Джордж Бёрд Гриннелл
За старой границей
Через день или два был замечен ещё один пример того, как Росс обращался с индейцами. Вожди и торговцы курили и разговаривали.
«Пока мы так беседовали, а толпа толпилась вокруг нас, какой-то парень, больше похожий на бабуина, чем на человека, с головой, покрытой перьями, и медным лицом, с прекрасным ружьём в руке, крикнул:
– Как долго ещё белые будут ходить здесь, загрязняя наши воды и пугая нашу рыбу, не платя нам? Посмотрите на все эти тюки с товарами, которые достанутся нашим врагам, – сказал он, – и посмотрите на наших голых жён и детей.
Теперь этот парень сделал паузу, словно ожидая ответа, но, к счастью, остальные индейцы не обратили на него особого внимания. Ответа не последовало, да и не было времени обсуждать этот вопрос. Однако так случилось, что я оказался рядом с этим парнем, когда он заговорил, и быстро обернулся.
– До тех пор, – сказал я, – пока индейцы курят наш табак; ровно столько, и не больше.
Потом я, в свою очередь, задал ему несколько вопросов.
– Кто дал тебе это прекрасное ружье, что ты держишь?
– Белые, – ответил он.
– А кто дает тебе табак, который ты куришь?
– Белые, – ответил он.
Я продолжил тему:
– Тебе нравится твоё ружьё?
– Да.
– Ты любишь курить табак?
На этот вопрос также последовал утвердительный ответ.
– Тогда, – сказал я, – тебе следует любить белых, которые удовлетворяют все твои потребности.
– О, да! – ответил он.
Характер вопросов и ответов рассмешил зрителей, и этот негодяй скрылся в толпе, и больше мы его не видели. Вопрос, заданный этим пернатым павианом, сам по себе ничего не значил, но говорил о том, что индейцы обсуждали вопрос о дани.
Постоянно требовалась готовность к действию и сообразительность, потому что белых было очень мало, а индейцев – много; более того, эти первобытные люди были готовы пойти на всё, чтобы посмотреть, как далеко им позволят зайти белые, и поэтому могли очень легко затеять из-за какой-нибудь мелочи ссору, в которой могла пролиться кровь.
Вскоре после того, как Росс занял свой пост в Ши-Уопсе, он отправился на восток, к Скалистым горам, получив приказ исследовать эту местность и посмотреть, что там есть. Он отправился в путь пешком с двумя своими лучшими помощниками и двумя индейцами. Каждый из них нёс в качестве багажа полдюжины пар мокасин, одеяло, немного боеприпасов, иголки, нитки и табак, а также небольшой топор, нож, огниво и шило. Кроме того, у них были чайник и котелок. Чтобы выжить, они полагались на свои ружья, а для пополнения запасов обуви и одежды – на животных, которых могли убить по пути.
Местность была необычайно суровой. Пушных зверей было немного, но дичи было в изобилии: лоси и олени встречались в больших количествах и были такими непугаными, что казалось, будто их никогда не беспокоили.
За шесть дней пути вниз по течению реки, которую Росс называет Медведь Грисли Беар, они подстрелили четырёх лосей, двадцать два оленя, двух выдр, двух бобров и трёх чёрных медведей, не сходя с тропы. Чуть позже они увидели лосей, а ещё позже им довелось стать свидетелями любопытной схватки между двумя крупными птицами, которых они поймали. Одним из них был белоголовый орлан, весивший восемь с четвертью фунтов, а другим –дикий индюк, или то, что мы называем колумбийским тетеревом, который мог быть только колумбийским острохвостым тетеревом. Говорят, он весил одиннадцать с четвертью фунтов!
Тем же летом у Маккензи возникли проблемы с ирокезами – по-видимому, самыми ненадёжными слугами – которые пытались убить Маккензи, возможно, с целью завладеть всем имуществом экспедиции. Однако благодаря своей быстроте и готовности Маккензи обратил ирокезов в бегство.
