Джеймс Кэрол
Смотри на меня
Посвящается Кэм, моей сообщнице и соучастнице
«WATCH ME»
by James Carol
Печатается с разрешения литературных агентств Darley Anderson Literary, TV & Film Agency и The Van Lear Agency LLC.
© James Carol, 2014
© Хатуева С., перевод, 2015
© ООО «Издательство АСТ», 2015
1
Смерть Сэма Гэллоуэя была долгой и мучительной. Она никак не соответствовала его образу жизни – он должен был умереть совсем по-другому. Такие люди, как Сэм, или спокойно умирают во сне, или их внезапно настигает сердечный приступ во время игры в гольф. Во всяком случае, их не обливают бензином и не поджигают. И в последние мгновения жизни им не приходится кричать, сгорая заживо с грязной тряпкой во рту.
Можно легко заключить, что Сэм стал жертвой обстоятельств, и списать все на то, что он оказался «не в том месте, не в то время». Обычно в таких ситуациях так и поступают – никто не хочет лишний раз включать воображение и ум: и лень, и страшно. Ведь если предположить, что Сэм оказался «не в том месте, не в то время», его убийство можно отнести на волю судьбы, случая или капризов богов. Но если убийство не случайно, то придется признать: то, что случилось с Сэмом, может случиться с каждым. И ты можешь быть следующим.
Но Сэм не был случайной жертвой обстоятельств, и в его убийстве не было вообще ничего случайного. Убийце – одному или нескольким – нужен был именно он. Сначала убийца просто упивался своей мечтой, но со временем придумал, как претворить ее в жизнь. И самое главное – он придумал, как сжечь Сэма и не попасться.
Безнаказанность – принципиальный момент, это и отличает любителей от профи. Совершить преступление легко – любой дурак сможет. А вот не попасться при этом – совсем другое дело. И пока все идет четко по плану: Сэм мертв, убийца – на свободе, и ему ничто не мешает продолжать вести привычный образ жизни, как будто ничего и не произошло.
В эту самую минуту он, возможно, празднует свой успех за завтраком в каком-нибудь ресторанчике, поедая яичницу с хрустящим беконом или гору блинчиков с кленовым сиропом и запивая все это огромной чашкой кофе. Или он на работе – на какой-нибудь офисной должности с девяти до пяти: пожимает руки коллегам, ободряюще хлопает их по спине, обсуждает с ними вчерашний футбол у кулера. Игру он, конечно, не смотрел, поскольку был занят более важными делами, но изучил обзоры матча на спортивных сайтах.
Еще десять минут назад я и понятия не имел о существовании Сэма Гэллоуэя. Но, получив мейл, я уже не мог думать ни о чем другом, кроме как о его смерти и о том, кто его убил. Убийца интересовал меня больше всего.
Я посмотрел на монитор лэптопа и на кровать, на которой лежал мой чемодан. Последние две недели я провел в Южной Каролине, разыскивая убийцу по имени Карл Тиндл. Сейчас он уже под арестом, а значит, пришло мое время переключиться на новое дело.
Еще пять минут назад все мои мысли были заняты серийным насильником из Гонолулу, жертвами которого становились исключительно проститутки – не элитные, а самые низкопробные, от которых этот мир попросту решил отказаться. Но это не значит, что они не заслуживают справедливости. Я считаю, что нельзя делить человеческие жертвы на значимые или незначимые. Я берусь за дело вне зависимости от того, кто вы: представитель голубых кровей или дешевая шлюха.
Билеты на самолет и отель были уже оплачены, вещи собраны, и я с нетерпением ждал, когда смогу, наконец, убраться из Чарльстона. Проблема была не в Чарльстоне – с городом как раз все было в порядке. Но я провел здесь целых две недели, а этой мой предел – дольше на одном месте я оставаться не могу.
Я снова взглянул на лэптоп. За время работы в ФБР я быстро научился расставлять приоритеты. Временной ресурс всегда ограничен – в мире развелось слишком много маньяков. Последнюю жертву на Гавайях обнаружили только что, а значит, время пока на нашей стороне: преступник не сразу начнет новую охоту. Но в истории с Сэмом Гэллоуэем часы тикали быстро и громко. Я решил, что смогу на несколько дней отложить поездку на Гавайи, и мое решение сильно на ход вещей не повлияет.
