Джон Гришэм
Камера

Полная версия

Глава 10

До пенсии шестидесятитрехлетнему Филлипу Найфеху оставалось всего девятнадцать месяцев. Девятнадцать месяцев и четыре дня. Прослужив двадцать семь лет инспектором департамента исполнения наказаний штата Миссисипи, он пережил шесть губернаторов, армию административных чиновников, выиграл не менее тысячи предъявленных заключенными исков и видел столько казней, что предпочитал не вспоминать об их количестве.

Смотритель, как он привык называть себя сам (хотя официально такой должности в штате не существовало), был чистокровным ливанцем, чьи родители-иммигранты осели в Дельте еще в начале 20-х. Достаток семье обеспечила небольшая продуктовая лавка в Кларксдэйле, жители которого быстро воздали должное кулинарному искусству матери Филлипа. Особой популярностью пользовались приготовленные ею традиционные ливанские сладости. Окончив школу, мальчик поступил в колледж далеко от дома, образованным человеком вернулся и, по уже давно забытым причинам, избрал для себя ниву борьбы с преступностью.

Смертные приговоры он ненавидел. Он хорошо понимал потребность в них общества и мог без запинки перечислить многочисленные аргументы в их пользу. Казнь как средство устрашения. Ее посредством общество избавляет себя от убийц. Она служит крайней, но пока еще явно необходимой мерой. Мера эта, упомянутая в Библии, утоляет жажду возмездия, дает выход справедливому гневу семьи и родственников жертвы. При необходимости Филлип Найфех сумел бы представить все эти доводы с убедительностью прокурора. В пару из них он готов был поверить.

Но как бы то ни было, бремя лишить человека жизни лежало на его плечах, и тяжкая эта обязанность вызывала в Филлипе отвращение. Именно он сопровождал приговоренного в «комнату сосредоточения», как ее называли, где закон обязывал смертника провести свой последний час. Именно он раскрывал дверь находившейся напротив газовой камеры и убеждался в прочности ремней, которыми фиксировались ноги, руки и голова несчастного. Именно он двадцать два раза за двадцать семь лет произнес фразу: «Хотите что-нибудь сказать напоследок?» Затем, согласно инструкции, Филлип Найфех отдавал охране команду закрыть герметическую дверь. По его кивку оператор нажимал на красную кнопку, и в камеру устремлялся газ. У него на глазах менялись лица первых двух из казненных. Позже Филлип решил наблюдать за лицами свидетелей, что стояли перед стеклянной стеной в соседней комнате. Свидетелей он отбирал лично. Пункт за пунктом он выполнял официальное руководство по умерщвлению приговоренных: констатировал и объявлял смерть, выносил тело, опрыскивал его специальным аэрозолем, чтобы удалить из одежды остатки газа, и так далее.

Выступая как-то раз в Джексоне перед законодательной комиссией штата, Филлип поделился с аудиторией своими взглядами на смертную казнь. «Предлагаю идею получше, – взывал он к глухим. – Почему бы не оставить убийц в одиночном заключении навеки, под усиленной охраной, исключив возможность побега или пересмотра приговора? Ведь в конце концов они все равно умрут – но не от руки государства!»

Слова эти, вынесенные в кричащие газетные заголовки, едва не стоили Филлипу работы.

Девятнадцать месяцев и четыре дня, думал он, ероша пальцами жесткую щетку седых волос и вчитываясь в постановление окружного суда. Сидевший напротив него у стола Лукас Манн терпеливо ждал.

– Четыре недели, – произнес Найфех и отодвинул документ в сторону. – У него еще осталась возможность подать апелляцию?

– Единственная и последняя, – ответил Манн.

– Когда пришла эта бумага?

– Сегодня утром. Сэм направит жалобу в Верховный суд, где ее скорее всего оставят без внимания. Возня продлится около недели.

– Что скажете, советник?

– Каждый из аргументов в пользу осужденного давно известен. Шансы, что казнь состоится через четыре недели, – пятьдесят на пятьдесят.

– Это много.

