Прозвище Клеопатра преследовало ее еще со времен работы в Совете по туризму, гораздо более крупном государственном агентстве, где она несколько лет пробыла штатным юристом. Этому предшествовала недолгая служба в госструктурах, занимавшихся психическим здоровьем, качеством воздуха, эрозией береговой полосы. Осталось неясно, кто первым прозвал ее Клеопатрой; никто – по крайней мере, в Комиссии по проверке действий судей – не знал, в курсе ли сама Шарлотта, как называют ее за глаза подчиненные. Прозвище прижилось то ли потому, что отлично ей подходило, то ли из-за ее сходства с Элизабет Тейлор: иссиня-черные прямые волосы, челка до самых густых бровей, требовавшая постоянного ухода, многослойная крем-пудра, заполнявшая неподвластные ботоксу морщины; по количеству нанесенной туши для глаз она могла бы посоревноваться с заправской лас-вегасской шлюхой. Десять, а тем более двадцать лет назад Шарлотту назвали бы красоткой, но годы упорного труда и неудачных попыток довести свой внешний вид до совершенства поставили на ее былой красоте крест. Зато любой юрист, вздумавший улучшить свою репутацию болтовней об ее вульгарном макияже и слишком тесной одежде, отвлекающих от оценки профессиональных качеств, рисковал навсегда вылететь из профессии.
Были у нее и другие проблемы с внешностью. Она любила слишком короткие юбки, не скрывавшие излишнюю толщину бедер. Вне офиса она расхаживала на кинжальных шестидюймовых каблуках, что было бы не под силу иной стриптизерше. Хождение на таких котурнах было настолько утомительным, что за своим рабочим столом она сидела босая. Она была лишена чувства стиля, но в КПДС это было нормально – там все одевались кое-как. Беда Шарлотты была в том, что она искренне считала себя законодательницей мод. Вот только ее примеру никто не желал следовать.
Лейси с самого первого дня относилась к ней с опаской. Причин тому было две. Во-первых, у Клео была репутация карьеристки, вечно стремившейся занять местечко повыше; впрочем, в конторах вроде этой такое было обычным делом. Вторая причина была связана с первой, но из нее вытекало гораздо больше проблем. Клео не любила женщин с дипломом юриста, видя в каждой из них угрозу. Зная, что штат комплектуют, главным образом, руководители-мужчины, и всегда готовясь сделать следующий шаг в карьере, она не давала расти коллегам-женщинам.
– Возможно, у нас появилась серьезная проблема, – сказала ей Лейси.
Клео нахмурилась, хотя морщины у нее на лбу были надежно скрыты челкой.
– Выкладывай.
Дело было под конец четверга, когда большинство сотрудников уже разошлись. Дверь просторного кабинета Клео была закрыта.
– Я жду от имени вымышленного лица претензию, с которой нам придется попотеть. Пока не знаю, как действовать.
– Претензия к судье?
– Еще неясно, к какому именно. Окружной суд, десять лет на должности.
– Думаешь, я буду выпрашивать, чтобы ты вывалила передо мной всю грязь?
Клео мнила себя стреляным воробьем, юристом-сухарем, не тратящим время на болтовню и сплетни. Она требовала фактов, уверенная, что справится с ними.
– Предполагаемое злоупотребление – убийство.
Челка колыхнулась.
– Убийца – действующий судья?
– Как я и сказала. – Лейси не отличалась грубостью, но при любом разговоре с Клео проявляла настороженность, была готова за себя постоять, а то и броситься в атаку.
– Да, ты сказала. Когда совершено предполагаемое убийство?
– Убийств было несколько. Предполагаемых. Последнее – года два назад, во Флориде.
– Несколько?!
– Да, несколько. По мнению заявителя, целых шесть за двадцать лет.
– Ты ему веришь?
– Я не говорила, что это «он». Верю ли прямо сейчас – не знаю. Чему я верю, так это тому, что он или она вот-вот подаст заявление в наш офис.
