Джосайя Бэнкрофт
Вавилонские книги. Книга 2. Рука Сфинкса
Глава десятая
В мире природы существуют две разновидности трепета: плотский трепет, связанный с размножением, и гипнотический трепет, испытываемый добычей определенных хищников, таких как горностай.
После многих лет наблюдений я все еще не понимаю, какой именно трепет внушает мне Башня.
Размышления о Столпе, Джон Кларк
Волета Борей никогда не относилась к тем людям, что любят мечты или праздные размышления. Причина, по которой человек может притворяться, что находится где-то еще, когда вокруг столько неизведанного, была для нее абсолютной загадкой. Схожим образом она не любила спать. Сон подобен затмению: он так же тревожно прерывает совершенно хороший день. Она дремала, но только в опасных местах – на перилах, корабельном носу и в такелаже, потому что невозможно спать крепко, балансируя на краю. Она была бдительна, неутомима и постоянно искала новизны.
Короче говоря, она была идеальным дозорным.
С той минуты как они вышли из порта Голла, она взяла на себя обязательство беречь команду «Каменного облака» от засады. Она обладала исключительным талантом: вглядываясь в комариный рой торговцев, крейсеров, боевых кораблей и туристов, определяла проблему, пока та еще оставалась далеко и от нее можно было удрать.
Обнаружение пиратов представляло собой искусство. В точности как любая раковина может стать домом для краба-отшельника, любой корабль может быть пиратским кораблем. Более чем доказанный факт! Вопреки множеству приключенческих историй, пираты никогда не летают под черным знаменем или флагом с костями. Они часто выглядят весьма невинно. Единственный надежный способ отделить пиратов от законопослушной публики – обозначить их курс. Корабли, которые бродили кругами, или пристраивались хвостом к другим кораблям, или быстро прыгали между течениями, вызывали у Волеты подозрения. Если такое судно поворачивало и ложилось на перехват «Облака», она требовала изменить курс и они убегали, прежде чем ловушка могла бы захлопнуться.
Хотя она беспокоилась не только о пиратах.
За «Каменным облаком» тянулся след из ограбленных торговцев, и каждый хотел отомстить. И еще был «Арарат», флагман Комиссара, который нес достаточно орудий, чтобы обезглавить гору.
Капитан не сомневался, что Паунд не остановится ни перед чем, чтобы вернуть украденную картину, и поэтому почти ежедневно убеждал Волету продолжать следить за дредноутом. Впрочем, ее не приходилось слишком уж уговаривать сохранять бдительность; все они были хорошо знакомы с жестокой тактикой Паунда. Он погубил невинный торговый корабль и опустошил порт, чтобы добраться до капитана.
В начале путешествия Волета спросила, почему бы просто не продать или не выбросить картину, раз от нее такие беды. Капитан ответил: «Я бы бросил ее за борт в одно мгновение, если бы думал, что это положит конец погоне Комиссара. Но к несчастью для нас, картина и отпугивает его, и манит. Паунд не собьет нас, пока думает, что картина на борту, но и он не отзовет погоню, пока не вырвет из наших рук желаемое».
К счастью для них, силуэт у «Арарата» был уникальный – словно блиндаж, повисший на трех черных сливах, – и опознать его было легко. «Каменное облако», с другой стороны, выглядело безобидным, и его легко было не заметить. Волета провела много часов на мягкой макушке корабельной оболочки, сидя в ямочке теплого шелка, наблюдая за небом в поисках ужасных очертаний. Она несколько раз видела «Арарат» на расстоянии, и они приняли меры предосторожности, нырнув в облако на несколько часов. Уклонения стали рутинными.
Однако сегодняшний день был далек от рутины. Сегодня Волета впервые в жизни замечталась.
Во всем виновата Пискля. Белке нравилось, когда за ней гонялись, а Волете нравилось потакать питомцу, особенно когда у всех на борту настроение необъяснимым образом испортилось, после того как они вернулись с мешками книг из летающего коттеджа. Пока команда куксилась внизу, Волета преследовала белку-летягу среди такелажа.
