Джо Аберкромби
Лучше подавать холодным
Раздался треск ломающегося дерева. Морвир все падал, ничего не соображая от ужаса, пытаясь ухватиться за воздух, отчаянно размахивая руками и ногами. В лицо бил ветер, все вертелось перед слепо выпученными глазами. Он падал и падал… и вдруг упал. Проехался лицом по дощатому полу, и сверху на него посыпались какие-то щепки.
– Э… – только и сумел выдавить он.
И в следующий миг пережил новое потрясение. Его схватили за горло, вздернули на ноги и притиснули к стене с такой силой, что дух вышибло. Второй раз за несколько секунд.
– Ты! Какого черта?!
Трясучка. По неведомой причине совершенно голый.
Морвир обнаружил, что находится в темной, захламленной комнате, которую освещают лишь тлеющие в камине угли. Затем в глаза ему бросилась кровать. Где, приподнявшись на локтях, лежала Меркатто в расстегнутой и смятой рубашке, с обнаженной грудью. Она смотрела на него удивленно, но не слишком. Словно, открывши дверь, увидела перед собой гостя, которого ожидала несколько позже.
Все встало на свои места. И Морвир, несмотря на неловкость положения, на неостывший еще страх смерти и горевшие огнем ссадины на лице и руках, захихикал. Веревка таки порвалась раньше времени. Но каким-то чудом, немыслимым и благословенным, он, описав в полете дугу, вломился сквозь гнилые ставни в одну из комнат разваливающегося дома. Вот она, ирония судьбы…
– Похоже, случайности все-таки бывают счастливыми! – признал он, все еще хихикая.
Взгляд Меркатто, которая все еще смотрела на него, казался странно блуждающим. На ее боку виднелся ряд необычных параллельных шрамов.
– С чего это вы дымитесь? – спросила она.
На полу возле кровати валялась трубка для курения хаски, объяснившая Морвиру, почему его столь неординарное вторжение не слишком удивило нанимательницу.
– Вам чудится. По какой причине, сказать нетрудно. Вы курили, полагаю. А это натуральная отрава, знаете ли. Категорически…
Меркатто расслабленно ткнула в его сторону рукой.
– Дурак, от вас дым идет.
Он опустил глаза на грудь. От рубашки и впрямь исходили дымные струйки.
– Проклятье! – взвизгнул Морвир.
Изумленный Трясучка отпустил его и попятился. Морвир сорвал с себя куртку, из которой посыпались со звоном осколки разбившихся пузырьков с кислотой, стянул уже начавшую расползаться рубашку, швырнул ее на пол. Дым повалил гуще, наполняя комнату мерзостной вонью.
Теперь, в результате непредсказуемого поворота судьбы, голыми, или отчасти таковыми, оказались все трое. И все смотрели на злополучную рубашку.
– Мои извинения. – Морвир прочистил горло. – В планы это, разумеется, не входило.
Расплата
Монца хмуро посмотрела на кровать, на Трясучку, привольно в ней раскинувшегося. Одеяло сбито на живот, рука, длинная и мощная, свешивается до полу, кисть беспомощно развернута белой ладонью вверх. Из-под одеяла торчит сильная нога, с черными полукружиями грязи под ногтями. Лицо мирное, как у ребенка, глаза закрыты, рот открыт. Грудь с протянувшимся поперек шрамом едва заметно вздымается и опускается.
При свете дня случившееся ночью казалось лишь досадной ошибкой.
Она бросила ему на грудь горстку серебряных монет, те звякнули и скатились на постель. Трясучка подскочил, растерянно заморгал глазами. Потом уставился тупо на монетку, прилипшую к груди.
– Чего это?
– Пять скелов. Более чем приличная плата за ночь.
– Да? – Он протер двумя пальцами глаза, прогоняя сон. – Вы мне платите? – Стряхнул монетку на одеяло. – Эдак и шлюхой себя почувствовать недолго.
– А ты еще не чувствуешь?
– Нет. У меня осталась кое-какая гордость.
