Джим Батчер
Фурия Первого консула
Алера смотрела на него, подняв брови:
– Повторим упражнение?
Со стоном поднявшись, Тави смахнул с одежды мелкий мягкий снежок. Пол был засыпан им едва ли не по колено. Алера сказала, что добавила снега, чтоб у Тави было больше шансов выжить при обучении.
– Дай передохнуть, – взмолился Тави. – Летать – дело трудное.
– Напротив, летать очень просто, – с веселой улыбкой возразила Алера. – Труднее пережить приземление.
Тави почти сразу потушил горящий обидой взгляд. Вздохнув, он прикрыл глаза и сосредоточился на воздушной магии.
Правда, в воздухе пещеры не было основательных, солидных фурий вроде ветрогривов или служившего графине Кальдеронской Цирруса, и все же фурий было полно. Каждая в отдельности – крошка, почти бессильная мошкара, но, собранные воедино волей и властью заклинателя воздуха, они приобретали огромную силу – гора, составленная из песчинок.
Собирать их в достаточном для полета количестве было скучновато. Тави представил фурий в виде солнечных зайчиков, роем светлячков мельтешащих в воздухе. Затем он вообразил легкое как пух дыхание ветра, одну за другой, потом по две и по три направлявшее к нему фурий, пока вокруг не собралась целая туча. В первый раз он собирал фурий добрых полчаса. С тех пор время сократилось до трех минут, но над этим предстояло еще работать и работать.
Определить готовность было легко. Сам воздух вокруг него мельтешил, гладил и ласкал кожу. Открыв глаза, Тави призвал фурий в свои мысли и собрал их в ветряной поток, который завихрился, раскрутился и мягко поднял его над заснеженным полом. Когда подошвы зависли в двух футах над полом, он остановился и сосредоточенно насупился.
– Хорошо, – сдержанно похвалила Алера. – Теперь измени направление – и не забудь ветряной щит.
Кивнув, он изменил направление воздушного потока, заставил его толкать себя в спину и снизу, медленно продвигая через пещеру. Для этого требовалась немыслимая сосредоточенность, и все же Тави попытался разделить сознание на два слоя, удерживая ветряной поток и в то же время создавая перед собой щит из уплотненного воздуха.
На мгновение ему показалось – все получится, он уже начал наращивать силу, ускорять полет. Но через считаные секунды сосредоточенность ослабела, ветряные фурии разлетелись как пух одуванчика, и он рухнул вниз – прямо в пруд.
От ледяной полузамерзшей воды перехватило дыхание. Он судорожно барахтался, пока не вспомнил, что тут нужна не сила, а ум. Тогда он дотянулся до водяных фурий, собрал их к себе, уложившись в неполную четверть минуты, – водяная магия была ему привычнее – и приказал вытолкнуть себя из воды на заснеженный пол. Жестокая пронзительная боль в заледеневшем теле не унялась и тогда, и Тави замер, дрожа.
– Продолжаешь совершенствоваться, – сверху вниз взглянула на него Алера. Ее не смущало, что он едва не превратился в ледышку. – Строго говоря.
– Н-н-е мног-го ж-же от т-теб-бя п-пом-мощи, – выдавил Тави.
– Действительно, – согласилась Алера и, оправив на себе платье как обычную одежду, опустилась рядом с ним на колени. – Постарайся меня понять, юный Гай. Возможно, наружностью я напоминаю тебя, но я не из плоти и крови. Мои чувства – в отношении многих вещей – иные.
Тави пытался сосредоточить в теле жар огненных фурий, но их осталось так мало, что греться пришлось бы долго – если бы вообще удалось. Проще было бы с открытым огнем, да где его взять?
– К-каких, наприм-м-мер?
– Например, относительно вероятности твоей смерти, – объяснила она. – Если ты сейчас замерзнешь насмерть, меня это не особенно взволнует.
Тави решил, что лучше бы ему сосредоточиться на магии огня.
– П-п-почему?
Она с улыбкой смахнула с его лба прядь волос. Волосы захрустели, на ресницы просыпались ледяные крошки.