Вскоре после возвращения из экспедиции на восток индейцы пригласили Росса поохотиться с ними на медведя, и он описал эту охоту:
«Все участники отряда, числом семьдесят три человека, были верхом на лошадях и прекрасно держались в седле. Проехав около десяти миль, мы начали действовать. Добравшись до охотничьих угодий, отряд разделился на несколько групп. Затем мы бродили по лесам, переправлялись через реки, продирались сквозь заросли и скакали с холма на холм, крича и распевая песни, большую часть двух дней. За это время мы убили семь медведей, девять волков и одиннадцать маленьких оленей: одного из них мне посчастливилось застрелить самому. Однако вечером третьего дня наша охота была прервана из-за несчастного случая. Один из великих людей, вождь пача из отряда охотников, по имени Ту-так-ит, Ис-цо-а-ун, или Короткие Ноги, был тяжело ранен медведицей.
Единственная опасность, которой можно опасаться во время этих диких вылазок – это последовать за раненым зверем в чащу или укрытие; но для индейцев чем больше опасность, тем больше чести, и некоторые из них достаточно безрассудны, чтобы идти на любой риск, чтобы нанести последний смертельный удар (в котором заключается честь), иногда копьём, томагавком или ножом, рискуя своей жизнью. Как только медведь ранен, он тут же убегает в какое-нибудь укрытие, если только преследователь не очень стильно к нему приближается. В этом случае он в ярости оборачивается и набрасывается на преследователей, и горе тому, кто окажется у него на пути.
Медведь, о котором идёт речь, был ранен и укрылся в небольшой рощице. Всадники мгновенно окружили рощу, когда самые смелые и отважные вошли в неё пешком, вооружённые ружьями, ножами и томагавками. Среди них в тот раз был вождь Короткие ноги, который, перелезая через поваленное дерево, случайно оказался рядом с тем местом, где прятался раненый и разъярённый медведь, слишком близко к нему, чтобы успеть защититься, прежде чем злобное животное схватило его. В тот момент я находился не более чем в пяти-шести шагах от вождя, но не мог выстрелить, поэтому сразу же позвал на помощь, и прибежали несколько человек. Воспользовавшись сомнительным шансом убить её – даже рискуя убить вождя – мы выстрелили и, по счастливой случайности, убили животное и спасли человека; затем, вытащив медведя и раненого вождя из кустов, мы положили их обоих на землю. Вид вождя был ужасен: его скальп был сорван с макушки и свисал на брови! Он был без сознания, и какое-то время мы все думали, что он умер; но через некоторое время его пульс участился, и постепенно у него появились признаки возвращения к жизни.
Это была любопытная и в какой-то мере интересная сцена, когда группа приблизилась к месту, где произошёл несчастный случай. Не имея возможности выстрелить, они отбросили ружья и едва сдерживались, чтобы не броситься на свирепого зверя с одними лишь ножами. Медведица всё время смотрела то на одного, то на другого, обводя нас свирепым и горящим взглядом, словно готовая прыгнуть на каждого из нас; но она так и не выпустила из лап вождя, а стояла над ним. Увидев, что её окружает столько врагов, она поворачивала голову из стороны в сторону, и эти движения в конечном счёте дали нам возможность убить её.
Несчастье вызвало громкий и шумный траурный обряд среди родственников вождя; мы поспешили домой, неся с собой наших убитых медведей, и прибыли в лагерь рано утром на четвёртый день. Вождь три дня не мог вымолвить ни слова. Срезав скальп и перевязав рану, мы обнаружили, что череп, согласно нашим несовершенным знаниям анатомии, был раздроблен в двух или трёх местах. Через восемь дней я извлёк из макушки продолговатую кость длиной в два дюйма и ещё одну, примерно в квадратный дюйм, а также несколько более мелких фрагментов Рана, однако, постепенно затянулась и зажила, за исключением небольшого пятна размером с английский шиллинг. Через пятнадцать дней, благодаря индейской медицине, он смог ходить, а через шесть недель после ранения снова был на охоте верхом на лошади.
