Джон Гришэм
Спарринг-партнеры
Сделав глоток водки с содовой, Фрида сказала:
– Я получила записи его телефонных разговоров, не спрашивайте меня как. В день моего увольнения он ответил на звонок из нью-йоркской юридической фирмы. Это было в двенадцать десять, когда я обедала, а потом, судя по всему, он вышел из офиса и выпил пива. Когда он вернулся около пяти, мы повздорили. Он пропустил две встречи, чего никогда себе не позволял, потому что нуждался в клиентах. Я никогда его больше не видела и не хочу видеть сейчас. – Она полезла в сумочку и вытащила лист бумаги. – Это копия его клиентской книги, всех его открытых дел. Я выделила четыре дела по бензопилам. Вверху имя Марти Розенберга и номер его телефона. Это адвокат в Нью-Йорке, думаю, именно он звонил, когда меня не было. О чем они говорили, я не знаю, но этого оказалось достаточно, чтобы Мак пошел вразнос. Я не уверена, но предполагаю, что мистер Розенберг в курсе остального.
17
Эта неделя в Клэнтоне не изобиловала новостями. В среду утром «Форд каунти таймс» поместила на первой полосе статью под заголовком «Мак Стаффорд вернулся в город?». В репортаже Дюма Ли говорилось, что несколько «анонимных источников» подтвердили появление бывшего адвоката Мака Стаффорда. На самом деле его никто не видел, или, по крайней мере, никто из тех, кто не боялся об этом открыто заявить. В статье в основном говорилось о прошлом Мака: семнадцать лет частной практики, развод и банкротство, а также его загадочное исчезновение. Приводились слова шерифа Уоллса: «Мне ничего не известно о каком-либо расследовании». На вопрос, правда ли, что большое жюри расследовало странный случай, Оззи не ответил. На полосе разместили две черно-белые фотографии. На одной – из списка коллегии адвокатов – Мак в пиджаке и галстуке. На другой – Джейк Брайгенс в темном костюме, выходящий из здания суда. Под фотографией Джейка была жирная цитата: «Он не в розыске».
Джейк читал статью за утренним кофе, проклиная себя за то, что вообще заговорил с Дюма. Было глупо давать этому парню хоть что-то для упоминания в статье. Подтекст был ясен: Джейк замешан и, вероятно, являлся адвокатом Мака.
Ему не хотелось появляться в кофейне. Однако выбора не было. Его жизненный опыт подсказывал, что отсутствие лишь подливает масла в огонь новых сплетен.
18
Тем же утром, в среду, Уолтер Салливан позвонил в нью-йоркский офис «Дэрбан и Лэнг», мегафирмы, в которой трудились тысячи юристов во всех уголках мира. Он попросил мистера Марти Розенберга, и один из его секретарей сообщил, что великий человек недоступен, чему Уолтер не удивился. Он сказал, что отправит по факсу письмо, объясняющее причину его звонка, и был бы признателен за несколько минут разговора по телефону. Повесив трубку, он отправил письмо. В нем говорилось:
Уважаемый мистер Розенберг!
Я адвокат из Клэнтона, штат Миссисипи, и ищу информацию о возможном урегулировании ответственности за качество продукции, дело имело место примерно три года назад. Я полагаю, что Ваша фирма представляет швейцарскую компанию «Литлмэн АГ» и что у этой компании есть подразделение, известное как «Тинзо груп» на Филиппинах. Среди многих других продуктов «Тинзо» производила бензопилы, которые, как утверждалось, были дефектными. Несколько истцов, проживавших здесь, наняли местного адвоката, Дж. Маккинли Стаффорда, или просто Мака, как мы его знаем, чтобы подать иск о возмещении убытков. Мак закрыл свой офис и уехал из города вскоре после того, как Вы с ним поговорили.
Я прошу Вас уделить мне немного времени и позвонить в удобное для Вас время. У Вашей секретарши есть мой номер.
С уважением,
Уолтер Салливан.
Среда прошла без известий из Нью-Йорка. На следующее утро в девять утра секретарша Уолтера перевела звонок на его телефон. Марти начал разговор весьма благодушно:
– Доброе утро, мистер Салливан, как дела на Юге?
