Джон Диксон Карр
Убийство в Атлантике
Глава третья
В первую ночь плавания, в пятницу, девятнадцатого января, спал Макс плохо.
Несмотря на лютый холод снаружи, в душной кабине было слишком жарко, и от этого болела голова. Надоедливо жужжал вентилятор, шуму которого вторило шипение поднимающейся и опускающейся воды. Легкая качка успокаивала Макса, но сны ему снились неприятные. Ближе к утру – или это только показалось? – он был разбужен доносящимися откуда-то тяжелым топотом и какой-то возней. Он знал, о чем это говорит. Спасательные шлюпки, подвешенные на шлюпбалках, готовили к использованию. Им надлежало оставаться в состоянии готовности до конца плавания, чтобы их можно было спустить в любой момент. Затем Мэтьюз задремал и не просыпался до тех пор, пока оглушительный звон тревожного колокола не вырвал его из паутины сна.
– Шлюпочные учения, сэр, – раздался голос стюарда у его кровати. – Вам лучше поспешить. Уже одиннадцать часов.
Не потрудившись побриться, Макс ополоснул лицо водой и кое-как оделся. Изрядно нагруженный – спасательный жилет, противогаз и одеяло, – он поспешил в столовую, пока колокол все еще звенел; этот звук будил воспоминания о пожарной тревоге.
Если прошлым вечером пассажиры были мрачны, то сегодня среди них царило какое-то лихорадочное веселье. Мистер Джон Лэтроп отпускал шуточки в адрес мистера Джорджа Э. Хупера, лица которого Макс все еще не мог запомнить. Капитан Бенуа, добросовестно надев противогаз, а поверх него – фуражку с красно-золотым верхом, вел себя как ни в чем не бывало. Появилась миссис Эстель Зия-Бей, одарившая Макса понимающей улыбкой. Этим утром к ним присоединился новый пассажир, которого третий помощник величал доктором, – дородный, вежливый джентльмен с прилизанными светлыми волосами, аккуратно зачесанными назад.
– Леди и джентльмены! – проорал третий помощник.
Сигнал тревоги внезапно прекратился, и его голос обрел силу.
– Как я уже говорил вчера, – торопливо продолжил он, – в случае атаки с моря или воздуха вы услышите этот сигнал и немедленно спуститесь сюда. Минуточку! Это вовсе не означает, что мы непременно сядем в шлюпки и покинем корабль.
Мистер Хупер скептически хмыкнул.
– Это всего лишь мера предосторожности. Тем не менее, если атака случится, вы проследуете за мной наверх, на палубу… Итак… Следуйте за мной, пожалуйста!
Они гурьбой повалили за третьим помощником, поднялись по лестнице и вышли на воздух. Утреннее небо было затянуто свинцовыми тучами с серебристой оторочкой. По неспокойному морю бежали белые барашки, и дул ледяной ветер. Когда все вы́сыпали на палубу А, спасательные шлюпки были уже расчехлены и спущены на воду. Но тут Макс увидел нечто, отрезвившее его и заставившее устыдиться легкомысленной веселости его спутников.
Двумя длинными прямыми шеренгами, неподвижные, вытянутые в струнку, каждый на своем месте, стояли моряки. Вся команда «Эдвардика» застыла по стойке смирно. Синие бушлаты стюардов – палубных и обслуживающих салоны – виднелись в одном блоке. Далее шли белые куртки стюардов, обслуживающих каюты и работающих в кают-компании. Следом за ними расположились клерки, подсобные рабочие, повара, работники прачечной. Все, вплоть до мальчиков-посыльных, чисто вымытых, с начищенными до блеска пуговицами, ждали пассажиров за дверью. Каждый был в спасательном жилете. Каждый смотрел прямо перед собой. И они будут стоять так на уходящей под ледяную воду палубе, пока последний пассажир не окажется в шлюпке.
Неприятностей следовало ожидать от пассажиров.