Клео встала – без каблуков она была гораздо ниже – и подошла к окну позади стола, оттуда открывался так себе вид на два других офисных здания.
– Очевиднейший вопрос, – начала она, глядя в окно. – Почему не обратиться в полицию? Уверена, ты его задала.
– Конечно, я первым делом спросила об этом. Его или ее ответ был такой: полиции на этом этапе нет доверия. Вообще никто не заслуживает доверия. Понятно, что какие-либо факты пока отсутствуют.
– Чем же он или она располагает?
– Неким довольно-таки убедительным, хотя и сомнительным набором доказательств. Убийства совершались на протяжении двадцати лет в нескольких штатах. Ни одно не раскрыто. На том или ином этапе своей жизни судья пересекался с каждой из жертв. У него свой оригинальный способ убийства, во всех случаях практически один и тот же.
– Интересно – до некоторой степени. Можно задать еще один очевидный вопрос?
– Вы босс.
– Благодарю. Если эти дела и вправду давно остыли, если местные копы давно сдались, то мы-то каким образом, черт возьми, сможем определить, что убийца – один из наших судей?
– Действительно, это очевидный вопрос. У меня нет на него ответа.
– По-моему, она чокнутая, вот и все. То же самое относится ко многим вокруг нас.
– К клиентам или к сотрудникам?
– К заявителям. Клиентов у нас нет.
– Верно. Закон гласит, что мы обязаны изучить поданную жалобу. Каковы ваши предложения?
Клео села в свое начальственное кресло, в котором казалась гораздо выше.
– Пока что не знаю, что нам предпринять, но уже знаю, чего мы точно не предпримем. Мы здесь не обучены расследовать убийства. Если она подаст жалобу, то у нас не будет другого выхода, кроме как передать ее в полицию штата Флорида. Все просто.
Лейси, принужденно улыбнувшись, сказала:
– Так и есть. Только у меня сомнения, что жалоба вообще появится.
– Будем надеться, что ее не подадут.
Первый же вариант, о котором она подумала, был незамысловатым: уведомить Джери имейлом, чтобы она больше не ломала комедию. Краткое деловое послание Лейси гласило:
Марджи, после встречи с нашим директором с сожалением сообщаю, что наша комиссия не примет ваше заявление. Если вы его подадите, то оно будет перенаправлено в полицию штата.
Буквально через несколько секунд на телефоне Лейси высветился номер неопознанного абонента. Обычно она такие игнорировала, но сейчас догадалась, что звонит Джери.
– Вы не можете обратиться в полицию штата, – спокойно начала та. – Согласно положению с заявлениями следует разбираться вам самим.
– Здравствуйте, Джери, как поживаете?
– Хуже некуда. Я глазам своим не верю! Я рискую головой, подавая заявление, а КПДС трусит начать расследование! Вам больше нравится перекладывать бумажки, и пусть этот тип по-прежнему выходит сухим из воды и продолжает убивать?
– Я думала, вы не любите телефоны.
– Не люблю, но этот нельзя отследить. Что мне теперь делать, Лейси? Забыть о двадцати годах трудов, вернуться домой и сделать вид, что ничего не произошло? Позволить убийце моего отца разгуливать на свободе? Помогите мне, Лейси!
– Поверьте, Джери, это не мое решение.
– Вы порекомендовали КПДС провести расследование?
– Пока нет официального заявления, нам нечего расследовать.
– Зачем подавать заявление, если вы все равно перекинете его полиции? Это невероятно, Лейси! Не думала, что вы такая трусиха. Я поражена!
– Простите, Джери, но есть дела, расследовать которые мы не компетентны.
– В положении сказано по-другому. Закон требует, чтобы КПДС разбирала любую жалобу, поданную на любого судью. Нигде не говорится, что КПДС может спихнуть жалобу полиции, не занявшись ею самостоятельно. Хотите, чтобы я напомнила вам содержание положения о целях и задачах вашей конторы?
– Это лишнее. Решение приняла не я, Джери. Для этого и существует начальство.
– Тогда я пошлю текст положения вашей начальнице. Как ее имя? Я видела ее на сайте.
– Не делайте этого. Она знает все документы наизусть.
– Не похоже. Что же мне теперь делать, Лейси? Взять и забыть про Бэнника? Про потраченные на него двадцать лет?
– Мне очень жаль, Джери.
– Ничего вам не жаль! Я собиралась приехать в субботу, встретиться с вами в укромном месте и выложить все про шесть убийств. Мне нужна ваша консультация, Лейси.
– Извините, Джери, в этот уик-энд меня не будет в городе.
– До чего удобно! – Она выдержала длинную паузу и завершила разговор словами: – Большое вам спасибо, Лейси. Что вы сделаете, когда он убьет опять? Рано или поздно вы вместе с вашей вшивой КПДС станете его соучастниками.
При упадке дисциплины в офисе пятница была там тихим днем. Во второй половине дня царила прямо-таки кладбищенская тишь: начальство, склонное подолгу обедать, после ленча уже не возвращалось, а немногочисленный временный персонал исчезал сразу после того, как закрывала свою дверь Клео. Всем было все равно, ведь Сейделл традиционно засиживалась допоздна и отвечала на телефонные звонки.
Лейси ушла еще до обеда и не собиралась возвращаться. Она поехала домой, переоделась в шорты, сунула в сумку кое-какую одежду, припрятала ключ для Рейчел – новой соседки, выгуливавшей ее собаку. Около часа дня она села в машину к своему бойфренду. Их путь лежал в сторону Розмари-Бич, что в двух с половиной часах езды вдоль побережья залива. Было жарковато, на небе – ни облачка. Они договорились, что Лейси не возьмет с собой ни ноутбука, ни каких-либо бумаг. Элли тоже был безоружен: все атрибуты своей профессии он оставил дома. Разрешены были только сотовые телефоны.
Формально целью уик-энда видели побег из города, от работы, чтобы поиграть в активные игры на солнце и позагорать. Но истинная причина была гораздо серьезнее. Обоим было уже под сорок, и оба были не вполне уверены в будущем – как в совместном, так и в личном. Они оставались вместе уже больше двух лет и давно прошли первоначальные стадии романа – ухаживание, бурный секс, ночевки друг у друга, поездки, знакомства с семьями, сообщения друзьям, что они – пара, невысказанные обещания верности. Ничто не указывало на желание положить отношениям конец, напротив, оба были как будто довольны тем, что они продолжаются.
Однако кое-что Лейси беспокоило – причем у нее не было уверенности, что Элли по этому поводу тоже переживает, – ее волновала неопределенность будущего. Что с ними будет через пять лет? У нее имелись серьезные сомнения, что она надолго задержится в КПДС. Элли тоже все больше разочаровывался в ФБР. Он был там на отличном счету и гордился достигнутым, но семидесятичасовая рабочая неделя давала о себе знать. Если он будет меньше работать, то станут ли они проводить больше времени вместе? И приведет ли это к новой форме близости? Заставит ли понять, наконец, любят ли они друг друга? Они вертели слово на букву «л» так и эдак, играли с ним, но все никак не принимали окончательного решения. В первый год вообще его избегали и даже до сих пор неохотно его произносили.
Лейси боялась, что никогда не полюбит Элли по-настоящему, что их роман будет тянуться, проходить одну стадию за другой и в конце концов подтолкнет их к браку. А потом, в сорок лет и даже позже, у нее уже не хватит духу уйти. Она выйдет за обожаемого, но на самом деле нелюбимого мужчину. Или это все-таки любовь?
Половина ее подруг твердила, что после двух лет отношений с мужчиной надо расставаться. Другая половина считала иначе: окольцуй его, пока не сбежал.
По замыслу Лейси этот уик-энд должен был дать ответы на самые серьезные вопросы, хотя она, начитавшись дамских романов и насмотревшись романтических комедий, знала, что подобный «смотр сил», большое романтическое бегство, редко срабатывает. Шатающийся брак нечасто спасают несколько дней на пляже, непростые любовные отношения начинают там еще больше буксовать, не находя желаемого разрешения.
Она не ждала уже почти ничего, кроме удовольствия от солнышка. Будущее так и останется под вопросом, а они продолжат пинать пустую консервную банку…
– Тебя что-то гложет, – заметил Элли, держа руль левой рукой, а правой гладя ее по колену.
Пока еще рано было начинать серьезный разговор, поэтому она, быстро повернувшись к нему, ответила:
– Из-за одного нашего дела я лишилась сна.
– Обычно ты не переживаешь так сильно из-за ваших дел.
– Обычно мы не сталкиваемся с убийствами.
Он посмотрел на нее с улыбкой:
– Выкладывай, что там у вас.
– Не могу. Мои дела требуют конфиденциальности, как и твои. Но я, пожалуй, смогу набросать самую суть, если ты все воспримешь гипотетически.
– Я весь внимание.
– В общем, выплыл один судья – гипотетический! – лет, скажем, пятидесяти, избирающийся на эту должность уже десяток лет. И он психопат. Ты следишь за мыслью?
– А как же! Разве не большинство из них такие?
– Перестань, я серьезно.
– Ладно. Мы изучали таких в Куантико, в рамках курса поведенческого анализа. Стандартная дисциплина. Только это было давно, и я еще не применял ее принципы в поле. Моя специальность – хладнокровные убийцы, перевозящие кокаин, и неонацисты, отправляющие по почте бомбы. Продолжай.
– Все это пока бездоказательные предположения. По утверждениям моей свидетельницы, тоже безымянной и слишком напуганной, чтобы раскрыть свою личность, этот судья убил за последние двадцать лет по меньшей мере шестерых. Шесть убийств в шести разных штатах. Он был знаком с каждой из жертв и терпеливо преследовал их, дожидаясь удобного момента. Способ убийства всегда одинаковый – удушение веревкой одного и того же типа. Его метод, его подпись. Место преступления он всегда оставляет в идеальном состоянии: никаких улик, только веревка на шее жертвы.
– Все дела глухие?
– Именно так. У полиции ничего нет: ни свидетелей, ни отпечатков, ни волокон, ни следов обуви, ни крови, ни мотива. Полный ноль.
– Раз он был с ними знаком, то должен существовать мотив.
– Блестящее замечание классного агента ФБР!
– Благодарю. Просто это само собой разумеется.
– Ну да. Мотивы есть, но они разные: одни выглядят серьезными, другие пустяковыми. Всех я не знаю.
– Для него они все серьезные.
– Да уж…
Элли снял правую руку с колена Лейси и почесал подбородок. Немного поразмыслив, он спросил:
– Разбираться поручили тебе?
– Нет. Свидетельница еще не подала официальную жалобу на судью – слишком напугана. Вчера Клеопатра сказала мне, что КПДС не станет расследовать убийства.
– И что же будет дальше?
– Полагаю, ничего. Без официального обращения мы ничего не можем предпринять. Судью никто пальцем не тронет, он продолжит заниматься своими делами, в том числе убивать – если он убийца.
– Ты говоришь так, словно веришь этой свидетельнице.
– Да, я ей верю. Меня мучает это с понедельника, именно тогда мы познакомились и она внушила мне доверие.
– Почему бы ей не поделиться своими подозрениями с полицией?
– Есть несколько причин не делать этого. Первая: она боится и уверена, что убийца обо всем узнает и добавит ее в свой список. Больше всего ее смущает то, что у полиции нет оснований ей верить. У копов в захолустье Южной Каролины нет времени на возню с каким-то «висяком» на юге Флориды. У копов в Литл-Роке нет времени на такое же убийство в Чаттануге, поскольку там не нашли никаких улик.
Элли задумчиво кивнул.
– Получается четыре. Где еще два?
– Про них она еще мне не рассказала.
– Кого убили в Литл-Роке?
– Газетного репортера.
– Почему его имя оказалось в списке?
– Мы договорились рассуждать гипотетически, агент Пачеко. Больше никаких деталей ты от меня не получишь.
– Как скажешь. Ты предлагала ей обратиться в ФБР?
– Не слишком настойчиво. Пока этот вариант ее не заинтересовал. Ей это кажется слишком опасным, к тому же она сильно сомневается, что ФБР вообще захочет этим заниматься. Зачем ФБР список убийств без малейшего шанса раскрытия?
– Она бы удивилась, узнав, на что мы способны.
Лейси обдумывала это, пока они, слушая музыку, проехали несколько миль, виляя в потоке машин. Элли был приверженцем скоростной езды; попадая на радар, что случалось не меньше двух раз в год, он с удовольствием предъявлял свой значок и подмигивал полицейскому дорожной службы. Он хвалился, что ему еще ни разу не выписывали штраф.
– Как ты это себе представляешь? – наконец спросила Лейси. – Предположим, свидетельница пожелает предъявить ФБР все, что у нее есть. Что дальше?
Элли пожал плечами:
– Не знаю, но могу узнать.
– Пока рано. С этой свидетельницей нельзя спешить. Она тоже потерпевшая.
– Потерпевшая?
– Да, жертвой номер два был ее отец.
– Ух ты! Час от часу не легче.
Пока что Лейси считала самой отвратительной его привычкой манеру грызть ногти, причем только на левой руке. На правую он не покушался. Когда с ним такое происходило, это значило, что он чем-то полностью поглощен. Сейчас она едва ли не слышала, как скрипят его мозговые извилины.
Через несколько миль он сказал, хмуро глядя на дорогу:
– Непростая ситуация… Предположим – гипотетически, – что ты сидишь в полиции – местной, штата, не важно – и говоришь: «Вот ваш убийца. Имя, род занятий, серийный номер, адрес. А вот шестеро его жертв, удавленных за двадцать с чем-то лет, но только…»
– «… но только это никак нельзя доказать».
– Ну да, никак нельзя. Разве что…
– Что?
– Разве что добыть улики у самого убийцы.
– Для этого понадобится ордер, верно? А его не получить без обоснованного подозрения. Но у нас пока есть одни дикие предположения…
– Кажется, ты сказала, что веришь этой женщине.
– Думаю, что верю…
– Как-то ты меня не убедила в этом.
– … но у меня остались сомнения. Согласись, все это звучит неправдоподобно.
– Согласен. Никогда ни о чем подобном не слышал. И немудрено – как ты знаешь, я охочусь за преступниками другого типа.
– Ордер маловероятен. К тому же преступник, наверное, параноик, такого трудно сцапать.
– Что ты о нем знаешь?
– Ничего. Он – гипотетическая фигура.
– Брось, мы уже зашли достаточно далеко.
– Холост, никогда не был женат, возможно, живет один. Всюду понатыкал серьезных камер. Почтенный судья, респектабельный член общества. Уважаем коллегами-юристами. А также избирателями. Ты – психолог-криминалист, чего тебе еще?
– Никакой я не психолог, говорю же, это отдельная специальность.
– Поняла. Предположим, у тебя есть шесть убийств, при этом о подозреваемом ты молчишь. Что сказали бы в такой ситуации лучше психологи-криминалисты ФБР?
– Чего не знаю, того не знаю.
– Но ты ведь мог бы с кем-то проконсультироваться? В конфиденциальном порядке?
– К чему это? Ты уже и так знаешь убийцу.
Им нравилось отдыхать в милой маленькой гостинице «Уединенные дюны» на сорок номеров. Все окна тут выходили на океан, а пляж был буквально в двух шагах. Они заселились, оставили нераспакованные вещи в номере и поспешили в бассейн. После, устроившись за столиком в тени, заказали ленч и бутылку охлажденного вина. На дальнем краю бассейна резвилась молодая пара: казалось, под водой между ними что-то происходило. Рядом мерцал в лучах заходящего солнца ярко-синий Мексиканский залив.