Зимой в большей или меньшей степени охотились на волков, и Росс описывает некоторые методы ловли и убийства этих животных.
Убийство волков, лисиц и других диких животных белыми людьми было, по сути, лишь развлечением, и торговцы предпочитали стрелять в них, а не убивать каким-либо другим способом. Волки обычно бродили в поисках пищи в любое время дня и ночи. Они любили взбираться на близлежащие холмы или возвышенности, сидеть там и осматриваться. Торговцы обычно разбрасывали еду в местах, где часто бывали волки, и – когда волков там не было – тренировались в стрельбе по живым мишеням, наблюдая, куда попадают пули, и определяя угол возвышения ружья, необходимый для попадания в цель, пока, наконец, многие из них не стали очень хорошо стрелять на большой дистанции.
«Однажды группа индейцев, пришедших в форт, заметила волка в одном из излюбленных мест отдыха и приготовилась обойти его, чтобы выстрелить в него. Увидев, что они готовятся, я сказал:
– Попробуйте убить его с того места, где вы находитесь.
Индейцы улыбнулись моему невежеству.
– Могут ли белые, – спросил вождь, – убить его с такого расстояния?
– Белые, – ответил я, – не живут охотой и стрельбой, как индейцы, иначе могли бы.
– Нет такого ружья, – продолжал вождь, – которое могло бы убить на таком расстоянии. К этому времени волк схватил кость или кусок мяса и на полной скорости помчался с ними в противоположный лес. Взяв своё ружьё, я сказал:
– Если мы не сможем его убить, то заставим его бросить добычу.
– Мой конь против твоего выстрела, – крикнул вождь, – что ты не попадёшь в волка.
– Договорились, – сказал я, но про себя подумал, что вождю не грозит потерять коня, а волку – смерть. Прицелившись выше примерно на пятнадцать-шестнадцать футов, я случайно попал в бегущее животное, к удивлению вождя и всех присутствующих, которые, захлопав в изумлении руками, оценили расстояние в пять выстрелов из лука: ничто не могло превзойти их восхищение этим действием огнестрельного оружия.
Когда пуля попала в волка, он как раз прыгнул, и мы можем судить о его скорости по тому факту, что расстояние от места, откуда он совершил последний прыжок, до того места, где он растянулся, составляло двадцать четыре фута! Пуля попала волку в левое бедро и, пройдя через тело, шею и голову, застряла в нижней челюсти; я вырезал её перочинным ножом. Вождь, отдав мне своего коня, что он сделал с радостью, попросил у меня пулю, и эта пуля много лет была любимым украшением на его шее. Коня я вернул его владельцу. Затем индейцы попросили у меня шкуру убитого волка, и к каждому ружью, бывшему у членов этого отряда, был прикреплен кусок этой шкуры: индейцы думали, что шкура позволит им в будущем убивать животных на большом расстоянии.
Следующим летом Маккензи с Россом и девяноста пятью солдатами поднялся вверх по реке и разбил лагерь на месте, выбранном для строительства нового форта Нез-Персе, примерно в полумиле от устья Валла-Валла. Эту местность населяли индейцы из племени шахапти – свирепые, хорошие воины и импульсивные люди, которые легко переходили с места на место. Они, казалось, были отнюдь не в восторге от прибывших белых; они не пожимали им руки и, по-видимому, были готовы их бойкотировать.
Ситуация была сложной, потому что для строительства форта нужно было разделить отряд на множество небольших групп, а также потому, что постоянно прибывало всё больше индейцев, и их действия вызывали много беспокойства. Они настаивали на оплате древесины, которая должна была пойти на строительство форта; они запрещали охоту и рыбалку; они устанавливали цены на все товары, и было трудно понять, к чему это приведёт.