– Значит, убить за деньги ты готов, а полизать между ног – нет? – Монца фыркнула. – Вот они, твои принципы. Хочешь совет? Бери пятерку и оставайся верен в будущем убийству. Тому, к чему имеешь талант.
Трясучка снова улегся, натянул одеяло до подбородка.
– Как выйдете, прикройте дверь, ладно? Здесь жутко холодно.
* * *
Клинок Кальвеца яростно полосовал воздух. Нанося удары, делая выпады слева, справа, сверху, снизу. Она вертелась на одном месте в дальнем уголке двора, шаркая подошвами по разбитой брусчатке. Тренируя левую руку. Рубаха липла к спине, несмотря на холод, от которого дыхание вырывалось изо рта белыми облачками.
Состояние ног понемногу улучшалось. При быстром движении они еще горели, по утрам были одеревеневшими, как сухие сучья, и адски болели по вечерам, и все-таки она могла уже ходить почти не морщась. В коленях даже появилась некоторая упругость, хотя они по-прежнему щелкали. Плечо и челюсть тоже обрели подвижность. Не чувствовалось никакой боли при нажатии на монетки под кожей головы.
Лишь правая рука была загублена безвозвратно. Сунув меч Бенны под мышку, Монца стянула перчатку. Даже это причиняло боль. Изувеченная кисть, слабая и бледная, с багровым шрамом на ребре, оставленным удавкой Гоббы, дрожала. Сжать скрюченные пальцы в кулак до сих пор удавалось с трудом. Мизинец упрямо продолжал торчать в сторону. И при мысли о том, что уродством этим она проклята до конца жизни, Монца испытала внезапный приступ бешенства.
– Ублюдок, – прошипела она сквозь стиснутые зубы и вернула перчатку на место.
Впервые отец дал ей подержать меч, когда Монце было лет восемь. Она помнила, каким странным, тяжелым и непокорным казался он тогда ее руке. Правой. Почти то же самое чувствовала она сейчас, беря его в левую. Но не было иного выбора, кроме как учиться.
Начать с азов, раз ничего другого не остается.
Она повернулась лицом к прогнившему ставню, направила в него клинок, держа запястье параллельно земле. Нанесла три удара, рассекших три дощатые планки, расположенные одна над другой. Повернула запястье, с рычанием ударила сверху вниз и разрубила ставень надвое. Брызнули щепки в разные стороны.
Лучше. С каждым днем хоть немного, но лучше.
– Великолепно. – В дверях появился Морвир со свежими ссадинами на щеке. – Нет ставня в Стирии, который осмелился бы нам противостоять. – Вышел легким шагом во двор, сложив руки за спиной. – Осмелюсь предположить, ваш удар был еще более впечатляющим, когда правая рука была в порядке.
– Все впереди.
– Не сомневаюсь. Пришли в себя после… ночных трудов с нашим северным приятелем?
– Моя постель – моя забота. А вы? Пришли в себя после падения ко мне в окошко?
– Пустое… пара царапин.
– Экая досада. – Она убрала Кальвец в ножны. – Дело сделано?
– Будет.
– Он мертв?
– Будет.
– Когда?
Морвир поднял глаза на квадрат серого неба над головою, ухмыльнулся.
– Первейшая из добродетелей – терпение, генерал Меркатто. Банк только что открылся, и состав, который я использовал, начнет действовать лишь через некоторое время. Хорошая работа быстро не делается.
– Но, все же, будет сделана?
– О, несомненно. Причем… мастерски.
– Я хочу это видеть.
– Увидите. Наука смерти даже в моих руках не гарантирует абсолютной точности, но ждать, насколько я могу судить, осталось не больше часа. – Он двинулся прочь, напоследок погрозив ей пальцем через плечо. – И позаботьтесь о том, чтобы вас там не узнали. Наша совместная работа только начинается.
