Джордж Сильвестр Вирек
Обнаженная в зеркале
Глава 2
Зеркало
«МУНДАНИЯ» величественно вышла из гавани Нью-Йорка. Статуя Свободы растаяла в сером тумане. На какой-то миг показался мрачный остров Эллис[20]. Раздался гонг, приглашавший на обед. Пассажиры собирались в салоне-ресторане. И хотя половина населения мира в этот момент голодала, изысканность и разнообразие блюд в меню посрамили бы знаменитого римского гурмана Лукулла, чьи пиры являлись предметом зависти самих Цезарей.
Адам разместился за круглым столом между перезрелой красавицей миссис Ирмой Ривингтон (богатой разведённой) и пожилой вдовой судьи Верховного Суда. Напротив сидел какой-то балканский дипломат с большим носом и маленькими усиками, которые он время от времени нервно пощипывал. Рядом его немолодая, невзрачная сестра, далее джентльмен, чей выпирающий живот не мог быть скрыт даже отлично сшитым костюмом. Он представился как Освальд Ван Нордхайм, голландский химик, и поддерживал разговор, отпуская саркастические замечания. Его английский был так же безукоризнен, как и его одежда, однако, когда он увлекался беседой, в его речи проскальзывал лёгкий иностранный акцент.
Миссис Ривингтон отчаянно, но безуспешно флиртовала с Адамом и с дипломатом, который удостоил её короткой вежливой беседы. Адама не интересовала ни сама красотка, ни её вечернее платье, не скрывавшее пышную грудь. Он вежливо отвечал на вопросы о весёлой университетской жизни и о докладе Кинси, однако его мысли были далеко. Притворяясь, будто слушает болтовню спутников, Адам пытался отыскать глазами золотоволосую красавицу, завладевшую его воображением. Но всё напрасно! Леди Стеллы де ла Мар нигде не было видно.
После обеда он продолжил розыски неуловимой женщины и изучил список заказанных мест в ресторане. Оказалось, что Стелла не бронировала столик в главном салоне. Адам проверил гриль-бар и шикарный ресторан «Ритц» на верхней палубе. Всё напрасно: её решительно нигде не было. Она сверкнула, как комета, и исчезла. Очевидно, загадочная женщина заказывает еду к себе в каюту.
Следующие несколько дней, всё больше снедаемый любопытством, Адам бродил по палубам и барам, бывал в танцевальном зале и в казино в надежде хотя бы мельком увидеть неуловимую красавицу. Часами прохаживался перед салоном красоты. Видел пожилых матрон из сонных, провинциальных городков, скромных женщин среднего возраста из шумных больших городов, стаи охотниц за мужьями и несколько молодых привлекательных особ. Но Стеллы среди них не было.
Адам сразу же отказался участвовать в спортивных играх, которые привлекали как молодых, так и старых. Почтенные пожилые джентльмены перенапрягали сердце, истязая себя спортом; это был последний всплеск жизненных сил перед неизбежным наступлением дряхлости.
Но где бы Адам ни искал, он не обнаружил ни следа Стеллы. Каюта № 7 оставалась словно запечатанной.
От главного стюарда он узнал, что её каюту обслуживает молодой смуглолицый сицилиец по имени Феликс. Адам попытался завязать разговор с этим красивым, в южном, латинском стиле, юношей, но даже щедрые чаевые не помогли что-либо разузнать.
Преисполненный раздражения, Адам направился в бар и заказал выпить. Он сидел, потягивая коктейль, когда к нему подошел грузный Ван Нордхайм и сел рядом.
– Всё время в поиске, – с улыбкой заметил он. – Пожалуй, я буду называть Вас Гринлиф-искатель. Что же Вы ищете? Философский камень? Или пропавшую Венеру?
– Могу заверить, что не философский камень, – пробормотал Адам.
Ван Нордхайм рассмеялся.
– Кто эта леди? Как её зовут?
– А Вы случайно не знаете леди Стеллу де ла Мар? – вопросом на вопрос ответил Адам.
– У Вас хороший вкус, – заметил голландец, но ничего не пояснил.
