Джеймс Роллинс
Кровь Люцифера
Часть I
Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека.
И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, ибо нас много.
Мк. 5:8–9
Глава 1
17 марта, 16 часов 07 минут по центральноевропейскому времени
Ватикан
Не попадись.
Это предупреждение держало доктора Эрин Грейнджер в непреходящем напряжении. Она, согнувшись, сидела на корточках за стойкой картотеки в центре читального зала Ватиканской апостольской библиотеки. Белый сводчатый потолок высоко над ее головой был украшен изящными фресками. По обе стороны от того места, где она пряталась, тянулись полки с редчайшими в мире книгами. В этой библиотеке хранилось более семидесяти пяти тысяч рукописей и свыше миллиона книг. Будь доктор Грейнджер просто археологом, она с радостью проводила бы здесь целые часы и даже дни, но в последнее время библиотека стала для нее скорее тюрьмой, чем местом, где делались открытия.
Сегодня я должна сбежать отсюда.
Она составила план побега не одна. Ее сообщником был отец Христиан. Он стоял сейчас поодаль от нее, но так, что она могла ясно его видеть. Без слов, одними лишь почти незаметными взмахами руки он призывал ее поторопиться. Отец Христиан выглядел как обычный молодой священник: высокий, с темно-каштановыми волосами, выступающими скулами и гладкой кожей. Его можно было легко принять за человека, которому не исполнилось еще и тридцати лет, хотя на самом деле он был на много десятилетий старше. Некогда он был чудовищем, стригоем, тварью, питающейся человеческой кровью. Но в давние поры он вступил в католический Орден сангвинистов и принес обет вечно жить лишь Кровью Христовой. Он и сейчас был сангвинистом – и одним из немногих, кому Эрин безоговорочно доверяла.
Поэтому она полагалась на его слова и в том, что касалось женщины, находящейся сейчас рядом с нею.
Молодая монахиня, сестра Маргарет, спряталась за стойкой, возле которой стояла Эрин. Тяжело дыша, она пыталась выпутаться из своего темного облачения, а ее апостольник[2] уже лежал на полу у ног Эрин. Судя по испарине, выступившей на лбу монахини, она была человеком. Грейнджер могла бы поклясться, что слышит учащенное сердцебиение монахини – такое же частое, как у нее самой.
– Вот, – сказала Маргарет, встряхивая длинными белокурыми волосами, которые теперь свободно рассыпались по ее плечам. Эрин поймала взгляд ее темно-янтарных глаз. Они были примерно одного роста и сходны цветом волос и кожи – это было существенно важной частью их плана.
Эрин стала натягивать через голову облачение Маргарет. Черная саржа царапала щеки, недавно выстиранная ткань пахла свежестью. Женщина одернула одеяние, постаравшись разгладить его на бедрах – насколько это можно было сделать, сидя на корточках. Маргарет подняла с пола белый апостольник и помогла Эрин правильно надеть его на голову, так, чтобы он плотно прилегал к щекам и полностью закрывал белокурые волосы. Несколько выбившихся прядок были тщательно заправлены под плат.
Покончив с этим, монахиня откинулась назад и критическим взором окинула Эрин.
– Что скажешь? – спросил Христиан, едва двигая губами и опираясь рукой на стойку каталога, чтобы скрыть от посторонних глаз происходящее здесь.
Маргарет удовлетворенно кивнула. Эрин теперь выглядела так же, как любая монахиня, почти безликая и безымянная – больше, чем монахинь в черных одеяниях и белых апостольниках, в Ватикане было только туристов и священников.
В довершение маскарада Маргарет повесила на грудь Эрин большой серебряный крест на черном шнуре и протянула ей серебряное кольцо. Грейнджер надела теплое колечко на безымянный палец и осознала, насколько непривычно ей это ощущение – она никогда не носила колец на этом пальце.
Тридцать два года, и замужем никогда не была.