– Теперь вы видите… Стоп! – прокричал измученный третий помощник, оглядываясь по сторонам и считая. – Мисс Валери Четфорд! – позвал он. – Мистер Джером Кенуорти!
Ответа не последовало.
Третий помощник сложил ладони рупором:
– Мисс Валери Четфорд! Мистер Джером Кенуорти! Прошу вас!
Стюард, приставленный к нему в помощь, наклонился ближе и заговорил вполголоса.
– Мне плевать, что у них морская болезнь! – заявил третий помощник. – Они должны быть здесь. Приведите их сюда, понятно? Это может быть вопросом жизни и смерти. Они должны знать, куда пойти… Что за чертовщина, теперь исчез наш француз!
– Ну, вы сами употребили глагол «пойти», – не без оснований заметил Лэтроп. – Капитан Бенуа знает всего слов шесть по-английски. Я это выяснил, потому что беседовал с ним. Он из Прованса. Пытается читать «Унесенных ветром» с помощью англо-французского словаря. Кажется, пока не добрался и до конца первой главы. Он…
– Тише, пожалуйста!
– Ну-ну, малый! – успокаивающе проговорил мистер Джордж Э. Хупер.
– Извините, леди и джентльмены, но я вынужден попросить вас остаться здесь на несколько минут. Есть еще одна инструкция. С этого момента мы должны попросить вас носить с собой спасательные жилеты, куда бы вы ни направлялись.
– Носить их на себе? – в ужасе воскликнула миссис Зия-Бей.
– Нет, не на себе. Просто в руках. Но никуда их не кладите.
– О! И противогазы тоже?
– Нет, противогазы не нужны.
– Одеяла?
– Нет, одеяла тоже не нужны.
– Нас будут конвоировать?
– У меня нет инструкций на этот счет, мадам. Но если поразмыслить, вам было бы лучше все-таки спуститься вниз. С остальным я разберусь.
Итак, на данный момент Макс не видел ни мисс Четфорд, ни предполагаемого гуляку мистера Кенуорти. Но думал он не о них. Он думал об Эстель Зия-Бей.
Он все никак не мог решить, привлекает она его или отталкивает. Иногда ему казалось одно, а иногда – другое.
У нее был странный смех, громкий и хрипловатый. Она откидывала голову назад и широко открывала рот, что действовало бы на нервы любому.
Она выпивала по бокалу джин-физа каждые пятнадцать минут и выглядела непрошибаемо равнодушной ко всему и всем, за исключением тех минут, когда ее прекрасный английский вдруг куда-то исчезал и доверительная беседа приобретала вульгарные черты, достойные торговки рыбой. Но у нее были прекрасные выразительные глаза и фигура, излучающая такую сексуальную привлекательность, что чем ближе вы подходили к ней, тем больше это кружило вам голову.
Их разговор в баре прошлой ночью был своего рода стычкой аванпостов, в которой каждый оценивал силу другого, маневрируя. Он мог судить об этом по ее яростным, резким взглядам. Каждый оставался в нерешительности и как бы говорил: «Я никак не могу тебя раскусить». Расстались они почти на враждебной ноте.
Но это было прошлой ночью. Мрачной первой ночью, проведенной в море. Утром, во время учебной тревоги, Эстель усмехнулась ему так понимающе, словно они нежились под одним одеялом. Она отбросила враждебность – как и он сам.
Лайнер, судя по всему, просыпался. Когда Макс привел новую знакомую в бар, чтобы выпить по коктейлю перед ланчем, они застали там Лэтропа, который уже сидел перед кирпичным камином, широко расставив ноги. С ним был дородный светловолосый мужчина – очевидно, доктор Реджинальд Арчер. Лэтроп позвал их к себе за столик и настоял на том, чтобы заказать мартини на всех.