– Лучше и быть не может, мистер Розенберг. Спасибо за звонок.
– Еще бы. Я женился на девушке из Атланты, и мы иногда туда приезжаем.
– Отличный город, – отозвался Уолтер. Во многих отношениях Атланта была ближе к Нью-Йорку, чем к Клэнтону.
– Как бы то ни было, я получил ваше письмо, и один из моих помощников нашел это дело.
Уолтер живо представил себе великого адвоката с командой помощников юристов, выстроившихся за его дверью.
– Чем могу помочь? – поинтересовался Марти.
– Судя по всему, наш общий знакомый, мистер Стаффорд, договорился о каком-то урегулировании, а потом уехал из города. Вы можете подтвердить, что мировое соглашение действительно имело место?
– О Господи, – сказал Марти на выдохе, будто они вторглись в весьма деликатную область. – Послушайте, мы по-прежнему представляем швейцарскую компанию «Литлмэн», и да, несколько лет назад она поглотила «Тинзо». В то время в документах «Тинзо» имелись определенные претензии к ее продукции, но до суда дело не доходило. Швейцарцы хотели приобрести абсолютно чистую компанию без всяких незакрытых претензий. Им не нравится наша система гражданской ответственности, за что их винить нельзя, вот они и велели закрыть все исковые требования, какие там были. Нам прислали инструкции делать предложения по мировому соглашению. Боюсь, это все, что я могу сказать. Расчеты были конфиденциальными, как понимаете, и мой клиент вообще не признал никакой ответствен- ности.
– Я понимаю. А можно ли получить копии мировых соглашений?
– О нет. Швейцарцы умеют держать язык за зубами. Они бы ни за что не согласились раскрыть какие-либо детали. Не знаю, что их может смущать после стольких лет, но в любом случае для них это капля в море. В прошлом году продажи «Литлмэн» составили четырнадцать миллиардов, так что для них это сущие пустяки. Но они так работают. В этом же не было ничего, за что можно привлечь к ответственности, не так ли?
– Разумеется, нет. Ваш клиент не сделал ничего плохого.
– Естественно. А кого вы представляете?
– Бывшую жену мистера Стаффорда. Они разводились, и, хотя мы, конечно, не знаем наверняка, но нельзя исключать, что какие-то деньги он утаил.
– Такое случается, – со смехом заметил Марти, и Уолтер посчитал необходимым тоже рассмеяться.
Когда смех утих, Уолтер уточнил:
– Значит, увидеть мировые соглашения нет никакой возможности?
– Только при наличии судебного запроса, мистер Салливан. Только так, и никак иначе.
– Понятно. Мы займемся этим. Я очень благодарен за уделенное время, сэр.
– Не за что. Хорошего дня, сэр.
Марти дал отбой, и, вне всякого сомнения, его вниманием сразу завладели помощники.
19
Джейк составлял еще одно простое завещание для пожилой пары, которой практически нечего было оставить друг другу. Оба были прихожанами его церкви, и Джейк знал их много лет. Его секретарша сообщила по интеркому:
– Джейк, звонит молодая женщина, она не назвалась, но говорит, что это срочно.
Его первой реакцией было ответить: «Скажи ей, что я занят». Каждый адвокат из маленького городка был целью подобных звонков, и они всегда являлись проблемой. Однако много лет назад, когда Джейк только окончил юридический факультет, он отклонил такой звонок, а позже узнал, что женщина скрывалась от жестокого мужа. Муж ее нашел, избил и попал в тюрьму. Джейк давно чувствовал себя виноватым.
– Хорошо, – сказал он и взял трубку.
Послышался мягкий голос:
– Мистер Брайгенс, меня зовут Марго Стаффорд. Я старшая дочь Мака.
– Привет, Марго. – Он никогда не встречался с ней, но несколько лет назад они с Карлой вместе с друзьями смотрели баскетбольный матч юниорок, где в команде играла дочь одного из знакомых. Марго тоже играла, причем хорошо, и кто-то сказал, что это дочь Мака. – Чем могу быть полезным?
– Этот разговор останется между нами?
– Да.
– Хорошо. Я хотела бы знать, не видели ли вы Мака?
Не «моего отца», а «Мака».