Когда в бутылке осталась ровно половина вина, на столике завибрировал телефон Элли.
– Это еще что?
– Извини.
– Я думала, мы договорились: никаких телефонов за ленчем. Свой я оставила в номере.
Элли схватил свой мобильник.
– Это сотрудник, которого я упоминал. У него есть парочка знакомых психологов.
– Ни в коем случае! Пусть звонит. Я уже столько наговорила, что больше не хочу обсуждать это дело.
В конце концов вибрация прекратилась. Элли спрятал телефон в карман с таким видом, будто решил больше никогда к нему не прикасаться. Официант принес крабовый салат и подлил им вина. Как по щелчку пальцем наползли облака, солнце скрылось.
– Местами возможны ливни, – сказал Элли. – Помнится, это было в метеоприложении. Оно на моем телефоне, но телефон спрятан в карман и впредь неприкосновенен.
– Ну его! Дождь так дождь. Мы же никуда не идем. Можно задать один вопрос?
– Валяй.
– Сейчас почти три часа, на календаре пятница. Твой начальник знает, где ты?
– Приблизительно. Он знает, что я уехал на уик-энд с девушкой. Что скажешь про свою Клеопатру?
– Наплевать мне на нее, как и ей на меня. Через два-три месяца ее у нас уже не будет.
– А ты, Лейси? Как долго ты сама там продержишься?
– Вопрос в точку! Я застряла в бесперспективном месте, давно надо было оттуда сбежать. Но куда?
– Оно не бесперспективное. Ты любишь свою работу, это важно.
– Возможно. Может, и люблю – иногда. Но мы давно перестали напрягаться. Мне стало скучно. Наверное, я слишком часто жалуюсь тебе на это.
– Мне ты можешь все выложить.
– Даже самые глубокие, самые темные секреты?
– Пожалуйста! С радостью послушаю.
– Сам ты ничего подобного мне не расскажешь, Элли. Ты не такой. Ты – агент до мозга костей и никогда не забудешь об осторожности.
– А что бы тебе хотелось узнать?
Улыбнувшись, она отпила вина.
– Например… Где ты будешь год спустя?
Он нахмурился и отвернулся.
– Это удар под дых. – Он тоже сделал глоток вина. – Даже не знаю… Я проработал в бюро восемь лет, мне все нравится. Я всегда думал, что дотяну там до пенсии, буду гонять плохих парней, пока в пятьдесят лет меня не усадят в кабинете, а в пятьдесят семь выпрут, это без вариантов. Но теперь я уже не уверен… То, чем я занимаюсь, часто бывает увлекательно и совсем редко – скучно, но очевидно, что это работа для молодых. Я смотрю на ребят под пятьдесят и вижу, что они практически выгорели. А ведь пятьдесят – далеко не старость, Лейси. Не уверен, что из меня получится карьерист.
– Ты стал думать об уходе?
– Да. – В этом было нелегко сознаться, и Лейси сомневалась, что Элли когда-либо произносил это вслух. Он, поболтав вино в своем бокале, выпил еще и продолжил: – Дело вот в чем. Я проработал в Таллахасси пять лет, пора и честь знать. Все чаще звучат намеки на передислокацию. Это часть нашей работы, никто из нас подобного не избежит.
– Тебя переводят?
– Этого я не говорил. Но в ближайшие месяцы не исключено некоторое напряжение.
Лейси оторопела и очень не хотела, чтобы он это заметил. Она не ожидала, что это станет для нее таким ударом. С мыслью о том, чтобы остаться без Элли, казалось, она не сможет примириться. Стараясь говорить как можно более спокойно, она спросила:
– Куда тебя отправят?
Он рассеянно оглянулся – так делают бывалые агенты, желая убедиться, что ни у кого вокруг не вызвали интереса, – и ответил:
– Пока это держат в тайне. Директор собирает специальную национальную бригаду по группам ненависти, меня вроде как приглашают в нее войти. Я еще не ответил ни да, ни нет. Даже если бы я согласился, то нет гарантии, что на мне остановятся. Это будет отряд элитных агентов.
