Вот мистеру Йенсену повезло. Хочешь не хочешь, а вынуждены там остановиться. Можно сказать, у него там золотая жила.
Пока он говорил, в открытую дверь вошел крупный мужчина и подошел к стойке.
– Ты не сообразишь побыстрее кофейку, Майк? – сказал он. – Хочу сегодня уехать пораньше.
Он взглянул на меня и отвернулся. Пока бармен готовил кофе, тот продолжал:
– А как твоя жена? Что-то ее не видно.
– Она после обеда уехала в Вентуорт, мистер Йенсен, – ответил бармен, взглянув на меня. – Ей будет жаль, что вы разминулись.
Убедившись, что это тот, кто мне нужен, я посмотрел на него повнимательнее. Это был скандинав ростом почти в шесть с половиной футов, с широким торсом, загорелым и мясистым лицом – открытым, добрым и с искрой юмора. На вид примерно пятьдесят с небольшим. Мужчина крупный, но без капли жира. Он вообще выглядел очень крепким – куда крепче большинства мужчин в его возрасте.
Бармен сказал:
– Извините меня, мистер Йенсен, этот парень ищет попутку через горы. Я сказал ему, что «У последней черты» – лучшее место, чтобы договориться с каким-нибудь шофером.
Йенсен повернулся, оглядел меня и улыбнулся.
– Привет, – сказал он. – Майк прав – на дороге ни один грузовик не остановится. Но они все тормозят у меня. Буду рад помочь. Я подброшу тебя до «Черты», ну а там тебе придется договариваться самому. Большинству водителей запрещено брать попутчиков через горы: что-то там связано со страховкой.
– Спасибо, – сказал я. – Если я вам не помешаю.
Он засмеялся:
– Я рад, что поеду обратно не один. Дорога из рук вон плохая. Меня зовут Карл Йенсен.
Он протянул свою огромную руку. Я пожал ее.
– Меня зовут Джек Пэтмор, – сказал я, назвавшись первым пришедшим на ум именем.
– Ты направляешься в Тропика-Спрингс?
– Именно.
Он допил кофе и бросил монету на прилавок, пожал руку бармену:
– Будь здоров, Майк. До встречи. Ну что ж, Джек, если ты готов…
Я тоже обменялся рукопожатием с барменом, еще раз поблагодарил его и вышел вслед за Йенсеном под нещадно палящее солнце. Мы подошли к десятитонному грузовику, стоявшему в тени. Кузов был завален металлоломом, разными ржавыми железками, болтами, гайками, мотками проволоки. Йенсен полез в кабину, я – вслед за ним. Кабина была раскалена как печка, и мы оба разделись до пояса. Йенсен достал пачку сигарет, вытащил себе сигарету и предложил мне. Когда мы закурили, он сказал:
– Надо устраиваться поудобнее. Прогулка будет долгой и жаркой.
Затем он завел мотор и выехал на пыльную главную улицу. Пока мы выбирались из города, никто не проронил ни слова. Первым нарушил молчание Йенсен, спросив:
– Ты здесь первый раз?
– Да, – сказал я.
– А я здесь родился и вырос. Место тут уединенное, но мне нравится. А ты издалека?
– Окленд.
– Прилично. Я там никогда не был. Как там?
– Нормально.
Он взглянул на меня:
– Я так и подумал, что ты городской. А чем занимаешься, извини за назойливость?
– Мое ремесло – замки. Идет еще от деда. Вроде наследственности.
– Замки, говоришь? Значит, ты разбираешься в железках?
– Само собой. Если я не чиню замки, то делаю сейфы, а без металла сейфов не бывает.
– Да, это верно.
Он поскреб пальцами затылок, нахмурившись. Мы ехали по пыльной дороге, пролегавшей через пустыню. Колеса грузовика поднимали клубы пыли, проникавшей в кабину через открытые окна и оседавшей на нас.
– А в двигателях ты что-нибудь петришь? – спросил он после долгого молчания.
– Кое-что, – ответил я, недоумевая, к чему он клонит. – Я могу разобрать двигатель, если вы про это. Однажды я сделал новую головку блока цилиндров для старого отцовского «форда». Пришлось повозиться, но я сделал.
Он опять посмотрел на меня, и я почувствовал на себе изучающий взгляд его проницательных глаз.
– Если ты смог это сделать, то в машинах разбираешься, – сказал он. – А в Тропика-Спрингс ты собираешься остаться надолго?
Поток вопросов начинал меня раздражать.
– Да, – сказал я и отвернулся, уставившись в окно. Вдалеке я видел парящего сокола, резко выделявшегося на фоне белого неба.