– Да.
– Значит, он действительно вернулся в страну?
– Да.
После долгой паузы она задала новый вопрос:
– Могу ли я с ним где-нибудь встретиться наедине? Мама понятия не имеет, что я вам звоню.
– Уверен, Мак будет рад тебя видеть, Марго. Думаю, я могу устроить встречу, если ты этого хочешь.
– Спасибо. А где мы могли бы встретиться?
Джейку нелегко было сразу придумать, как выполнить эту необычную просьбу и тем более подобрать укромное место.
– Как насчет моего кабинета, здесь, на площади?
– Даже не знаю… Нас кто-нибудь может увидеть?
– Нет. Есть задняя дверь. – За маленькой кухней имелась задняя дверь, которой Джейк много раз пользовался, желая избежать встречи с беспокойными клиентами. Дверь выходила в переулок за его кабинетом, а этот переулок вел к лабиринту узких переходов, где он иногда сталкивался с другими адвокатами, спасавшимися бегством с работы или от раздраженных секре- тарш.
Он объяснил Марго, как туда добраться, и они договорились на два часа дня. В пятницу.
20
Офисы прокурора Северного округа штата Миссисипи занимали целый этаж здания федерального суда в Оксфорде. Его старшим обвинителем был Джадд Моррисетт, младший брат лучшего друга Уолтера Салливана по юридическому факультету. В четверг утром Уолтер отправился в Оксфорд на своем шикарном «кадиллаке», за рулем которого сидела его секретарь и водитель Гарриет. Уолтер предпочитал, чтобы по служебным делам его возили, особенно когда требовалось выехать за пределы Клэнтона. Он говорил, что это давало ему больше времени для работы – он мог прямо в машине читать объемные документы, звонить клиентам, обдумывать стратегии. Но правда заключалась в том, что, по мере того как накручивались мили, а по радио играла успокаивающая музыка в стиле кантри, Уолтер обычно дремал.
Он знал Джадда Моррисетта много лет, и первые пятнадцать минут они провели, расспрашивая друг друга о жизни и вспоминая общих друзей. Когда они, наконец, добрались до Мака, Джадд удивил Уолтера рассказом о давнем деле, в котором он, Джадд, привлекал к ответственности букмекера из Гринвуда. Защитником букмекера был Мак Стаффорд, выросший в этом городе. Таким образом, Джадд познакомился с Маком несколько лет назад и, как остальные юристы штата, слышал о его исчезновении.
Уолтер объяснил, что его наняла «семья», желавшая выяснить, как и почему Мак покинул город. Бывший тесть Мака, Герман Баннинг, был его давним клиентом и не сомневался, что Мак утаил деньги от дочери при разводе. А если это так, то налицо и фиктивное банкротство.
Понизив голос, они немного поговорили о самочувствии Лизы. Она чувствовала себя плохо, и на улучшение рассчитывать не приходилось.
Из вежливости и уважения Джадд все выслушал и даже сделал кое-какие пометки в блокноте, но интереса это дело у него не вызвало. В мошенничестве с банкротством не было ничего особенного. Даже если оно и имело место, то прошло уже три года. Потерпевшая умирала от болезни. Это обычные семейные разборки, от которых Джадд старался держаться подальше.
Уолтер же продолжал говорить:
– Мы нашли одного из четырех истцов, человека по имени Оделл Гроув. Бедняга потерял глаз в результате несчастного случая с бензопилой. С моим детективом он разговаривать не станет, а вот с ФБР – другое дело.
– И какова твоя версия?
– Стаффорд быстро оформил мировое соглашение, оставил себе большую часть денег, во всяком случае, намного больше положенной ему доли, утаив их при разводе и банкротстве, и скрылся.
– О какой сумме идет речь?
– Пока не знаю. Я разговаривал с юристом из Нью-Йорка, который занимался улаживанием претензий к производителю, какой-то швейцарской компании, но тот ничего не сказал. Если подключить ФБР, он запоет как миленький.
Джадд рассмеялся:
– Да, языки они отлично умеют развязывать, верно?
– Как только мы получим мировые соглашения, все встанет на свои места. Мы узнаем, о каких суммах шла речь и сколько Мак оставил себе.