Трудности, угрожающие торговцам, привели к почти полной приостановке работы. Они стояли настороже, готовые к нападению в любой момент, и в течение пяти дней между белыми и индейцами не было никаких сношений; еды было мало, и однажды ночью отряд лег спать без ужина. Индейцы продолжали собираться, и торговцы думали, что они замышляют заговор – никто не знал, что именно.
Было возведено небольшое ограждение, за которым торговцы укрылись в ожидании того, что может произойти. Через некоторое время вожди начали переговоры с белыми и настояли на том, чтобы всем индейцам по соседству были сделаны щедрые подарки, чтобы заручиться их поддержкой. Это было явно неосуществимо, поскольку всего имущества торговцев не хватило бы, чтобы сделать подарок каждому индейцу, и в этом требовании было отказано. В результате твёрдость белых заставила индейцев снизить свои запросы и в конце концов согласиться с предложениями белых. Как только это было согласовано, торговля пошла бойко.
Место, выбранное для форта, привлекло внимание местных жителей, потому что именно здесь за несколько лет до этого Льюис и Кларк заключили всеобщий мир между собой и племенами, жившими в окрестностях. Место было стратегически важным. На западе открывался широкий вид на великую реку, на севере и востоке простирались бескрайние жёлтые равнины, а на юге виднелись дикие, неровные холмы по обе стороны реки, над которыми возвышались две одинокие скалы на восточном берегу, называемые местными жителями «Близнецы». Вдалеке виднелись Голубые горы.
Вскоре большой военный отряд вернулся в лагерь со скальпами и пленниками – это была великая победа. Теперь индейцы потребовали, чтобы белые торговцы не продавали ружья и боеприпасы их врагам, но после долгих переговоров и многочисленных речей индейцы согласились, что между ними и Змеями должен быть заключён мир.
Вскоре после этого большой отряд был отправлен в местность, которую занимали Змеи и другие племена, жившие на юге. Торговцы раздобыли двести восемьдесят лошадей, которых хватило бы для верховой езды и перевозки грузов, и большинство из них должны были отправиться с экспедицией к Змеям – она состояла из пятидесяти пяти человек, почти двухсот лошадей, везла триста капканов для бобров и значительный запас товаров. Экспедицией, которая покинула форт Нез-Персе в конце сентября, руководил мистер Маккензи. Росс с оставшимся отрядом остался в форте.
Соседние индейцы, о которых Росс отзывается с большой теплотой, хорошо относились к торговцам, были уважительны и добродушны, но вскоре поползли слухи о трудностях, возникших между торговым отрядом, отправившимся к Змеям, и этим племенем, и один из этих слухов подтвердился с прибытием участника той экспедиции, ирокеза, которому, очевидно, пришлось нелегко. Согласно его рассказу, ирокезы через некоторое время отделились от Маккензи, чтобы поставить капканы на небольшой реке, где водилось много бобров. Согласно легенде, ирокезы начали меняться своими лошадьми, ружьями и капканами с небольшим отрядом Змей и вскоре у них почти ничего не сталось. Вернувшийся ирокез заблудился и в конце концов с большим трудом, без еды, одеяла и оружия, добрался до форта Нез-Персе. Другие ирокезы вернулись; они рассказывали разные истории, а затем, вернувшись в форт Джордж, убедили мистера Кейта отправить отряд, чтобы наказать индейцев, которые, по их словам, сильно им навредили. Такой отряд был отправлен к реке Коулиц, и ирокезы, отделившись от мистера Огдена, убили двенадцать мужчин, женщин и детей и сняли скальпы с троих из них. Это казалось губительным для дальнейших дружеских отношений; тем не менее, в конце концов между торговцами и индейцами с реки Коулиц был заключён мир, скреплённый браком дочери вождя с одним из торговцев пушниной.
