Многие пары и представить себе не могут таких перипетий, пока длится беременность. В конце концов предполагается, что младенцы приносят бесконечную, непрекращающуюся радость. Это идеалистическая точка зрения, которую разделяют некоторые из нас, особенно если ваши родители выросли в конце 50-х – в эпоху, окутанную традиционалистскими взглядами на брак и семью. Телевизионные программы, такие как «Leave It to Beaver»[22] и «Ozzie and Harriet»,[23] изображали работающих отцов самыми мудрыми, матерей-домохозяек – самыми заботливыми, детей – на удивление послушными и, в случае непослушания, создающими небольшие кризисы, которые были контролируемыми и легко разрешались за 23 минуты. Действующие лица принадлежали преимущественно к среднему классу, были преимущественно белыми и, как стало ясно, малоправдоподобными.
Отрезвляюще холодный стакан воды на эту идиллию в духе Эйзенхауэра был выплеснут знаменитым социологом Э. Э. ЛеМастерсом. В 1957 году он опубликовал отчет о результатах исследования, продемонстрировавшего, что 83 % молодых родителей в период вступления в родительские обязанности переживают кризис супружеских отношений от средней до серьезной степени тяжести. Враждебность этих родителей друг к другу в первый год жизни ребенка продолжает возрастать. Подавляющее большинство испытывало серьезные трудности.
Такие результаты были социологическим эквивалентом заявления, что Земля плоская. Никто не предполагал, что конфликт может возникнуть, когда у пары рождается их первый ребенок. Предполагалось, что будет радость. До проведения этого исследования многие считали, что рождение ребенка приносит такие сильные позитивные переживания, что способно спасти брачные отношения – а данные ЛеМастерса показывали прямо противоположное. После публикации этих данных он был огульно раскритикован. Некоторые исследователи в кулуарах высказывали мнение, что ЛеМастерс их сфабриковал.
Однако он этого не делал. По прошествии ряда лет более строгие в плане методов исследования (и несколько многолетних исследований, включавших повторные наблюдения по истечении длительного периода) доказали правоту ЛеМастерса. В конце 1980-х и в 1990-е изучение проблемы в 10 промышленно развитых странах, включая Соединенные Штаты, продемонстрировало, что удовлетворенность большинства мужчин и женщин своим браком падает после того, как у них рождается первый ребенок, и продолжает падать в течение следующих 15 лет. Для многих пар положение не улучшается, пока дети не покинут дом.
Сегодня мы знаем, что эта длительная эрозия является широко распространенным явлением семейной жизни, начинающимся со вступления пары в родительские обязанности. Качество супружеской жизни, достигающее своего пика в последний триместр первой беременности, снижается где-то на 40–67 % в первый год жизни малыша. Последующие исследования, в которых задавались более разнообразные вопросы, привели к результату, близкому к 90 %. В эти 12 месяцев показатели враждебности, которыми измеряется супружеский конфликт, взлетают вверх ракетой. Риск клинической депрессии возрастает как для отцов, так и для матерей. На деле от трети до половины молодых родителей испытывают такой же стресс от супружеской жизни, как и те несчастные пары, которые уже обратились за помощью психотерапевта для сохранения своих отношений. Неудовлетворенность обычно начинается у матери, затем передается отцу. Цитата, взятая из отчета о результатах исследования, недавно опубликованного в «Journal of Family Psychology»:[24] «Суммируя результаты, можно сказать, что появление детей ускоряет спад в супружеских отношениях – даже в относительно благополучных семьях, которые осознанно принимают такое решение».
Британский адвокат, специализирующийся на бракоразводных процессах, вспоминает такой случай. Муж Эммы был футбольным фанатом, болел за команду «Манчестер Юнайтед» (их еще называют «Красные»). Его страсть болельщика возросла с появлением ребенка. Эмма в действительности указала на это как на причину развода. Ее муж ответил: «Я признаю, что в 9 случаях из 10 я предпочитал смотреть «Красных», чем заниматься сексом, но не из-за неуважения к Эмме».