Джадду эта идея понравилась.
– Знаешь, а дело может оказаться совсем простым. Найти истцов и узнать, что за сделка у них была с Маком. А заодно и получить документы из Нью-Йорка. Я поговорю с ФБР.
21
Джейк знал только одно место в округе, где можно поесть и быть абсолютно уверенным, что там никто и никогда не узнает адвоката – ни действующего, ни лишенного лицензии. Этим заведением была деревенская забегаловка «Опилки», ее облюбовали белые лесорубы и фермеры, а черные всегда обходили стороной. Джейк был там только один раз вместе с Гарри Рексом, который искал свидетеля по делу о разводе из-за насилия. Мак Стаффорд никогда там не был и даже не мог вспомнить, когда в последний раз проезжал мимо.
Чтобы избежать полуденной суеты, они встретились на посыпанной гравием стоянке в половине двенадцатого и остановились посмотреть на двух черных медведей в клетке у крыльца. На покосившемся флагштоке развевалось боевое знамя Конфедерации.
Джейк посмотрел на машину Мака – угловатый «вольво» с большим пробегом – и похвалил:
– Хорошие колеса.
– Из «Развалюхи напрокат». Аренда на шесть месяцев, все за наличные, включая страховку.
– Не отслеживается, верно?
– Абсолютно.
– Номера штата Теннесси.
– Сейчас я живу в Мемфисе, снимаю крошечную квартирку, которую никто никогда не найдет. Еще одна сделка за наличные.
Входная дверь открывалась в тесный деревенский магазинчик со скрипучими досками на полу, копченостями, висящими над кассой, низкими потолками, полудюжиной потрепанных кресел-качалок, расставленных вокруг неиспользуемой буржуйки. Они кивнули кассиру за прилавком и прошли в обеденный зал – большую пристройку с неровным линолеумным полом, спускавшимся к задней стене. Стены были завешаны календарями футбольных матчей университетов Миссисипи, штата Миссисипи и Южного Миссисипи, а также двухгодичных колледжей и средних школ.
Они заняли небольшой столик в углу, и к ним подошла официантка.
– И как у нас сегодня дела, джентльмены? – защебетала она.
– Просто замечательно. Мы умираем от голода.
– Сегодня фирменное блюдо – тушеная говядина и кукурузный хлеб с перцем халапеньо. Пальчики оближешь.
Джейк кивнул и добавил:
– И еще чай со льдом без сахара.
– Мне то же самое, – сказал Мак.
Она удалилась, так и не записав заказ.
Мак предпочитал сидеть спиной к стене, лицом к двери. На нем была бейсболка с низко надвинутым козырьком и другие очки. Его шансы быть узнанным в столовой «Опилок» были примерно такими же, как и в тропических лесах Коста-Рики.
– Давно ты вернулся? – поинтересовался Джейк.
– Сегодня мой одиннадцатый день.
– И как тебе тут по возвращении?
– По-разному. Очень рад, что вижусь с мамой. Иногда я езжу в Гринвуд и провожу с ней время. Ей почти восемьдесят, но она до сих пор в приличной форме и сама водит машину. Она не видела Хелен с Марго с тех пор, как я ушел, и это еще больше усиливает у меня чувство вины. И стыда. Это было низко с моей стороны, Джейк. Вот так исчезнуть. Я хочу сказать, что тогда я отчаянно пытался уйти от Лизы, избавиться от юридической практики и всего такого, но нельзя покидать людей, которых любишь. Мне следовало просто развестись, закрыть офис, переехать в Мемфис или Джексон и устроиться продавать недвижимость или новые «шевроле», да что угодно, чтобы прокормиться. Я бы выжил, черт возьми, я бы заработал больше денег на простой стрижке травы.
Официантка поставила на стол два больших пластиковых стакана с чаем.
– Лимон там, – кивком показала она.
Джейк произнес:
– Еще не поздно попробовать все начать заново. Ты же не старик какой-то.
– Посмотрим. Я стараюсь войти в колею. Но временами это так трудно. Плюс еще есть страх, что однажды за мной придут и постучат в дверь.
– Это вряд ли.
Мак сделал глоток и сказал:
– Не могу поверить, что Марго взяла и позвонила. Интересно, чего она хочет.