– Всё умирает, юный Гай, – сказала она. Взгляд ее на миг стал далеким. Алера вздохнула. – Всё. А я стара – так стара, что тебе и не вообразить.
– С-с-колько тебе?
– Тебе не на что опереться для исчисления моего возраста, – ответила она. – Разум у тебя необыкновенно способный, но даже ты едва ли сумеешь вообразить миллион предметов, а тем более миллион лет. Я, Октавиан, видела тысячи миллионов лет. За этот срок возникают и гибнут океаны. Пустыни становятся зелеными полями. Горы истираются в пыль, превращаясь в равнины, а из огня рождаются новые горы. Сама земля течет как вода, по ней гуляют, сталкиваются огромные складки, звезды вращаются и меняют рисунок созвездий. – Она улыбнулась. – В этом великом танце, алеранец, жизнь твоего рода лишь неизмеримо малое мгновение.
Тави все сильней била дрожь. «Это хорошо, – решил он. – Значит, к мышцам приливает больше крови. Понемногу они отогреваются». Он продолжал заниматься огненными фуриями.
– За этот срок, – продолжила Алера, – я видела смерть множества вещей. Возникали и уходили целые виды живых существ – как искры от костра. Пойми, юный Гай. Я не желаю тебе зла. Но каждая отдельная жизнь, честно говоря, так мало значит. Мне трудно было бы отличить твою от другой.
– Если т-так, – проговорил Тави, – почем-му ты здесь со мной?
Она послала ему горестную улыбку:
– Быть может, я уступила прихоти?
– А может, ты сказала мне не в-всю прав-вду.
Она засмеялась – смех звучал так тепло, что в груди у Тави встрепенулось сердце и расслабились сведенные мускулы.
– Умница. Ум – одна из привлекательных черт твоего рода. – Она помолчала, задумчиво хмурясь. – Никто и никогда не говорил со мной, – сказала она наконец. – Пока не появились вы. – Алера улыбнулась. – Может быть, мне приятно ваше общество.
В животе у Тави разрасталось тепло – огненные фурии наконец расшевелились. Теперь нужна только осторожность – не перестараться бы. Как он ни продрог, обжечь себе нутро будет ничуть не приятнее.
– А ес-сли я умру, ты с кем буд-дешь разговаривать?
– Придется поискать, но, думаю, я найду себе кого-нибудь другого.
Дрожь наконец-то – вдруг! – отпустила его. Тави медленно сел, пальцами расчесал мокрые волосы. Пальцы еще плохо гнулись. С волос сыпались кусочки льда. Он поторопил огненных фурий.
– Вроде Аквитейна Аттиса? – предположил он.
– Вполне вероятно, – кивнула она. – Что ни говори, он гораздо больше, чем ты, похож на твоего предшественника. Кстати, он, как я понимаю, зовется теперь Гай Аквитейн Аттис. Не ручаюсь, что мне понятен процесс такого изменения личности.
Тави скривился:
– Личности он не менял. Это он других заставляет думать о нем по-новому.
Алера покачала головой:
– Загадочные создания. Непросто управлять даже собственными мыслями, а чужими тем более.
Тави улыбнулся, не разжимая губ:
– Сколько еще ждать, пока можно будет передать им сообщение о нашем прибытии?
Алера снова уставилась вдаль и ответила не сразу.
– Ворд, видимо, понял, как водные пути используются для связи. Они запрудили множество ручьев, а на другие реки и их притоки поставили фурий-часовых – перехватывать фурий-гонцов. Они почти целиком заняли западный и южный берег материка. Потому связь через воду вряд ли получится установить, пока вы не углубитесь на несколько дюжин миль вглубь суши.
Тави поморщился:
– Придется, когда подойдем поближе, послать летучих гонцов. Ворд, надо полагать, о нас знает?
– Это пока неясно, – возразила Алера. – Но предположение здравое. Где ты намерен высадиться?
– На северо-западном побережье, поближе к Антилле, – ответил Тави. – Если там ворд, поможем защитникам города и своих мирных жителей там оставим, прежде чем продвигаться дальше.
– Не сомневаюсь, что консул Антиллы придет в восторг от десятков тысяч канимов у своих ворот, – пробормотала Алера.