– Сдается, новой отсрочки уже не будет.

В нескончаемой круговерти рулетки, где ставкой является жизнь или смерть, пятидесятипроцентный шанс почти равнозначен абсолютному. Процесс вступит в очередную фазу, начнется проработка рутинных деталей. После долгих девяти с половиной лет четыре недели пролетят в мгновение ока.

– Ты уже говорил с Сэмом? – спросил Найфех.

– Очень кратко. Рано утром принес ему копию постановления.

– Вчера звонил Гудмэн, сказал, что направил сюда своего молодого сотрудника. Он еще не объявился?

– Я говорил с Гарнером и успел пообщаться с посланцем, Адамом Холлом. В данную минуту он беседует с Сэмом. Интересная должна быть беседа. Сэм – его дед.

– Его кто?

– Ты слышал. Сэм Кэйхолл – дед Адама Холла по отцовской линии. Вчера мои люди покопались в биографии внука и обнаружили пару неясных моментов. Я связался с отделением ФБР в Джексоне. Через два часа по факсу прислали самую подробную информацию. Сегодня утром у меня в кабинете он все признал. Не похоже, чтобы парень рассчитывал скрыть это.

– Но он носит другое имя.

– Долгая история. В последний раз дед и внук виделись, когда Адам был еще несмышленым ребенком. После ареста Сэма отец мальчишки перебрался на Запад. Менял имена, частенько оставался без работы, словом, вел жизнь настоящего неудачника. Покончил с собой в восемьдесят первом. Адам же с успехом окончил колледж, поступил в юридическую школу Мичигана, одну из лучших в стране, возглавил профессиональный журнал. Год назад он пришел на работу в «Крейвиц энд Бэйн», а сегодня утром оказался здесь, у нас.

Найфех покачал головой:

– Есть от чего прийти в восторг. Мало нас склоняет пресса? Мало дураков-репортеров, задающих дурацкие вопросы?

– Беседа-то все равно идет. Думаю, Сэм согласится, чтобы внук представлял его интересы. По крайней мере очень на это надеюсь. Мы пока ни разу не отправили на смерть заключенного, у которого бы не было адвоката.

– Следовало бы хоть однажды послать на смерть адвоката, без всяких заключенных, – с натянутой улыбкой проговорил Найфех.

Непримиримая вражда, которую он питал к юристам, давно стала притчей во языцех, поэтому Лукас не обиделся. Он все прекрасно понимал. По его подсчетам выходило, что Филлип Найфех представал перед судом в качестве ответчика чаще, чем любой другой житель в истории штата. Право ненавидеть юристов Найфех заслужил.

– Через девятнадцать месяцев удалюсь на покой. – Фразу эту Лукас слышал уже неоднократно. – Кто у нас идет за Сэмом?

Манн задумался, перебирая в памяти приговоры своих сорока семи подопечных.

– В общем-то некому. Четыре месяца назад первым кандидатом был Любитель пиццы, но он получил отсрочку. В его распоряжении около года, однако я предвижу новые осложнения. Нет, пару ближайших лет гостья с косой к нам не заглянет.

– Любитель пиццы? Ты о ком?

– Забыл? Малькольм Фрайар. В течение недели зарезал трех доставщиков пиццы. На суде утверждал, будто к убийству его подтолкнул голод.

Филлип замахал руками:

– О’кей! Помню, помню. Так следующий – он?

– По-видимому. Точнее сказать трудно.

– Знаю.

Найфех поднялся из кресла и прошел к окну. Его черные форменные полуботинки остались под столом. Стоя на ковре в одних носках, он сунул руки в карманы, отвел назад плечи, потянулся. Последний приведенный в исполнение приговор вынудил Филлипа неделю провести в госпитале. «Легкая сердечная аритмия», – успокаивая, объяснил врач. Провалявшись на неудобной больничной кровати семь дней, он дал слово жене, что новой казни дожидаться не будет. Если Господь не приберет Сэма к себе, слово удастся сдержать. А там и до пенсии останется совсем уж немного.