Адам, хоть и без особой охоты, стал участвовать в некоторых развлечениях, однако ни пинг-понг, ни другие забавы не могли полностью увлечь его и оторвать от поисков. Хрипловатый голос той женщины до сих пор звучал у него в ушах.
«Мундания» приближалась к Европе. Побережье ещё не было видно, но чайки, предвестницы суши, уже кружили над кораблем в надежде на угощение. На следующий день «Мундания» должна была достичь Гибралтарского пролива, который древние считали концом мира.
Обед закончился. Стемнело. Адам одиноко сидел в зале; у него не было желания ни флиртовать, ни даже беседовать с кем-либо. Спустя полчаса он встал и угрюмо побрёл по бесконечным коридорам в свою скромную каюту. Подчиняясь какому-то непреодолимому импульсу, он выбрал маршрут, который вёл мимо каюты Стеллы.
Вдруг его сердце учащённо забилось. Дверь была приоткрыта, из каюты на пол коридора падал треугольник света. Забыв обо всех приличиях, Адам заглянул внутрь.
Стелла стояла перед высоким зеркалом совершенно обнажённая. Её нагота казалась абсолютно естественной. Задумчиво рассматривая себя в зеркале, она укладывала золотистые волосы вокруг головы в пучок на манер Психеи.
Адам застыл поражённый. Он знал это тело, знал его уже давно – по многочисленным иллюстрациям и скульптурам. Это же Афродита Праксителя! Словно ожил холодный мрамор. Она стояла перед ним живая, её тело трепетало от радости и земных желаний. В отличие от Венеры Милосской, она не прикрывала стыдливо свои женские прелести. Её лицо было так же божественно прекрасно, как и тело; в его чертах не было ничего порочного, не было в них и никакого смущения.
– Ну и ну! Так вот она – та, кем восхищался весь мир, – пробормотал Адам.
Скованность и стыдливость, унаследованные им от предков-пуритан, вдруг исчезли. Он шагнул внутрь – очарованный Тангейзер, восходящий на заколдованную гору, где обитает Венера.
Губы Стеллы дрогнули в улыбке, когда она повернулась к нему. В её глазах не было ни испуга, ни удивления. Адам был глубоко взволнован, но это не было обычное возбуждение, которое охватывает мужчину, когда он – намеренно или случайно – смотрит на красивую, обнажённую женщину. Помимо желания он, странным образом, испытывал благоговейный трепет.
– Леди, – воскликнул он, словно пытаясь извиниться за нежданное вторжение, – неужели Вы – Богиня Любви?
Женщина оставалась неподвижной и смотрела на него.
– Ты прав, – наконец, ответила она. – Это я. Сейчас я предпочитаю называться леди Стелла де ла Мар, но у меня много других имен. Некоторые называют меня Фрея[21], Фригг[22], или Лакшми[23]…
– Лакшми?
– Да, индийская богиня любви. Другие же, – продолжала она, – предпочитают называть меня Венерой или, как ты, Афродитой…
Она по-прежнему улыбалась, но глаза её оставались серьезными.
– Почему же, великая богиня, ты спустилась на землю? – с легкой иронией спросил Адам, принимая игру.
Казалось, Стелла раздумывала над ответом; при этом она не делала попыток прикрыть наготу, словно быть обнажённой для неё – самое естественное состояние. Потом откинула голову назад и мечтательно сказала:
– Я ищу идеального любовника.
– В таком случае, – заявил Адам с уверенностью, которой вовсе не испытывал, – твои поиски закончились. Я перед тобой.
– Может, тебе лучше прикрыть дверь? – спросила Стелла.
Адам быстро подчинился. Потом бросил взгляд на Стеллу. Теперь настал подходящий психологический момент для решительного штурма, однако её скептическая улыбка привела его в замешательство. Чтобы скрыть смущение, он заговорил.
– Меня зовут Адам Гринлиф… э-э-э… Профессор Гринлиф.
– И ты считаешь себя идеальным любовником?