Она знала, что ее отец, давно покойный, пришел бы в ужас, узнав, что его дочь ждет такая судьба. Он с пылом проповедовал, что высочайший долг женщины – рожать детей для служения Господу. И конечно же, он точно так же ужаснулся бы, если б узнал, что она училась в светской школе, получила степень доктора археологии и последние десять лет потратила на доказательство того, что описанная в Библии история по большей своей части обязана происхождением отнюдь не чудесам Господним. Если б он уже не отказался от нее за то, что в юности она сбежала из закрытой церковной общины, то сейчас бы точно проклял ее. Однако Эрин вполне смирилась с этим.
Несколько месяцев назад ей предложили проникнуть взглядом в тайную историю мира: в то, чему не давали объяснения ни книги, которые она прочла за время обучения, ни наука, служившая фундаментом ее личной веры. Тогда Эрин впервые встретила сангвиниста – живое доказательство того, что чудовища существуют и что христианское служение способно обуздать их.
И все же она сохраняла изрядную часть своего скепсиса и манеры подвергать все сомнению. Быть может, она и признала существование стригоев – но только после того, как встретилась с одним из них, узрела его свирепость и его острые зубы. Она верила только в то, в чем могла убедиться самолично, и потому изначально настаивала на этом плане.
Маргарет стянула свои белокурые волосы в хвост – обычно Эрин носила именно такую прическу. Под облачением на монахине были старые джинсы Грейнджер и ее же белая хлопковая рубашка. С некоторого расстояния она вполне могла сойти за Эрин.
По крайней мере я на это надеюсь.
Обе повернулись к Христиану, чтобы он выразил свое окончательное мнение по поводу их маскарада. Он поднял вверх большие пальцы, потом склонился к Эрин и прошептал ей на ухо:
– Эрин, впереди ждет настоящая опасность. Тебе предстоит пройти запретными путями. Если тебя поймают…
– Я знаю, – ответила она.
Священник протянул ей сложенную карту и ключ. Женщина попыталась взять их, но Христиан крепко держал их.
– Я готов пойти с тобой, – сказал он, глаза его тревожно поблескивали. – Скажи лишь слово.
– Ты не можешь, – возразила она. – И ты это знаешь.
Эрин оглянулась на Маргарет. Чтобы их уловка сработала, Христиан должен оставаться в библиотеке. Он был назначен телохранителем Эрин, и неспроста. В последнее время число нападений стригоев на людей по всему Риму возросло. Что-то встревожило чудовищ. И не только здесь. Известия со всего мира указывали на то, что равновесие между светом и тьмой сместилось.
«Но что было причиной тому?»
У Эрин были некоторые подозрения, но прежде чем поделиться ими, она хотела получить доказательства, и сегодняшняя тайная вылазка могла дать необходимые ей ответы.
– Будь осторожна, – произнес наконец Христиан, отдавая карту и ключ. Потом взял Маргарет за руку и помог ей встать. Они надеялись, что все решат, будто блондинка, находящаяся рядом с Христианом, и есть Эрин, и тогда отсутствие настоящей Эрин пройдет незамеченным.
– Твоя кровь, – прошептала Грейнджер. Этот предмет был нужен ей так же, как нужен был ключ.
Христиан чуть заметно кивнул и сунул ей в руку закупоренный стеклянный флакон, содержащий несколько миллилитров его черной крови. Эрин сунула холодный флакон в карман, в котором лежал фонарик.
Христиан коснулся своего наперсного креста и прошептал:
– Ни пуха ни пера!
Потом повел сестру Маргарет от стойки картотеки к столу, где Эрин оставила свой рюкзак и блокнот. Грейнджер оглянулась на рюкзак – ей не хотелось покидать его здесь. В нем, укрытая в герметичном чехле, лежала книга, куда более драгоценная, чем все множество древних томов, хранящихся в тайных архивах Ватикана.
Это было Кровавое Евангелие.