Произошло ещё несколько стычек и убийств индейцев, а также были убиты пять человек из форта Джордж, так что ситуация ухудшилась настолько, что потребовалось много времени, чтобы её исправить.
В конце сезона мистер Маккензи с шестью мужчинами на снегоступах вернулся из внутренних районов и рассказал интересный рассказ о новой стране, через которую он прошёл – стране, которая не была для него совсем новой, потому что он уже был там в 1811 году. Он сообщил, что ирокезы вместо того, чтобы ставить капканы и охотиться, разделились и разбрелись по всей стране по двое и по трое, живя с индейцами, без лошадей, без ловушек, без шкур и без одежды. Он оставил их такими, какими нашёл.
О пройденной им местности мистер Маккензи сообщил:
«На обратном пути местность была гористой и пересечённой, а на обратном пути в особенности. Леса и долины, скалы и равнины, реки и овраги сменяли друг друга, но в целом это восхитительная страна. Там животные всех видов бродили на свободе; везде, где была небольшая равнина, можно было увидеть, как стада благородных оленей пасутся у рек; повсюду росли тополя и буки, а там, где были молодые деревья, трудился изобретательный и трудолюбивый бобёр. В заводях резвились выдры; волки и лисы бродили в поисках добычи; то тут, то там на скалистых участках попадались несколько кипарисов или низкорослых сосен, и на их раскидистых верхушках спокойно сидели еноты. В лесах было много ласточек и чёрных лисиц; барсук спокойно сидел на своём холмике; а в бесчисленных оврагах, среди кустов, увешанных плодами, можно было увидеть чёрного и бурого медведей и гризли. Горные бараны и козы, белые как снег, паслись на скалах и хребтах, и толстороги бегали среди высоких скал. Орлы и грифы необычайных размеров летали над реками. Когда мы приближались, большинство этих животных замирали на месте, а затем отходили на небольшое расстояние, но вскоре возвращались, чтобы удовлетворить любопытство, которое часто оказывалось для них роковым.
Выстрелы не пугали их: при каждом выстреле они вздрагивали и снова вставали, но когда разворачивали флаг красноватого оттенка, они с явной неохотой отходили, чтобы не видеть этого приятного зрелища. В тот раз мы также видели табуны диких лошадей, и из всех животных, которых мы встречали во время нашего путешествия, они были самыми дикими, потому что ни к одному из них нельзя было приблизиться. У них чрезвычайно острый нюх и слух, и, несмотря на любопытство, они никогда не подходили на расстояние выстрела. В одном табуне их было больше двухсот. Некоторые из них паслись на склонах холмов, другие бегали, как олени, вверх и вниз по крутым склонам, а некоторые скакали взад и вперёд по вершинам пологих гор; их развевающиеся гривы и пушистые хвосты развевались на ветру.»
Успешное путешествие мистера Маккензи вызвало восхищение у всего руководства форта Джордж. Те, кто раньше был против него, теперь громко его восхваляли, а основание форта Нез-Персе и закрепление в стране Змей были горячо одобрены. Он пробыл в форте Нез-Персе всего семь дней, а затем отправился обратно. Его отчёт о перспективах в стране Змей был обнадеживающим, но его люди доставляли много хлопот.