– Я Первый консул, – напомнил Тави. – Или должен им стать. Как-нибудь перетерпит.
– Не перетерпит, если канимы сожрут его запасы – продовольствие, живой скот, его людей…
Тави натужно крякнул:
– Оставим с ними несколько охотников на левиафанов. Уж избавлению своего берега от этого зверья он должен обрадоваться.
– А чем ты будешь кормить войско на марше? – осведомилась Алера.
– Я об этом думаю. – Тави помрачнел. – Ворд, если его не остановить, вероятно, уничтожит всех мне подобных.
Алера обратила к нему искрящиеся, переливчатые, как драгоценный камень, глаза:
– Да.
– И с кем ты тогда будешь разговаривать? – спросил Тави.
Ее лицо осталось непроницаемым.
– Это меня не так уж беспокоит. – Она покачала головой. – Ворд в своем роде не менее интересен, чем вы, хотя уступает вам в гибкости мышления. Среди них почти отсутствует разнообразие – как это слово ни понимай. Они быстро наскучат мне. Однако… – Она пожала плечами. – Будь что будет.
– И все же ты нам помогаешь, – заметил Тави. – Обучаешь. Доставляешь сведения. Бесценные сведения.
Она склонила к нему голову:
– Это далеко от прямого выступления против них. Я помогаю вам, юный Гай. Им я не врежу.
– Разница почти неуловимая.
Она пожала плечами:
– Какая есть.
– Ты говорила, что прямо вмешалась в сражение за Цереру.
– Гай Секстус, призвав меня на помощь, попросил создать условия, которые с равной силой влияли бы на всё сущее.
– Но Алере эти условия были более выгодны, чем ворду, – сказал Тави.
– Да. И они укладывались в те пределы, которые я установила для Дома Гаев тысячу лет назад. – Она пожала плечами. – Поэтому я исполнила его просьбу, как и умерила погоду для плавания по твоей просьбе. – Она чуть склонила голову к плечу. – Вижу, ты пережил предыдущий урок. Попробуем снова?
Тави устало поднялся на ноги.
Следующая попытка продлилась целых полминуты – дольше первой – притом ему удалось свалиться не в ледяную воду, а в чудесный мягкий снежок.
– Перелом кости, – отметила Алера. – Превосходно. Вот тебе случай попрактиковаться в водяной магии.
Тави взглянул на нелепо вывернутую левую ногу. Скрипнув зубами, он попробовал приподняться, но левая рука вывернулась из-под него. Не было сил терпеть такую боль. Снова упав в снег, он нашарил на поясе рукоять кинжала. Почти сразу ему удалось привнести в мысли упорядоченную кристаллическую структуру доброй стали, и боль унялась, оставив спокойное бесчувствие магии металла.
– Я устал, – сказал он. Голос тоже как будто отделился от него самого. – Сращивать кости – дело утомительное.
Алера улыбнулась и собиралась ответить, но тут пруд взорвался облаком брызг и колючих капель.
Заслонившись от ледяной волны, Тави проморгался и уставился на Китаи. Фурии подняли ее из пруда на водяном столбе и аккуратно опустили на пол. Непривычная алеранцам красота молодой женщины дополнялась необыкновенным изяществом. Волосы у нее, как почти у всех маратов, были мягкими и чисто белыми. По бокам она сбривала их наголо, оставляя длинную гриву, спускающуюся по центру головы, по обычаю клана лошадей племени маратов. Она была одета в облегающую серо-голубую летную кожаную куртку. Одежда превосходно подчеркивала ее стройное телосложение с более развитой мускулатурой, чем у обычной алеранской девушки. Ее раскосые глаза яркой зеленью походили на глаза Тави, но при этом жестко блестели.
– Алеранец! – рявкнула она так, что эхо отдалось от ледяных стен. Тави явственно ощутил жар ее ярости у себя в животе.
И поморщился.
Китаи шагнула к нему, уперлась кулаками в бока.
– Я говорила с трибуном Кимнеей. Она уведомила, что ты относишься ко мне как к шлюхе.
Тави захлопал глазами:
– Мм, что?
– И не разыгрывай мне тут невинность, алеранец! – бросила она. – Если кому и знать, так это Кимнее.