Книга пророчеств, написанная самим Христом, начертанная Его святой кровью. Лишь несколько страниц этой книги являли себя взору. Эрин вообразила, как пламенные строки возникают на чистых древних страницах. Это были строфы зашифрованных пророчеств. Некоторые из них были уже разгаданы, другие все еще оставались нераскрытой тайной. Но куда более интригующими были сотни чистых страниц, все еще не явивших свое сокрытое содержание. Ходили слухи, что эти утраченные тайны могли содержать все знания о вселенной, о Боге, о значении всего сущего и того, что лежит вне мира.
Даже сейчас у Эрин пересохло во рту при мысли, что ей придется оставить здесь такую сокровищницу знания. Она испытывала гордость от того, что это знание было открыто ей. Эта книга была вверена ей в египетской пустыне. Слова, начертанные в Кровавом Евангелии, можно было прочесть лишь тогда, когда Эрин держала том в руках. И до сего момента она повсюду носила его с собой, не выпуская из поля зрения.
Но теперь ей придется это сделать.
Монахини не носят рюкзаков, и чтобы ее маскарад остался нераскрытым, Эрин придется оставить драгоценную книгу под надежным попечением Христиана.
И чем быстрее я это сделаю, тем скорее смогу вернуться.
Понимание этого заставило ее поспешно выпрямиться. Идти предстоит довольно далеко, а если она не вернется к вечеру, когда библиотека закрывается, их обман раскроют. Выбросив эту мысль из головы, Эрин склонила голову, чтобы никто не видел ее лица, сделала глубокий вдох и вышла из-за картотечной стойки в наполненный тихим шелестом и шепотом читальный зал. Похоже, никто не обратил на нее особого внимания, пока она медленно шла к парадной двери. Эрин заставляла себя сохранять спокойствие. Чувства у сангвинистов настолько острые, что они способны расслышать человеческое сердцебиение. И могут задаться вопросом, почему это у монахини, прошедшей через такое спокойное помещение, как библиотека, сердце бешено колотится.
Эрин миновала ряды полок и столов из полированного дерева, на которых громоздились стопки книг. Многие из ученых, сидевших за столами, немало лет ждали возможности попасть сюда. Они с благоговением склонялись над своими записями – их рвение сделало бы честь любому священнику. Когда-то и Эрин была такой же, как они, – пока не открыла иной, лежащий куда глубже пласт истории. Известные тексты и знакомые тропы больше не привлекали ее.
И это было обоюдно. Обычные способы научных изысканий теперь были закрыты для нее. Недавно она была уволена с занимаемой ею должности в Стэнфордском университете – из-за гибели студента на раскопках в Израиле. Эрин понимала, что должна как-то обеспечивать себе будущее, волноваться о перспективах своей карьеры, – но все это больше не имело значения. Если она и остальные не достигнут цели, ни у кого больше не будет будущего, о котором нужно тревожиться.
Она распахнула тяжелую библиотечную дверь и вышла под яркое послеполуденное небо Италии. Весеннее солнце приятно согревало щеки, но у Эрин не было времени наслаждаться этим теплом. Она ускорила шаг, спеша через Священный город к базилике Святого Петра. Вокруг кишели туристы, постоянно сверяясь с картами и указателями.
Эта толпа мешала идти, однако в конце концов Эрин добралась до огромной величественной базилики. Это здание символизировало папскую власть, и любой человек, смотрящий на него, не мог не проникнуться его грандиозностью. И пусть даже Эрин знала, ради каких мрачных целей оно возведено, но красота фасада и массивных куполов неизменно наполняла ее душу благоговением.
Она направилась прямиком к гигантским дверям и, не встречая никаких препятствий, прошла между мраморными колоннами высотой в два этажа. Проходя через атриум в обширный неф базилики, Эрин бросила взгляд на стоящую справа микеланджеловскую «Пьету» – изваяние скорбящей Богоматери, держащей на коленях мертвое тело сына. Эрин ускорила шаг – словно скульптура напомнила ей о том, о чем не следовало забывать. «Если я потерплю неудачу, множество матерей будут оплакивать своих погибших детей».