С учетом всех изложенных фактов в голову приходит мысль, что каждая пара, рассматривающая возможность иметь детей, должна пройти психиатрическое обследование, после чего сделать добровольную стерилизацию. Что будем делать?
Надежда есть. Мы знаем четыре наиболее важных источника супружеских конфликтов в период вступления пары в родительскую роль: недостаток сна, социальная изоляция, неравное распределение нагрузки и депрессия. Мы рассмотрим каждый. Пары, которым известны все эти факторы, могут внимательнее относиться к собственному поведению, и тогда им будет легче проходить через испытания. Известно, что не все семьи переживают столь печальное развитие событий. Пары, имеющие к моменту беременности сильную супружескую связь, способны выдержать натиск стихии в первый год жизни ребенка лучше, чем те, у которых такой связи нет. То же самое касается пар, тщательно планирующих рождение детей еще до беременности. Фактически одним из серьезнейших предвестников семейного счастья оказалось соглашение поставить детей на первое место. В ходе одного из крупных исследований сравнивались пары, где оба родителя хотели детей, с теми, где только один хотел этого. Среди пар, где детей хотели оба родителя, было совсем мало разводов, и степень супружеского счастья в первый год жизни ребенка либо оставалась такой же, либо повышалась. Все конфликтующие пары – где один партнер (обычно мужчина) не выдерживал – к тому моменту, когда ребенок достиг возраста 5 лет, либо жили отдельно, либо развелись.
Приведенные данные – результаты исследования, опубликованного в «Journal of Family Psychology», которое упоминалось выше. Выдержка в полном объеме дает еще больше надежды: «Суммируя результаты, можно сказать, что появление детей ускоряет спад в супружеских отношениях – даже в относительно благополучных семьях, которые осознанно принимают такое решение, – но состояние планирования и удовлетворенность браком до беременности в целом защищают супружеские отношения от такого спада».
В период вступления в родительскую роль браки страдают неодинаково. Некоторые не страдают вовсе. Но как продемонстрировала работа ЛеМастерса и все последующие, это не относится к большинству. Социальные последствия оказались значительными, что обеспечило дальнейшее изучение проблемы. Исследователи стали задаваться вопросом: «По поводу чего бьются пары, когда в доме появляется ребенок? И как эти конфликты отражаются на ребенке?»
Эти исследователи обнаружили, что эмоциональная экология, в которой оказывается новорожденный, может повлиять на самые глубинные основы формирования его нервной системы. Для понимания этого взаимодействия мы должны обратить внимание на невероятную чувствительность ребенка к той обстановке, в которой он растет. Такая чувствительность глубоко уходит корнями в эволюцию.
Первые намеки на подобную восприимчивость пришли из лаборатории Гарри Харлоу[25] в Висконсинском университете в Мэдисоне, где наблюдали за поведением детеныша обезьянки. Тот факт, что сделанные открытия могут быть применимы к человеческим детенышам, иллюстрирует, насколько глубоко восприимчивость коренится в нашем эволюционном прошлом. Харлоу выглядел как практически каждый ученый 1950-х годов, укомплектованный дурацкими очками размером с тарелку. По его собственному признанию, он был движим «любовью», хотя демонстрировал ее весьма странным способом как профессионально, так и лично. Он женился в первый раз на собственной студентке, развелся с ней после рождения двух детей, женился на психологе, пережил ее смерть от рака и в последние годы жизни снова женился на своей первой жене.
Итак, Харлоу разработал серию революционных экспериментов с макаками-резус, которые были довольно жесткими. (Некоторые его ученики уверены – он невольно породил движение в защиту животных.) В экспериментах применяли изоляционные камеры и металлических суррогатных матерей для детенышей макак. Сам Харлоу довольно красочно описывал свое исследование, называя свои камеры «казематами отчаяния», а своих суррогатных матерей – «железными девами».[26] Однако именно он практически в одиночку открыл идею детской эмоциональной привязанности. Это, в свою очередь, легло в основу понимания того, как родительский стресс влияет на поведение младенца.