III
Индейцы и их битвы
Форт Нез-Персе был обнесён частоколом из пиленых брёвен высотой около 12 или 15 футов с четырьмя башнями или бастионами. Бревна были толщиной 6 дюймов. В верхней части частокола была балюстрада высотой 4 фута, а вокруг неё тянулась галерея шириной 5 футов, при этом стены были испещрены бойницами. В каждом углу форта был большой резервуар, вмещавший двести галлонов воды, а внутри частокола располагались все здания, склады, магазины и жилые дома. Все эти здания были с бойницами и скользящими дверями, а в торговом зале было небольшое окно в стене площадью восемнадцать квадратных дюймов, через которую индейцы передавали свои меха, получая от находящихся внутри торговцев нужные им товары. Наружные ворота открывались и закрывались с помощью шкива, а кроме того, там были две двойные двери. Индейцев никогда не приглашали в форт, кроме особых случаев. Тем не менее, у ворот стоял дом для размещения индейцев, с камином, табаком и человеком, который постоянно присматривал за ними. Однако индейцам не понравился такой порядок, потому что это, казалось, свидетельствовало о подозрениях со стороны белых людей; они и сами подозревали их в каких-то заговорах. Они спросили, боятся ли торговцы их или того, что они могут что-то украсть, и хотя торговцы отрицали, что чего-то боятся, они на этом настаивали, и в конце концов индейцы смирились. Торговцев снабдили пушками, вертлюгами, мушкетами и штыками, абордажными пиками и ручными гранатами, а над воротами установили небольшую мортиру. Позиция была сильной, и Росс назвал её «Гибралтаром Колумбии» и говорит о ней как о «триумфе британской энергии, предприимчивости и цивилизации над варварством».
Маккензи, возвращаясь во внутренние районы, обещал быть на реке Скам-но примерно 5 июня и попросил, чтобы навстречу ему отправили отряд с припасами для его группы. По этой причине Росс вернулся из своего ежегодного путешествия в форт Джордж почти на месяц раньше обычного – к 15 мая. Отряд из пятнадцати человек под командованием клерка по имени Киттсон был отправлен с припасами для Маккензи и в качестве подкрепления. Киттсон был новичком на службе и был полон уверенности, что сможет справиться со всеми индейцами на континенте и победить их. Ему везло, пока отряд не добрался до спорных земель на территории Змей, и здесь сначала у него украли дюжину лошадей, а чуть позже – всех остальных.
Тем временем у Маккензи возникли обычные трудности с его ирокезскими охотниками, которым нельзя было доверить товары для торговли со Змеями. Когда людей, которых он ожидал встретить на реке, там не оказалось, он отправил десять человек на их поиски. Через два дня после начала похода, когда они проходили через каньон, они столкнулись лицом к лицу с индейцами, которые только что увели всех лошадей Киттсона, и, узнав животных, набросились на трёх конокрадов. Один был убит, другой ранен и сбежал, а третьего взяли в плен. Торговцы развернули табун и погнали лошадей обратно в лагерь Киттсона.
Теперь у Киттсона было тридцать шесть человек, и он присоединился к Маккензи, по пути захватив ещё двух индейцев-конокрадов, пойманных ночью, когда они отвязывали лошадей. Киттсон передал свои припасы, получил меха Маккензи и снова отправился в форт Нез-Персе.
Когда Маккензи и Киттсон разделились, у первого с собой осталось всего три человека, так как его ирокезы не прибыли, как ожидалось. Пока он их ждал, в его лагере появился угрожающий отряд горных Змей, которые были очень назойливы, настолько, что в конце концов Маккензи взял из своей поклажи бочонок с порохом и, зажёгши спичку, пригрозил, что если индейцы не отойдут, то он всех их взорвёт. Застигнутые врасплох, они замешкались, а затем внезапно, не сказав ни слова, бросились бежать – не из-за страха перед угрозами Маккензи, а из-за внезапного появления большого отряда шахаптийцев на другом берегу реки. К счастью, эти люди не смогли переправиться через бурную реку, но чуть позже они напали на отряд Киттсона и убили двух его людей. Как только военный отряд ушёл, Маккензи и его люди со своим имуществом переправились через реку на остров, где оставались двадцать два дня, пока не вернулся Киттсон. Маккензи и Киттсон оказались в весьма неприятном положении. С одной стороны были нез-персе, с другой – черноногие, и вокруг – Змеи. Все эти племена были враждебны друг другу, и все они были в большей или меньшей степени недоброжелательны к белым, так что лето выдалось беспокойным, но Маккензи намеревался перезимовать в верховьях, насколько это было возможно. Здесь Росс вставляет интересный набросок того, как действуют трапперы.