Она пристально разглядывала Адама; казалось, проницательный взгляд раздевает его. Он покраснел, от волнения у него слегка дрожали руки.
– Ты смущён, – заметила Стелла. – Пожалуй, мне лучше надеть платье.
Голос звучал совершенно беззаботно. Адам тяжело опустился на стул. Ни прочитанные книги, ни скромный личный опыт не могли подсказать ему, как действовать в такой необычной ситуации.
Стелла накинула пеньюар цвета морской волны. Длинное одеяние красиво облегало тело, под тонкой тканью вызывающе просвечивали твёрдые груди. «Что это, – подумал Адам, – розовые бутоны среди зелёной листвы или стрелы, направленные в меня, чтобы свести с ума?»
Луч света упал на волосы женщины и окрасил их в ярко-медный цвет, очертил классический профиль, от которого, казалось, исходило какое-то синеватое сияние.
Он должен что-то сказать, но что именно? Слова, которые легко приходили к нему во время лекций, теперь его покинули. Её губы казались созревшим фруктом. Может, ему следует подчиниться порыву и впиться в этот фрукт? Цвет губ был естественным. Никакая губная помада из арсенала Elizabeth Arden или Helena Rubinstein не могла бы превзойти этот восхитительный оттенок.
Продолжая одеваться, Стелла взглянула на него и улыбнулась. Ясно, что такую женщину нельзя покорить, действуя обычным образом. Она бы просто рассмеялась. К ней нужен особый подход. В голову Адаму пришла мысль: может, он сумеет заинтересовать её, если не будет спешить заняться с ней любовью. Он хотел не просто обладать этой женщиной, он стремился покорить её. Если она решила разыгрывать из себя «богиню», то он, Адам Гринлиф, примет позу божественной невозмутимости.
Стелла опустилась на кушетку, легко, словно цветок. Пристально посмотрела ему в глаза. Несмотря на решимость сохранять невозмутимое спокойствие, Адам был бледен от волнения.
– Завтра мы подойдем к Гибралтару, – сказал он безразличным тоном, пытаясь скрыть бурлившие чувства.
Стелла иронически улыбнулась.
Неужели она видит его насквозь? Неужели все его действия настолько очевидны и предсказуемы?
– Завтра, – мягко сказала она, – мы увидим Геркулесовы Столбы. А теперь, мне хочется спать…
Она бросила взгляд на дверь.
Адам попрощался с «богиней». Он испытывал сразу и облегчение, и обиду; и вообще чувствовал себя не в своей тарелке.
– Что принесёт завтрашний день? – думал он, возвращаясь в свою каюту.
Глава 3
Геракл
СКАЛА Гибралтара казалась кулаком, угрожающе поднятым в ласковое южное небо. Тут и там среди камней виднелись кактусы и алоэ, упорно цеплявшиеся за жизнь.
– Внушительный столб! – воскликнул Адам. – Геракл, несомненно, был сильным мужчиной, если сумел установить его здесь…
Стелла рассмеялась.
– Сильные мужчины не всегда оказываются теми, кем их считают.
– Геракл, наверняка, был силен, иначе он не смог бы совершить 12 подвигов.
– Ты, очевидно, не знаешь о его тринадцатом подвиге?
– Что же это было?
– Он за одну ночь лишил девственности 50 девушек, при этом не возбудил чувства ни в одной из них.
– Тогда этот любовный подвиг пропал впустую, – пошутил Адам.
– Любовь там вообще была ни при чём. Девушек Гераклу подарил царь за то, что тот убил свирепого льва… – Откуда тебе это известно?
– Я знала Геракла, – спокойно ответила она.
– Ты меня разыгрываешь. Ты где-то прочла эту историю. Наверно, в судовой библиотеке, там есть энциклопедия…
– Я никогда не читаю, – улыбнулась Стелла. – Я слишком занята, чтобы тратить время на книги.
Адам с удивлением отметил, что стая голубей (которые некогда считались священными птицами Афродиты) вьётся вокруг Стеллы, словно она и вправду богиня любви. Они продолжали прогулку. Испанцы, негры, марокканцы сновали вокруг них по узким улочкам города, который когда-то был крепостью. Одежды некоторых напоминали Адаму тоги римских сенаторов и греческих философов.