– Может, она хочет увидеть отца. Ее мать умирает. Ее мир рушится. Вы были близки?
– Скорее, нас связывали обычные отношения отца и дочери. Ничего особенного. Девочки всегда предпочитали проводить время с матерью, и это всех устраивало. Честно говоря, Джейк, я старался как можно меньше находиться дома. Брак не заладился с самого первого дня. Чтобы спасти его, мы решили завести двоих детей, что не редкость. Сколько раз ты слышал это от разводящихся пар?
– Не меньше сотни.
– Это не сработало. Ничего не сработало.
– Я понимаю, ужасно так говорить, Мак, но, может, для тебя все начнет налаживаться, когда Лизы не станет. Ты так не думаешь?
– Уж хуже не будет точно. У девочек наверняка возникнут проблемы. Когда я жил с ними, они были близки с матерью, но переходный возраст только начинался. Кто знает, что изменилось с тех пор.
– Попытаешься получить опеку?
– Еще рано об этом говорить. Я не хочу создавать проблемы прямо сейчас. Кроме того, девочки уже достаточно взрослые, чтобы выбирать, где и с кем им жить. Со мной или со своими бабушками и дедушками. Подозреваю, Герман не пожалеет сил, чтобы девочки остались с ними. Меня трудно назвать заботливым отцом, понимаешь? Если они останутся с Баннингами, я буду где-то рядом и попытаюсь вернуть доверие. Это будет непросто, но я должен с чего-то начать.
Джейк, отхлебнув чай, ничего не ответил. Несколько фермеров в комбинезонах с шумом вошли в зал и заняли, судя по всему, свой обычный столик.
– Узнаешь кого-нибудь? – шепотом спросил Мак.
– Никого. Я постоянно поражаюсь, как в округе с населением в тридцать тысяч оказывается так много людей, которых я не знаю.
Той же официантке потребовалось около пятнадцати секунд, чтобы вызвать недовольство фермеров – они начали жаловаться на плохое обслуживание. Она удалилась на кухню. Кто-то упомянул о вчерашней игре «Кардиналов», и темой разговора стал бейсбол.
Немного послушав, Мак улыбнулся:
– Знаешь, Джейк, временами мне не верится, что я вернулся. Первые пару лет я вообще не думал о возвращении. Я пытался стереть прошлое из памяти, но чем дольше отсутствовал, тем больше скучал по дому. Однажды я был в рыбацком лагере в Белизе и увидел парня в бейсболке Обернского университета. Это было в октябре, и я вдруг ужасно заскучал по футбольным матчам Университета Миссисипи. По вечеринкам до и после игр. Я скучал по друзьям тех дней и очень скучал по маме. Мы стали переписываться. Я был осторожен и направлял письма через Панаму. Было так приятно получать вести из дома. Чем больше я читал ее письма, тем отчетливее понимал, что должен вернуться.
– А как ты узнал, что Лиза больна?
– Кто-то сказал маме. У нас есть друг семьи из Гринвуда, а у того в Клэнтоне какие-то родственники или друзья. И они обмениваются новостями.
Официантка поставила перед ними две большие дымящиеся миски, в каждой из которых было достаточно тушеного мяса для небольшой семьи, а также принесла толстые ломти кукурузного хлеба, намазанные маслом. При виде аппетитного блюда они оставили разговоры и принялись за еду. Столик рядом заняли местные жители, один из которых долго разглядывал Мака, а потом потерял к нему интерес.
Закончив есть, они расплатились на кассе. Мак оставил свой «вольво» в «Опилках» и сел в машину Джейка. Через пятнадцать минут они уже въезжали в Клэнтон, возле площади Джейк спросил:
– И что ты сейчас чувствуешь? Ностальгию? Удовлетворение? Волнение от возвращения?
– Ничего из перечисленного. Конечно, никаких приятных воспоминаний. Я был несчастлив здесь и уехал в сорок два года, не представляя, как смогу прожить здесь, ничего не изменив, до шестидесяти или семидесяти лет.
– У меня такие мысли тоже возникали.
– Ничего удивительного. Подобные мысли появляются у всех. И конца этому не видно, потому что просто не можешь позволить себе уйти на пенсию.