Новый запрос пришел от шерифа Питера Фортье из полиции прихода Дейтон, город Игл-Крик, штат Луизиана. Я никогда не слышал ни про Дейтон, ни про Игл-Крик, ни про шерифа Фортье, что неудивительно. США – огромный ломоть земли площадью чуть менее десяти миллионов квадратных километров и с населением в треть миллиарда человек.
Мой интерес вызвало видео, приложенное к запросу. Не так уж и часто мне доводится увидеть убийцу в деле. Обычно я довольствуюсь конечным результатом – иногда это труп, а иногда нет и его. В некоторых случаях нет даже места преступления – от него остается одно мокрое место. За время работы в ФБР я допросил огромное количество маньяков и услышал из первых уст множество историй, хоть и пристрастных. Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – пусть и всего лишь через объектив камеры.
Убийца Сэма – не первый, кто заснял свое творение на видео, и не последний. Но все-таки такое поведение – исключение, а не правило. Маньяки часто оставляют себе что-то вроде трофея, который подпитывает их фантазии. Обычно это неприметные, вполне себе невинные сувениры, которые имеют особое значение только для убийцы – предмет одежды, прядь волос или сережка. К видеосъемке прибегают редко, потому что это рискованно. Если запись увидят, как объяснить ее происхождение?
Я проиграл видео во второй раз. Изображение было качественное, четкое и стабильное – это значит, что камера была установлена на штативе и что убийца – один человек, а не несколько. Если бы их было двое, то один из них наверняка захотел бы поиграть с камерой, и сейчас я смотрел бы нечто напоминающее плохо снятое домашнее видео. Звука не было. С ним было бы гораздо легче, потому что сейчас мое воображение заполняло тишину такими звуками, которые, вероятно, были на порядок страшнее реальности.
Сэм Гэллоуэй был взят крупным планом. На полу, связанный по рукам и ногам и с кляпом во рту, он бился и метался, как рыба по палубе. От напряжения лицо его побагровело, а глаза вылезали из орбит. Костюм был мятый и грязный, а в воротник белой рубашки глубоко въелась грязь.
Определить, где именно его держали, было сложно. Пол – бетонный и грязный, а единственная стена, которую я мог видеть, была из шлакоблоков. По ощущениям, это было производственное здание, достаточно уединенное, и я предположил, что, скорее всего, речь идет о большом гараже или бункере, чем о складе. Цифры в правом нижнем углу экрана указывали на то, что видео было снято вчера, в начале двенадцатого ночи.
Спустя минуту после начала записи, в 23:04, на экране появился второй мужчина – худой, ростом где-то метр семьдесят пять. В руке у него была канистра. Он подошел к Сэму так, чтобы камере была видна только его спина. Сэм увидел его и замер. Он смотрел на парня, смотрел на канистру, а потом заметался с утроенной силой, в отчаянных попытках освободиться.
Мужчина отвинтил крышку канистры и вылил ее содержимое на Сэма. Бензином тут же пропиталась одежда Сэма, он стекал у него с волос, попал в глаза и нос – Сэм просто в нем тонул. Убийца вытряс из канистры последние капли и поставил ее на пол, достал из кармана коробок спичек – совершенно белый, без логотипов ресторана или бара, зажег спичку, небрежно бросил ее в Сэма и исчез с экрана.
Сэм умирал более двух минут – на две минуты дольше, чем должен страдать любой человек. Трудно даже представить себе, какую адскую боль он пережил. Никто не заслуживает такой смерти.
В письме шерифа Фортье была еще и ссылка на недоделанный сайт. На нем были только большие белые цифры на черном фоне:
13:29:23
Справа от этих цифр были палочки из игры в виселицу. Текущая игра почти заканчивалась, оставалось дорисовать только конечности. И они тут же появились – сначала руки, потом ноги. По одной конечности в секунду. Последние три секунды превратились в две, затем в одну. На нуле виселица стала красной и исчезла.