Тави ничего не понимал. Кимнея служила трибуном логистики в Первом алеранском легионе – но до того, как непреодолимые обстоятельства сделали из нее трибуна Кимнею, она была хозяйкой Кимнеей – хозяйкой лучшего дома дурной репутации в маркитантском лагере.
– Китаи, – взмолился Тави, – я ничего не понимаю.
– Ага! – Она взмахнула руками. – Надо же, такой блестящий полководец и такой безмозглый! – Обернувшись к Алере, она ткнула в Тави пальцем. – Объясни ему.
– Не нахожу в себе необходимых способностей, – с холодком отозвалась Алера.
Китаи повернулась к Тави:
– Кимнея говорит, что по обычаю вашего народа те, кто собираются пожениться, не ложатся друг с другом, пока не принесут обетов. Нелепый обычай, но у ваших граждан он такой.
Тави покосился на Алеру. Щеки у него вспыхнули.
– Мм. Ну да, так положено, но делается так не всегда…
– Она уведомила меня, – продолжала Китаи, – что командующие твоего ранга часто берут в постель куртизанок – просто для удовольствия – и бросают этих бабенок, когда найдут себе подходящую жену.
– Я… да, иногда молодые граждане так делают, но…
– Мы с тобой который год вместе, – сказала Китаи. – Мы что ни день делили постель и удовольствия. Не один год. И ты наконец кое-чему научился.
Тави казалось, что щеки у него сейчас полыхнут огнем.
– Китаи!
– Меня уведомили, что наша продолжительная связь даст гражданам Алеры повод к насмешкам и негодованию. Что все они видят во мне шлюху принцепса. – Она оскалилась. – И не знаю уж почему, это считается очень дурным.
– Китаи, ты не…
– Я не позволю так со мной обращаться, – прорычала она. – Ты болван. Тебе и без того далеко до Короны, так ты еще даешь своим гражданам повод уличить тебя в явной слабости. Как ты смеешь позволять мне быть средством, с помощью которого тебе причиняют вред?
Тави беспомощно таращился на нее.
Ярость стекла с ее лица.
– Конечно, – очень тихо договорила она, – это всё, если считать, что ты собираешься взять меня в жены.
– Честное слово, Китаи, я не… я о таком даже не думал.
Глаза у нее стали круглыми, рот приоткрылся – очень похоже, что в ужасе.
– Ты… ты не… – Она сглотнула. – Ты хочешь взять другую?
Теперь и Тави вылупил глаза:
– Нет! Нет, во́роны, нет же, Китаи! Я не думал, потому что мне в голову не приходило, что может быть иначе. В смысле, тут и думать не о чем, чала.
На миг ее сомнения сменились облегчением. И тут же на лице отразилась новая мысль. Китаи угрожающе прищурилась:
– В моем согласии ты даже не сомневался! – (Тави поморщился. Опять.) – Ты вообразил, что у меня нет выбора. Что в моем отчаянном положении мне ничего не остается, как стать твоей женой.
Ясно: что бы он ни сказал, сделает только хуже. Тави прикусил язык.
Китаи крадущимся шагом приблизилась к нему и ухватила за грудки, сумев, несмотря на разницу в росте, приподнять его над землей. Молодая маратка была куда сильней любой алеранки такого же сложения – и это даже без фурий.
– Так вот что, алеранец. Ты со мной больше не ляжешь. Ты будешь обращаться со мной в точности как положено с молодой госпожой из граждан. Ты станешь за мной ухаживать – и по всем правилам, не то придушу, можешь мне поверить.
– Мм, – произнес Тави.
– И еще, – грозно продолжала она, – ты будешь ухаживать за мной, как положено у моего народа. И проявишь при этом легендарное искусство и вкус. И только после этого мы снова разделим постель.
Она развернулась на пятках и шагнула обратно к пруду.
Тави наконец обрел дар речи, выпалив:
– Китаи! Ты бы хоть рассказала, какие у твоего народа обычаи на этот счет.