– Хочешь увидеть свой старый офис?
– Нет. А что там теперь?
– Магазин йогуртов. Замороженных. Довольно вкусно.
– Я бы держался подальше от этой части площади.
Джейк припарковался на боковой улице. Они нырнули в переулок и через несколько секунд открыли заднюю дверь, ведущую в его кухню. По распоряжению Джейка, входная дверь офиса была заперта. Алисия, встав, улыбнулась, но не представилась. Опять же, по распоряжению Джейка. Она не должна была упоминать имя Мака Стаффорда. Она кивнула в сторону закрытой двери маленькой переговорной внизу.
Мак подошел к ней и глубоко вздохнул.
22
Марго стояла у окна и смотрела сквозь жалюзи. Она не обернулась, когда он вошел. Казалось, она не слышала его шагов.
Мак закрыл дверь, подошел к ней и остановился в нескольких футах. Он был готов к неловкому объятию, а затем к часу еще более неловкого разговора. Он был готов к слезам и извинениям и надеялся, что его хоть в какой-то степени простят.
Она сильно выросла, и теперь длинные темные волосы падали ей на плечи. Она по-прежнему была стройной. Лиза всегда следила за своей фигурой и контролировала питание девочек. Дисциплина приносила свои плоды, потому что Марго, по крайней мере со стороны, выглядела старше семнадцати.
Мак настроил себя на борьбу с эмоциями, воспоминаниями, старался удерживаться от просмотра заветных фотографий маленьких девочек с косичками, в красивых пасхальных платьях и танцевальных костюмах. Пытался не думать о сказках на ночь, о первом дне в детском саду, сломанной руке, новом щенке. Он так долго прятал эти воспоминания, что рассчитывал похоронить их навсегда, но стоило ему увидеть дочь, как колени у него задрожали, а в горле перехватило. Он тяжело сглотнул, сжал челюсти и усилием воли взял себя в руки, чтобы справиться с волнением. От Марго сейчас так много зависело.
Наконец она повернулась и посмотрела на него. В глазах у нее блестели слезы.
– Почему ты вернулся?
– Я надеялся, мы обнимемся.
Она лишь еле заметно покачала головой и бесстрастно произнесла:
– Никаких объятий, Мак. Во всяком случае, пока.
Его поразило, что дочь назвала его «Мак», и он приготовился к новым сюрпризам.
Марго холодно смотрела на него, и ее влажные глаза, казалось, прояснились. Она показала на стул у стола рядом с ним и сказала:
– Может, ты сядешь там, а я сяду здесь?
Не говоря ни слова, Мак сел, и она тоже. Их разделял стол. Он разглядывал ее лицо и испытывал восторг. Она его тоже рассматривала, но явно мнения пока не составила. У нее были лучистые карие глаза Лизы, пухлые губы и идеальная кожа. А еще – его высокие скулы и округлый подбородок. Поскольку она не улыбалась, Мак не знал, какие у нее зубы, хотя, как он с ужасом вспомнил, когда ей было двенадцать, они заплатили стоматологу-ортопеду кучу денег. Зубы должны быть идеаль- ными.
– А зачем борода? – спросила она тоном, который почти не оставлял сомнений в том, что растительность на его лице ей не понравилась.
– Я устал от своего вида.
– Часть маскировки?
– Само собой, и очки тоже.
– Ты выглядишь намного старше, чем я помню.
– Спасибо. Ты тоже. Как мама?
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что я когда-то был на ней женат и мне не все равно.
Усмехнувшись, Марго отвела взгляд.
– Она очень больна, весит не больше восьмидесяти фунтов. Мне трудно поверить, что тебе действительно не все равно.
Он понимающе кивнул и восхитился ее прямотой. Он заслужил все, что она решит ему сказать.
– А Хелен? Как она держится? – спросил он.
– Тебе правда есть до нас дело, Мак?
– Знаешь, мне кажется «папа» звучит лучше, чем «Мак», мы можем об этом договориться?
– Зачем? Пытаешься снова стать отцом? Ты отказался от отцовства, когда бросил нас. Ты не имеешь права считать себя моим отцом.