Но она по-прежнему понятия не имела, что делает. За последние два месяца она перерыла Ватиканскую библиотеку в поисках истины, скрывающейся за последним пророчеством Кровавого Евангелия: «Купно трио должно отправиться в свои последние искания. Кандалы Люцифера разомкнуты, а Чаша его по-прежнему утрачена. Потребуется свет всех троих, дабы сплотить сию Чашу сызнова и опять изгнать его в тьму непреходящую».
Скептически настроенная часть разума Эрин – та часть, которая по-прежнему не желала принимать истину о стригоях, ангелах и чудесах, разворачивающихся у нее перед глазами, – сомневалась в том, что эта задача вообще выполнима.
Заново создать какую-то древнюю чашу, прежде чем Люцифер вырвется на свободу из ада?
Это было похоже скорее на какой-нибудь древний миф, чем на действие, которое можно совершить в нынешние времена.
И все же она была одной из предреченного трио, о котором гласило Кровавое Евангелие. Это трио составляли Рыцарь Христов, Воитель Человеческий и Женщина Знания. И предполагалось, что Эрин, будучи упомянутой Женщиной Знания, должна раскрыть истину, спрятанную за этими таинственными словами. Двое других ожидали ее решения, исполняя собственные задачи, пока она работала в Ватиканской библиотеке, пытаясь отыскать ответы. Ни одного из них сейчас не было в Риме, и Эрин не хватало их обоих, она хотела бы, чтобы они были рядом с нею – хотя бы затем, чтобы она могла поделиться с ними своими многочисленными предположениями.
И конечно, куда большее связывало ее с сержантом Джорданом Стоуном – Воителем Человеческим. За несколько коротких месяцев, прошедших с их первой встречи, Эрин успела влюбиться в отважного солдата с пронзительными синими глазами, наделенного ненавязчивым чувством юмора и четким пониманием долга. Он мог заставить ее рассмеяться в самые напряженные моменты, он несчетное число раз спасал ей жизнь.
Разве все это могло не прийтись ей по душе?
Мне не по душе то, что тебя нет сейчас со мною.
Это была эгоистичная мысль, однако это было правдой.
В последние несколько недель он начал отдаляться от нее и от всего остального. Сначала Эрин решила, что Стоун нервничает из-за того, что его оторвали от привычной службы в армии и против его желания прикомандировали к сангвинистам. Но потом заподозрила, что его отстраненность имеет куда более глубокие причины и что она постепенно теряет его.
Сомнения отравляли ее душу.
Быть может, он не хочет тех отношений, к которым стремлюсь я…
Быть может, я не та женщина, что нужна ему…
Эрин была ненавистна сама мысль об этом.
Третий участник трио, отец Рун Корца, доставлял еще больше проблем. Рыцарь Христов был сангвинистом. Эрин прониклась уважением к его строгому моральному кодексу, его невероятному искусству бойца и его преданности Церкви, но она по-прежнему боялась его. Вскоре после их встречи он испил ее крови в момент острой нужды, едва не убив ее в темных катакомбах под Римом. Даже сейчас, проходя через базилику Святого Петра, Эрин без труда могла вспомнить те ощущения: острые зубы, пронзающие ее горло, странный экстаз, охвативший ее в эти мгновения и придавший этому действу одновременно эротический и тревожный окрас. Это воспоминание в равной мере ужасало и пленяло ее.
Сейчас они, как и раньше, работали над одним и тем же, хотя относились друг к другу настороженно, как будто оба понимали, что черту, пролегшую между ними в катакомбах, будет не так-то легко стереть.
Быть может, именно поэтому Рун исчез из Рима и не показывался уже несколько месяцев.