Тут и там встречались британские военные с неизменным стеком под мышкой, надменно шествовавшие сквозь толпу местных жителей. С другой стороны узкого пролива, разделяющего два континента, манила к себе экзотическая Африка. Адам купил у торговцев несколько сувениров. Стелле всё надоело. Сославшись на головную боль, исконную привилегию любой женщины (даже если она богиня), она убедила Адама вернуться на «Мунданию» первым же катером.
Когда они поднялись на борт, Адам увидел Ван Нордхайма, который сидел в кресле и читал книгу. Толстый голландец добродушно кивнул им. Адам проводил Стеллу в её каюту.
– Сейчас я немного устала, – ласково сказала он, – но ты заходи ко мне после обеда, и я тебе кое-что расскажу о Геракле.
Перспектива провести вечер с «богиней» улучшила настроение профессора, и он отправился к себе вздремнуть. Он ворочался в постели, и Стелла являлась ему то Афродитой Праксителя, то Венерой Милосской, чьи руки, чудесным образом возникшие вновь, обнимали его разгорячённое тело.
Проснувшись, он решил принять душ. Напрягая мышцы и разглядывая себя в зеркало, Адам размышлял: «Возможно, я не Геракл, но, думаю, Стелла не будет разочарована…»
Чувствуя себя посвежевшим после душа и преисполненный оптимизма, профессор быстро покончил с ужином, торопливо извинился перед дамами за столом и с мальчишеским нетерпением поспешил к каюте Стеллы.
Он постучал в дверь. Стелла сразу разрешила войти. Её голос звучал чуть более хрипло, чем обычно. Адам вошел. Она сидела в шезлонге. Рядом на маленьком столике стоял серебряный поднос с необычной формы фляжкой и наполовину наполненным бокалом. Стелла плеснула немного в другой стакан, для Адама.
– Выпей, – сказала она.
Он отхлебнул. Напиток подействовал на него как любовное зелье. Стелла казалась ещё более восхитительной, ещё более соблазнительной, чем накануне вечером. Забыв о намерении разыгрывать холодного любовника, он покрыл поцелуями тонкие руки Стеллы. Он крепко обнял её совершенное тело, стремясь превратить в явь недавние видения. Стелла не оттолкнула его, но лишь иронически взглянула из-под полуприкрытых век.
– Ты пытаешься повторить тринадцатый подвиг Геракла? – спросила она.
Ирония в её голосе оказалась каплей дегтя в бочке меда. Она остудила Адама. Он отпустил её и постарался придать себе безразличный вид. Поддерживая игру, в которую она, казалось, играла, он воскликнул:
– Неужели, богиня, ты стала бы осуждать меня за это?
– Я уже давно перестала осуждать мужчин, – равнодушно ответила она. – Несчастные создания! Но не пытайся идти по стопам Геракла. Парень был ненормальным. Придя в неистовство и буйствуя по всей Элладе, он убил собственных детей и лучшего друга. Его плохо воспитали. Я не сразу заметила его недостатки…
Адам недоуменно взглянул на неё. Шутка зашла слишком далеко. Или, может быть, она сама верит во всё это? В таком случае, ей надо показаться психиатру. Или она находится под воздействием какого-то наркотика?
Он почувствовал, как возбуждение покинуло его.
Широко открытые глаза Стеллы смотрели сквозь него куда-то в бесконечность. Слова, срывавшиеся с её губ, звучали как-то глухо, словно она была далеко от него в пространстве и времени. Не зная, как себя вести, он слушал её рассказ.
– Ты слышал про амазонок?
– Да. Воинственное племя женщин в Малой Азии. Они жили без мужчин и сражались, как мужчины.
– Страна амазонок на самом деле была страной не для мужчин. Они считали их людьми второго сорта, место которым лишь у домашнего очага. Никто из мужчин – под страхом смерти – не должен был входить в их лагерь или присутствовать на их военных состязаниях.