Филлип повернулся и посмотрел в глаза другу:

– С меня довольно, Лукас. Уступаю место другому. Своему подчиненному, молодому, заслуживающему полного доверия человеку, которому не терпится пролить кровь.

– Только не Надженту.

– Только ему. Полковнику в отставке Джорджу Надженту, моему ассистенту.

– Этому зануде?

– Да, зануде, но на него можно положиться. Он отличный организатор, ярый приверженец дисциплины. Я оставлю необходимые инструкции, и он играючи отправит Сэма Кэйхолла в лучший из миров. Это идеальная кандидатура.

Джордж Наджент являлся заместителем инспектора Найфеха. Славу ему снискали порядки, установленные в лагере для тех, кто впервые преступил черту закона. В течение шести мучительно долгих недель Наджент яростно топал тяжелыми армейскими ботинками, сыпал проклятиями и обещал каждому недовольному превратить его в «петуха». Выходившие из лагеря на свободу в Парчман уже не возвращались.

– У Наджента не в порядке с головой, Филлип. Он наверняка кого-нибудь угробит, это только вопрос времени.

– Вот-вот, наконец-то ты понял. Пусть выпустит пар, угробит Сэма – по правилам, как положено. Соблюдение правил доводит его до оргазма. Казнь Кэйхолла станет эталоном, Лукас!

Но слова инспектора не вызвали у Лукаса энтузиазма.

– Ты – босс, тебе виднее, – пожав плечами, буркнул Манн.

– Благодарю. Тебе нужно лишь время от времени присматривать за ним. С одной стороны будешь ты, с другой – я. Успех обеспечен.

– Дай Бог.

– Даст. Я устал, дружище. Ничего не поделаешь, годы. Прихватив со стола папку, Лукас направился к двери.

– Жди звонка. Позвоню сразу, как только адвокат уедет. После беседы с Сэмом он должен зайти ко мне.

– С удовольствием взглянул бы на него.

– Хороший парень.

– Зато семейка у него еще та.

Хороший парень и его приговоренный к смерти дед в полном молчании провели четверть часа. В комнате слышалось лишь назойливое потрескивание кондиционера. Не выдержав, Адам подошел к стене, прикоснулся ладонью к расположенной чуть выше головы решетке вентиляции. Влажная кожа ощутила струйку прохладного воздуха.

Внезапно дверь распахнулась, в проеме возникла голова Пакера.

– Как дела? – Взгляд охранника скользнул по Адаму и устремился на окошко, за которым, по-прежнему прикрывая лицо рукой, сидел Кэйхолл.

– Все в норме, – не очень уверенно ответил Адам.

– Тем лучше.

Глухо громыхнул замок, и вновь воцарилась тишина. Адам неторопливо вернулся на свое место, упер локти в стол, чуть подался грудью к окошку. Минуту-другую Сэм сидел неподвижно, затем вытер рукавом куртки глаза и расправил плечи.

– Нам необходимо поговорить, – негромко сказал Адам. Сэм кивнул. Вытерев глаза еще раз, достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. Руки его сотрясала мелкая дрожь. Одна за другой последовали три быстрых затяжки.

– Получается, ты – Алан, – севшим голосом проговорил он.

– Был им. До смерти отца я ни о чем не знал.

– Ты появился на свет в шестьдесят четвертом.

– Да.

– Первым из моих внуков. Адам согласно наклонил голову.

– А в шестьдесят седьмом ты исчез.

– Примерно тогда. Не помню. В памяти осталась только Калифорния.

– Я слышал, что Эдди уехал в Калифорнию и там у него родился второй ребенок. Потом кто-то назвал имя девочки – Кармен. Несколько лет до меня доходили слухи о ваших разъездах по южной Калифорнии, но Эдди всегда умело заметал следы.

– Пока я был ребенком, мы часто переезжали с места на место. По-видимому, отцу не везло с работой.

– А обо мне ты ничего не знал?

– Ничего. О родственниках в доме не говорили. Правду я узнал только после похорон.

– От кого?

– От Ли.

Сэм смежил веки, глубоко затянулся.