– А ты мне оказал такую любезность? – не оборачиваясь, огрызнулась она. – Разузнай сам – я же разузнала! – Она, как на твердый лед, шагнула на воду пруда, повернулась, послала ему последний негодующий взгляд, сверкнула зелеными глазами и скрылась в глубине.
Онемевший Тави беспомощно смотрел ей вслед.
– Ну, – заговорила Алера. – Едва ли я – хороший судья в сложностях любви. Но мне представляется, ты оказал этой молодой женщине очень дурную услугу.
– Я не нарочно! – возмутился Тави. – Когда мы познакомились, я понятия не имел, кто мой отец. Я был никем. То есть мне в голову не приходило, что понадобится ухаживать согласно обычаю. – Он махнул рукой на пруд. – И она, кровавые во́роны, была совсем не прочь! Еще больше не прочь, чем я. Она мне и выбора-то не оставила.
Алера задумчиво свела брови:
– Какое это имеет значение?
Тави помрачнел:
– Ты на ее стороне, потому что она девушка.
– Да, – улыбнулась Алера. – Я не знаток, но успела узнать, на чьей стороне мне, по вашим обычаям, положено стоять в этом споре.
Тави вздохнул:
– Ворд вот-вот погубит государство и весь мир. Она могла бы выбрать более удачное время.
– Вполне возможно, что другого времени не будет, – напомнила Алера.
При этих словах Тави умолк, уставившись на взбаламученную воду пруда.
– Тогда лучше бы мне поскорей с этим разобраться, – наконец заговорил он. – Готов поспорить, конец света она за оправдание не примет.
Алера снова хмыкнула.
– Продолжим? – еще с улыбкой в голосе предложила она. – Начнем с правильного сращивания кости, после чего вернемся к полетам.
Тави застонал:
– Сколько еще?
– Думаю, полдюжины взлетов, – спокойно сообщила Алера. – На сегодня.
Полдюжины?!
Тави разом почувствовал, как устал. В воображении мелькнула картина: вот он лежит на снегу медуза медузой, все кости разбиты вдребезги, а рассвирепевшая Китаи выжимает жизнь из его дряблого тела.
Алера смотрела на него с безмятежной улыбкой.
– Так мы продолжаем?
Глава 1
В дверь коротко постучали, и в каюту вошел Антиллар Максимус. Они дружили с Академии, добрых три года прожили в одной комнате, поэтому Макс, один из немногих на всем флоте, входил к Тави без спросу.
– Подумал, тебе следует знать, – с порога начал Макс и тут же замолчал, присмотревшись к Тави. Закрыв за собой дверь, он выпалил: – Кровавые во́роны, Кальдерон, ты что, заболел?
Тави, корпевший над картами за маленьким письменным столом, уныло протянул:
– Плохо спал ночью.
На резком привлекательном лице Макса сверкнула мальчишеская улыбка.
– Ага… Тяжко привыкать к холодной койке, когда уже привык к согретой. – Тави ответил ему ровным взглядом. Макс улыбнулся шире прежнего. – Не пойми неправильно. Я всегда считал, что командиру легиона необходимо порой отдохнуть и расслабиться. Если у него есть женщина – я целиком за. Я бы даже подыскал замену, если ты, командир, не будешь слишком разборчив.
Тави взялся за кружку с чаем:
– Если не замолчишь, пока я допиваю, эта кружка полетит в твою тупую башку.
Макс скрестил руки на груди и с безмятежной улыбкой прислонился к дверям.
– Конечно, правитель.
Прозвучавший титул отнял у Тави последнюю каплю принесенного Максом веселья. Тави знал о смерти деда, но ни с кем ее не обсуждал. Да и доказательств не было. Алера ясно дала понять, что никому на флоте показываться не станет.
К тому же большая разница: быть законным наследником или на деле занять пост Первого консула.
Тави отогнал эти мысли. Подумает об этом в свое время. Пока – главное выжить.
– Ты не просто так пришел, Макс?
Тот тоже погасил улыбку и неловко кивнул:
– Возвращается Красс. Вот-вот будет на палубе.
Встав, Тави залпом допил остатки крепкого чая. Едва ли его слабое бодрящее действие могло помочь после мучительных уроков Алеры, но надо было попытаться.