В течение получаса Пискля ускользала от нее с легкостью. Ценой немалых усилий Волете удалось загнать хитрую зверушку на верхнюю часть оболочки. Беличьи лапки барабанили по воздушному шару, как пальцы по столешнице. Волета потянулась к летяге, но Пискля, вместо того чтобы отступить, кинулась вперед, подбежала к рукаву девушки, выскочила из-за воротника и, щекоча шею, забралась в волосы. Как будто электрический разряд пробежал через руку Волеты и вышел через макушку.
Обессиленная и развеселившаяся, она бросилась на большой матрас. Пискля свернулась клубочком в ее шевелюре и быстро уснула. Волета лежала в оцепенении, глядя на пустое небо.
Она задавалась вопросом, как долго Пискля просидела бы в маленькой ротанговой клетке, прежде чем получила бы свободу. Дни? Месяцы? Она родилась в неволе или попала в плен? Волета вообразила себе, как нежное существо часами ходит взад-вперед, словно маятник, ударяясь головой о все ту же преграду. Как она не сошла с ума и не покалечилась? Волета представила себе, что уменьшилась до размеров белки. Представила, как роет пол, пока пальцы не начинают кровоточить, а дощечки не покрываются пятнами и неровностями, пока ничего не остается, кроме этого рытья, и она роет, забыв обо всем, роет без надежды на спасение.
Она вдруг вспомнила Родиона, своего старого конферансье и сутенера, который стоял над ее койкой в темноте, пока она притворялась спящей. Другие девушки спали в больших, роскошных кроватях с отличными льняными простынями, но такую постель приходилось делить с ужасными мужчинами, которые, похоже, рыли полы собственных невидимых клеток. Она не завидовала тем девушкам. Ее койка в углу гримерки за кулисами в «Паровой трубе» была привилегией звезды. Но слава не могла защитить ее от похоти Родиона. Волета знала, о чем он думает, пробираясь тайком в ее комнату, потому что сутенер часто говорил о своей мерзкой дилемме. «Не могу определиться, – повторял он, – надо ли тебя продать или воспользоваться тобой самому».
Она часами лежала и слушала его тяжелое дыхание.
А потом сквозь туман воспоминаний прорвалась знакомая фигура, и Волета поняла, что слепо таращится на «Арарат».
Она не поверила глазам. Она выставила руку и закрыла похожую на крепость гондолу большим пальцем, а потом перевела взгляд туда-сюда, рассчитывая расстояние: половина лиги. Немыслимо. У борта летающей крепости блестели на солнце шлемы, орудия и гарпуны.
«Арарат» готовился к бою.
Их засекли.
Осознание того факта, что «Арарат» не собьет их сразу, утешало слабо. Команде «Каменного облака» не суждено умереть, рухнув с неба, как метеор, лишь потому, что Паунд намеревается искалечить их корабль и взять на абордаж.
Сенлин знал, что Комиссар – мстительный человек. Паунд получил немалое удовольствие, созерцая публичное унижение и избиение, которые сопровождали «суд» над Тарру, завершившийся приговором к ходству. А ведь Тарру когда-то блистал на приемах самого Комиссара и лишь припозднился с оплатой счетов. Сенлин же ограбил и унизил тирана. Их судьба будет куда хуже рабства, в этом он не сомневался.
Сенлин был полон решимости защитить команду от захвата и пыток со стороны Комиссара. Если придется собственными руками погубить корабль и всех на борту, что ж, он и к такому готов. Он сам не знал, была ли эта решимость трусливой или милосердной. Он старался не думать об этом слишком много.
– Догоняет быстро, – сказала Эдит, прикрывая глаза от солнца. «Арарат» парил между ними и светилом. «Каменное облако» висело в ярко освещенном небе, беззащитное. – Вверх или вниз, капитан?