– Как она?

– Нормально, насколько мне известно.

– Почему ты решил работать на «Крейвиц энд Бэйн»?

– Это хорошая фирма.

– Ты знал, что они уже когда-то меня защищали?

– Да.

– Выходит, все спланировал заранее?

– Около пяти лет назад.

– Но для чего?

– Не знаю.

– Должна же быть хоть какая-то причина.

– Она очевидна. Вы – мой дед. Нравится это кому-то или нет, но вы тот, кто вы есть, как, собственно говоря, и я. Сейчас я здесь. Что мы намерены делать?

– Тебе лучше уехать.

– Я никуда не уеду, Сэм. Я готовился к этому почти всю сознательную жизнь.

– Готовился к чему?

– Юридически представлять ваши интересы. Вам нужна помощь. Поэтому я здесь.

– Мне уже не помочь. Они твердо решили накачать меня газом. Ты не должен встревать в давнишний спор.

– Почему?

– Во-первых, потому, что это не имеет смысла. Надорвешься – и без малейшего намека на успех. Во-вторых, выплывет твоя родословная, а она далеко не блестящая. По всем параметрам куда разумнее остаться Адамом Холлом.

– Я – Адам Холл, и вовсе не собираюсь менять имя. Я – ваш внук, этого тоже не изменишь. В чем вы видите проблему?

– Может пострадать твоя семья. Эдди обеспечил сыну надежное прикрытие. Не разрушай его.

– Оно уже рухнуло. В фирме обо всем знают. Я рассказал Лукасу Манну и…

– Этот тип выболтает любой секрет. Не вздумай еще раз довериться ему.

– Сэм, боюсь, вы меня не поняли. Мне нет дела до его болтовни. Мне плевать, если весь мир узнает, что я – ваш внук. Я по горло сыт маленькими семейными тайнами. Слава Богу, я уже не ребенок и сам могу принимать решения. Кстати, юристов принято считать существами весьма толстокожими. Я сумею постоять за себя.

Сэм несколько расслабился, уголки его рта дрогнули в мягкой улыбке. Так умудренный жизнью мужчина улыбается ребенку, который хочет, чтобы его принимали за взрослого. Кэйхолл покачал головой.

– Ты сам ничего не понял, – ровным тоном сказал он.

– Так объясните.

– На это уйдет вечность.

– В нашем распоряжении четыре недели. За такое время можно поговорить очень о многом.

– Что конкретно ты хочешь услышать?

Склонившись к окошку, Адам подвинул к себе блокнот.

– Для начала расскажите о деле: апелляции, стратегия защиты, судебные процессы, взрыв, ваш сообщник.

– Никакого сообщника не было.

– Хорошо, об этом позднее.

– Сейчас. Я действовал один, ясно?

– О’кей. Во-вторых, мне нужно знать все о моей семье.

– Зачем?

– А почему нет? Почему это должно оставаться тайной? Я хочу знать о вашем отце, об отце вашего отца, о ваших братьях и сестрах. Может быть, эти люди мне не понравятся, но я имею право знать правду. Ее скрывали от меня всю жизнь, но сейчас пора назвать вещи своими именами.

– В моем прошлом нет ничего примечательного.

– Вот как? Однако, Сэм, примечательно уже то, что вы оказались на Скамье. С чего вдруг такая честь? Белый человек, представитель среднего класса, почти семидесяти лет от роду – и здесь. Разве это не примечательно? Я хочу знать, почему вы оказались в Парчмане. Кто вас сюда определил? Кто еще из моей семьи входил в Клан? Сколько всего насчитывается жертв?

– Думаешь, я раскрою тебе душу?

– Думаю, раскроете. Я – ваш внук, Сэм, единственный человек, кому есть до вас хоть какое-то дело. Вы заговорите.

– Уж если мне предстоит стать таким разговорчивым, о чем еще пойдет речь?

– Об Эдди.

Сэм сделал глубокий вдох и прикрыл глаза.

– Не слишком ли многого ты хочешь?