– Что нам нужно, – заявил он, – так это побольше шлюпочных учений. Да, действительно. Прошлое удалось на славу. Интересно, им наконец удалось вытащить из постели тех двух лежебок?
– Полагаю, что да, – улыбнулся доктор Арчер. – Я даже остался, чтобы посмотреть. Ваше здоровье!
Доктор Арчер был, пожалуй, старше, чем выглядел, и являлся, по всей видимости, очень светским джентльменом. С его лица не сходила снисходительная полуулыбка, как у человека, смирившегося с жизнью. Он не заговорил, пока в беседу не вступили все остальные, да и тогда сделал это с видом человека, осторожно и ненавязчиво высказывающего собственное суждение. Они сидели у красного кожаного дивана перед камином при зажженных лампах, светящих у них за головой, потому что даже в общих помещениях было открыто всего несколько иллюминаторов. Когда доктор Арчер с комфортом откинулся на спинку, желтоватый свет упал на аккуратно уложенные волосы, едва заметный двойной подбородок и бесчисленные крошечные морщинки вокруг глаз.
– Я надеюсь, – продолжил он, поднимая бокал, – это мне поможет. У меня была довольно тяжелая ночь.
– Морская болезнь? – сочувственно осведомился Лэтроп.
Доктор Арчер улыбнулся. Его глаза казались немного запавшими, а лицо желтоватым, хотя, возможно, таков был эффект, производимый светом лампы.
– Частично, – сказал он.
– Частично?
Доктор Арчер снова улыбнулся:
– Да. Мне бы очень хотелось знать, кто практикуется в метании ножей в коридорах в два часа ночи.
Как умелый рассказчик, он рассчитывал произвести сенсацию, и преуспел.
– В метании ножей?! – Лэтроп почти выкрикнул это, так что бармен, вздрогнув, выронил и разбил стакан, который протирал.
– Думаю, да.
– Но что в точности произошло?
– Это было в своем роде приключение, – произнес доктор; добродушное лицо его, однако, противоречило серьезности сказанного.
– Ну и?.. Продолжайте! Что это было?
Доктор Арчер помучил их еще немного, а затем продолжил:
– Все случилось, как я уже сказал, около двух часов ночи. Я лежал на койке в своей каюте. Меня тошнило, леди и джентльмены, изрядно тошнило. Корабль сильно качало, и он скрипел, как плетеное кресло-качалка. В остальном было до неприятного тихо.
– В самом деле?
– О, кстати! Я забыл упомянуть, что рядом со мной никто не живет. Моя каюта находится на палубе С, в средней части корабля. Снаружи от нее тянется узкий проход-ответвление длиной двенадцать или четырнадцать футов, заканчивающийся глухой стеной с иллюминатором. – Он проиллюстрировал сказанное жестом своих ухоженных рук. – Если миновать этот проход, дальше будет пустая каюта.
Однако продолжу. Первое, что я услышал, был какой-то глухой удар. Вот именно: глухой удар. Какого рода? Как будто что-то твердое вонзилось в дерево. Затем я услышал шаги у моей двери. Неизвестный дошел до конца коридора, развернулся и двинулся в обратную сторону. Это были маленькие, легкие, частые шажки, как будто человек шел на цыпочках. Через несколько секунд снова раздался глухой стук. И вновь послышались тихие шаги, потом кто-то опять развернулся и пошел назад. Сызнова глухой стук. Вы знаете… – доктор Арчер склонил голову набок и засмеялся, извиняясь, – я пришел в раздражение. Не верите? Но это факт. Так и было.
Я позвонил в колокольчик, чтобы вызвать стюарда, однако ответа не последовало. Итак, я через силу поднялся, чувствуя ужасную дурноту и головокружение, и заковылял к двери. Раздались еще два глухих удара, пока я обшаривал переборку и не мог нащупать дверь. Что мне не понравилось, так это приглушенность услышанных мной звуков и опасливость шагов. Судите сами: была середина ночи. Казалось, шаги приближались ко мне.