В классических экспериментах Харлоу использовал двух «железных дев» – похожие на кукол конструкции, служившие заменой матерей детенышам обезьян. Одна была сделана из грубой проволоки, другая из мягкой махровой ткани. Он брал новорожденных детенышей макак-резусов, отбирал их у биологических матерей и помещал их в клетки, где находились обе куклы. Холодная проволочная кукла обеспечивала питание, подаваемое через укрепленную на ней бутылочку. То же самое делала и мягкая махровая кукла. Хотя малыши подходили к обеим «матерям», чтобы поесть, они проводили больше времени, забравшись на мягкую «маму» и прильнув к ней. Если детенышей помещали в незнакомое место, они плотно прижимались к заменителю из ткани, пока не начинали чувствовать себя достаточно уверенно, чтобы самостоятельно обследовать место. Если же их сажали в знакомую клетку, где не было «одетой матери», животные замирали в ужасе, затем начинали плакать и кричать, бегать от одного объекта к другому, разыскивая свою потерянную мать.
Предпочтения всегда оставались одними и теми же, независимо от того, сколько раз повторялся эксперимент и в каких вариациях. Эти эксперименты очень тяжело смотреть – я видел старые видеосъемки, и выводы их непреходящи. Вовсе не присутствие еды вызывало успокоение у этих малышей, хотя именно такой была превалирующая идея того времени. Их успокаивало присутствие привычной, мягкой «тихой гавани» и беспокоило ее отсутствие.
Человеческие детеныши, какими бы сложными они ни были, нуждаются в том же.
Для детей очень значимо чувство безопасности, даже если они его вроде бы не ищут. На первый взгляд, младенцы погружены в более рутинные биологические процессы, такие как еда, использование памперсов по назначению, срыгивание на вашу рубашку. Это долго вводило в заблуждение исследователей, полагавших, что дети вообще ни о чем не думают. Некогда придумали термин «табула раса»[27] – «чистая доска» – для описания этих «пустых» существ. К младенцам относились скорее как к беспомощному куску милого, управляемого человеческого потенциала.
Современные исследования полностью перевернули эту точку зрения. Теперь мы знаем, что самая большая озабоченность ребенка связана с органом, расположенным непосредственно над его шеей. Младенцы приходят в мир снабженными большим объемом программного обеспечения, загруженного в их нейронные «жесткие диски», большая часть которого обеспечивает обучение. Хотите один удивительнейший пример?
В 1979 году психолог Вашингтонского университета Энди Мелтцофф показал ребенку сорока двух минут от роду язык, затем отклонился, чтобы посмотреть, что будет. После некоторых усилий ребенок ответил на приветствие, медленно высунув свой язычок. Мелтцофф снова высунул язык. Ребенок ответил снова. Мелтцофф обнаружил, что младенцы могут подражать действиям других с самого начала своей жизни (или, по крайней мере, через 42 минуты после старта их маленькой жизни). Это экстраординарное открытие. Подражание требует от ребенка ряда непростых осознаний, начиная от открытия того факта, что в мире существуют другие люди, и заканчивая пониманием, что эти люди управляют частями своего тела и эти части такие же, как у него. Вот вам и чистая доска!
Воспользовавшись своим открытием, Мелтцофф разработал серию экспериментов, которые позволили обнаружить, что ребенок буквально создан для обучения и чрезвычайно чувствителен к внешним влияниям в стремлении к этой цели. Мелтцофф сконструировал деревянную коробочку с оранжевой пластиковой панелью, в которую он встроил подсветку. При прикосновении к панели свет зажигался.