– У тебя там есть работа? – спросил он. – Я это к чему: если ты ищешь работу, то я могу ее предложить.
– Работу? Какую работу?
– Мне нужен человек, который понимает в железках и машинах. Последние два года нам с Лолой – это моя жена – пришлось нелегко. Я давно собираюсь взять себе помощника. Мне кажется, мы с тобой поладим. Правда, место у нас пустынное, и тебе придется дежурить ночью по очереди с нами. Ближайший город – Вентуорт – в двадцати милях по дороге через пустыню, но зато у нас отличная кухня. Уж что-что, а готовить Лола умеет. Она – итальянка. Тебе нравится итальянская кухня?
– Еще бы!
– Что-то ты скажешь, когда попробуешь ее спагетти, – тебе в жизни не приходилось есть ничего подобного! У тебя будет свой флигель. Там есть радиоприемник. У меня лишний телевизор, можешь взять и его. – Он с надеждой посмотрел на меня. – Платить я буду сорок долларов в неделю, будешь на всем готовом. Тратить там не на что, так что можно поднакопить.
Долго я не раздумывал: это был мой шанс затеряться. Во всяком случае я мог бы поработать там несколько месяцев, поднакопить деньжат и двинуться дальше.
– Звучит заманчиво, – сказал я. – Ладно. Я согласен попробовать.
Он улыбнулся мне.
– Тогда считай, что работа у тебя есть, сынок, – сказал он и, протянув свою огромную руку, похлопал меня по колену.
Глава четвертая
I
В первый раз я увидел постройки «У последней черты», когда грузовик объехал высокую гору и стал спускаться в долину – плоскую, как тарелка, со слепящим от солнца белым песком и черными точками ржавого металла.
– Приехали, – сказал Йенсен, указывая рукой. – Это и есть мои владения.
Там стоял небольшой дом, пара сараев, еще какая-то постройка, бензоколонка и по другую сторону шоссе – флигель. Все строения были выкрашены в небесно-голубой цвет и резко выделялись на фоне белого песка.
– Флигель по ту сторону – твой, – сказал Йенсен. – Я в нем родился. Мой отец построил его своими собственными руками. Дом я выстроил позже, когда он умер. Да, жить здесь сможет не каждый. Здесь трудно и мало веселья, но мне повезло, что я нашел женщину, которая делит со мной все тяготы, – без нее я бы пропал. Мы дежурим поочередно каждую божью ночь. Просто удивительно, как часто приходится работать среди ночи. Водители едут через горы ночью – так прохладнее, и они всегда останавливаются здесь, чтобы заправиться. Вот почему я думаю, ты мне здорово поможешь. Если дежурить троим поочередно, то ночная смена будет куда легче.
Мы спустились в долину. Жара обрушилась на нас, и я моментально покрылся липким потом.
– Чувствуешь? – В его голосе звучали нотки гордости. – Ночью полегче. Ночью бывает даже чересчур прохладно.
Он положил огромную руку на клаксон и дал два длинных оглушительных гудка.
– Это чтобы предупредить Лолу, что я вернулся. Она удивится, когда тебя увидит. Она всегда твердила мне, что помощников нам не нужно. По правде говоря, Джек, у нас их никогда и не было, потому что я слишком долго шел у нее на поводу. Ты же знаешь этих итальянок: прижимистые – дальше некуда. Так уж они устроены. Я и сам деньгами не разбрасываюсь, но моей жене – упаси господь! – я и в подметки не гожусь. «Зачем нам нужен лишний человек? – говорит она. – Если я не против ночных дежурств, то тебе-то тем более грех жаловаться». Вот такие разговоры. – Он покачал головой. – В моем возрасте нужна передышка. Я уж не могу припомнить, сколько лет тяну лямку по семнадцать часов в сутки. Верно – деньги у меня завелись, но я никогда не тратил их в свое удовольствие. Вот зачем тебе деньги, Джек? Скажи – зачем?
– Ну, во-первых, чтобы прокормиться, а если останется – хочу тратить в свое удовольствие, – сказал я, чтобы поддержать разговор.
– Точно! – Он хлопнул меня по колену. – Сначала прокормиться. Что ж, эту проблему я решил. А сейчас, когда мне пятьдесят пять, хочу пожить в свое удовольствие. Теперь мы с Лолой сможем время от времени ездить в Вентуорт, а ты присмотришь здесь. С тобой станет гораздо легче.
Однако в его голосе сквозило сомнение, и я с удивлением посмотрел на него. Он не был похож на человека, который верит во все, что говорит.