Тогда – вжик!
Я открыл дверь, и что-то скользнуло в темноту. Только так я и могу описать происшедшее. Сделайте скидку на то, что мне было дурно и у меня плохое зрение. В любом случае маленький проход был пуст.
Однако туда проникал свет, горевший в главном коридоре. Кто-то использовал маленький аппендикс для метания тяжелого ножа в листок бумаги, приколотый к торцевой стенке под иллюминатором. На листке, кстати, было грубо нарисовано человеческое лицо. Метил неизвестный каждый раз в лицо, в глаз или шею. Вот почему я говорю, что провел довольно плохую ночь.
Он умолк. Взяв бокал с коктейлем, доктор осушил его и поставил на стол. На протяжении всего рассказа с лица его не сходило лукавое выражение, словно бы говорившее: «Знаете, я, может быть, и шучу, но, может, и нет». Затем он отряхнул брюки на коленях.
– Ах, хорошо. Выпьете со мной еще мартини? Нет? Уверены? Тогда я должен пойти и привести себя в порядок перед ланчем.
– Это правда? – спросил с недоверием Лэтроп.
– Совершенная правда, старина. Если не верите, спуститесь и взгляните на следы от ножа, оставшиеся на стене.
– Вы видели нож?
– Нет. Увы, нет. Его забрали.
– Я в это не верю! Извините, без обид, но, понимаете, я в это не верю и заявляю это категорически!
Доктор Арчер пожал плечами и улыбнулся. Он поднялся на ноги, одернул жилет и поправил свой безупречного покроя пиджак. Очевидно, это был первый раз, когда кто-то отважился рассказать удивительную историю (не важно, правдивую или нет) Лэтропу. И ему, привыкшему к роли рассказчика удивительных историй, это не понравилось. Хотя Лэтроп и придал своему лицу скептическое выражение, укоризненно покачав головой, Макс знал, что тот впечатлен.
– Может, на корабле водятся привидения? – предположил Мэтьюз. – Знаете, как в рассказе «Верхняя койка»[5].
– Может быть, и так, – согласился Лэтроп и усмехнулся. – Или, может быть, наш француз – призрак? Его никогда не видно, он появляется лишь за едой. Или призрак бедный старина Хупер… Я рассказывал вам о Хупере? – спросил Лэтроп, снова завладевая поводьями и направляя упряжку беседы в нужном ему направлении. – Он производит резиновые печати. Его сын…
– Извините, – перебил Макс. – Доктор, разве вы не сообщили о ночном происшествии?
– Сообщил? Кому?
Макс не знал, что сказать. Вряд ли он мог ответить – «капитану», поскольку история грозила оказаться розыгрышем. Или, что еще вероятнее, плодом фантазии доктора Реджинальда Арчера. У Макса было ощущение, что доктор Арчер вполне мог потчевать окружающих небылицами, заподозрив, будто кто-то пытается его надуть. Не исключено, что беседы с Лэтропом заставили доктора Арчера вообразить, будто тот только и делает, что громоздит одну небылицу на другую.
К сожалению, Лэтроп производил именно такое впечатление.
– А как же мишень? – спросил Макс. – То есть листок, на котором было нарисовано лицо? Вы сохранили его?
– Он у стюарда – или был у него, – невозмутимо ответил доктор Арчер. – Мишень прикрепили к стене английской булавкой. Вы можете спросить у стюарда, чтобы удостовериться, что я говорю правду. Честное слово, я рассказал все как было.
– Клянусь Небом, я верю, что так и есть! – внезапно заявил Лэтроп.
– В таком случае, – рассудил Макс, – мы должны предоставить все улики нашему эксперту-криминалисту.
Доктор Арчер приподнял свои почти невидимые светлые брови:
– А кто наш эксперт?
– Мистер Лэтроп. В конце концов, он представляет полицейское управление Нью-Йорка. Он решил пересечь океан, чтобы вернуть в Америку самого Фенелли.