– Вызови ко мне Магнуса и Первое копье. Просигнальте на «Чистокровный» приглашение Варгу: при первой возможности прибыть на «Слайв».
– Уже исполнено, – успокоил Макс. – Ты хоть галету доешь.
Тави нахмурился, однако вернулся к завтраку – простой корабельной галете, сухой и серой, выпеченной из остатков муки и наименее тошнотворной части левиафана.
– И так бы обошелся, – сказал он, однако заставил себя откусить кусок. Если день обернется к худшему, поесть будет некогда.
– Я тут подумал, – сказал Макс. – В словах Китаи есть смысл.
– Не замечаю, – покачал головой Тави.
Макс крякнул:
– Слушай, Тави, ты мне друг, но, во́роны, бываешь иногда таким слепым…
– Ты это о чем?
– Ты, чтоб тебя, алеранский принцепс, парень, – ответил Макс. – Образец, так тебя и так, – или должен им быть.
– Смешно, – заметил Тави.
– Ясно, смешно, – огрызнулся Макс. – Но хочешь не хочешь, пост этого требует. Всегда и всюду являть пример чести и достоинства молодого алеранского гражданина.
– И что? – вздохнул Тави.
– А то, что принцепс не вправе смущать умы, – ответил Макс. – Любовница – одно дело, бастарды – другое.
При слове «бастарды» Макс невольно скривился. Он сам был зачат отцом, консулом Антиллы, с любовницей-танцовщицей. Второй законнорожденный сын, Красс, лишил Макса и титула, и прав. Тави знал Макса всю жизнь, знал и о том, с каким трудом его, бастарда, принимало гражданское общество Алеры.
– Ничего такого у нас не будет, Макс, – сказал Тави. – Для меня, кроме Китаи, других нет.
Рослый антилланец тяжело выдохнул:
– Ты меня не понял.
– Ну так объясни.
– Я к тому, что вопрос, с кем спит принцепс, – важный вопрос, – ответил ему друг. – Уже бывало, что соперничество за Корону приводило к войнам, Тави. И хуже того… Во́роны, оставь старик Секстус пару бастардов, одним Великим фуриям известно, что бы они натворили после убийства твоего отца.
– Тут я не спорю, – кивнул Тави. – Это важно. И все равно я не понял, к чему ты ведешь.
– Веду к тому, что тебя до прошлого года никто не знал как сына Септимуса, а когда и узнали, ты воевал себе где-то на задворках. Приемов не устраивал.
– И то правда.
– После нашего возвращения все изменится, – продолжал Макс. – За тобой все будут следить орлиным оком. Будут совать нос в твою жизнь – где можно и где нельзя, – и любой гражданин с дочкой подходящего возраста постарается сделать из нее Первую госпожу. – (Тави насупился.) – Ты хочешь жениться на Китаи, – утвердительно проговорил Макс. Тави кивнул. – Этим ты многих возмутишь. И эти люди обернут против нее любую крупицу неблагоприятных сведений, будут на нее давить, как сумеют, а ты, продолжая жить с ней, как жил, дашь им точку опоры.
– Честное слово, мне дела нет, что они там подумают, Макс, – буркнул Тави.
– Ты что, дурак? – устало осведомился его друг. – Ты станешь Первым консулом Алеры. Тебе предстоит вести за собой народ и граждан с самыми противоречивыми интересами. Если ты не наберешь достаточно сторонников, готовых за тобой пойти, пострадает множество людей. Соберешься послать помощь опустошенному наводнением графству, а Сенат наложит вето, или перехватит поставки, или обрежет финансирование. Станешь разбирать спор между патрицием и гражданином, а обе стороны будут на тебя коситься, что ты ни делай, и в конечном счете все будут целить в тебя, пока кто-нибудь не попытается отнять у тебя Корону.
Тави, задумчиво глядя на друга, почесывал подбородок. Таких речей он от Макса… не ожидал. У его старого друга был подлинный дар к стратегии и тактике, и Академия его еще отточила, а вот такие рассуждения были не в его натуре.
Сообразив, Тави глубоко вздохнул:
– Это Китаи тебя надоумила.
– Пару недель назад, – признал Макс.