Эрин вздохнула, снова пожалев о том, что ее соратников нет рядом, однако она понимала, что стоящую перед ней задачу ей придется решать самой. И это было тяжкое испытание. Если трио должно было заново создать нечто, именуемое «Чашей Люцифера», то Эрин предстояло найти некую разгадку природы этой предреченной чаши. Она обыскала все ватиканские архивы, от подземных крипт, осыпающихся от времени, до полок в высокой Торре-дей-Венти, Башне Ветров, по ступеням которым некогда восходил в обсерваторию сам Галилей. Но все ее поиски до сих пор не привели ни к чему. Осталась неисследованной только одна библиотека – собрание трудов, запретное для любого, в ком бьется живое сердце.
Библиотека-деи-Сангинес, частная библиотека Ордена сангвинистов.
Но я должна попасть туда.
Эта библиотека была спрятана глубоко под базиликой Святого Петра, в катакомбах, куда имели доступ лишь члены Ордена сангвинистов, те стригои, что поклялись служить Церкви. Они отказались от пропитания человеческой кровью ради того, чтобы жить лишь Кровью Христовой – или, если говорить точнее, вином, которое посредством благословения и молитвы преображалось в этот священный напиток.
Эрин поспешно прошла через обширную базилику, заметив, что там стоит на страже больше швейцарских гвардейцев, чем обычно. Во всем городе-государстве была объявлена тревога из-за всплеска нападений стригоев. Даже Эрин, по уши закопавшаяся в древние книги, слышала истории о том, что чудовища, совершающие эти нападения, были сильнее и быстрее, чем обычно, и убить их было куда сложнее.
Но почему?
Это была еще одна загадка, разгадка которой могла скрываться в этой тайной библиотеке.
За последние несколько месяцев Эрин прочла тысячи пыльных папирусных свитков, древних пергаментов и глиняных табличек с вытисненными письменами. Тексты были записаны на множестве языков разными людьми, но ни один из этих текстов не содержал нужных ей сведений.
Пока два дня назад…
В Башне Ветров она обнаружила старую карту, спрятанную между страниц списка с Книги Еноха. Она искала этот древнееврейский текст – книгу, якобы написанную прадедом Ноя, – потому что в нем говорилось о падших ангелах и их потомках-полулюдях, именуемых нефилимами. Сам Люцифер предводительствовал этими падшими ангелами во время восстания против Небес и в итоге был низвергнут за то, что пытался воспрепятствовать Господу в Его замыслах касательно человечества. Но когда Эрин открыла этот древний том в Башне Ветров, из него выпала карта, начертанная густыми черными чернилами на листе пожелтевшей бумаги. Примечание к карте, сделанное витиеватым почерком средневекового переписчика, свидетельствовало, что на ней изображена еще одна находящаяся в Ватикане библиотека, более древняя, чем все остальные.
Именно тогда Эрин впервые услышала об этой тайной библиотеке.
Судя по карте, это собрание трудов было сокрыто в Святилище, лабиринте тоннелей и комнат под базиликой Святого Петра, где обосновались некоторые из сангвинистов. В этих древних катакомбах сангвинисты проводили несчетные годы своих бесконечных жизней, погрузившись в молитвы и размышления и отрешившись от забот суетного мира, от страстей, кипевших сотнями футов выше. Некоторые провели в этих подземных залах целые столетия, питаясь лишь глотками освященного вина. Каждый день священники подносили серебряные чаши к их бледным губам, вливая живительное причастие в недвижные тела. Сангвинисты искали лишь душевного покоя, и доступ в их тоннели был строго ограничен.
Если верить карте, лежащей в кармане Эрин, в Святилище хранились старейшие архивы в Ватикане. Она тайно расспросила Христиана об этом месте и узнала, что большинство документов, сокрытых там, было написано бессмертными сангвинистами, которые своими глазами наблюдали эту древнюю историю. Некоторые были знакомы с самим Христом. Другие жили в еще более древние времена и вступили в орден после того, как сотни лет пробыли дикими стригоями, питающимися людской кровью.