Он застегнул сюртук и поправил треуголку, словно то был руль его мыслей. Небо было чистым, без единого облачка. Стоял один из тех кристально-ясных дней, что предшествуют лету и губят даже лучшие уроки, зачаровывая учеников. Сейчас он был как никогда готов заплатить любую сумму за тучи.
Спрятаться было негде, не считая покрова у вершины Башни, так называемого Небесного Воротника, который, по слухам, представлял собой смертельный туман. В любом случае до него слишком далеко. Нет, надо снижаться. «Арарат», конечно, не отстал бы от них на пути вниз, но Сенлин подозревал, что огромный боевой корабль не сможет так же проворно поменять курс и снова подняться. Если ему удастся вынудить «Арарат» опуститься достаточно сильно, – кто знает, вдруг дредноут Комиссара потеряет управление и врежется в землю? «Каменное облако» в этом случае сыграло бы роль плаща матадора.
– Мистер Борей, закройте воздуховод и откройте клапаны. Мы спускаемся. Сколько балласта можно использовать?
– Резервуар полон, – сказала Эдит. – В остальном мы странствуем налегке. Возможно, придется выбросить мебель.
– Это будет захватывающе. Волета, Ирен, берите топорики. Заступайте на дежурство возле борта. Если они выстрелят из гарпунных пушек, рубите тросы.
– Да, сэр, – сказала Волета, но не пошевелилась.
Никто не шелохнулся. Они стояли, словно привинченные к палубе, уставившись за спину Сенлина, на приближающийся военный корабль.
У «Арарата» имелось кое-что общее с кораблями туристов: он не был похож на судно. Создатели этого монстра отвергли всякое прихотливое почтение к морской родне в пользу более практичного и жуткого облика. Это был зáмок: с зубчатыми стенами, бойницами для орудий, с трапом в виде подъемного моста. Черный как смоль, но под лаком скрывались кости леса – сотни деревьев были ободраны, согнуты и скручены в корпус такой прочности, что он мог выдержать попадание пятифунтового пушечного ядра. Воинственные габариты корабля позволяли ему загнать другое судно в стену или забить в землю. Его атаку нельзя было отбить, и если он выстреливал в противника крючьями – тот уже не мог сбежать.
Сенлин стукнул по палубе аэрожезлом. Его то ли карта, то ли дубинка издала звон, точно молоточек судьи. От звука все вздрогнули.
– Где моя команда? – рявкнул он, заглядывая им в глаза. Бедолаги отворачивались, втягивали головы в плечи, сутулились. – Где храбрецы, которые однажды выстояли против «Арарата» без соратников и даже без единой пушки? Где та дерзкая банда, которая избавилась от хозяев и отвоевала право следовать собственной воле и прихоти? Эта компания наемников, с которой мы столкнулись сегодня, сражается ни за что. Их интересует только жалованье. Их интересуют амбиции, продвижение по службе, медали на груди. Они сражаются за человека, который не заслуживает уважения, человека, который вынужден носить маску, потому что у него аллергия на весь белый свет. Он прячется, потому что боится – боится нас, и не зря! Мы боремся за свободу и воюем друг за друга. Наша дружба делает нас опасными; мы черпаем мужество в нашей верности. Итак, я спрашиваю еще раз: где моя команда? Где моя команда?
Его речь сломала гипсовый кожух страха, который затвердел и обездвижил их сердца и руки с ногами. Они бросились к рулю и ограждению борта. Ирен вытащила из ящиков пеструю коллекцию оружия – сабли, пистолеты и мушкеты. Волета достала топорики и снова наполнила угольное ведро, а ее брат изучил показания барометра и анемометра на своем посту, предсказывая по данным старинных приборов, как далеко они могут опуститься, прежде чем земля их откажется отпускать. Эдит задраила люки и заперла большую каюту, а затем начала помогать Ирен заряжать пушки, действуя проворно и уверенно.