Тави покачал головой:
– Клятые во́роны.
– Не ручаюсь, что это сработает, – добавил Макс. – В смысле, открытое сватовство.
– По-твоему, может сработать?
Макс пожал плечами:
– По-моему, это даст твоим верным сторонникам возможность противостоять любому, кто попытается использовать Китаи для привлечения оппозиции. Ухаживая за ней со всем почтением, какое причитается высокопоставленной алеранской гражданке, ты создашь ей положение в обществе. И к тому же… – Макс нахмурился.
Тави почувствовал, что друг споткнулся на какой-то мысли. И покачал головой, ощутив, как усталая улыбка растягивает краешки губ.
– Макс, – тихо попросил он, – выкладывай уж.
– Во́роны тебя побери, Кальдерон, – вздохнул Макс. – Это же я относился к девицам как к минутному удовольствию. Ты же всегда был умником. Отличником. Не пропускал занятий, усердно учился – и с успехом. Это ты придумал неслыханный способ применения фурий – притом что сам с ними почти ничего не мог. Ты выступал против канимов, маратов, царицы ворда… и умудрился сохранить голову на плечах. – Встретив взгляд Тави, он договорил: – Я знаю, ты смотришь на Китаи не так, как я на своих любовниц. Она для тебя не игрушка. Ты видишь в ней равную. Союзницу.
Тави, кивнув, выдохнул:
– Да.
Макс, потупившись, дернул плечом:
– А может, она заслужила и немножко романтики, Кальдерон? Может, ничего с тобой не случится, если изменишь своим привычкам, чтобы показать, какая она необыкновенная? Не потому, что умеет драться, и не потому, что она фактически принцепса своего народа. А просто потому, что тебе так хочется. Хочется показать ей, как она тебе дорога…
Тави уставился на него как громом пораженный.
Макс был прав.
Они с Китаи очень давно были вместе. У них все было общее. Без нее у него внутри оставалась огромная, не дававшая покоя дыра, и дыра эта наотрез отказывалась заполняться чем-либо другим.
Они так много пережили вместе, но о своих чувствах он ей не говорил. Конечно, она знала о них, как и он чувствовал ее преданность – через ту необыкновенную связь, что протянулась между ними.
Но есть вещи, которые надо высказать словами. Без этого они не станут настоящими.
А есть вещи, которых словами не выскажешь. Только делом.
Клятые во́роны. Он никогда не спрашивал ее, каковы брачные обычаи ее народа. Просто не додумался.
– Во́роны, – негромко заговорил Тави. – Я… Макс, кажется, ты прав.
Макс развел руками:
– Да. Извини уж.
– Ладно, – решился Тави. – Итак… я ищу способ заставить Алеру принять помощь канимов, а потом победить ворд и еще собрать достаточно сторонников, чтобы стать настоящим Первым консулом, а теперь в моем расписании еще и великий роман.
– Вот почему ты – принцепс, а я скромный трибун, – улыбнулся Макс.
– Я… не очень-то силен в романтике, – признался Тави.
– Да и я тоже, – весело ответил Макс. – Но смотри на это так: нельзя усовершенствоваться в том, чего вовсе нет.
Тави зарычал и потянулся за пустой кружкой.
Макс, уже открыв дверь, грохнул правым кулаком по нагруднику и открыто ухмыльнулся.
– Я встречу прибывающих, принцепс, и всем покажу дорогу к твоей каюте.
Тави удержал руку с кружкой. Не швыряться же на виду у всей палубы. Поставив кружку, он взглядом пообещал сквитаться попозже, а вслух сказал:
– Благодарю, трибун. Не забудьте закрыть за собой дверь.
Когда дверь за Максом закрылась, Тави устало опустился на стул. Оглядев разложенные на столе карты, он вытянул одну, которой никому не показывал. Алера помогла ему с ней. Она показала, как распространяется по лику страны кроч – как гангрена от инфицированной раны.
Ворд к этому времени насчитывал сотни тысяч, если не миллионы.
Тави горестно покачал головой. Что прикажете думать о мире, в котором угроза ворда для него на втором месте? О чем-то это явно говорило, только он еще не разобрался, о чем.