Вторая сенсация.
– Это не совсем так, – заметил Лэтроп не моргнув глазом. – Я полагаю, брат объяснил вам ситуацию?
– Да.
– Его сведения немного неверны, – произнес Лэтроп, растягивая слова. – То, что я еду за Карло Фенелли, – правда. Но я не связан с полицейским управлением в том смысле, который вы имеете в виду. Я помощник окружного прокурора. Моя работа – следить, чтобы Карло не провернул один из своих знаменитых юридических трюков, достойных самого Гудини. Он на них великий мастер, наш Карло.
– Речь идет о том самом Карло Фенелли, аферисте? – осведомился доктор Арчер.
– Да. – И Лэтроп сопроводил это короткое слово жестом, отметающим данную тему как безынтересную.
Казалось, он взволнован чем-то другим.
Заложив руки за спину и сосредоточенно наморщив лоб, он покачивался перед камином; на лице его мелькнула мальчишеская ухмылка.
– Видите ли, я хочу высказаться насчет этого дела с метанием ножей, – продолжил он. – Так вот, я юрист, а не детектив. Спасибо, конечно, за лестный отзыв. Но на самом деле когда-то я увлекался изучением на досуге отпечатков пальцев. И одна вещь в истории доктора может оказаться очень занятной. Кто-то метал ножи в лицо, нарисованное на листе бумаги. Хорошо! Вопрос в том, было ли в этом что-то личное? Было ли это изображение какого-то конкретного лица? Вы могли бы его узнать?
Доктор Арчер щелкнул пальцами.
– Ах! Как глупо с моей стороны, – спохватился он, словно досадная мелочь ускользнула из его памяти. – Я должен был об этом упомянуть. Нет, в этом изображении не угадывались черты кого-то конкретного. Просто грубый набросок. Однако он определенно указывал на одно обстоятельство, если это имеет для вас какое-либо значение.
– И какое же?
– Это было женское лицо, – пояснил доктор Арчер.
Глава четвертая
– Макси, – позвала миссис Зия-Бей.
– Да?
– Макси-и-и!
– Да?
– Я ужасно хочу выпить. Ты не принесешь мне еще один бокал?
– Послушай, Эстель. Я бы с удовольствием принес тебе весь бренди, какой найдется на борту. Но ты и так пьяна как сапожник. Может, стоит сделать перерыв?
– Макси, не будь таким противным.
– Ну ладно. Стюард!
Все снова пошло наперекосяк.
В тот же вечер, в девять часов, «Эдвардик», столкнувшись со встречным ветром примерно в шестистах милях от маяка Эмброуз-Лайт, расположенного у входа в нью-йоркскую гавань, попал в полосу действительно бурной погоды. То же можно было сказать и о Максе Мэтьюзе.
В просторной длинной галерее, где кресла были слишком увесистыми, чтобы запросто скользить по полу, Макс расположился на одном из них, откинувшись на спинку, и собрался с духом. Миссис Зия-Бей, надувшись, опустилась коленями на сиденье другого. Он поднялся в галерею сразу после ужина, чтобы спокойно выпить кофе и устроить поудобнее больную ногу, которая побаливала из-за резкой смены погоды, а также успокоить внутренности, растревоженные сочетанием бортовой и килевой качки. Эстель Зия-Бей присоединилась к нему полчаса спустя. Как только Макс увидел ее в другом конце длинной галереи – она скользила по уходящему из-под ног ковру, придерживая широкий оборчатый подол вечернего платья из белого шелка, – он понял, в чем дело.
Эстель помахала перед ним пухлой белой сумочкой и многословно поведала о случившемся. Как выяснилось, Лэтроп и Джордж Э. Хупер были за ужином в плохом настроении. Покидая кают-компанию, они подсели к даме за столик и предложили выпить. Хупер, по словам Эстель, «заигрывал» с ней. Макс посчитал это совершенно невероятным, но воспаленное воображение могло подсказать ей что угодно. Излагая свою историю, она искусно сочетала показное чувство собственного достоинства с заливистым смехом и лукавым кокетством.