Адам черкнул что-то в блокноте. Его собеседник неторопливо достал из пачки сигарету, со вкусом закурил. Плававшее под потолком сизое облако начало густеть. Руки старика обрели прежнюю твердость.

– А потом? Что ты намерен обсуждать после Эдди?

– Не знаю. На четыре недели вполне хватит и перечисленного.

– Когда же мы поговорим о тебе?

– В любое время. – Достав из кейса тонкую папку, Адам просунул сквозь квадратик решетки свернутый трубкой лист бумаги и ручку. – Вот соглашение о найме адвоката. Поставьте внизу подпись.

Не прикасаясь к бумаге, Сэм пробежал глазами текст.

– Опять «Крейвиц энд Бэйн»?

– Нечто вроде.

– Как понять – нечто вроде? Здесь четко указано, что я позволяю этим евреям представлять мои интересы. Черт возьми, у меня ушла куча времени, чтобы избавиться от них. Я им даже не платил.

– Выполнять соглашение буду я, Сэм. Их вы увидите, если только захотите.

– Не захочу.

– Тем лучше. Я числюсь в фирме, поэтому документ вы подписываете с ней. Все очень просто.

– Оптимизм юности. Все очень просто! Я сижу в тридцати метрах от газовки, часы тикают, отсчитывая последние минуты, и все очень просто.

– Подпишите бумагу, Сэм.

– И что дальше?

– И мы приступим к работе. Официально я могу действовать лишь после того, как будет оформлено соглашение. Подписываете его, и мы начинаем.

– С чего?

– Вы подробнейшим образом расскажете о взрыве офиса Крамера.

– Я делал это тысячу раз.

– Придется повторить. В моей записной книжке сотни вопросов.

– Все их уже задавали.

– Да, но не слышали ответов. Так?

Сэм сжал зубами фильтр.

– А потом, задавал их не я. Так?

– По-твоему, я лгал?

– Не лгали?

– Нет.

– Но и сказали далеко не все. Так?

– Да какое это имеет значение? Ты же читал отчеты.

– Я выучил их наизусть, но вопросы остались.

– Типичный юрист.

– Если появятся новые факты, то появятся и способы представить их. Все, что нам нужно, Сэм, это дать судье повод задуматься – раз, другой, третий. Ему потребуется разобраться, и отсрочка гарантирована.

– Правила игры мне известны, сынок.

– Адам, только Адам.

– Тогда обращайся ко мне на ты и зови меня дедом. Думаю, ты намерен подать апелляцию губернатору.

– Да.

Сэм придвинулся к окошку, выставил вперед правую руку с торчащим указательным пальцем. Лицо его стало каменным, глаза сузились.

– Слушай меня, Адам, слушай. – Указательный палец грозно покачнулся. – Если я подпишу твой листок, ты не скажешь этому выродку ни слова. Ни слова. Понял?

Адам молчал.

– Сукин сын! Подлое, продажное ничтожество с очаровательной улыбкой на устах. Это он усадил меня на Скамью. Свяжешься с ним – не быть тебе моим адвокатом.

– Значит, я все-таки твой адвокат? Рука опустилась, Сэм перевел дух.

– О, я могу дать тебе возможность попрактиковаться. Знаешь, Адам, занятия юриспруденцией – гиблое дело. Корми я, добропорядочный гражданин, жену и детей, плати налоги, уважай закон, ни один юрист даже не посмотрит в мою сторону. Почему же тогда к грязному убийце, у которого ни гроша за душой, со всей страны слетаются увешанные громкими титулами известные адвокаты, многие даже на собственных самолетах? В состоянии ты это объяснить?

– Нет. Они меня не интересуют.

– Поганую профессию ты выбрал.

– Большинство юристов – честные люди.

– Еще бы. А большинству моих соседей стать проповедниками помешало только заведомо несправедливое обвинение.

– Губернатор может оказаться нашим последним шансом.

– Он сгорает от желания посмотреть, как я буду умирать. А потом этот надутый индюк соберет пресс-конференцию и подробненько опишет детали происходившего. Мразь, он и взлетел-то на такую высоту благодаря именно мне. Держись от него подальше, Адам.