«Для лагеря сначала выбирается безопасное и надёжное место, рядом с лесом и водой. Здесь живёт вождь отряда со своей свитой. В отсутствие охотников лагерь часто оказывается в опасности внезапного нападения и требует бдительной охраны от затаившихся дикарей. Такой лагерь называется главным. Отсюда все трапперы, кто пешком, кто верхом, в зависимости от расстояния, которое им нужно преодолеть, каждое утро отправляются небольшими группами во всех направлениях, преодолевая расстояние около двадцати миль. На каждого траппера полагается шесть капканов, но на случай поломки их чаще всего бывает десять. Он ставит их каждую ночь и проверяет утром, иногда чаще, в зависимости от расстояния или других обстоятельств. Пойманных в ловушки бобров всегда приносят в лагерь, снимают с них шкуру, растягивают, сушат, складывают мехом внутрь, откладывают в сторону, а мясо используют в пищу. Поэтому, как только траппер проверит свои капканы, снова расставит их и осмотрит другие места, он возвращается в лагерь, чтобы поесть и насладиться удовольствиями праздного дня.
Однако в обычной работе траппера много тревог и опасностей. Поскольку враг обычно прячется среди скал и в укромных местах, выжидая удобного случая, он постоянно должен быть начеку; так что ружьё часто находится в одной руке, а капкан – в другой. Но когда несколько человек находятся вместе, что часто бывает в подозрительных местах, половина расставляет капканы, а другая половина охраняет их. И все же, несмотря на все их предосторожности, некоторые из них становятся жертвами вероломства индейцев.
Лагерь остаётся на месте, пока две трети охотников не найдут бобров поблизости; но как только бобров становится мало, лагерь переносится в более благоприятное место. Таким образом, отряд переезжает с места на место в течение всего охотничьего сезона. Всякий раз, когда возникает серьёзная опасность, все охотники возвращаются в лагерь. Если бы мы, однако, подсчитали всё по цифрам, перспективы такой экспедиции были бы поистине ошеломляющими: скажем, семьдесят пять человек, у каждого из которых по шесть ловушек, будут успешно работать в течение пяти месяцев, то есть по два месяца весной и по три осенью, что составляет 131 рабочий день, и в результате получится 58 950 бобров! Однако на практике всё совсем иначе. Опасность подстерегает их на каждом шагу, и три четверти времени уходит на то, чтобы принять необходимые меры для собственной безопасности. Есть ещё один серьёзный недостаток, неизбежно сопровождающий каждую большую группу. Бобёр – пугливое животное, поэтому малейший шум у его логова заставит его не покидать его несколько ночей подряд, а шум неизбежен, когда группа большая. Но когда группа небольшая, у охотника есть шанс добиться большего или меньшего успеха. В самом деле, если бы местность позволяла охотникам передвигаться безопасно, в любое время и в одиночку, то шесть человек с шестью ловушками на каждого за тот же промежуток времени добыли бы столько же бобров – скажем, 4716 – сколько могли бы добыть все семьдесят пять! И всё же об этом речь не идёт, потому что в этих местах не может быть мелких отрядов. Вот почему бобры так многочисленны.»
Росс также указывает на некоторые трудности, с которыми сталкивались торговцы. Эти трудности во многом были вызваны, конечно, абсолютной неспособностью индейцев понять условия этой новой жизни. Индейцы требовали всего, что видели, и ругали торговцев за то, что их просьбы не выполнялись. Они постоянно подшучивали – или делали то, что считали шутками – над белыми, что действовало довольно раздражающе, и с презрением смотрели на белых, которые занимались обычным трудом, которого они, конечно, совершенно не понимали. Индейцы, несмотря на всю свою свободу, были далеко не счастливы, потому что постоянно пребывали в состоянии тревоги и беспокойства. Люди, которые так себя чувствовали, скорее всего, совершали военные набеги и убивали предстасителей другого племени, что, конечно, расширяло поле для конфликтов.