Хотя Святилище было запретно для людей, Эрин однажды уже побывала там, внизу, вместе с Руном и Джорданом. Они трое принесли Кровавое Евангелие в святая святых сангвинистов, дабы получить благословение основателя ордена, того, кого все звали Воскрешенным. Но Эрин узнала, что он носил имя, куда более известное по библейской истории.
Лазарь.
Он был первым из стригоев, кого Христос призвал к служению.
Но в своем желании изучить эту библиотеку Эрин наткнулась на сопротивление нынешнего главы римской ветви ордена – кардинала Бернарда. Она испрашивала позволения попасть в библиотеку, чтобы продолжить исследования, но ей ответили категорическим отказом. Кардинал твердо стоял на своем: никому из людей не позволено даже переступать порог библиотеки. Кроме того, он заверил Эрин, что в библиотеке содержатся сведения только о самом ордене и ничего такого, что могло бы помочь ей в поисках.
Реакция кардинала Эрин не удивила. Бернард относился к знанию как к дарующему власть сокровищу, которое нужно держать под замком.
Она попыталась пойти с козыря. «Само Кровавое Евангелие доверено мне как Женщине Знания», – напомнила она Бернарду, процитировав пророчество, недавно открывшееся им в пустыне: «Отныне Женщина Знания связана с книгой нерасторжимо, и никто не может отторгнуть книгу у нее».
И все же он остался непреклонен. «Я прочел эту библиотеку от начала до конца. Никто из находящихся в Святилище никогда не был на стороне Люцифера и его падших ангелов. История его падения была записана спустя долгое время после того, как произошло само это событие. Так что не осталось никаких непосредственных свидетельств о том, где и как пал Люцифер, о том, где он заключен, или о том, как были сотворены цепи, сковывающие его в вечном мраке, и как их можно восстановить. Поиски в этой библиотеке стали бы пустой тратой времени, даже если бы и не были под запретом».
Глядя в его суровые карие глаза, Эрин понимала, что он не преступит эти многовековые запреты. И это означало, что ей придется найти свой путь вниз, в библиотеку.
Не дойдя нескольких ярдов до дальней стены базилики, она устремила взгляд на статую святого Фомы – апостола, который сомневался во всем, пока не заполучит твердых доказательств. Эрин чуть заметно улыбнулась, несмотря на тревогу. «Моя душа во многом следует примеру этого апостола».
Она подошла ближе к статуе. Под ногами изваяния находилась маленькая дверца. Обычно ее не охраняли, но сейчас, направляясь к ней, Эрин увидела, что у входа стоит швейцарский гвардеец. Дверная ниша наполовину скрывала его от взгляда проходящих мимо. Грейнджер сжала зубы и шагнула в сторону из поля его видимости. Она знала, кто в ответе за это нежданное препятствие.
«Черт бы тебя побрал, Бернард…»
Должно быть, кардинал поставил тут гвардейца после их жаркого спора, заподозрив, что Эрин может попытаться проникнуть в подземелья без разрешения.
Она начала искать решение проблемы – и обнаружила его в руках у девочки, идущей чуть поодаль от нее. Девчушке было лет восемь или девять, и она, отчаянно скучая, шаркала ногами по узорчатым мраморным плитам и катала в ладонях ярко-зеленый теннисный мячик. Ее родители вышагивали в нескольких ярдах впереди, оживленно беседуя между собой.
Эрин догнала девочку и подстроила шаг под ее походку.
– Привет.
Девчушка подняла взгляд, с подозрением щуря синие глаза. Нос ее был усыпан веснушками, рыжие волосы стянуты в два хвостика.
– Привет, – неохотно отозвалась она по-английски, как будто знала, что на приветствия монахинь отвечать положено в любом случае.
– Можно одолжить у тебя мяч?
Девочка спрятала теннисный мячик за спину, покрепче сжав его в ладонях.
Ладно, выберем другую тактику.
Эрин подняла руку, показав зажатую в пальцах купюру в пять евро.
– Тогда можно у тебя его купить?
Глаза девочки расширились, она уставилась на соблазнительную бумажку – а потом протянула Эрин пушистый мячик, соглашаясь на обмен и одновременно исподтишка посматривая вслед родителям.