* * *
В банковском зале царило оживление. Десятки клерков, склонившись над огромными гроссбухами, бесперебойно скрипели перьями, переговаривались с клиентами и снова скрипели. Вдоль стен стояли скучающие стражники, лениво поглядывая по сторонам. А то даже и не поглядывая. Монца, следом за которой проталкивался северянин, обходила стоявших отдельными группами нарядно одетых, увешанных драгоценностями, благоухавших духами мужчин и женщин. Пробиралась меж очередями, в которых томились богатые купцы и лавочники, их жены, телохранители, слуги с мешками денег и сейфами. Судя по всему, то был обычный, весьма доходный день для банкирского дома Валинта и Балка.
Вот он, источник, откуда герцог Орсо получал деньги.
И вдруг… она увидела сухопарого мужчину с крючковатым носом, стоявшего в окружении клерков с гроссбухами под мышкой и беседовавшего с несколькими укутанными в меха купцами. Хищное лицо его мелькнуло в толпе внезапно, как искра, вспыхнувшая в подвальной тьме, и Монцу опалило огнем. Мофис. Человек, убить которого она явилась в Вестпорт. И вряд ли требовалось комментировать, что выглядел он чертовски живым.
В углу зала раздался крик, но Монца не оглянулась. Крепко стиснула зубы и начала пробиваться между очередями к банкиру Орсо.
– Что вы делаете? – прошипел над ухом Трясучка, но она его оттолкнула. Оттолкнула с дороги и мужчину в цилиндре.
– Разойдитесь, дайте ему вздохнуть! – прокричал кто-то.
Люди начали оборачиваться и вытягивать шеи, пытаясь увидеть, что происходит. В очередях загомонили, стройные ряды их рассеялись. Монца, ни на что не обращая внимания, неуклонно продвигалась вперед. Все ближе и ближе к Мофису. Вопреки здравому смыслу, понятия не имея, что сделает, когда доберется до него. Вопьется зубами в глотку? Скажет «привет»?.. Оставалось уже меньше десяти шагов – примерно столько же, сколько разделяло их, когда он смотрел на ее умирающего брата.
И тут лицо банкира исказила болезненная гримаса. Монца притормозила, укрылась за чужими спинами. Увидела, как Мофис сложился вдвое, словно его ударили в живот. Закашлялся натужным, мучительным кашлем, походившим на рвотные спазмы. Шагнул, пошатываясь, к стене, оперся на нее. Толпа вокруг пришла в движение, послышались возбужденные шепотки. Издалека снова донеслись крики:
– Отойдите же!
– Что происходит?
– Переверните его!
Глаза у Мофиса заслезились, жилы на тощей шее набухли. Колени подогнулись, и он схватился за стоявшего рядом клерка. Тот пошатнулся, но придержал начальника и помог ему медленно опуститься на пол.
– Господин… что с вами?
Монца, завороженная и одновременно испуганная этим зрелищем, затаила дыхание. Придвинулась ближе, выглянула из-за чьего-то плеча и… неожиданно встретилась глазами с Мофисом. Мутный взор его застыл, лицо напряглось и побагровело. Подняв трясущуюся руку, банкир ткнул в нее костлявым пальцем.
– Ме… – выдавил он. – Ме… Ме…
Потом глаза его закатились, спина выгнулась, и Мофис, суча ногами, неистово забился на мраморных плитах пола, как вытащенная на берег рыба. Испуганные зеваки поначалу таращились на него молча. И вдруг один из них согнулся во внезапном приступе кашля. Тут закричали, казалось, все в банковском зале:
– Помогите!
– Сюда!
– Кто-нибудь!
– Отойдите, вам сказано!
Из-за стола, с грохотом уронив стул, поднялся клерк, схватился руками за горло. Сделал, пошатываясь, несколько шагов, затем, посинев лицом, рухнул. С брыкнувшей ноги слетел башмак. Один из сопровождавших Мофиса служащих упал, задыхаясь, на колени. Раздался пронзительный женский вопль.
– Чтоб я сдох… – услышала Монца голос Трясучки.