Двадцать минут превратилось в девятнадцать, и на экране возникло основание виселицы. С каждой секундой добавлялись новые элементы: стойка, верхняя перекладина, крюк, веревка. Затем голова, тело, руки и ноги. Когда последний секундный знак превращался из единицы в ноль, картинка краснела и исчезала, и весь десятисекундный цикл начинался заново.
Я стал водить мышкой по экрану в поисках скрытых ссылок. Ничего не было ни в этот раз, ни при первом просмотре ссылки. Адрес сайта тоже не давал никакой информации: www.violescent.com. По данным Google, слово violescent означало фиолетовый оттенок.
Я подумал, что убийца мог воспользоваться случайным генератором слов. Я бы на его месте сделал именно так, потому что, если попытаться придумать случайное слово самостоятельно, оно никогда не будет случайным до конца – подсознание вмешается в любом случае. Есть смысл проверить, кому принадлежит доменное имя, но я готов биться об заклад, что там тоже тупик. Ничего не стоит зарегистрировать домен на несуществующее лицо.
На первый взгляд, это какой-то искусно продуманный розыгрыш: тела нет, места преступления нет, вещественных доказательств тоже. В распоряжении полиции – только видео и сайт. При этом я был уверен, что дело реальное. Во-первых, Сэм Гэллоуэй пропал. Во-вторых, Сэма опознали на видео. В-третьих – и это важно, – если это был розыгрыш, то в чем его смысл? Все делается с какой-то целью, любое действие ведет к результату. И этот результат должен оправдывать затраченные на него усилия. Если бы Сэм захотел инсценировать свою смерть, то мог бы выбрать гораздо более легкий способ. Решающим, четвертым аргументом было то, что видео настоящее. Будь оно сфабрикованным, за актерскую игру можно сразу давать «Оскар».
Несколько долгих минут я смотрел на табло с обратным отсчетом и на висельников и анализировал свои опции. В Чарльстоне было полдвенадцатого утра. В Дейтоне было на час раньше, то есть пол-одиннадцатого. Обратный отсчет закончится, когда часы пробьют полночь по луизианскому времени. За это время на сайте повесится еще 4860 человечков.
Луизиана или Гонолулу? Серое болото или бикини? Выбора не было. Я всегда был неравнодушен к драматическим проявлениям, а у этого убийцы явно просматривался талант. По правде сказать, я сдался с первого взгляда.
2
– Джефферсон Уинтер? – эхом прокатилось по ангару.
Я установил источник звука и увидел огромного лысого чернокожего парня, стоявшего у лестницы частного самолета «Гольфстрим G550». На просторах ангара самолет казался игрушкой, но все равно стоявший рядом с ним парень казался гигантом – как будто вдруг нарушились естественные пропорции.
Ступая по балкам, я пошел к самолету. Приблизившись, я убедился, что парень и правда двухметровый великан, состоящий из ста тридцати килограммов мышц. Мой рост – метр семьдесят пять, так что он был выше на целых двадцать пять сантиметров. От его огромных стоп во все стороны расходились перекрывающие друг друга тени, и он стоял прямо посредине этого темного круга. На груди его черной униформы была блестящая золотая звезда, на обоих плечах – нашивки Дейтонского управления полиции. Форма выглядела совершенно новой.
Он был еще моложе, чем я думал. Ему было около двадцати, лицо было еще по-детски открытым, честным и вызывающим доверие. Сомневаюсь, что таким оно останется надолго. Работа в полиции выматывает всех без исключения – кого-то раньше, кого-то позже. Со временем чернота, с которой приходится иметь дело, неизбежно проникает внутрь человека.
Происхождение самолета тоже вызывало любопытство. Такой самолет, и даже не один, может себе позволить ФБР, но у ФБР есть годовой бюджет в восемь миллиардов долларов. Я был совершенно уверен, что отделение полиции в Дейтоне никак не могло похвастаться миллиардным бюджетом. Вряд ли в их распоряжении было больше десяти миллионов в год, а значит, большая их часть уходит на текущие расходы, и денег на такие излишества, как «Гольфстрим», оставаться никак не может.