Символом могущества амазонок был волшебный пояс их царицы Ипполиты. Он защищал целомудрие той, что его носит. Царь решил заполучить его для своей дочери и нанял Геракла добыть его. Итак, во главе армии греческий герой отплыл в страну амазонок.
Ипполита и её женщины-подданные пришли в сильное волнение. До тех пор они знали лишь мужчин, которые трепетали перед ними, но теперь Эллада послала против них самого великого героя. Из своей башни я наблюдала, как греческий флот подходит к нашим берегам.
– Ты?! – воскликнул Адам. – Я полагал, что ты – Венера. Как же ты могла быть кем-то ещё?
– Тут нет ничего сложного. Я могу вселяться в любое тело по своему выбору. Для нас, богинь, это возможно. Я всегда там, где Любовь.
Она говорила совершенно серьёзно, словно сама верила в это.
– Что за актриса! – подумал Адам. – Или, возможно, она сошла с ума…
Он откинулся на спинку кресла, пристально глядя на Стеллу. Та продолжала рассказ, не обращая внимания на его изумление.
– Я до сих пор помню, как я тогда была одета. Платье из прозрачного белого шёлка, украшенное миртом. На мне также был волшебный пояс, отделанный жемчугом, от которого исходило синее сияние.
Греческая армия приближалась с шумом и громом, ударяя в щиты. Геракл первым ступил на берег. Как мне описать его? Громкий смех, знаменитую палицу, вьющиеся волосы… Он весь был воплощением силы. Могучие мускулы перекатывались под кожей…
Захваченный представлением, устроенным Стеллой, Адам вновь отхлебнул из стакана.
– Тогда я ещё не замечала тупой жестокости в его глазах. Вся эта телесная мощь скрывала отсутствие других качеств, без которых ни один мужчина не сможет удержать женщину, по крайней мере, на долгое время.
«На что она намекает? – подумал Адам. – Может, пытается преподать ему урок любви?»
– Однако все это я поняла уже потом, – продолжала Стелла. – Когда я впервые увидела его, меня словно током ударило. Сердце учащённо забилось. Любопытство, желание, нежность охватили меня с головы до ног. Это была любовь с первого взгляда.
Стелла говорила с таким увлечением, что на какой-то миг Адам почти поверил ей.
– Я не хотела начинать войну против этого героя. Я желала быть побеждённой им, и послала сказать Гераклу, что готова немедленно принять его во дворце. Женщинам я приказала быть наготове, если мои планы не осуществятся.
Он решительно вошел в мои покои. С его плеч ниспадала львиная шкура, на губах играла вызывающая улыбка. Я чувствовала себя, как влюблённая девчонка.
– Мы будем сражаться, и мы победим! – проревел он.
Звук его голоса потряс мой дворец.
– Тебе не нужно сражаться, ты и так – победитель, – нежно ответила я.
Он недоумённо уставился на меня. Я медленно развязала пояс и прошептала: «Он твой».
Он жадно схватил пояс мощными руками. Дальше не было произнесено ни слова. Мои ноги ослабели. Грудь бурно вздымалась. Мои одежды упали. Геракл привлек меня к себе. Я прильнула к его губам; они были красными и сладкими, как истекающий соком гранат. Он поднял меня и бросил на ложе. Мускулистые руки крепко обвились вокруг меня. Я чувствовала на щеке его горячее дыхание. Он покрыл меня жаркими поцелуями. Охваченная любовной лихорадкой, я ожидала чуда, но чуда не произошло.
– Почему? – робко спросил Адам.
– Геракл был груб, – резко ответила Стелла. – Тупая скотина, неспособная на высокие чувства. Он был заурядным самцом, хоть и обладающим силой пятидесяти обычных мужчин.
– Понятно, – пробормотал Адам.
– Пятьдесят умножить на ноль – всё равно будет ноль, – сердито продолжала Стелла. – Получив своё, Геракл уснул, громко храпя рядом со мной. Утром его страсть проснулась вновь. Он схватил меня. Я попыталась сопротивляться. Он одолел меня. Но я не испытывала никакого возбуждения…
– Геракл почувствовал твоё разочарование? – спросил Адам, чтобы хоть что-то сказать.
Стелла кивнула.
– Хотя он не был чуткой натурой, но понял, что его объятия не пробуждают во мне никаких чувств. Он поднялся и накинул львиную шкуру. Его лицо покраснело от досады. В ярости он задел плечом массивную колонну, поддерживающую потолок. Весь дом задрожал. Он бы разрушил весь дворец, если бы я его не остановила. «Геракл, неужели ты должен разрушать всё, к чему прикасаешься?» – спросила я с негодованием.
Не говоря ни слова, он схватил мой драгоценный пояс и стремительно вышел из комнаты. К счастью, ещё ночью я заменила настоящий пояс подделкой. Она тоже была блестящей, но не обладала никакой волшебной силой.
Стелла поднялась, подошла к Адаму и присела на ручку его кресла.
– Теперь ты понимаешь, – мягко сказала она, – почему Геркулесовы столбы не впечатляют меня?
– Так или иначе, он воздвиг себе внушительный памятник.
Стелла улыбнулась.
– У меня этот памятник не пробуждает никаких приятных воспоминаний…
Адам взглянул на часы. Время было позднее.
– Пожалуй, мне пора, – пробормотал он и сухо пожелал Стелле спокойной ночи.
Дверь её спальни была открыта. На кресле около кровати лежал пояс. Он был украшен жемчугом, и от него исходило синеватое свечение.
«Наверно, этот пояс и вдохновил её придумать эту историю», – подумал Адам.
Глава 4
Секрет Дон Жуана
АБСУРДНАЯ история, рассказанная Стеллой, до сих пор звучала у него в ушах. Несомненно, эта женщина наделена живым воображением и просто разыгрывает его. Она не сказала ничего, что нельзя было бы прочесть в книгах. Ну да его мужской интеллект сумеет разгадать игру, поймает её на каких-нибудь противоречиях или нелепом анахронизме.
Такая возможность представилась на следующее утро, когда «Мундания» покидала Гибралтар. Стелла прогуливалась по палубе, провожаемая алчными мужскими и критическими женскими взглядами. Адам, в легком костюме и легкомысленной кепке, с улыбкой приветствовал её. Она любезно позволила ему быть рядом.
– Меня заинтриговал твой рассказ о древнегреческом герое, божественная леди…
Стелла милостиво улыбнулась.
– Скажи мне, – продолжал Адам, – твои отношения с Адонисом принесли тебе больше удовольствия, чем встреча с Гераклом? Кажется, этот парень не оценил твоего пыла; он лишь в растерянности краснел от смущения, вместо того, чтобы действовать…
Но в нём молчит свинцовое желанье.
Она, как уголь в пламени, цветёт.
Он красен от стыда, но в страсти – лед![24]
Процитированные Адамом строчки задели Стеллу.
– Шекспир не знал, о чём говорит, – резко возразила она.
– Если не ошибаюсь, – с иронией заметил Адам, – парня убил кабан, прежде чем ты сумела его покорить?
– Он мне надоел, – раздражённо ответила Стелла.
– Для богини любви ты слишком сурова.
– Адонис, – продолжала она, – был милый мальчик, но ничего не знал о любви. Это обычная беда с такими юношами. Найдя волшебную лампу, они выпускают на волю самые сладострастные видения, но, встретив женщину из плоти и крови…
Она усмехнулась и пожала плечами.
– К тому же не следует принимать поэтов всерьёз. Посмотри, какой беспорядок царил в жизни самого Шекспира.
– А страсть Абеляра к Элоизе ты тоже ставишь под сомнение? – спросил Адам. – Наверно, это был страстный любовник, иначе дядя Элоизы не прибег бы к… некой хирургической операции, чтобы умерить любовный пыл молодого человека.
– Абеляр, – возразила Стелла, – втайне смирился с операцией. Он был поэт, но не мужчина. Вместо того чтобы проявить себя в деле, он теперь мог удовлетвориться написанием писем.
– Какая нелепость! – фыркнул Адам.
У него возникло подозрение, что Стелла сочиняет пародии на самые великие любовные истории. Возможно, она использует его как подопытного кролика, чтобы проверить, какой эффект производят её рассказы.
– Ты случайно не собираешь материал для книги? – саркастически спросил он.
– Я не пишу романы. Я их проживаю.
Тут перед ними возникла массивная фигура Ван Нордхайма под руку с Ирмой Ривингтон, многократно разведённой леди. Голландец вежливо поприветствовал их. Стелла холодно кивнула.
Итак, двое встретились, подумал Адам.
Адам и Стелла продолжали прогулку. Побережье Испании едва виднелось вдали.
– Испания – такая романтическая страна, – с притворной серьёзностью заметил Адам. – Здесь появился на свет Дон Жуан, величайший из любовников. Полагаю, ты встречалась с ним?
Он не мог скрыть сарказма в голосе.
– Дважды, – ответила она, зевнув.
Может, она устала от его расспросов? Или её рассердила его ирония? Тем не менее, Адам продолжал гнуть свою линию.
– В чём был секрет Дон Жуана?
– Я устала. Давай спустимся вниз и выпьем.
Адам охотно согласился. Они спустились в её каюту, Стелла смешала ему коктейль.
– Как же ты встретила Дон Жуана? – спросил Адам с прежним сарказмом.
Стелла лениво вытянулась в шезлонге.
– Это было на балу, который давал губернатор Севильи во время карнавала. По мере того как веселье разгоралось, присутствующие становились всё смелее и позволяли себе различные вольности. В ту ночь не одна девушка потеряла голову. Я была донной Анной, дочерью губернатора.
– Ты хочешь сказать, что завладела разумом и телом девушки? – уточнил Адам.
Последовала пауза, Стелла наморщила лоб, словно припоминая, потом продолжила:
– В то время я была этой девушкой. Анна не была обременена излишним умом, но ее твёрдые, вызывающе торчащие груди, не давали покоя поклонникам. Сознавая свое высокое положение, Анна ревностно оберегала собственное целомудрие, однако сейчас её сладострастный взор переходил с одного мужчины в зале на другого.
Развратная старая графиня шепнула ей, что Дон Жуан Тенорио, самый порочный мужчина в Испании, находится среди танцующих в масках. Следует сказать, что жениха самой Анны на балу не было, он выполнял какое-то поручение двора.
– Видишь, – показала ей старая карга, – вон тот высокий, длинноногий мужчина, у которого пестрый гульфик – это и есть Дон Жуан.
Между тем Дон Жуан отыскивал глазами меня – самую недоступную женщину в Севилье. На нём была разноцветная маска, а пестрый гульфик лишь подчеркивал то, что должен был бы скрывать.
Страсти достигли такого накала, когда тает лед холодных церемоний. Дон Жуан, однако, учтиво приблизился ко мне и вежливо пригласил на танец. Он заговорил со мной, подражая голосу моего жениха. Я притворилась, что ему удалось ввести меня в заблуждение.
– Откуда ты знала, как бы поступила девушка? – спросил Адам.
– Это мой секрет. Я женщина. Я знаю, как поступают женщины.
Заинтригованный, что ещё она сочинит, Адам сделал вид, что Стелла его убедила.
– Что случилось потом?
– В то время как некоторые пары продолжали кружиться в танце в бальном зале, мы нашли уединённый павильон в парке. Не было произнесено ни слова. Тяжело дыша от возбуждения, Дон Жуан скинул верхнюю одежду и привлек меня к себе. Наши губы соединились, тела сплелись.
Я предвкушала долгую ночь любви. Сладострастное напряжение стремительно нарастало, как вдруг я услышала шаги. Сердце у меня оборвалось, я закричала от ужаса. Это был мой отец, губернатор. Он выбрал то же укромное место для рандеву с донной Эльмирой, фрейлиной королевы.