Мелтцофф поставил коробочку между собой и годовалой девочкой, затем проделал необычный трюк. Он наклонился вперед и коснулся своим лбом верхней стенки коробочки, отчего внутри ее сразу же загорелся свет. Ребенку не позволили прикоснуться к коробочке. Вместо этого девочку с матерью попросили покинуть кабинет. Через неделю ребенок с мамой снова пришли в лабораторию, и Мелтцофф поставил коробочку между собой и ребенком. На этот раз он ничего не делал, просто смотрел. Как по сигналу девочка немедленно наклонилась вперед и коснулась коробочки своим лбом. Ребенок запомнил! Она всего один раз видела это действие, но прекрасно вспомнила его неделю спустя. Малыши всего мира способны поступить так.
Всего лишь два примера, иллюстрирующих, что младенцы приходят в мир оснащенными удивительным набором когнитивных возможностей и одарены множеством интеллектуальных навыков, позволяющих расширять эти возможности. Они понимают, например, что реальный размер предмета не изменяется, даже если расстояние изменяет видимый размер. Они демонстрируют способность предсказывать скорость. Они понимают принцип «общей судьбы»: черные полоски на баскетбольном мяче движутся, когда мяч отскакивает от пола, по той причине, что они являются частью баскетбольного мяча. Младенцы с самого рождения могут отличать человеческие лица от нечеловеческих лиц и, похоже, предпочитают человеческие. С точки зрения эволюции такое предпочтение представляет собой залог безопасности. Мы будем тяготеть к лицам большую часть нашей жизни.
Откуда дети могут получать все эти знания, еще только-только появившись на свете? Никто не знает, но у новорожденных есть определенные представления, и они начинают использовать их на пользу себе с ошеломляющей скоростью и проницательностью. Вырабатывают гипотезы, проверяют их, а затем безжалостно оценивают результаты своих опытов с мужеством маститого ученого. Младенцы – исключительно талантливые, на удивление настойчивые ученики. Они схватывают все на лету.
Иногда это оборачивается забавными ситуациями. Женщина-педиатр везла свою трехлетнюю дочь в детский сад. Она оставила свой стетоскоп на заднем сиденье машины и заметила, что девочка начала играть с ним и даже правильно вставила в уши. Врач была воодушевлена: дочь идет по ее стопам! А та схватила «трубку» стетоскопа, поднесла ее ко рту и продекламировала: «Добро пожаловать в Макдоналдс. Могу я принять ваш заказ?»
Да, наши дети наблюдают за нами постоянно. Все, что они зафиксировали, оказывает на них огромное влияние. И это может очень быстро превратиться из смешного в серьезное, особенно когда мама и папа начинают битву.
Для мозга самый главный приоритет – выживание, отсюда следует стремление к безопасности. Этот урок преподали нам железные девы Харлоу. Младенцы полностью находятся на милости тех, кто принес их в этот мир. Сей факт имеет такой радиус воздействия на поведение младенцев, что затмевает все остальные поведенческие приоритеты, которые у них есть.
Каким образом младенцы справляются с данным обстоятельством? Пытаясь поскорее создать взаимовыгодные отношения с местными силовыми структурами, т. е. с вами. Мы называем это привязанностью.
В процессе формирования привязанности мозг младенца интенсивно отслеживает ту заботу, которую получает. Он, по сути, учитывает «Ко мне прикасаются? Меня кормят? Кто безопасен?». Если потребности ребенка выполняются, мозг развивается одним путем, если нет, генетические инструкции запускают другой путь развития. Осознание этого может привести в замешательство, но младенцы не упускают из виду поведение своих родителей практически с момента появления на белом свете. Конечно, с точки зрения эволюции это в их же собственных интересах, но у них и нет другой возможности. Детям просто некуда деться.
Существует промежуток в несколько лет, на протяжении которых малыши изо всех сил стараются создать такие связи и обеспечить себе ощущение безопасности. Если этого не случается, они страдают от длительной эмоциональной травмы. В предельных случаях они могут быть напуганы на всю жизнь.
Мы знаем это благодаря впечатляющим – и душераздирающим – фактам из истории коммунистической Румынии, открытым приблизительно в 1990 году западными журналистами. В 1966 году, пытаясь повысить очень низкую рождаемость в стране, диктатор Николае Чаушеску запретил как контрацепцию, так и аборты и обложил налогами всех бездетных старше 25 лет, независимо от того, были ли они женаты, одиноки или даже бесплодны.