Из разинутого рта Мофиса хлынула розовая пена. Корчи его сменились подрагиванием. Затем и того не стало. Тело обмякло, пустые глаза уставились на ухмылявшиеся бюсты, что стояли вдоль стен.
Двое мертвы. Осталось пятеро.
– Чума! – завизжал кто-то. И, словно это был сигнал к атаке на поле битвы, в банке мгновенно началось истинное столпотворение.
Все ринулись к выходу, и Монцу чуть не сбил с ног один из купцов, с которыми несколько минут назад беседовал Мофис. Трясучка дал ему пинка, купец свалился на труп банкира. А на нее тотчас же налетел другой клиент в съехавших очках, его выпученные глаза казались на побелевшем лице неестественно большими. Она инстинктивно ударила его в лицо правым кулаком, задохнулась от боли, пронзившей руку до плеча, затем рубанула по шее ребром левой и отпихнула от себя, наконец.
«Чума распространяется медленней, чем паника, – писал Столикус, – и забирает меньше жизней».
Налет цивилизованности испарился молниеносно. Богатые, холеные люди превратились в диких зверей. Они отшвыривали с дороги всех, кто мешал пройти. Не замечали упавших. На глазах у Монцы разряженный толстяк ударил женщину с такой силой, что та с окровавленным лицом, на которое съехал парик, отлетела к стене. Бегущие безжалостно топтали сбитого с ног старика. Из выроненного кем-то сейфа пролился ручей серебряных монет, никого сейчас не интересовавший, и был немедленно разметен по сторонам башмаками. Происходившее напоминало бегство с поля брани. Крики, давка, зловоние пота и страха, спасающиеся люди и брошенный ненужный хлам.
Монцу толкнули, она ударила кого-то в ответ локтем. Услышала хруст, на щеку брызнула чужая кровь. Толпа захватила ее и понесла, как ветку по течению, вертя, пиная, сдавливая, дергая. Поток выволок ее, сколько ни отбивалась, рыча, сквозь двери на улицу. Ноги почти не касались земли, так плотен был водоворот людских тел. Там ее отпихнули в сторону. Она вырвалась из толпы, слетела со ступеней банковского крыльца и припала к стене.
Откуда-то взялся Трясучка, подхватил ее под локоть и то ли повел, то ли понес прочь. У входа два стражника тщетно пытались остановить паническое бегство, орудуя древками алебард. Толпа вдруг раздалась в стороны. Монцу толкнули в спину. Обернувшись, она увидела скорчившегося на мостовой мужчину, на губах которого пузырилась красная пена. Испуганные, обезумевшие люди спешили убраться от него подальше.
Голова у нее закружилась, во рту стало горько. Трясучка, тяжело дыша и то и дело оглядываясь через плечо, прибавил шагу. Они свернули за угол банка, направились к дому, и крики за спиной сделались тише. Тут Монца увидела Морвира, который стоял у высокого окна, словно наслаждающийся театральным представлением богатый меценат в собственной ложе. Он улыбнулся им сверху и помахал рукой.
Трясучка прорычал что-то на своем языке, распахнул дверь. Монца, едва войдя, схватилась за рукоять Кальвеца и понеслась вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, не обращая внимания на боль в коленях.
Когда она ворвалась в комнату, Морвир так и стоял у окна. Помощница его сидела на столе, скрестив ноги, и с аппетитом вгрызалась в ломоть хлеба.
– Похоже, там, на улице, небольшая суматоха? – Отравитель повернулся к Монце с улыбкой, которая пропала, как только он увидел ее лицо. – Что такое? Он жив?
– Умер. Умерли десятки человек.
Морвир слегка приподнял брови.
– В учреждениях подобного рода документы постоянно перемещаются из рук в руки. Я не мог рисковать тем, что они минуют банкира. На что я никогда не полагаюсь, Дэй?
– На случай. Осторожность на первом месте, всегда. – Та откусила еще хлеба и прочавкала: – Поэтому мы отравили их все. Каждый гроссбух.
– Мы так не договаривались, – прорычала Монца.