Внешний вид самолета ни о чем не говорил, фюзеляж был белый, и кроме номера никаких опознавательных знаков на нем не было. Это было довольно странно. Владельцы частных самолетов обычно стараются любыми способами прорекламировать себя, продемонстрировать свои богатство и статус, вывесить свой флаг на самой высокой мачте. А ведь эта конкретная «мачта» набирает высоту в пятнадцать тысяч метров… Частный самолет люди покупают не для того, чтобы добираться из точки А в точку Б, а чтобы выставить напоказ свои достижения. И президент США перемещается на личном «Боинге-747», а не эконом-классом по той же причине. И как бы ни хотелось его PR-советникам, чтобы все думали иначе, личный самолет с практичностью ничего общего не имеет.
Великан старался держаться спокойно. Было видно, что он явно напряжен и то и дело оглядывается в поисках снайперов. Что делать с руками, он тоже не знал – то ли пожать мне руку, то ли взять мою сумку? В конце концов мне пришлось принять решение за него. Я поставил сумку на пол и протянул ему руку. Поколебавшись, он пожал ее, утопив мою ладонь в своей. В то же время рукопожатие у него оказалось на удивление мягким.
– Неплохой у вас самолет, – кивнул я на «Гольфстрим».
– Если бы, – зарокотал он опять своим резонирующим и каким-то утробным медвежьим басом.
Из-за молодости у него пока не было авторитета, но со временем эта проблема решится. На униформе никаких знаков отличия я не увидел, а значит, он находился в самом низу полицейской иерархии. Это явно было временно, потому что глаза были умные. Он был огромным, да. Но совершенно точно не глупым.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Тэйлор.
– И все? Просто Тэйлор, по фамилии?
– Просто Тэйлор, – кивнув, подтвердил он.
– Похоже, ты сильно стесняешься своего имени, – усмехнулся я. – Лучше скажи сейчас, я все равно его узнаю.
– Не узнаете, – сказал он, усмехнувшись в ответ.
Откуда ни возьмись появился работник аэропорта и погрузил мою сумку в багажный отсек. В сумке помещалось все, что мне требовалось в течение дня. После смертной казни отца я стал вести кочевой образ жизни – ездить по миру и ловить маньяков в Париже и Сиднее, Лос-Анджелесе и Лондоне, Йоханнесбурге и Буэнос-Айресе. Зло границ не уважает. Путешествую я всегда налегке.
Домом мне служат люксы в отелях, и меня это полностью устраивает. Есть люксы получше, есть похуже, но я не сильно придирчив в этом плане. Даже самый обычный люкс всегда лучше дешевой комнаты в мотеле, коих на мою долю пришлось более чем достаточно.
У меня есть дом в Вирджинии, оттуда мне в свое время было удобно добираться до работы в Куантико. Уже много лет я не был в тех краях, и никакого желания возвращаться туда у меня нет. Вместе с тем я никак не могу решиться продать этот дом. Я уверен, что любой психиатр приведет с десяток причин, почему я его до сих пор не продал, и наверняка окажется прав. Но к психиатрам я не хожу. Я был лучшим криминалистом в ФБР, самым молодым сотрудником отдела поведенческого анализа. Я носил костюм агента, начищенные до блеска ботинки и работал от заката до рассвета на безликого хозяина, которого с каждым днем я уважал все меньше и меньше. Казнь отца стала переломным моментом. Буквально через несколько дней после того, как в тюрьме штата Калифорния ему пустили по вене смертельный коктейль из химикатов, я уволился из ФБР. И каждый раз, когда я вспоминаю отца, перед глазами у меня возникает именно момент казни. Он умирал шесть минут и двадцать три секунды. Большую часть этого времени он был без сознания. В отличие от Сэма Гэллоуэя, он отделался легко, даже слишком легко.
Я видел все документы по его делу, фотографии жертв. До того, как его поймали, отец успел убить пятнадцать женщин. Он похищал их, вез в бескрайние орегонские леса, отпускал и охотился на них с мощной винтовкой и приборами ночного видения. Подстрелив жертву, он бросал ее, не удосуживаясь даже вырыть могилу. Оставаясь на земле, тела исчезали моментально: их съедали животные и насекомые. Удивительно, насколько быстро может изуродовать природа-мать, насколько беспощадной она может быть.
По моему мнению, не нужно было вкалывать отцу пентобарбитал. Тогда он умер бы от удушья и в полном сознании, а не во сне. И даже в этом случае это было бы слишком легкое наказание за его убийства, но это было бы хоть что-то.
– Мэрион? – предположил я. – Твои родители наверняка были фанатами Джона Уэйна.
– Даже рядом не стояло.
– Чак?
Тэйлор засмеялся, жестом «после вас» пропустил меня перед собой, и мы поднялись на борт. Бортпроводнице, встретившей нас на входе в салон, было чуть за пятьдесят. У нее были черные волосы, окрашенные, чтобы скрыть седину, и туфли без каблуков. Ее взяли на работу не потому, что она обладала эффектной внешностью, а за деловые качества. Я одобряю этот подход. Всему свое время: иногда важна внешность, а иногда – эффективность. Когда речь идет о бортпроводниках, я всегда голосую за профессионализм. Перелеты и так достаточно утомительны, чтобы усугублять неудобство чьей-то некомпетентностью.
Интерьер салона был сдержанным и строгим, чем напомнил мне один из самолетов ФБР. В нем не было никаких излишеств, присущих рок-звездам или Голливуду, никакой мишуры.
В хвостовой части стоял стол из орехового дерева в окружении четырех черных кожаных кресел. Я устроился в кресле у окна и положил на стол лэптоп. Тэйлор сложился вдвое, сел у прохода в кресло напротив и вытянул ноги насколько это было возможно. Самолет начал движение, и он взялся за ремень безопасности.
– Зачем? – сказал я. – В частном самолете можно не пристегиваться.
– А если будем падать?
– Если будем падать, мы умрем. Ремень не поможет. Думаешь, когда двадцать пять тонн металла ударяются о землю на скорости 800 километров в час, тебя спасет эта тканая ленточка?
Тэйлор бросил на меня недоуменный взгляд. Он прищурился, поднял брови и посмотрел на меня так, как будто у меня вторая голова выросла. Я же к этому уже привык.
– Хочешь узнать, почему нас на самом деле заставляют пристегиваться во время взлета и посадки?
– Мне обязательно это слышать?
– Наверное, нет, но я все равно скажу. Все дело в управлении толпой. В чрезвычайной ситуации никому не нужно, чтобы триста человек в истерике бегали по проходу. То же самое и с кислородными масками. Они накачивают тебя чистым кислородом. Делаешь вдох – чувствуешь эйфорию. Ты предпочел бы последние минуты жизни провести в ужасе или с ощущением, что сейчас протянешь руку и дотронешься до Бога?
Тэйлор снова посмотрел на меня. Через минуту мы подъехали к началу взлетной полосы и остановились. Мотор взревел, и мы рванули, как камень из рогатки. «Гольфстрим» взлетел моментально, затратив на разгон маленькую толику того расстояния, которое требуется пассажирскому лайнеру. Шасси убрались, и мы стали понемногу набирать высоту под комфортным углом в двадцать градусов. Пилот явно знал свое дело. Взлет прошел, как по учебнику гражданской авиации, – без эмоций, без резких движений и невыносимо скучно.
Тем временем за стеклом иллюминатора Чарльстон превращался в игрушечный городок, а Карл Тиндл пополнил мою ментальную коллекцию злодеев, которых я поймал за свою жизнь. Он был не самым отъявленным из всех, но и далеко не ангелом. Ему нравились студентки, и, как только он добивался своего, он душил их пластиковым пакетом и кожаным ремнем. К моменту, когда я подключился к расследованию, на его счету было уже восемь жертв.