Одной рукой он дал ей знак замолчать, а другой подозвал стюарда:
– Два бренди.
– Двойных бренди, Макси.
– Двойных бренди. Ради бога, сядь в это кресло! Не становись на колени, сядь.
– В чем дело, Макси? Тебе не нравится твоя маленькая Эстель?
– Конечно ты мне нравишься. Но ты же не хочешь спикировать головой на пол и сломать себе шею?
– Мне все равно.
– Чепуха. Где твой спасательный жилет?
– Не знаю. Я его где-то оставила.
Когда он снова посмотрел на Эстель, то увидел, что настроение ее изменилось. Покрасневшие глаза с черными, отливающими синевой зрачками сверкали. Морщинки глубже обозначились у одрябшего рта. Она подняла сумочку, как будто собираясь швырнуть ее.
– Ты старый тупица, – сказала она.
– Может, и так. Но…
– Не думай, что ты один такой умный! – завизжала она, привставая. – Я знаю много людей поумнее тебя. И сейчас я собираюсь встретиться с одним из них. В адм… Да иди ты к черту! Мне не нужно, чтобы ты покупал мне выпивку. У меня есть кое-какие сведения. У меня есть доказательства. У меня есть…
– Спокойно. Вот твой бренди.
Она набирала обороты и словно обезумела, но ее голос почти полностью заглушал несмолкающий грохот волн и рев воды, от которых дребезжала мебель и, казалось, даже стучали зубы. Похоже, у нее закружилась голова.
– Погоди-ка, – сказал он, – давай я подержу твой бокал. Сядь.
– Макси! – со слезами на глазах произнесла Эстель, повалилась к нему на колени и уронила голову на его плечо.
И тут, как на грех, в длинную галерею вошла мисс Валери Четфорд.
Это могло смутить любого – быть застигнутым в публичном месте с двумя бокалами бренди, по одному в каждой руке, предусмотрительно отставленной, чтобы не облиться, хуже того – с пьяной женщиной, которая устроилась у тебя на коленях и душит в объятиях. Да, тут было от чего прийти в смущение, но в первый миг, как ни странно, Макс нисколько не сконфузился. Наоборот, он пришел в ярость.
И причиной тому был взгляд, которым одарила его Валери Четфорд.
Она появилась в дальнем конце длинной галереи, то есть из салона. Собственно говоря, Макс не знал, что она собой представляет. Нельзя даже сказать, разобрал ли он хоть какую-то черту облика этой девушки, хоть что-то, кроме взгляда, который та на него бросила.
У нее было одно из тех холодных, надменно-бесстрастных лиц, которые иногда называют патрицианскими. И по земле она ступала так, словно та принадлежала ей по праву рождения. Такие лица, даже излучая покой, часто вызывают гнев. Вы почти слышите: «О, правда? Как это глупо, как утомительно!» Таким презрительно-скучающим взглядом она и одарила Макса. Затем даже этот слабый проблеск интереса угас.
У Макса в памяти осталось смутное впечатление – короткая белая шубка и масса мелких каштановых кудряшек. Затем она ушла, коснувшись одной рукой поскрипывавшего книжного шкафа в попытке удержать равновесие. И он понял, каким теплым и симпатичным человеком, если разобраться, была Эстель.
– Макси-и-и…
– Да?
– Где мой бренди?
– Вот он. Сядь и возьми бокал. – Его переполняло странным образом успокаивающее отчаяние. – Послушай! – сказал он, устраивая поудобнее у себя на коленях это не слишком воздушное создание, чтобы поменьше давило на больную ногу. – Есть только одна вещь, которой нам не хватает. Дай мне немного времени, и я тоже нарежусь. Тогда мы окажемся на равных.
– Макси, как это мило с твоей стороны!
– А пока не станешь ли ты возражать, если мы немного подышим воздухом на палубе? Тебе это по силам?
– Макс, не будь таким противным. Конечно по силам!
– Тогда поднимайся. Поосторожнее.
Всем своим видом Эстель, подавленная и слегка ошеломленная, вызывала в нем желание опекать ее и защищать. Она была славная, но нуждалась в присмотре. Они прошли через салон, цепляя носками мебель, которая трещала, подпрыгивала и угрожающе кренилась в их сторону, и выбрались в холл рядом с главной лестницей.
– Последняя порция пошла мне на пользу, – прошептала Эстель хриплым голосом. – Просто позволь мне спуститься в каюту, накинуть что-нибудь и припудрить носик. Я вернусь к тебе через пару мгновений.
– Уверена, что справишься? Хочешь, я спущусь с тобой?
– Конечно справлюсь. Подожди здесь. Я вернусь через минуту.
Он поддержал Эстель, когда та ухватилась за перила лестницы, и наблюдал, как она спускается, прижимая сумочку к груди.
Часы над двумя лифтами на стене напротив лестницы показывали без четверти десять. Когда доносящийся снаружи рев ненадолго затихал, можно было разобрать щелчки, с которыми минутная стрелка перескакивала с одного деления на другое.
Пока Макс ждал Эстель Зия-Бей, на сердце у него потеплело: он почувствовал, что стал относиться к ней лучше. Возможно, причиной всему был лишь хмель, но она казалась одинокой и довольно жалкой, когда, спотыкаясь, спускалась по трапу. Это сентиментальное (надо признать) настроение Макса подпитывалось одиночеством, а может, чем-то еще. Так или иначе, Эстель казалась ему самым человечным и внушающим надежду пассажиром лайнера, стоило только сравнить ее с надменной девицей, совсем недавно проплывшей по длинной галерее.
Он попытался вспомнить, что Эстель рассказывала ему о себе. Она охотно делилась историями из своей жизни. Ее разум был подобен сортировочной станции на железной дороге, где полно сбивающих с толку стрелок и запасных путей. Но за каждым ощущалось что-то вроде ухабистого добродушия. Она с похвалой отзывалась о втором муже, мистере Зия-Бее, с которым развелась около полугода назад. У нее было двое детей, учившихся сейчас в швейцарской школе, – опеку над ними присудили мужу.
Стрелка часов продолжала дергаться. Пять минут.
Максу, со спасательным жилетом, перекинутым через плечо, становилось все труднее стоять – даже трость не особенно выручала. Казалось, палуба ускользает из-под ног, как колоссальный скат крыши, и у него перехватывало дыхание. Пол рывком уходил вниз, замирал и снова поднимался, подпрыгивая плавающей на волнах пробкой, прежде чем Макс мог восстановить равновесие. Деревянные конструкции скрипели, словно в агонии, когда палуба опускалась.
Он повалился на колонну, ухватился за нее и осел на стоящую у подножия скамью. Сильно сквозило, где-то продолжала хлопать дверь.
Возможно, им не стоило выбираться на палубу в такую ночь. Море казалось живым: оно словно кулаками лупило по обшивке «Эдвардика». В любом случае следовало надеть пальто… Забавно, с каким упорством Эстель твердит, что ей тридцать пять. Но где, черт побери, все остальные пассажиры? В соседнем помещении – салоне – с грохотом упало и покатилось что-то тяжелое, похожее на пальму в горшке. Стюарду следовало бы проследить за нею. Впрочем, там вся мебель трещала так, словно собиралась рассыпаться.
Десять минут.
Что это Эстель так копается?
Ну разумеется, как он, тупица, не догадался: она уснула. Спустилась в каюту с самыми лучшими намерениями, но вместо этого прилегла на койку и отключилась. Лэтроп и Хупер, должно быть, накачали ее спиртным. Хотя, конечно, она и перед ужином выпила три или четыре коктейля.
Он подождал еще несколько минут, и на него вдруг навалились дурные предчувствия. Эстель лыка не вязала и еле держалась на ногах. Что, если она упала и ударилась головой? В каюте такое могло случиться запросто. Резиновый запах коридора ударил Максу в нос, и ему пришло в голову, что он и сам хорош: его тоже может запросто укачать.
Лучше спуститься и посмотреть, не стряслось ли чего.
Лестницы были для Макса наиболее коварным препятствием. Покрытые латунными накладками ступеньки двигались сами по себе, будто змеи. Но вызывать лифт только для того, чтобы спуститься на один пролет, то есть на палубу В, он посчитал глупым.
Спуск дался ему тяжело. Он почти задыхался, когда достиг самого низа. Длинный коридор на палубе В, белый и лоснящийся, как обувная коробка, тянулся мимо кают правого борта. Коридор круто накренился, и Макс почти бегом добрался до его конца. Свернув в нишу между своей каютой и каютой Эстель, он постучал в ее закрытую дверь.
Ответа не последовало. Он постучал снова.
– Вам что-нибудь нужно, сэр? – спросил стюард, закрепленный за его каютой, мгновенно появляясь из-за угла главного коридора.
– Нет, спасибо. Ступайте.
Постучав в третий раз, Макс открыл дверь.
В каюте было темно. Но справа, в маленькой ванной комнате, открытую дверь которой фиксировал крючок, горел тусклый свет, позволяя разглядеть очертания скользящих по полу и скрипящих предметов мебели, которые, подобно теням, двигались по каюте. Она была квадратной. Напротив Макса, в крайнем левом углу, виднелось изголовье койки. Рядом стояла крошечная прикроватная тумбочка. Дальше угадывался фарфоровый умывальник. Затем туалетный столик с зеркалом над ним. Еще одна прикроватная тумбочка у изголовья второй койки. Все они теперь выстроились в ряд у противоположной стены.
Эстель Зия-Бей, едва различимая в сумеречном свете, застыла перед туалетным столиком спиной к Максу. Сидя на табурете, она упала лицом вниз на столик и была неподвижна, если не считать колебаний, вызываемых качкой. Все выглядело так, как если бы она потеряла сознание и повалилась на столик, пока красила губы. В жаркой, душной каюте стоял теплый, сладковатый, едкий запах, который душил, вяз в ноздрях и вызывал тошноту.
Макс включил свет.
Первым делом брызги крови он увидел на зеркале. Затем ему показалось, что кровь повсюду. Это был ее запах.
Макс вышел из каюты и закрыл за собой дверь.
– Стюард! – позвал он.
Ответа не последовало.
– Стюард! – рявкнул Макс.
Желудок стиснуло мучительным рвотным позывом. Он закрыл глаза, борясь с тошнотой, а когда снова открыл их, перед ним стоял стюард.
– Ступайте за капитаном, – процедил Макс.
Дерзость этого требования, казалось, ошеломила стюарда. В полумраке Макс увидел, как широко распахнулись и заблестели его глаза, как физиономия сложилась в осуждающую ухмылку.
– За капитаном, сэр?
– За ним.
– Но я не могу, сэр. Вы же знаете, капитана нельзя беспокоить.
– Послушайте, – через силу проговорил Макс, сопротивляясь килевой качке. – Я брат капитана, понимаете? Его брат. Я следую его приказу. И вы сделаете то, что я вам скажу. Передадите мое сообщение ему лично, или он вас убьет. Скажете, что я должен немедленно встретиться с ним в тридцать седьмой каюте, и добавьте, что повод важный – он сам в этом тотчас убедится. А теперь бегите.
После минутного колебания стюард сорвался с места, а Макс вернулся в каюту В-37 и закрыл за собой дверь.