По мере того как рождаемость росла, росли и бедность, и число бездомных. Детей просто бросали. В ответ на это Чаушеску создал ГУЛАГ из государственных приютов, куда детей сдавали тысячами.
Вскоре приюты стали нещадно обворовываться, поскольку Чаушеску стал экспортировать большую часть румынских продуктов и промышленных товаров в счет покрытия разрушительного национального долга. То, что творилось в этих детских домах, ужасало. Детей редко брали на руки, и дети получали мало необходимой сенсорной стимуляции, свидетельствующей о чьей-то заботе о них. Многих обнаруживали привязанными к кроватям, их оставляли в одиночестве на многие часы или даже на сутки, с бутылками жидкой каши, небрежно вставленными в рот и закрепленными в такой позиции. Большинство таких детей безучастно смотрели в пространство. В действительности, войдя в такой приют на несколько сотен кроваток, можно было не услышать ни звука. Постели были покрыты мочой, фекалиями и кишели вшами. Уровень детской смертности в таких учреждениях был огромный – учреждениях, названных «педиатрическим Освенцимом».
Условия были ужасными, но они создали реальную возможность исследовать – и, возможно, излечить – большие группы тяжело травмированных детей. В одном примечательном исследовании были задействованы канадские семьи, усыновившие этих детей и растившие их дома.
Усыновленные дети выросли, и исследователи разделили их на две группы. Одна группа казалась очень стабильной в эмоциональном отношении. Социальное поведение, реакции на стресс, оценки в школе, медицинские показатели – все было неотличимо от здоровой канадской контрольной группы. Другая группа казалась настолько же очевидно проблемной. У них было больше проблем с питанием, они чаще болели, демонстрировали асоциальное поведение с нарастающей агрессивностью. Каковы независимые переменные? Возраст при усыновлении.
Если дети были усыновлены до 4-го месяца жизни, они вели себя как любой другой счастливый ребенок, которого вы знаете. Если их усыновляли после 8-го месяца жизни, они вели себя как бандиты. Невозможность в определенном младенческом возрасте ощутить безопасность благодаря надежной привязанности со всей очевидностью нанесла колоссальный стресс системам их организма. И этот стресс отражался на их поведении годы спустя. Их давным-давно забрали из приютов, но они так никогда и не стали по-настоящему свободными.
Действие стресса состоит в том, что он вызывает у нас реакцию «бей или беги». Хотя на деле ее следовало бы назвать просто «беги». Типичная человеческая реакция на стресс посвящена единственной цели: направить в мускулы достаточное количество крови, чтобы они могли убрать нас из-под угрозы. Как правило, мы нападаем, только если зажаты в угол. И даже в этом случае мы обычно прибегаем к кулакам лишь для того, чтобы отвоевать путь к побегу. Когда мы находимся перед лицом опасности, мозг дает сигнал к выбросу двух гормонов: адреналина и кортизола, относящегося к классу веществ, называемых глюкокортикоиды.
Данная реакция достаточно сложна, и для правильной настройки всех связей необходимо время. Именно для этого служит первый год жизни. Если младенец пребывает в безопасной обстановке – эмоционально стабильный дом, система будет подготовлена идеально. Если нет, то нормальные процессы преодоления стресса нарушаются. Малыш переходит в состояние повышенной настороженности или полнейшего коллапса. Если младенец регулярно оказывается в обстановке злобы и эмоционального насилия, его уязвимая система реакции на стресс становится сверхреактивной – расстройство, называемое гиперкортизолизм. Если младенец не получает вообще никакого внимания, как румынские сироты, наступает своего рода отупение – его система становится недостаточно реактивной. Расстройство, называемое гипокортизолизм (отсюда пустые взгляды). Жизнь, цитируя Брюса Спрингстина,[28] может казаться одной бесконечной чрезвычайной ситуацией.