В мгновение ока он обнажил шпагу. Дон Жуан схватил свою, которая лежала рядом на скамейке. В последовавшем коротком поединке шпага Дон Жуана пронзила сердце моего отца. Великий любовник натянул штаны и исчез в ночи. Я уговорила Эльмиру вернуться на бал, словно ничего не случилось. Однако, в конце концов, она проболталась. Анна была безнадежно скомпрометирована…
– Каким образом Дон Жуану удалось избежать наказания за убийство губернатора? – спросил Адам.
– У семьи Тенорио были, что называется, «связи». Дон Жуан легко отделался – был сослан в Неаполь. Там я встретила его во второй раз.
– Что? Вы снова встретились?
– Но ведь тогда нам помешали… На этот раз я была Изабеллой, герцогиней Неаполитанской. К тому времени Дон Жуан уже, как сказали бы сегодня, «поимел» 1003 женщины. Его рекорд возбудил моё любопытство. Его же влекла ко мне моя репутация. Меня называли «неаполитанской ведьмой». Имея много любовников, я была привередливой.
Как и в первый раз, Дон Жуан прибег к обману. Видимо, это входило в его технику обольщения и придавало пикантность любовным приключениям. На это раз он пришел, завернувшись в плащ, украденный его слугой у одного из моих любовников. Как и в прошлый раз, я притворилась, что ему удалось меня обмануть. Лишь в будуаре он открыл свое лицо.
– Дон Жуан! – воскликнула я в притворном удивлении.
Мне даже удалось покраснеть. Он целовал меня и вёл искусительные речи. Потом он скинул с себя одежду. Истинный любовник сначала раздел бы женщину…
«Я бы именно так и сделал», – хотел сказать Адам, но слова застряли у него в горле.
– Затем он раздел меня; его ловкие руки успели попрактиковаться на 1003 женщинах. Потом подвёл меня к большому зеркалу. В его глазах вспыхнуло желание, когда он рассматривал наши отражения. Должна признать, это было красивое зрелище. Он был прекрасно сложен. Никаких недостатков…
– Значит, ты, в конце концов, получила то, что хотела?
– Нет. Интуиция подсказывала мне, что больше всего его возбуждало собственное стройное тело, а не моё.
– Дон Жуан страдал нарциссизмом?
– Это было за несколько веков до Фрейда, – заметила Стелла. – Тем не менее, Дон Жуан почувствовал, что я заметила, какое удовольствие он получает от того, что разглядывает себя. Он попытался исправить впечатление, подхватив меня и бросив на постель. Но я не испытала ни экстаза, ни даже прилива страсти. Я не могла забыть, что Дон Жуан влюблён в себя – не в меня!
Он волочился за всеми женщинами, которые оказывались поблизости, – от королевы до служанки, – чтобы в очередной раз доказать свою мужскую силу. Сами женщины его мало интересовали. Именно охота на женщин, а не сами женщины, поддерживала огонь его страсти. Неразборчивость в средствах делала процесс соблазнения не таким скучным…
– Мне кажется, ты несправедлива, – возразил Адам. – В каждом мужчине заложен инстинкт охотника. И Дон Жуан не был исключением.
– Возможно. Но конечная цель мужской охоты – женщина.
– Необязательно женщина, но – женщины. Разнообразие придает любви особую пикантность, – заявил Адам, припомнив статью по вопросам секса одного итальянского исследователя.
– Мужчина, – возразила Стелла, – может любить более одной женщины одновременно. Однако настоящий мужчина получает больше удовольствия от одной женщины, чем Дон Жуан от 1003.
– А что случилось с Дон Жуаном в старости? – спросил Адам, вновь делая вид, что принимает рассказ Стелы за чистую монету.
– Вскоре после нашей встречи в Неаполе его не стало. Барселона была последним пунктом его любовного паломничества. Он умер в публичном доме.
В этот момент в каюту вошел, двигаясь с кошачьей грацией, молодой, смуглолицый итальянец в голубой униформе. Это был Феликс. Он подал Стелле поднос с несколькими радиограммами. Та вежливо поблагодарила его, в голосе звучали ласковые интонации. Адам с любопытством взглянул на неё. Неужели этот пышущий здоровьем молодой стюард мог заинтересовать «богиню»?