– Именно так и договаривались, по моему мнению. Любой ценой, сказали вы, и неважно, кто погибнет попутно. Это единственные условия, при которых я работаю. В любом другом случае остается место для недопонимания. – На лице Морвира появилось отчасти озадаченное, отчасти насмешливое выражение. – Я прекрасно знаю, что некоторым людям не по душе массовые убийства. Но никак не ожидал, что вы, Монцкарро Меркатто, Змея Талина, Палач Каприле, относитесь к их числу. Вопрос денег вас пусть не беспокоит. Мофис будет стоить вам десять тысяч, как мы и договаривались. Остальные – бесплатно…
– Это не вопрос денег!
– А чего же? Я выполнил часть заказанной вами работы и сделал это успешно, так в чем меня можно упрекнуть? Вы говорите, что на подобный результат не рассчитывали. Но работа проделана не вами, так в чем же можно упрекнуть вас? Ответственность, похоже, падает в пустоту между нами, как дерьмо из задницы – в сточную канаву. Скрывается из виду навеки и никому в дальнейшем не причиняет неудобств. Печальное недоразумение… назовем это так. Случайность. Все равно, что внезапно дунул ветер, повалил дерево, и оно, упав, раздавило кучу крошечных насекомых… насмерть.
– Ненароком, – прощебетала Дэй.
– Если вас мучает совесть…
Монца в гневе стиснула рукой в перчатке ножны. Хрустнули болезненно кривые суставы.
– Совесть – всего лишь предлог, позволяющий отказаться от дела. Мне не нужны лишние мертвецы. С этого дня мы убиваем только одного человека за раз.
– В самом деле?..
Она сделала быстрый шаг вперед. Отравитель попятился. Метнул нервный взгляд на меч, снова уставился на нее.
– Не испытывайте меня. Никогда. Одного за раз… я сказала.
Морвир осторожно кашлянул.
– Конечно… вы заказчик. Как прикажете, так и будет. Гневаться на самом деле ни к чему.
– О, в гневе вы меня еще не видали.
Он испустил страдальческий вздох.
– В чем трагедия нашего ремесла, Дэй?
– В полнейшем непонимании. – Помощница его закинула в рот последнюю корочку.
– Совершенно верно. Пойдем-ка, прогуляемся по городу, покуда наша нанимательница решает, какое следующее имя в ее небольшом списке требует нашего внимания. Здесь в атмосфере чувствуется запашок ханжества.
С видом оскорбленной невинности Морвир вышел из комнаты. Дэй, проводив его взглядом из-под песочных ресниц, пожала плечами, встала, стряхнула крошки с груди и последовала за учителем.
Монца подошла к окну. Перепуганные посетители банка, похоже, уже разбежались. Взамен подоспели любопытствующие горожане, старавшиеся не подходить близко к неподвижным телам на мостовой.
Что, интересно, сказал бы сейчас Бенна? Велел бы ей успокоиться, скорее всего. И хорошенько подумать.
Она вцепилась обеими руками в сундук, с рычанием отшвырнула его от себя. Он врезался в стену, с которой пластами посыпалась штукатурка, перевернулся. На пол вывалилась одежда.
Трясучка смотрел на нее, стоя в дверях.
– С меня довольно.
– Нет! – Она сглотнула. – Нет. Мне еще нужна твоя помощь.
– Выйти и сразиться с человеком – это одно. Но так…
– Такого больше не будет. Я прослежу.
– Чистенькие, аккуратные убийства? Плохо верится. Собравшись убивать, заранее мертвецов не подсчитаешь. – Он медленно покачал головой. – Скоты вроде Морвира еще могут после этого улыбаться. Я – не могу.
– И что дальше? – Она двинулась к нему осторожно, как к норовистой лошади, пытаясь удержать от побега взглядом. – Пятьдесят скелов и возвращение на Север? Снова длинные волосы, дрянная одежда, кровь на снегу? Я думала, у тебя есть гордость. Думала, ты хочешь стать лучше.
– Это верно. Хочу.
– Так попробуй. Останься. Кто знает, вдруг тебе в результате удастся спасти несколько жизней? – Монца мягко коснулась левой рукой его груди. – Или направить меня на праведный путь? Тогда ты станешь хорошим и богатым одновременно.
– Что-то я уже не верю, что такое бывает.
– Помоги мне. Я должна это сделать… в память о брате.
– Вы так считаете? Мертвым все равно. Мстят ради себя самих.
– Значит, ради меня самой! – Она смягчила голос. – Могу я как-нибудь заставить тебя передумать?
Трясучка поморщился.
– Собираетесь бросить еще пятерку?
– Я не должна была так поступать. – Пытаясь найти верные слова, предложить верную сделку, Монца скользнула рукою по его груди вверх, очертила пальцем линию упрямого подбородка. – Ты этого не заслужил. Я потеряла брата… а он был для меня всем. Не хочу больше терять… никого…
Она сделала многозначительную паузу.
В глазах Трясучки появилось странное выражение. Отчасти сердитое, отчасти жаждущее, отчасти пристыженное. Долгое мгновение он стоял молча, и Монца чувствовала, как под рукой ее, которую она так и не убрала с его лица, поигрывает желвак.
– Десять тысяч, – сказал он наконец.
– Пять.
– Восемь.
– Договорились. – Она опустила руку. Встретилась с ним глазами. – Собирайся. Через час уезжаем.
– Ладно.
Из комнаты он вышел, не оглянувшись на нее, виновато потупившись.
Нелегко иметь дело с хорошими людьми. Чертовски дорого они обходятся…
III. Сипани
Вера в сверхъестественный источник зла не нужна; люди сами способны на любое злодейство.
Джозеф Конрад
Не прошло и двух недель, как, желая сравнять счет, явились мстители с другой стороны границы, повесили старика Дестора вместе с женой и сожгли мельницу. Еще через неделю отправились мстить его сыновья, и Монца, прихватив отцовский меч и хнычущего Бенну, пошла с ними. Радостно пошла, ибо вкус к фермерству она потеряла.
Расплатившись за мельника, они покинули долину и не останавливались в течение двух лет. К ним присоединились и другие люди, потерявшие работу, семьи, жилье. Вскоре они сами стали теми, кто жег чужие посевы, вламывался в чужие дома и забирал все, что находил. Вскоре они сами стали теми, кто вешал. Бенна быстро подрос и забыл, что такое милосердие. Могло ли быть иначе?.. Они мстили за убийства, потом за воровство, потом за махинации, потом за слухи о махинациях. Шла война, и нехватки в обидах, за которые требовалось отомстить, не было.
Как вдруг в конце лета Талин и Масселия заключили мир без всякого выигрыша для обеих сторон, кроме трупов. В долину приехал господин в плаще с золотой каймой, с отрядом солдат, и запретил репрессалии. Сыновья Дестора со товарищи разделили добычу и разошлись. Одни вернулись к тому, чем занимались до охватившего их безумия, другие ринулись с головой в безумие новое. Вкус Монцы к фермерству начал возрождаться.
Но дальше возвращения в деревню дело не зашло.
Там, на бортике разбитого фонтана, они узрели ослепительное воплощение воинственности в начищенной до блеска стальной кирасе, с мечом, на рукояти которого сверкали драгоценные камни. Послушать его собралась половина долины.
– Меня зовут Никомо Коска, я капитан Солнечной роты – благородного братства, сражающегося вместе с Тысячей Мечей, лучшими наемниками Стирии! С нами заключил договор о найме Рогонт, молодой герцог Осприи, и мы ищем людей! Людей, имеющих боевой опыт, людей отважных, любящих приключения и деньги! Кого из вас тошнит от ковыряния в грязи ради куска хлеба? Кого влечет надежда на лучшее? Честь? Слава? Богатство?.. Присоединяйтесь к нам!
– Мы можем… – начал Бенна.
– Нет, – ответила Монца. – Довольно с меня войны.
– Война будет короткой! – прокричал Коска, словно услышав ее мысли. – Это я вам обещаю! И заработаете вы куда больше, чем здесь! Скел в неделю, плюс доля в добыче! А добычи будет много, парни, поверьте мне! Наше дело правое… достаточно правое, и победа ждет нас наверняка!
– Мы можем! – прошипел Бенна. – Хочешь снова возиться в земле? Падать замертво по вечерам от усталости? Я – нет!
Монца задумалась о том, каких усилий ей будет стоить расчистка верхнего поля и сколько денег это принесет. Меж тем уже образовалась очередь из желающих вступить в Солнечную роту. Бродяг и фермеров, в основном, чьи имена заносил в книгу чернокожий писарь.
Она протолкалась вперед.
– Я – Монцкарро Меркатто, дочь Джаппо Меркатто, а это – мой брат Бенна, и обоим нам приходилось воевать. Найдется ли для нас работа в вашей роте?
Коска нахмурился, чернокожий покачал головой:
– Нам нужны мужчины с боевым опытом. А не женщины и дети.
Он попытался отстранить ее. Монца не сдвинулась с места.
– У нас есть опыт. И посерьезнее, чем у этих ошметков.
– Я могу предложить тебе работу, – сказал один из фермеров, расхрабрившись после того, как поставил на бумаге подпись. – Петушка моего не желаешь пососать?
Над собственной шуткой он смеялся до тех пор, пока Монца не швырнула его наземь и не заставила проглотить половину зубов каблуком сапога.
Никомо Коска наблюдал за этой демонстрацией силы, приподняв одну бровь.
– Саджам… в договоре о найме точно упомянуты мужчины? Как там сказано?
Писарь заглянул в документ.
– Две сотни конников, две сотни пехотинцев, коим надлежит быть людьми бывалыми и хорошо снаряженными. Сказано – «люди».
– Да и «бывалость» – понятие расплывчатое. Эй, девочка! Меркатто! Берем тебя. И брата твоего тоже. Ставьте подписи.
Они сделали, что было велено, и этого оказалось довольно, чтобы стать солдатами Тысячи Мечей. Наемниками.
Фермер схватил Монцу за ногу.
– Мои зубы…
– Поищи их у себя в дерьме, – сказала она.
Затем Никомо Коска, знаменитый солдат удачи, под веселое пение трубы вывел новых наемников из деревни, и на ночлег они расположились под звездами, у костров, и предались мечтам о том, как разбогатеют в предстоящем походе.
Монца с Бенной сидели, укрывшись одним одеялом на двоих и тесно прижавшись друг к другу. Из темноты, сверкая латами, в которых отражалось пламя костра, к ним вышел Коска.
– Вот вы где, мои детки-солдатики! Талисманчики мои! Замерзли, да? Держите. – Стянул с плеч темно-красный плащ, бросил им. – Грейте косточки.
– Что вы хотите за него?
– У меня есть еще, так что примите в подарок.
– С чего это? – подозрительно проворчала Монца.
– «Командир заботится сначала об удобстве своих людей, потом уже о собственном», как говаривал Столикус.
– Кто это? – спросил Бенна.
– Столикус? Величайший полководец в истории. Император древности. Самый знаменитый.
Монца промолчала, а Бенна снова задал вопрос:
– Кто такой император?
Коска вскинул брови.
– Король, считай, только рангом повыше. Нате-ка, почитайте. – Он вынул из кармана и сунул Монце в руки маленькую книжицу в красном потертом переплете.
– Ладно.
Та открыла ее и угрюмо уставилась на первую страницу, в надежде, что он сейчас уйдет.
– Мы не умеем читать, – ляпнул Бенна, не успела она его заткнуть.
Коска нахмурился, подкрутил двумя пальцами навощенный ус. Монца думала, сейчас велит им немедленно убираться домой. Вместо этого он уселся рядом, подобрал под себя ноги.
– Дети, дети… – Ткнул пальцем в книжную страницу. – Вот это – буква «а».