Наш грузовик уже мчался по ровной раскаленной дороге, и мы проехали мимо большого щита, на котором было написано:
У ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЫ!
ВАС ПРЕДУПРЕЖДАЮТ!
СЛЕДУЮЩАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ ЗАПРАВИТЬСЯ
ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ 165 МИЛЬ!
ЗАКУСКИ!
РЕМОНТ!
СМАЗКА!
СТАНЦИЯ ОБСЛУЖИВАНИЯ!
Я взглянул на бензоколонку и гараж, к которым мы подъезжали. Станция обслуживания выглядела яркой и веселой. К дому и флигелю через шоссе были проложены дорожки, обрамленные камнями, выкрашенными в белый цвет. Вокруг бензоколонки посажены цветы, оживлявшие пейзаж. Позади нее стояла длинная приземистая постройка, в которой находилась закусочная. А уже за этой постройкой был флигель с яркими голубыми занавесками и выкрашенной в кремовый цвет дверью.
– Красивое место, – сказал я.
Он расцвел от удовольствия:
– Я рад, что тебе здесь нравится. Труда я вложил сюда немало. А теперь, когда нас двое, мы можем горы свернуть. А до сих пор все приходилось делать одному.
Он открыл дверцу и спустился на белый раскаленный песок. Я вылез вслед за ним.
Если бы у меня было такое местечко, да еще жена в придачу, и, нажав на клаксон, как это только что сделал Йенсен, я бы ожидал, что она выйдет и встретит меня! Но ни из одной постройки никто не вышел, чтобы встретить вернувшегося домой Йенсена. Судя по оживлению, которое вызвал его приезд, данное место вполне можно было бы перепутать с моргом, и это бросилось мне в глаза, хотя сам Йенсен, похоже, не удивился. Он махнул рукой в сторону флигеля.
– Ступай прямо к себе, не смущайся. Тебе нужно умыться и побриться. – Он пихнул меня в бок, и от этого дружеского знака внимания я едва удержался на ногах.
– Есть хочешь? Я чего-нибудь раздобуду, а ты пока приведи себя в порядок.
– Когда я буду готов – куда мне идти?
Йенсен показал на закусочную:
– Прямо туда.
Я дошел до флигеля, толкнул дверь и вошел в гостиную. Она была уютно обставлена, а в одном из углов стоял телевизор. За гостиной находилась крошечная спальня. Раздевшись, я прошел в ванную, побрился, но отмыться мне удалось не сразу. К этому времени у меня уже отросли приличные усы, и я решил их оставить. Вернувшись в спальню, надел рубашку и брюки и взглянул на себя в зеркало, висевшее на стене. С усами я выглядел иначе, но ведь меня все еще ищут. Разглядывая себя в зеркало, я почувствовал облегчение. Если в газетах и были мои фотографии, то с усами узнать меня было почти невозможно.
Я открыл дверь флигеля и постоял некоторое время, разглядывая постройки напротив и уходящую в горы дорогу. По обе стороны от меня простиралась пустыня – горячая, белая и лишенная всего живого. Это меня успокоило. Полиция будет искать меня в Окленде или других больших городах. Уверен, что ей не придет в голову искать меня здесь.
Выйдя на солнце, я направился в закусочную. Там вдоль стойки стояло десять вращающихся стульев, а для желающих поесть поосновательней возле стены было пять столов. Стойку украшали краны для пива и содовой, а позади располагался стеклянный шкаф, на полках которого была разложена выпечка с табличками: вишня, яблоко, ананас, клюква. В отдельной секции находились бумажные салфетки, специи, соусы, стаканы, ножи и вилки. Все блестело безукоризненной чистотой. На стене висело меню, напечатанное крупными четкими буквами:
ПРЕДЛАГАЕМ СЕГОДНЯ:
ЖАРЕНЫЕ ЦЫПЛЯТА
ТЕЛЯЧЬИ ОТБИВНЫЕ
ПРЯНАЯ ГОВЯДИНА
ПИРОЖНЫЕ, ФРУКТЫ И НАПИТКИ
Через полуоткрытую дверь позади стойки просачивался запах жареного лука, от которого у меня потекли слюнки. Я уже собирался постучать по стойке и дать о себе знать, как услышал голос Йенсена:
– Послушай, Лола, не нужно так заводиться. Я знаю, что делаю. Этот парень присмотрит за станцией, а мы вдвоем сможем пару раз в неделю ездить в Вентуорт. Мне не нравится, что ты ездишь туда одна. Нехорошо, когда женщина одна ходит в кино в таком городе, как Вентуорт.
– А почему это нехорошо?
Она говорила с сильным итальянским акцентом и на повышенных тонах.
– Просто нехорошо. Ты – уважаемая замужняя женщина. А в Вентуорте такие парни…
– Ты хочешь сказать, что я езжу в Вентуорт развлекаться с мужчинами? Ты это хочешь сказать?
– Конечно нет. Я просто говорю, что это нехорошо. Поладив с Джеком, мы сможем ездить туда вместе. Ведь мы оба этого хотим, разве не так?
– Я знаю одно – посторонние мне здесь не нужны. Я говорила тебе тысячу раз!
– Знаю, что ты мне говорила, но ты не права. Помощь нам нужна. Сколько раз ты вставала прошлой ночью? Шесть, а может, и семь. Сон тебе нужен. С помощью этого парня мы сможем и отоспаться, и развяжем себе немного руки. Когда будет его очередь дежурить, мы сможем ездить в кино. Разве ты этого не хочешь?
– Сколько раз можно говорить одно и то же! – Ее голос был злым и визгливым. – Мне не нужны посторонние. Кроме того, работать ведь он будет не бесплатно? С каких это пор ты стал швыряться деньгами?
Истеричные нотки в голосе женщины встревожили меня. В ее словах звучала неприкрытая злость.
– Перестань на меня кричать! Пусть парень попробует. Если он тебе не понравится, что ж, мы от него избавимся. Но ты сама будешь рада, если мы его возьмем. Давай закончим на этом. Как насчет чего-нибудь поесть?
– Откуда ты знаешь, что ему можно доверять? Ты что, собираешься дать ему возможность обчистить нас и сбежать, пока мы будем смотреть кино в Вентуорте? Ты сошел с ума!
Я решил, что пора дать знать о своем присутствии. На цыпочках я вернулся к двери, открыл ее и с силой захлопнул. Затем, тяжело ступая, подошел к стойке.
– Есть здесь кто-нибудь? – спросил я.
Возбужденные голоса сразу стихли. Наступила тишина, а потом из кухни вышел Йенсен. Его полное добродушное лицо было красным, глаза выдавали смущение.
– А-а, пришел, – сказал он, окинув меня взглядом. Выражение его лица слегка изменилось. Было видно, что он остался доволен моим внешним видом и испытал облегчение.
– Ну как тебе флигель? Нашел там все, что нужно?
– Мне понравилось, – сказал я. Запах жареного лука сводил меня с ума. – Здесь тоже хорошо. Вам можно только позавидовать, мистер Йенсен.
Он кивнул, но уже без былого энтузиазма, явно расстроенный недавним скандалом с женой.
– Да, здесь неплохо.
Он потер подбородок, пряча от меня глаза.
– Ты, наверное, голоден. Сейчас соображу что-нибудь поесть.
– Не надо беспокоиться, мистер Йенсен. Вы только скажите, что приготовить, – я все сделаю сам.
– Побудь здесь, я поговорю с женой.
Ему было так неловко, что мне стало его жаль. Он пошел было на кухню, но в это время к бензоколонке подъехал запыленный «паккард», и водитель нажал на клаксон.
– Я займусь им? – спросил я.
– Не надо, я сам. Ты поешь, а уж потом приступишь к работе.
Он вышел, и я видел сквозь открытое окно, как он занялся «клиентом».
Услышав за спиной шорох, я обернулся. В дверях стояла женщина и с любопытством разглядывала меня. Ее густые каштановые волосы были собраны в пучок и довольно небрежно заколоты. Это была настоящая красавица, хотя рот у нее великоват, а губы – слишком полные. В ней была чувственность, которая привлекает любого мужчину, – и я не стал исключением.
Женщина – лет тридцати, с зелеными глазами и кожей цвета слоновой кости – была одета в хрустящий белый халат, плотно облегавший фигуру, и, глядя на нее, стоявшую в дверном проеме, я понял, что под халатом у нее больше ничего нет. Она не произнесла ни слова. Мы так и стояли, рассматривая друг друга, пока не вошел Йенсен и, смущенно улыбаясь, не представил меня.
– Мне кажется, он не против перекусить. Во всяком случае, я – точно, – сказал он. – Как насчет поесть, Лола?
С непроницаемым лицом она сказала:
– Сейчас что-нибудь принесу.
Я видел ее тяжелые бедра, обтянутые халатом. При каждом шаге они оживали, еще больше подчеркивая чувственность. Я взял бумажную салфетку и вытер лицо. Пот с меня катился градом.