– Сурово! Но я по-прежнему твой отец, по крайней мере, биологически. И с этим ничего не поделаешь.
– Эмоционально ты перестал им быть. Ты сам отказался, когда бросил нас. А теперь ты вернулся, Мак, так что у тебя на уме? Чего ты добиваешься?
– Ничего. Я вернулся, потому что устал скрываться, потому что бежать было неправильно, и я хочу, чтобы ты услышала, как я это признаю. Я совершил ошибку, Марго, ужасную ошибку, и прошу прощения. Я не могу наверстать упущенное за эти три года, но, по меньшей мере, могу быть рядом следующие три, пять, десять лет. Я вернулся, поскольку узнал о болезни Лизы, и я беспокоюсь о тебе и Хелен. Я не рассчитываю, что вы примете меня с распростертыми объятиями, но дайте мне немного времени, и я заслужу это.
Ее сжатые губы скривились, а глаза снова увлажнились. Это длилось всего мгновение и быстро прошло.
– Ты вернешься сюда?
– Я не знаю пока точно, но нет, в Клэнтон я не вернусь.
– Итак, когда мама умрет, что будет с нами? Приемная семья? Государственная опека? Как насчет хорошего приюта?
Мак обожал этого ребенка. Она была решительной и жесткой, и из-за него ей пришлось много пережить и рано повзрослеть. Вот и сейчас вместо эмоционального воссоединения она поставила Мака на место и ускользала прочь.
– А как насчет Баннингов? – спросил он.
Марго закатила глаза в притворном недоумении и покачала головой.
– О, полагаю, это часть великого плана. Как ты помнишь, Герми держит весь мир в руках и является верховным правителем. Поскольку нам больше некуда идти, понятно, что мы переедем в большой дом и будем играть по его правилам.
– Герми?
– Так я его называю. За глаза, конечно. Хелен не такая. Она – идеальный ребенок и ластится к нему, называя «папой».
Повисла долгая пауза. Мак наслаждался прозвищем «Герми» и сожалел, что у самого не хватило смелости проявить к бывшему тестю больше неуважения.
– Я спросил тебя о Хелен, – напомнил он.
– Она в порядке. Ей шестнадцать, и по развитию она мало чем отличается от десятилетней девочки. Каждый ее день начинается с горьких слез, потому что ее мать болеет, а затем она проводит большую часть своего времени в страданиях. А ты говоришь не так, как раньше.
– Я постарался изменить акцент, это часть маскировки.
– Как-то неестественно.
– Спасибо.
Марго потянулась к своей сумочке и спросила:
– Ты не против, если я закурю?
Вообще-то это был не вопрос. Она ловко выдернула тонкую сигарету из пачки и прикурила от зажигалки с привычной сноровкой, которая приобретается лишь постоянными упражнениями.
– Когда ты начала курить?
– Год назад или около того. А ты?
– Когда мне было пятнадцать. Бросил после юридической школы.
– Когда-нибудь и я брошу, но сейчас это полный улет. Но не больше пачки в день.
– Твоя мать умирает от рака, а ты взялась за сигареты.
– Это вопрос? У нее рак груди, а не легких. А еще я люблю пиво.
– А кроме этого?
– Хочешь поговорить о сексе?
– Давай сменим тему.
Марго улыбнулась, поняв, что ей удалось его смутить. Она глубоко затянулась и, выдохнув дым, спросила:
– Ты хоть представляешь, как ужасно быть четырнадцатилетней девочкой, которую бросил отец? Она ведь его любила, восхищалась и гордилась им, потому что он был большим адвокатом в маленьком городке? Отец был частью ее жизни – и дома, и в церкви, и в школе, и в семье, везде, где должен был быть отец. А теперь все другие отцы на месте, кроме моего. Ты можешь представить, каково это, Мак?
– Нет. Мне очень жаль.
– Я знаю, что ты сожалеешь. Но это неправильное слово, Мак. Я могу придумать тысячу других, которые подходят здесь гораздо лучше.
– Давай, выкладывай. Я не спорю. Ты хочешь, чтобы я ушел?
– Валяй! Тебе это не впервой. Бежать! Возникли трудности – и ноги в руки!