Когда сделка была завершена, Эрин подождала, пока дитя отойдет подальше и присоединится к отцу и матери. Потом ловким незаметным движением бросила мяч по длинной дуге через весь неф, туда, где в нескольких шагах от охраняющего дверцу гвардейца стояла плотная группа из нескольких человек. Мяч ударил в затылок невысокого человека в сером плаще.
Тот выкрикнул несколько ругательств по-итальянски, и суматоха быстро распространилась на всю группу. Как и надеялась Эрин, швейцарский гвардеец отошел, чтобы узнать, что случилось.
Воспользовавшись тем, что он отвлекся, Эрин бросилась вперед и сунула в дверной замок ключ, который дал ей Христиан. По крайней мере петли оказались хорошо смазаны и не скрипнули, когда она распахнула дверцу. Оказавшись внутри, женщина захлопнула за собой дверь и на ощупь заперла. Сердце ее неистово колотилось.
Эрин приложила ладонь к двери, ощущая, как в душе нарастает тревога. «Как же я смогу выйти обратно и не попасться?»
Но она знала, что менять что-либо уже слишком поздно.
Теперь ей оставался только один путь.
Эрин включила фонарик и огляделась по сторонам. Перед ней тянулся длинный тоннель. Свод потолка изгибался на высоте примерно в девять футов от пола, в стенах виднелись ниши. Около двери стоял пыльный дубовый стол, на котором лежали восковые свечи и спички. Эрин взяла несколько свечей и один коробок спичек, но не стала пока зажигать их. Этот запас пригодится ей на тот случай, если в ее фонарике сядет батарейка.
Она вынула из кармана карту. На обратной стороне Христиан начертил схему тоннелей, ведущих в само Святилище. Зная, что пути назад нет, женщина придержала рукой тяжелую юбку монашеского облачения и зашагала вперед. Ей придется пройти не менее мили, прежде чем она достигнет врат Святилища.
От ее поспешных шагов фонарик подрагивал вверх-вниз, его узкий луч метался впереди Эрин, высвечивая входы в боковые тоннели. Она про себя считала их.
Один неверный поворот, и я буду блуждать в этом лабиринте не один день.
Страх заставил ее ускорить шаг. Она спускалась по узким лестницам и все дальше углублялась в путаницу коридоров. Крошечный флакон с кровью Христиана ударялся о ее бедро, напоминая о том, что ценой за знания всегда была кровь. Эту идею вколотили в нее еще в детстве – вколотили в буквальном смысле, когда отец нашел книгу, которую Эрин прятала под матрасом. Грубый голос отца и сейчас еще звучал в ее памяти, перенося ее в далекое прошлое.
– Что произошло с Евой, когда она отведала плод с Древа Познания? – вопрошал отец, возвышаясь над девятилетней Эрин. Его сильные руки – руки фермера – были сжаты в тяжелые кулаки.
Девочка не была уверена, следует ли ей отвечать на его вопрос, и предпочла промолчать. Он всегда сильнее злился на то, что она говорила, чем на ее молчание.
Книга – «Альманах фермера» – лежала открытой на чисто подметенном дощатом полу, свет лампы озарял ее желтоватые страницы. До того дня Эрин читала только Библию, потому что отец сказал, что там содержатся все знания, какие когда-либо понадобятся ей.
Но на страницах альманаха она обнаружила новые знания: когда сажать семена, когда собирать урожай, в какие даты Луна пребывает в той или иной фазе. Там даже было несколько шуток, которые и выдали ее падение. Она слишком громко смеялась над ними, и ее застали, когда она сидела под столом, поджав ноги, и читала альманах.
– Что произошло с Евой? – продолжал вопрошать отец, и в его низком голосе прозвучала угроза.
Эрин попыталась защититься, отвечая ему строками из Библии и стараясь держаться как можно скромнее:
– «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги»[3].
– И каково было их наказание? – продолжал отец.
– «Жене сказал: умножая умножу скорбь твою…»[4]
– И вот урок, который ты получишь от руки моей.
Отец заставил ее выбрать ивовый прут и приказал ей встать перед ним на колени. Повинуясь ему, Эрин опустилась на чисто вымытый матерью пол и стянула через голову платье. Мать сама сшила это платье для нее, и девочка не хотела его запачкать. Эрин аккуратно свернула его и положила на пол рядом с собой. Потом обхватила руками свои замерзшие колени и стала ждать ударов прутом.
Отец всегда заставлял ее долго ждать первого удара, как будто знал, что ожидание боли почти так же тяжко, как сама порка. Спина девочки покрылась мурашками. Уголком глаза она смотрела на раскрытый альманах и не жалела ни о чем.
Первый удар рассек кожу на спине, и Эрин закусила губы, чтобы не кричать. За каждый крик отец добавит ей ударов. Он хлестал ее по голой спине, пока кровь не потекла по бокам, впитываясь в ткань нижнего белья. Позже ее заставят оттирать ярко-красные брызги со стен и пола. Но сначала ей придется вытерпеть порку, ожидая, пока отец решит, что она пролила достаточно крови…
Эрин передернуло от этих воспоминаний – в темных коридорах они отчего-то казались еще более ощутимыми. Даже сейчас ее спина горела, словно напоминая о давней боли и преподанном уроке.
Цена знания – всегда кровь и боль.
Еще до того, как спина зажила, Эрин пробралась в кабинет отца и втайне дочитала альманах. В одном разделе содержались предсказания погоды. В течение целого года она следила за ними, чтобы посмотреть, действительно ли авторы знали, какой будет погода в тот или иной день. Часто их прогнозы оказывались ошибочными. Так она осознала, что написанное в книгах может быть неправдой.
Даже то, о чем говорится в Библии.
Тогда, в детстве, страх наказания не остановил ее.
И он не остановит меня сейчас.
Быстрыми шагами, но стараясь ступать по каменному полу как можно тише, она наконец достигла двери в Святилище. Это был не главный вход на его территорию, а редко используемый черный ход, через который можно было попасть внутрь неподалеку от библиотеки. Больше всего это было похоже на стену с маленькой нишей, в которой стояла каменная чаша размером не больше чайной чашки или небольшой миски.
Эрин знала, что ей следует сделать.
Тайный ход можно было открыть только кровью сангвиниста.
Она сунула руку в карман и достала стеклянный флакончик, отданный ей Христианом. Внимательно рассмотрела черную кровь, переливающуюся внутри. Кровь у сангвинистов была гуще и темнее человеческой. Она могла двигаться по собственной воле, течь по венам без помощи сокращений сердца. Больше Эрин почти ничего не знала о веществе, которое поддерживало существование сангвинистов и стригоев, однако неожиданно ей захотелось узнать больше, выведать все секреты этой крови.
Но не сейчас.
Она вылила темное содержимое флакончика в каменную чашу, произнося на латыни слова:
– Ибо это есть Чаша Крови Моей, чаша Нового и вечного Завета.
Кровь закружилась в чаше, сама по себе вращаясь спиралью, словно в доказательство своей неестественной природы.
Эрин затаила дыхание. Не отвергнут ли врата кровь Христиана?
Ответ пришел – черная лужица впиталась в камень и исчезла, не оставив ни малейшего следа.
Женщина выдохнула, прошептав завершающие слова:
– Mysterium fidei[5].
Она отступила на шаг от глухой стены, сердце колотилось словно бы в горле. Несомненно, любой оказавшийся поблизости сангвинист должен услышать это неистовое биение и понять, что у входа в Святилище стоит живой человек.
Камень тяжело заскрежетал по камню, и перед Эрин медленно открылся проход.
Она сделала шаг в лежащую впереди темноту, вспоминая жестокий урок отца. «Цена знания – всегда кровь и боль».
Да будет так.