– Так куда тебя потом могут перебросить?
– То ли в Канзас-Сити, то ли в Портленд. Пока это только предварительные наметки.
– Ты устал от Флориды?
– Нет, но я устал тратить выходные на погоню за преступными картелями. Устал жить в дешевой квартире, устал от неуверенности в будущем.
– Роман на расстоянии – это не для меня, Элли. Я предпочитаю, чтобы ты был рядом.
– Пока у меня нет планов на отъезд. Это так, возможность. Лучше поговорим о тебе.
– Я – открытая книга.
– Если бы так! У меня такой же вопрос: где будешь через год ты?
Она выпила вина. Выросший рядом официант долил оба бокала и испарился. Покачав головой, Лейси призналась:
– Сама не знаю. Вряд ли останусь в КПДС. Впрочем, я это твержу себе не первый год. Не уверена, что у меня хватит смелости уволиться – все-таки это очень надежное место.
– У тебя диплом юриста.
– Да, но мне скоро сорок, специализации нет, а это то, чего требуют юридические компании. Если я отправлюсь в свободное плавание и стану рассылать свое резюме, то как бы с голоду не умереть… Никогда не писала резюме! Мой единственный вариант – пойти путем большинства государственных юристов, карабкаться вверх по служебной лестнице, добиваясь повышения зарплаты. А мне хотелось бы чего-то другого, Элли. Наверное, к сорока годам меня настигает кризис среднего возраста. Тебе еще интересно?
– Может, кризис у нас обоих?
– Типа того. Недаром мы партнеры. Послушай, мы оба сомневаемся в своем будущем. Нам по сорок, плюс-минус, не в браке, бездетные, можем позволить себе риск или даже какую-нибудь глупость. В случае неудачи есть время все исправить.
Наконец-то Лейси все выложила. Переводя дух, она не верила, что зашла так далеко, и внимательно следила за его взглядом. В нем читалось любопытство и удивление.
– Я уловил два важных момента. Первый – «позволить себе». Я не могу в моем возрасте перестать работать и устроить себе кризис.
– А второй?
– Слово «глупость».
– Это образное выражение. Мы оба, как правило, не совершаем глупостей.
Появившийся рядом официант с подносом стал убирать со стола.
– Еще одну? – спросил он, забирая пустую бутылку.
Оба отрицательно покачали головой.
Они записали ленч на счет своего номера, обошедшегося, благо что был не сезон, в 200 долларов за ночь. При отъезде в воскресенье они собирались разделить счет. Они всегда так поступали. Каждый зарабатывал примерно 70 тысяч в год. Вряд ли можно было что-то откладывать на будущее, но о пенсии пока ни один не заикался.
Уйдя от бассейна, они подошли к кромке океана, но вода оказалась слишком холодной даже для того, чтобы быстро окунуться. Держась за руки, они побрели вдоль пляжа, без цели, слушая плеск волн.
– Хочу кое в чем сознаться, – сказал Элли.
– Ты никогда ни в чем не сознаешься.
– Дай попытаться. Примерно год я откладываю деньги, чтобы купить тебе кольцо.
Она остановилась как вкопанная. Они расцепили руки и уставились друг на друга.
– И что? Что с кольцом?
– Не купил, поскольку не уверен, что ты его примешь.
– А ты сам уверен, что хочешь это сделать?
После достаточно долгой паузы он ответил:
– Это то, что мы с тобой должны решить, правда, Лейси? Куда мы идем?
Она сложила руки на груди и провела указательным пальцем по своим губам.
– Ты хочешь взять перерыв, Элли?
– Перерыв?
– Отдохнуть. От меня.
– Вообще-то нет. А ты?
– И я нет. Предпочитаю, чтобы ты был рядом.
Улыбнувшись друг другу, они обнялись и побрели по пляжу дальше. Так ничего и не решив.