Марго была решительной и сильной, но по щеке скатилась слеза. Она ее смахнула и на мгновение запнулась, собираясь с духом.
Напомнив себе, что из них двоих взрослый он, Мак сдержался и заговорил тихо и спокойно:
– Я больше не уйду, Марго, если только меня не заставят. Я сказал, что мне жаль, и больше мне сказать нечего. Я очень рад тебя видеть сейчас и хотел бы увидеть снова. И Хелен тоже.
– Есть вопрос, Мак. Когда ты уходил отсюда посреди ночи, ты собирался нас когда-нибудь увидеть снова?
Он глубоко вздохнул и посмотрел в окно. Она ждала, готовая вновь затянуться дымом тонкой сигареты, которую держала двумя пальцами. Ее глаза сверкали, а взгляд, казалось, вот-вот прожжет в нем дыру.
– Я не могу точно сказать теперь, о чем думал. Помнишь тот вечер, когда я пришел домой пьяный, поскользнулся на льду на подъездной дорожке, разбил себе голову и попал в больницу?
– Как такое можно забыть? Мы так тобой гордились!
Вот ведь язва! Но он не стал заострять на этом внимание. Хотя замечание и было забавным, он не улыбнулся.
– Твоя мать промыла тебе мозги, заставив поверить, что я всего лишь жуткий алкоголик и соответственно никчемный отец.
– Не помню такого.
– Что ж, спасибо и на этом. В семье Баннинг две бутылки пива – основание отправить на лечение от алкоголизма. Лиза искала поддержки и сделала все, чтобы вы с Хелен считали меня пьяницей. Она рассказала об этом всем родственникам и друзьям.
– Да, это так. И это было отвратительно.
Спасибо, милая.
– Отвечая на твой вопрос, о чем я думал, когда покидал город, скажу: моей единственной мыслью было просто уйти. Я не сомневался, что увижу вас снова, но это не входило в мои ближайшие планы. Во всяком случае, тогда. Я просто хотел уехать куда-нибудь подальше отсюда и наладить жизнь заново. Честно говоря, у меня не было никакого плана, кроме как уйти от Лизы.
– Ты когда-нибудь ее любил?
Такого вопроса Мак не ожидал. Он снова посмотрел в окно.
– Мне казалось, что да, в самом начале, но романтика быстро сошла на нет, и ничего не осталось. Как ты знаешь, мы были очень несчастны.
– А что вас не устраивало?
– Тут как минимум две версии истории, Марго. Я уверен, что версию Лизы ты слышала, и не раз. Лиза была недовольна мной и моей карьерой. Я пытался наладить юридическую практику, что, как выяснилось, трудно сделать в таком маленьком городке, как наш. Посмотри на площадь и сосчитай, сколько на ней юридических контор. Лизе требовалось что-то большее. Она выросла на деньгах и была избалована родителями. Стефани вышла замуж за врача, и вскоре они переехали в большой дом. Лиза видела все, что они покупали, рассказывала о каждой поездке, которую они совершали, и так далее. Ее родители благоволили Стефани и Дина и часто их сравнивали с нами, особенно ее мать в этом усердствовала. Я никогда не соответствовал их ожиданиям, никогда не был достаточно хорош. Как тебе отлично известно, они ревностные баптисты, а потому считали, что я должен посещать церковь не меньше трех раз в не- делю.
– Это не изменилось.
– Кто бы сомневался. Для меня это было слишком. Я был сыт по горло их лицемерием, меркантильностью, расизмом и тем, что все это они оправдывали именем Бога. Я пытался их избегать, и мы с Лизой отдалились. Мы договорились не выяснять отношения в вашем с Хелен присутствии, поэтому привыкли притворяться, по сути, не замечая друг друга. Мы с ней были очень несчастны. Вот так. Это моя версия истории. Брак распался, и мы оба хотели расстаться. Я увидел возможность сбежать и воспользовался ей.
Марго склонила голову набок и медленно затянулась так, как это делают красивые актрисы в остросюжетных фильмах. Явно заготовленный заранее сексуальный прием. Потом она вытянула нижнюю губу и выпустила тонкую струйку дыма, которая поднялась к потолку. Пока до улыбки или ее подобия дело не дошло. Она ска- зала:
