Джоанна Кэннон
Среди овец и козлищ
Дом номер шесть, Авеню
3 июля 1976 года
– Ну давай, что же ты! – Тилли в своем свитере подтолкнула меня локтем.
Я смотрела на дверной звонок.
– Как раз и собираюсь это сделать, – ответила я.
Дом мистера и миссис Форбс всегда выглядел так, будто в нем никто не живет. Все другие дома на нашей улице были изнурены жарой. Сорняки расползались вдоль садовых тропинок, стекла окон помутнели от густого слоя пыли, вечерами на пожелтевшие лужайки никто не выходил, словно люди забыли, для чего они предназначены. В отличие от них, однако, дом Форбсов излучал самодовольство и решимость, словно подавая пример неряхам.
– Может, там никого и нет, – предположила я. – Давай попробуем зайти завтра.
Я провела носком сандалии по краю чисто подметенной ступеньки.
– Дома они, точно тебе говорю. – Тилли прижалась лицом к окошку из цветного стекла в двери. – Слышно, как работает телевизор.
Я тоже прижалась лицом к стеклу.
– Может, они фильм смотрят, – сказала я. – Может, стоит зайти позже.
– Так ты не считаешь, что это наш долг перед миссис Кризи, позвонить в дверь как можно скорее? – Тилли обернулась ко мне с самым серьезным выражением лица. – И перед Богом тоже?
Солнце отражалось от снежно-белой щебенки, которой были посыпаны дорожки у миссис Форбс, я даже прищурилась – так слепило глаза.
– Как лидер группы гёрлскаутов, Тилли, я решила поручить звонить в дверь тебе, пока сама готовлюсь произнести речь.
Она посмотрела на меня из-под непромокаемой шапочки.
– Но ведь на самом деле мы никакие не гёрлскауты, Грейси.
Я тихо вздохнула и заметила:
– Очень важно уметь вжиться в роль.
Тилли, хмурясь, смотрела на входную дверь.
– Может, ты и права. Может, дома и правда никого нет.
– Очень даже есть.
На тропинке, огибающей дом, появилась миссис Форбс. Одета она была так, как моя мама одевалась для визита к врачу, и несла под мышкой большой рулон пакетов для мусора. Развернула один с сильным треском, и с крыши сорвалась стайка встревоженных голубей.
Она спросила, зачем мы пришли. Тилли уставилась на белоснежную щебенку, а я, скрестив руки на груди, стояла на одной ноге, стараясь занимать как можно меньше места на ступеньке.
– Мы гёрлскауты, – спохватившись, ответила я.
– Да, мы гёрлскауты. Пришли предложить вам помощь, – пискнула Тилли. Хорошо хоть удержалась, чтоб не запеть.
– Что-то не больно вы похожи на гёрлскаутов, – миссис Форбс с подозрением сощурилась.
Тогда я сказала, что нам нужна помощь соседей, и тут миссис Форбс кивнула, согласилась, что она действительно наша соседка, и даже предложила нам войти в дом, чтобы не стоять на жаре. Тилли потянулась следом за кардиганом миссис Форбс, возбужденно размахивая руками, я погрозила подруге кулаком, пытаясь ее успокоить.
Миссис Форбс, стуча каблучками, развернулась и пошла по тропинке вдоль дома. Каблуки звонко цокали по чисто подметенной бетонной плитке, а наши сандалии шлепали следом, изо всех сил стараясь не отстать. Через секунду она вдруг обернулась, и мы с Тилли, все еще размахивая руками, едва не врезались в нее.
– А твоя мама знает, что ты здесь, Грейс? – спросила она. И вскинула руки, точно регулировщик движения.
– Мы ей сказали, миссис Форбс, – ответила я.
Она тут же опустила руки и снова застучала каблучками.
«Интересно, – подумала я, – понимает ли миссис Форбс, что сказать моей маме – это одно, а вот знает ли она – это совсем другое?» Две совершенно разные вещи. Впрочем, откуда ей было знать, что мама обычно подносила пальцы к горлу и яростно отрицала, что ей говорили что-либо в этом роде. Даже когда отец брал себе кого-нибудь в свидетели (обычно меня) и слово в слово повторял содержание разговора.
– А про мою маму она почему-то не спросила, – прошептала Тилли.
Очевидно, мать Тилли считалась слишком непредсказуемой, чтобы спрашивать о ее мнении.
Я расправила джемпер на спине подружки.
– Все нормально. Спросить о моей маме – этого за глаза хватит на двоих. И ты всегда можешь это использовать.
Тилли улыбнулась и взяла меня под руку.
Порой я никак не могу припомнить, когда ее не было рядом со мной.
Ковер у миссис Форбс был цвета сиропа от кашля. Он тянулся через весь холл до самой гостиной, а когда я обернулась, то увидела, что им покрыта и лестница на второй этаж. Сохранились линии в тех местах, где по нему провели пылесосом, а когда мы вошли в гостиную, то там нас ждал еще один квадрат сиропа. Наверное, на тот случай, чтобы каждый гость мог убедиться – в этом доме царит полный достаток.
Миссис Форбс спросила, не угостить ли нас чем-нибудь, и я ответила да и не сказала нет заварному крему; миссис Форбс сложила губы трубочкой в виде буквы «о» и вышла. А мы остались сидеть на темно-розовом диване с изогнутыми подлокотниками и целой горой подушек. Я решила примоститься на краю. Тилли уселась первой. Сиденья оказались такими глубокими, что ноги ее не доставали до пола, так и свешивались, словно у тряпичной куклы.
Она перекатилась на бок и заглянула в щель между диваном и стеной.
– Ты Его не видишь? – спросила она, склонившись почти к самому ковру.
– Кого?
Тилли перекатилась обратно, лицо побагровело от усилий.
– Бога, кого ж еще.
– Не думаю, что Он возьмет да вдруг выскочит из-под плинтуса, Тилли.
Но обе мы покосились на плинтус, так, на всякий случай.
– Надо же с чего-то начинать, – пробормотала она. – Миссис Кризи в опасности.
Я окинула взглядом комнату. Тут все было так, словно кто-то поработал в доме лопаточкой для развеса мороженого. Даже те предметы, которые не были розовыми, таили в себе намек на этот цвет, будто без этого условия их и в дверь бы не пропустили. Шторы перехвачены шнурами цвета семги, на каждой подушке кисточки цвета фуксии. На страже каминной доски стояли фарфоровые собачки, шеи у них были обвиты гирляндами розовых бутонов. Между собачками выстроились фотографии в рамочках: мистер и миссис Форбс в шезлонгах на пляже; мистер Форбс стоит рядом с автомобилем; мистер и миссис Форбс с группой гостей на пикнике. Прямо в центре красовался снимок девушки с волнистыми волосами. Все остальные люди на снимках почему-то отворачивались от камеры, и глаза у них были такие серьезные, но эта девушка смотрела прямо в объектив, улыбалась и казалась такой искренней и незащищенной, что мне захотелось улыбнуться в ответ.
– Интересно, кто она такая, – пробормотала я.
Теперь Тилли исследовала пространство за кушеткой.
– Как думаешь, может, Он сумел пробраться куда-то сюда? – Подруга приподняла подушку, заглянула под нее.
Я посмотрела на брызги шампанского, которые, превратившись в крохотные стеклянные шарики, свисали с богатой люстры.
– Думаю, что с розовым тут явный перебор, даже для Иисуса, – ответила я.
Миссис Форбс вернулась с подносом и целым набором печений.
– К сожалению, заварного крема у нас не оказалось, – заявила она.
Я взяла три куска рулета с инжиром и одно шоколадное печенье.
– Ничего страшного, миссис Форбс. Как-нибудь и без него обойдемся.
Из соседней комнаты доносились звуки телевизора и выкрики мистера Форбса. Очевидно, показывали футбольный матч. И хотя телевизор явно находился прямо за стеной, звуки доносились как бы издалека, точно весь остальной мир остался за пределами этого розового интерьера. А мы с Тилли оказались в плену акрилового волокна и подушек, и охраняли нас фарфоровые собачки, и сами мы были обернуты в целлофановую тишину цвета клубничного мороженого.
– У вас очень красивый дом, миссис Форбс, – сообщила Тилли.
– Спасибо, дорогая.
Я вонзила зубы в печенье, и она тут же сунула мне на колено бумажную салфетку.
– Ключ к красивому чистому дому – это прогнозирование. И списки. Много списков.
– Списки? – спросила я.
– О, да, именно списки. Только тогда ничего не забываешь.
Она достала из кармана кардигана листок бумаги.
– Вот список дел на сегодня, – пояснила она. – Я должна заняться мусорными ведрами и корзинами.
То был длиннющий список. Целых две страницы, исписанные петельками букв синими чернилами, немного размазанными в тех местах, где линии уплотнялись и немного расплывались, – видно, там ручка замирала, чтобы хозяйка могла обдумать дальнейшее. Помимо того, что надо было пропылесосить холл и привести в порядок все мусорные контейнеры, были и такие записи: «почистить зубы», «позавтракать».
– Так вы вносите в список абсолютно все, миссис Форбс? – спросила я и принялась за рулет с инжиром.
– О, да, чтоб ничего не упустить из виду. Это была идея Гарольда. Он говорит, только это может отучить меня от небрежности.
– Так вы не можете запомнить, если не запишете? – спросила Тилли.
– Господи, нет, конечно. – Миссис Форбс откинулась на спинку кресла и словно растворилась на фоне розового пейзажа. – Иначе просто никак. Гарольд говорит, что тогда все хозяйство развалится.
Она аккуратно сложила листок бумаги и убрала в карман.
– И как давно вы, девочки, в отряде гёрлскаутов?
– Целую вечность, – ответила я. – Скажите, а кто эта девушка на снимке?
Миссис Форбс нахмурилась, потом покосилась на камин, затем снова повернулась ко мне.
– О, да это я, – ответила она несколько удивленным голосом, словно только сейчас вспомнила, что когда-то была молоденькой девушкой.
Я смотрела то на миссис Форбс, то на снимок и пыталась уловить хотя бы малейшее сходство. Не получалось.
– Нечему тут удивляться, – заметила она. – Я ведь не старухой родилась.
Моя мама часто произносила эти слова. По опыту я знала, что в таких случаях лучше промолчать, и, вместо того чтоб как-то откликнуться, шумно отпила глоток лимонада через соломинку.
Она подошла к камину. Миссис Форбс всегда производила на меня впечатление женщины жесткой и собранной, но при ближайшем рассмотрении все оказалось не так. Эта словно извиняющаяся поза, эти складки платья, словно определяющие границы истории. Даже ее руки, загрубевшие от работы и искривленные артритом, казались хрупкими и маленькими.
Она провела пальцем по рамочке снимка.
– Незадолго до того, как я встретила Гарольда, – сказала она.
– Вы выглядите здесь такой счастливой. – Я взяла еще один кусок рулета. – Интересно, о чем вы в тот момент думали?
– Думала? Разве я думала? – Миссис Форбс достала из-за пояса клочок ткани и начала отряхиваться. – Хотелось бы вспомнить.
Футбольный матч за стеной неожиданно закончился. Раздался скрип кресла и ворчание, затем – щелчок дверного замка и звуки тяжелых шагов по ковру цвета сиропа. Я обернулась и увидела: в дверях стоит мистер Форбс и смотрит на нас. На нем были шорты. Ноги бледные, безволосые – почему-то казалось, что они принадлежат другому человеку.
– Что здесь происходит? – спросил он.
Миссис Форбс ухватилась за каминную доску, затем развернулась к мужу лицом.
– Просто Грейс и Тилли, гёрлскауты. – Глаза у нее были яркие, словно эмалевые. – Ну, вот, они и зашли одолжить… – Тут она запнулась.
Он насупился и положил руки на бедра.
– Что одолжить? Книжку? Денег? Чашку сахарного песка?
Миссис Форбс, словно загипнотизированная его взглядом, вертела в пальцах тряпку до тех пор, пока они не побелели от пыли.
– Одолжить… – беспомощно повторила миссис Форбс.
Мистер Форбс по-прежнему не сводил с нее глаз. И я слышала, как он прищелкивает языком.
– Предложить, – подсказала Тилли. – Руку.
– Да, верно. Руку. Они пришли предложить руку помощи.
Миссис Форбс развернула пыльную тряпку, и я услышала, как она потихонечку выдыхает.
Мистер Форбс забурчал себе под нос нечто вроде: «А, ну раз так, тогда оно конечно», а затем: «А Сильвия знает, что она здесь?» И миссис Форбс так энергично закивала головой, что крестик на цепочке вокруг шеи затанцевал на ее ключицах.
– Иду отправить письмо, – заявил мистер Форбс. – Некогда мне тут возиться с вами, иначе пропущу вторую выемку. И очень бы хотелось узнать, куда ты дела мои туфли.
Миссис Форбс снова закивала, крестик запрыгал по ключицам, и продолжала кивать, хотя мистер Форбс уже давно скрылся за дверью.
– Учителя всю дорогу вытворяют со мной такое, – заметила Тилли.
– О чем ты, дорогая?
– Швыряются в меня словами до тех пор, пока окончательно не запутают. – Тилли наклонилась, подобрала с ковра крошки от печенья, положила их на тарелку. – От этого всегда чувствуешь себя такой глупой.
– Разве? – спросила миссис Форбс.
– Хотя на самом деле это не так, – заметила Тилли.
Миссис Форбс улыбнулась:
– А тебе нравится ходить в школу, Тилли?
– Да нет. Другие девочки, они не очень-то нас любят. Иногда даже унижают.
– Они вас бьют? – Миссис Форбс прижала ладонь к губам.
– О, нет, они нас не бьют, миссис Форбс.
– Не обязательно бить людей, чтобы унизить их, – добавила я.
Миссис Форбс ухватилась за спинку ближайшего стула и уселась на него.
– Думаю, тут ты права, – сказала она.
Мы уже собирались сказать ей, зачем пришли, но тут в комнату вошел хозяин дома. На нем все еще были шорты, только на этот раз к ним добавилась плоская шапочка и солнечные очки, а в руках он держал письмо. В этот момент он напомнил мне отца. Тот тоже в жару менял брюки на шорты, но в остальном выглядел как всегда.
Мистер Форбс положил письмо на буфет и не сел, а прямо-таки рухнул на диван, отчего легонькую Тилли подбросило вверх. А затем он принялся завязывать шнурки, нервно дергая их, – они так и порхали над пальцами. Я встала, чтобы дать его ногам больше пространства.
– Для начала ты можешь вычеркнуть это из списка, Дороти, – пробурчал он. – В доме и без того есть чем заняться, дел полно.
Он покосился на меня.
– Вы к нам надолго? – спросил он.
– О, нет, мистер Форбс, совсем ненадолго. Сразу уйдем, как только протянем руку помощи.
Он снова взглянул на ноги и что-то проворчал. Я так и не поняла, то ли он одобрял мой ответ, то ли злился на непослушные шнурки.
– Видишь ли, она у меня очень рассеянная. – Он кивком головы в полотняном кепи указал на жену. – Возраст берет свое. Верно, Дороти? – И покрутил пальцем у виска.
Миссис Форбс нервно улыбнулась одним уголком губ.
– Ничего не может удержать в голове дольше пяти минут. – Произнес он эти слова, прикрывая рот рукой, точно хотел прошептать, но голос гремел на всю комнату. – Боюсь, крыша у нее поехала.
Он поднялся, затем наклонился и как-то очень театрально поправил носки. Тилли на всякий случай отодвинулась на самый краешек дивана.
– Иду к почтовому ящику. – Он прошествовал через комнату к холлу. – Буду где-то через тридцать минут. Так что постарайтесь уложиться в то время, пока меня нет.
И не успела я опомниться, как он исчез за дверью.
– Мистер Форбс! – Пришлось крикнуть, чтобы он меня услышал и снова возник на пороге. Он не походил на человека, который привык, чтоб на него повышали голос.
Я протянула ему конверт.
– Вы забыли письмо, – сказала я.
Миссис Форбс выждала, пока за мужем не захлопнется входная дверь, а затем начала смеяться. И мы с Тилли, глядя на нее, тоже засмеялись, и весь остальной мир, казалось, снова ворвался в эту комнату – видно, находился не так уж и далеко.
Пока мы хохотали, я поглядывала то на миссис Форбс, то на девушку на снимке, которая весело улыбалась нам через коридор времени. Все рассмотрела и решила, что сходство между ними неоспоримое.
– Вот уж не думала, что нам придется заняться работой по дому, – сказала Тилли.
Миссис Форбс надела на нас фартуки – они почти до горла доходили – и вышла. Тилли стояла в дальнем конце комнаты и втирала «Брассо»[20] в фигурку маленького спящего белоснежного вест-хайленд-терьера.
– Самое главное – не вызывать подозрений, – пояснила я и отнесла последнее шоколадное печенье на диван.
– Но как ты думаешь, Бог здесь все-таки есть? – Тилли рассматривала собачку, затем протерла ей тряпочкой ушки. – Если Бог приглядывает за всеми, то он и за миссис Форбс тоже присматривает и она в безопасности?
Я подумала о крестике на шее миссис Форбс.
– Надеюсь, да, – ответила я.
Миссис Форбс вернулась с новым пакетом шоколадных печений.
– На что надеешься, дорогая?
Я смотрела, как она высыпает печенье на тарелку.
– Вы верите в Бога, миссис Форбс? – спросила я.
– Конечно.
Она ни секунды не колебалась с ответом. Не смотрела на небо или на меня, не стала переспрашивать. Просто раскладывала печенья на тарелке.
– Но откуда такая уверенность? – спросила Тилли.
– Достаточно на вас поглядеть. Бог объединяет людей. Бог всему придает смысл.
– Даже плохим вещам? – спросила я.
– Ну, конечно. – Она секунду-другую смотрела на меня, потом отвернулась к тарелке.
Через плечо миссис Форбс я видела Тилли. Подруга лениво и медленно водила тряпкой, так и подначивая меня взглядом продолжить разговор.
– Но как Бог мог допустить, чтоб миссис Кризи пропала? Какой в этом смысл? Это я так, к примеру.
Миссис Форбс отшатнулась, на пол посыпались крошки.
– Понятия не имею. – Она принялась комкать пустой пакет в руках, но он никак не хотел складываться. – Я даже ни разу не говорила с этой женщиной.
– И никогда с ней не встречались? – спросила я.
– Нет. – Теперь миссис Форбс оборачивала пакет вокруг пальца с обручальным кольцом. – Ведь они переехали в этот дом совсем недавно, после того, как мать Джона умерла. Так что познакомиться не было случая.
– Просто ума не приложу, почему это она исчезла? – с вызовом спросила я.
– Ну, одно могу сказать: я к этому отношения не имею. И слова никому не сказала. – Произнесла она это дрожащим голосом, последняя фраза вырвалась у нее, казалось, против воли.
– Что вы имеете в виду, миссис Форбс? – Я посмотрела на Тилли, та – на меня, и обе мы нахмурилась.
Миссис Форбс опустилась на диван.
– Не обращайте внимания, девочки, что-то я совсем запуталась. – Она похлопала по шее сзади, точно хотела убедиться, что голова у нее все еще на плечах. – Возраст, сами понимаете.
– Только мы никак не можем понять, куда она подевалась, – настаивала я.
Миссис Форбс принялась разглаживать кисточки на подушках.
– Уверена, скоро она вернется, – сказала она. – Обычно люди возвращаются.
– Надеюсь, так, – заметила Тилли и принялась развязывать фартук. – Мне нравилась миссис Кризи. Такая симпатичная.
– Очень славная была женщина, просто уверена в этом. – Миссис Форбс продолжала возиться с подушкой. – Но мне не довелось с ней общаться. Не знаю, что и сказать.
Я передвигала пальцем печенья на тарелке.
– Может, кто-то из соседей на нашей улице знает, куда она отправилась?
Миссис Форбс встала.
– Сильно сомневаюсь, – заметила она. – Причина, по которой Маргарет Кризи исчезла, не имеет отношения ни к одному из нас. Пути господни неисповедимы, так говорит Гарольд, и тут он прав. На все есть свои причины.
Мне захотелось спросить, какие именно причины и почему Господь скрывает от нас свои соображения, но тут миссис Форбс достала из кармана список.
– Гарольд скоро вернется. Пора приниматься за работу. – И она начала водить пальцем по строчкам, выведенным синими чернилами.
Мы шли по нашей улице. Небо давило на нас всем своим весом, ноги еле двигались из-за жары. Я смотрела на горы, обступившие город, но невозможно было определить, где начинаются они и где кончается небо. Пекло заставило их слиться воедино, горизонт дрожал, плавился и шипел, словно не хотел, чтобы его обнаружили.
Из какого-то окна вырвался голос комментатора матча в Уимблдоне: «Преимущество, Борг!» И отдаленный рокот аплодисментов.
На улице было безлюдно. Безжалостное полуденное солнце разогнало всех по домам, где люди сидели, обмахиваясь газетами и натирая руки и плечи кремом от загара. Единственным человеком, оставшимся на воздухе, была Шейла Дейкин. Она сидела в шезлонге на лужайке перед домом номер двенадцать, широко раскинув руки и ноги, подняв лицо к солнцу, словно кто-то вынудил ее пойти на эту огромную жертву и обгореть до красноты.
– Здравствуйте, миссис Дейкин! – крикнула я через живую изгородь.
Шейла Дейкин приподняла голову, и я увидела, что в уголке рта у нее блестит слюна.
Она махнула нам рукой:
– Привет, леди.
Она всегда называла нас «леди», и обе мы заулыбались, а Тилли даже покраснела от смущения.
– Так, значит, Бог все-таки живет в доме миссис Форбс, – сказала Тилли, когда мы перестали улыбаться.
– Хочется верить, что так. – Я оттянула шапочку на голове Тилли назад, чтоб прикрыть шею. – Мы можем с уверенностью сказать, что миссис Форбс в безопасности, хотя… насчет ее мужа я не совсем уверена.
– Какая жалость, что она ни разу не встречалась с миссис Кризи, иначе бы могла дать нам хоть какую-то подсказку. – Тилли отбросила носком сандалии мелкий камушек, и он приземлился где-то в кустах.
Тут я так резко затормозила, что из-под сандалий вырвалось облачко пыли.
Тилли обернулась.
– В чем дело, Грейси?
– Пикник, – ответила я.
– Какой пикник?
– Снимок пикника на каминной доске.
Тилли нахмурилась.
– Что-то я не понимаю.
Я смотрела на тротуар и пыталась все точно вспомнить.
– Женщина, – сказала я. – Та женщина.
– Какая женщина?
– Та, которая стоит рядом с миссис Форбс на пикнике.
– И что с ней? – спросила Тилли.
Я подняла голову, посмотрела подруге прямо в глаза:
– Это была Маргарет Кризи.