Когда происходили стычки и люди, якобы дружественно настроенные по отношению к белым, получали ранения, в этом обвиняли торговцев, потому что они продавали оружие, порох и пули всем, кто хотел с ними торговать. Таким образом, жизнь торговца была полна тревог, и для успешной торговли с индейцами требовался исключительный самоконтроль.
Незадолго до этого несколько шахаптианцев убили двух человек из отряда Киттсона и нескольких Змей. Змеи последовали за ними, но, прежде чем догнать их, наткнулись на индейцев из племени Валла-Валла, разбивших лагерь в трёх милях от форта Нез-Персес, и убили мужчину, четырёх женщин и двоих детей, а также взяли в плен двух молодых женщин и мужчину. На следующий день весь лагерь ввалла-валла двинулся к форту, неся тела погибших. Росс увидел беспорядочную процессию, приближающуюся с криками и причитаниями, и поначалу не знал, что и думать, но вскоре индейцы добрались до ворот форта, положили своих мёртвых на землю и начали резать себя ножами, как это делали в старину, когда горевали. Они позвали Росса выйти к ним, и он, хоть и очень этого не хотел, не мог не подчиниться, если хотел сохранить своё влияние на них.
«Повернувшись к часовому у двери, я велел ему запереть за мной ворота и внимательно следить за происходящим. Как только я вышел за ворота, поднялся такой ужасный шум, что его невозможно описать. Опьянённые гневом и дикой яростью, они больше походили на демонов, чем на людей, и их ужасные, дикие и устрашающие взгляды были направлены на меня, как будто я был причиной их бедственного положения. Та-а-та-ум, вождь, подошёл ко мне и, указывая на одно из мёртвых тел, сказал:
– Видишь там мою сестру? – Затем, перевернув тело, чтобы показать раны, он добавил: – Это рана от пули. Белые, – продолжил он, – убили наших жён и детей. Они дали оружие и пули нашим врагам. Эти самые ружья и пули убили наших сородичей.
Едва эти слова были произнесены, как их снова и снова начала повторять вся обезумевшая толпа, которая, слушая вождя, поверила, что это правда. Волнение достигло апогея. Их жесты, их страстные возгласы показывали, что творилось у них внутри, и я каждую секунду ожидал, что в меня полетит пуля или стрела. Одно слово, сказанное мной в критический момент в поддержку белых, могло оказаться для меня роковым. Поэтому я хранил молчание, выжидая удобного случая, а также внимательно изучая отверстия в одежде мёртвых тел. Я был уверен, что эти отверстия были сделаны стрелами, а не пулями, как утверждал вождь, но мне предстояло убедить в этом остальных, когда представится такая возможность.
За каждым бурным приступом плача, как это обычно бывает у дикарей, наступало кратковременное затишье. Поэтому, как только я заметил, что ярость толпы начала утихать, а сама природа – успокаиваться, я воспользовался моментом, чтобы заговорить, потому что молчание в тот момент было бы молчаливым признанием нашей вины. Поэтому я подошёл и, взяв вождя за руку, сказал тихим голосом, как будто охваченный горем:
– Друг мой, что всё это значит? Объясни мне. Ты не любишь белых; больше ты ничего мне не сказал.
Тогда Там-а-тап-ум, повернувшись к своим соплеменникам, жестом попросил их замолчать; полной тишины ожидать было нельзя. Затем он повторил всё от начала до конца. Когда вождь закончил, и его люди были в настроении слушать, я посочувствовал их несчастьям и заметил, что белые были незаслуженно обвинены.
– Они невиновны, – сказал я, – и я могу это доказать. Посмотрите сюда, – сказал я, указывая на рану от стрелы, которую никто не мог спутать с пулевой, – это раны от стрел, а не от пуль. И сами Змеи не так уж сильно виноваты, как мы сможем показать.