– Мы обсудим это позже.

– Мы уже обсуждаем это. Дай слово, иначе я ничего не подпишу.

– Другие условия будут?

– Будут. Хочу внести кое-какие дополнения. Мне нужно, чтобы твоя фирма не вздумала брыкаться, если я вдруг решу послать тебя ко всем чертям.

– Позволь-ка, мне взглянуть на текст.

Взяв у Сэма лист с соглашением, Адам аккуратно вписал в него еще один абзац, вернул бумагу Кэйхоллу. Тот медленно прочитал пять новых строк и положил лист на стол.

– А подпись?

– Я еще размышляю.

– Могу я задать несколько вопросов, пока ты размышляешь?

– Валяй.

– Где ты овладел искусством обращения со взрывчаткой?

– В воскресной школе.

– До случая с Крамером прозвучало по крайней мере пять взрывов. Каждый раз схема оставалась одна и та же: динамит, детонаторы, бикфордов шнур. Но в Гринвилле применили часовой механизм. Кто научил тебя делать бомбы?

– Ты когда-нибудь запускал фейерверки?

– Конечно.

– Тот же принцип: поджигаешь шнур и бежишь со всех ног.

– С часовым механизмом дело обстоит чуть сложнее. Кто тебя научил?

– Мамочка. Когда ты намерен прийти сюда в следующий раз?

– Завтра.

– Хорошо. Мне нужно все обдумать. На сегодня разговор окончен, хватит идиотских вопросов. Прочту документ, кое-что подправлю, а завтра продолжим.

– Это пустая трата времени.

– Я потратил впустую почти десять лет. Днем больше, днем меньше – какая разница?

– Если не подпишешь, меня могут не пропустить к тебе. Сегодня они просто закрыли глаза.

– Отличные они все-таки парни, а? Скажешь, я нанял тебя еще на одни сутки. Пропустят.

– Предстоит куча работы, Сэм. Не стоит тянуть.

– Мне нужно подумать. Девять с половиной лет в одиночке превращают человека в аналитика. Но не в спринтера, малыш. Для того чтобы расставить все по своим местам, требуется время. Дай собраться с мыслями, как ни крути, ты застал меня врасплох.

– О’кей.

– К завтрашнему дню я войду в норму. Тогда и поговорим, обещаю.

– Не сомневаюсь. – Адам сунул папку в кейс, откинулся на спинку стула. – Я пробуду в Мемфисе около двух месяцев.

– В Мемфисе? Разве ты живешь не в Чикаго?

– У нас здесь небольшой филиал. Телефон указан на визитной карточке. Понадоблюсь – звони.

– Что ты будешь делать, когда все закончится?

– Не знаю. Наверное, вернусь в Чикаго.

– Ты женат?

– Нет.

– А Кармен замужем?

– Нет.

– Как она выглядит?

– Симпатичная, очень умная девушка. Похожа на мать.

– Эвелин была настоящей красавицей.

– Она и сейчас красива.

– Я всегда считал, что Эдди с ней повезло. Но семья ее мне не нравилась.

«А она не приходила в восторг от семьи Эдди», – подумал Адам. Подбородок Сэма почти уперся в грудь, Кэйхолл кулаками потер глаза.

– Похоже, тебе придется попотеть, – сказал он, не поднимая головы.

– Да.

– Некоторые твои вопросы останутся без ответа.

– Ты расскажешь мне все, Сэм. Ты передо мной в долгу, да и перед собой тоже.

– Узнать все тебе и самому не захочется.

– Испытай меня. Я устал от секретов.

– Зачем тебе это?

– Чтобы найти в своем прошлом хоть какой-то смысл.

– Пустая трата времени.

– Решать это буду я.

Поднявшись, Сэм с шумом выдохнул:

– Я, пожалуй, пойду. Глаза их встретились.

– Конечно, – сказал Адам. – Принести тебе завтра что-нибудь?

– Нет. Приходи сам.

– Обязательно.