Вычислить Карла было несложно, это заняло у меня один день. Проблемой стала его поимка. В Южной Каролине есть много запущенных мест, много вариантов для укрытия. В конце концов мы отыскали его в заброшенном домике у побережья. Когда он понял, что окружен, сдался без особого сопротивления.
В отличие от моего отца, Карлу не придется ждать результатов рассмотрения множества апелляций на смертный приговор. Карл – маленький и слабый человек, такой живой мертвец. Он вряд ли доживет до конца года. Вероятнее всего, его не станет уже до конца этой недели – он либо покончит с собой, либо его зарежут. Тюремное правосудие жестоко, сурово и намного более действенно, чем судебное.
И когда нужны дела, я знаю, на какое правосудие можно рассчитывать.
3
Как только мы поднялись над зоной облаков, бортпроводница предложила нам меню. Узнав наши пожелания по поводу еды и напитков, она скрылась в проходе хвостовой части. Не успел самолет полностью набрать высоту, а она уже вернулась с заказанными напитками.
«Гольфстрим» летает на высоте 15 000 метров. Это почти на 6000 метров выше, чем пассажирские лайнеры, на 6700 метров выше, чем Эверест. На такой высоте воздух более разреженный, самолет летит более плавно и с бо́льшим КПД.
Богатые люди не любят находиться в обществе бедных, даже если речь идет о полете в стратосфере. Я вновь мысленно обратился к вопросу, кто владел самолетом. Если бы он был моим, я очень тщательно выбирал бы арендаторов. Управление местной полиции уж точно не относилось бы к желанным клиентам. Проще всего было бы разузнать все у Тэйлора, но я еще не был готов задавать ему эти вопросы. Я загрузил лэптоп, открыл файл с последними минутами жизни Сэма Гэллоуэя, нажал на кнопку воспроизведения и повернул компьютер монитором к Тэйлору. Из хвоста доносился аромат говядины по-бургундски. Судя по запаху, я сделал хороший заказ.
– Смотри внимательно и скажи, что ты видишь.
– Простите, не понимаю.
– Молчи и просто смотри.
Я сделал глоток кофе. Это был «Ямайка Блю Маунтин», необычайно мягкий сорт. В этих горах идеальные условия для выращивания кофе: плодородная земля, хороший дренаж, прохладный и влажный климат. В результате получается один из лучших сортов, известных человечеству. Тэйлор пил пепси. Он даже не понимал, чего себя лишил.
В глазах у него бликовали цвета монитора. По выражению лица было понятно, что ему нелегко дается просмотр. Пару раз он сморщился, как будто бы все происходило не на экране, а с ним самим. Наверняка он, как и я, не мог не придумать свое собственное звуковое сопровождение, которое было намного страшнее, чем реальность. В его воображении сейчас слились воедино звуки из всех фильмов ужасов, которые он смотрел.
Серо-белые блики сменились на оранжево-желтые, он снова сморщился и стал тереть ладони, как будто у него горели подушечки пальцев, а он пытался их затушить. Потом оранжевый цвет сменился на черный, и он повернул монитор ко мне.
– И? – спросил я.
Тэйлор покачал головой:
– У меня не такая зарплата, чтобы иметь собственное мнение по таким вопросам, мистер Уинтер. Это точно не для человека моего уровня.
Я зевнул так наигранно, как только смог.
– Слушайте, я в полиции всего полгода. Я умею только штрафы выписывать. Я настолько незаменим, что меня отправили до самого Чарльстона вас встретить и проводить. Не знаю, заметили вы или нет, но я не в шерифской форме хожу.
Я сделал еще один глоток фантастически вкусного кофе и пожалел, что никак нельзя покурить. Сейчас как раз был момент, когда до слез хочется курить.
– Во-первых, зови меня Уинтер. Во-вторых, интересный выбор слов. Ты мог бы выбрать любое звание, но выбрал именно шерифа, верхушку пирамиды. Это значит, что ты – возможно, и не раз – стоял перед зеркалом и представлял себя в новенькой форме шерифа.
Тэйлор покраснел. Понятно, что чернокожий краснеет не так заметно, как белый, но он явно покраснел. На считаные секунды передо мной сидел не стотридцатикилограммовый великан, а школьник, который только тем и отличается, что на тридцать сантиметров выше и на двадцать килограммов тяжелее одноклассников.
– Помимо этого, – продолжал я, – ты достаточно умен, чтобы понимать, что в северной части Луизианы твои шансы равны нулю. Поэтому ты решил, что не будешь высовываться, будешь добросовестно работать и пройдешь все возможные для такого, как ты, ступеньки профессиональной лестницы, а потом, имея достаточно опыта, переедешь в более расово просвещенную часть страны.
Тэйлор отпил пепси.
– Что-то не слышу возражений, – проговорил я.
– Что плохого в том, что у меня есть амбиции?
– Совершенно ничего. Более того, обещаю, что, если ты ответишь на мой вопрос, я не стану рассказывать твоим коллегам о том, насколько ты умен.
Тэйлор опять пристально посмотрел на меня, но ничего не сказал.
– Ты ведь приемный экзамен специально написал хуже, чем мог бы, да? Тебе было нужно, чтобы твой результат не сильно отличался от среднего проходного. А ведь с легкостью мог бы сдать на высочайший балл, мог бы получить самую высокую оценку в истории отделения полиции Дейтона. Но ты не стал демонстрировать свой ум, потому что в таком случае сослуживцы чувствовали бы себя с тобой некомфортно. Предположу, что ты до мастерства отточил свою роль тупого великана. Возможностей для практики было много, так ведь?
Тэйлор не стал ничего отрицать, да это и не было нужно, потому что все было написано у него на лице.
– Джордж? – спросил я.
– Джордж, как в книге Стейнбека? – Тэйлор покачал головой. – Я думал, у вас с воображением получше.
– Ладно, вернемся к делу, – кивнул я на лэптоп. – Что думаешь?
Тэйлор вздохнул, покусал губу, покачал головой и сказал:
– Никто не заслуживает такой смерти.
– Это эмоциональный ответ. Он нам ничего не даст. Отбрось эмоции и расскажи, что ты видел.
Тэйлор хотел что-то сказать, потом заколебался и улыбнулся:
– Эмоции.
– Продолжай.
– Убийцу можно сравнить с роботом – у того столько же эмоций. Он появляется на экране, выливает на Сэма Гэллоуэя бензин, бросает на него спичку, уходит. Как будто бы это не человека он жарит, а шашлык. Он психопат. Все по учебнику.
– Ты довольно близко подошел к истине, но приза не получишь. Пока. Ты прав в одном: ключ к разгадке – отсутствие эмоций. А неправ ты в том, что наш поджигатель – психопат. Это не так.
– Как это не психопат? Он не просто убил Гэллоуэя, он его сжег. Он мог бы его убить любым другим, более быстрым способом: пустить пулю в лоб, например, но он так не поступил! Он его поджег с одной-единственной целью: он хотел, чтобы жертва страдала!
– А ты только что сложил два и два и получил пять. Иногда это хорошо, но не сейчас.
– Ну а на что тогда похоже четыре?
– Хороший вопрос.
– Вы не скажете?
– Пока не скажу.
В несколько кликов я загрузил сайт. На экране было 10:42:08. Игра в виселицу только что началась, было нарисовано только основание и вертикальная стойка. Через секунду появилась верхняя перекладина. В Дейтоне сейчас было восемнадцать минут второго. Время шло, полночь неумолимо приближалась. То, что убийца выбрал временем старта полночь, подтверждало его тягу к драматизации. Я повернул компьютер к Тэйлору.
– А что ты скажешь вот об этом?
На этот раз в глазах Тэйлора отразились белые блики – одна вспышка в секунду, как медленное, стабильное и расслабленное сердцебиение. Прошло десять секунд, двадцать. За это время повесились две фигурки. Тэйлор не сводил взгляда с экрана. Он явно глубоко задумался.
– Это своего рода обещание. Он говорит нам, что Сэм Гэллоуэй стал первым. Но не последним. Убийства будут продолжаться.