Сенлина замутило, когда корабль начал быстро снижаться. Ветер свистел вокруг них, и тросы застонали, когда вес гондолы уменьшился. Адам был надежным пилотом, но все равно падение казалось слишком стремительным. Сенлин надеялся, что его речь не побудила юношу к безрассудству.
Рынок под ними выглядел поперечным сечением легкого: проходы между навесами и палатками из плотной ткани и более широкие железнодорожные пути дробились, ветвились, разделялись надвое снова и снова. Спускаясь, они попали в вялое южное течение, и «Арарат», находясь во власти более высокого и проворного потока, быстро надвигался, превращаясь в тень над «Каменным облаком». Наблюдая за птицами, которые метались и собирались в стаи между сближающимися кораблями, Сенлин ждал каких-либо признаков того, что ветер меняется в их пользу. Но ничего не видел. Он бы хотел, чтобы «Каменное облако» стало птицей, способной кружиться и взлетать по собственной воле, а не мчалось вниз, словно опавший лист!
– Это была прекрасная речь, Том, классический образец красноречия. Ты мог бы стать политиком, не будь таким сентиментальным дураком, – заметил стоящий рядом призрак Марии. Ее щеки алели, губы припухли, словно она выпила что-то очень горячее. Она погладила его и продолжила: – Но ты не можешь уговорить ветер измениться. Ты правда больше ничего не можешь сделать.
Он забеспокоился, увидев, что она пилит толстый джутовый канат, который в числе прочих привязывал корабль к оболочке с водородом. Он узнал этот нож. Он лежал в ящике стола на кухне его домика; это был его нож – нож, которым он чистил рыбу и резал фрукты. Она трудилась не покладая рук, и джутовые волокна лопались одно за другим.
– Ты обещал, что не допустишь, чтобы они угодили Комиссару в руки. Сдержи обещание. Хватай нож, Томми, и начинай пилить. У нас заканчивается небо.
– Прошу тебя, умоляю, оставь меня в покое. Я не могу… – сдавленным голосом прошептал Сенлин.
– О, так ты меня слышишь? – Она на мгновение перестала пилить и вгляделась в его лицо, сморщенное от мольбы. – Это твой любимый нож. Однажды ты отругал меня за то, что я подрезала им метлу. Помнишь, да? Ты обращался со мной как с ребенком. Я не была на самом деле твоей женой. Я была ученицей. Мы оба должны принять этот факт. А вы извращенец, директор Сенлин, – выбрали себе жену из списка учеников, это же надо было додуматься.
– Прошу тебя! – прошипел он. – Мне очень жаль. Я скоро расскажу тебе, до чего мне жаль. Но прошу, оставь меня в покое на день. Я хочу нас спасти, но не смогу, не смогу, пока ты здесь. Ты меня погубишь.
Ветер свистел, палуба дрожала. Мария опробовала острие ножа на кончике пальца и бросила на Сенлина задумчивый взгляд:
– Мне нравится, когда ты говоришь со мной, Том. Но обещай делать это чаще. Один день. Я дам тебе один день. Если будешь меня игнорировать потом, я рассержусь.
– Если я тебя проигнорирую, это будет означать, что я мертв, – сказал он, а потом огляделся по сторонам и, взглянув видению в глаза, продолжил: – Обещаю. Поговорим об этом завтра.
Волета высунулась из такелажа и прокричала какое-то предупреждение, которое сожрал ветер. Сенлин отвернулся. Когда он снова взглянул туда, где стояла Мария, ее уже не было.
– Они почти над нами, капитан! – повторила Волета. Черный «Арарат» почти исчез из вида – его заслоняла оболочка «Каменного облака».
Сенлин посмотрел вниз. До земли оставалась, наверное, тысяча футов, и они все еще снижались слишком быстро.
– Запускайте топку, мистер Борей. Надо замедлить ход.
– Слушаюсь, сэр, – отозвался Адам.
– Если не сбросим балласт, из-под него не выберемся, – предупредила Эдит, высунувшись за борт корабля.
– Он утыкает нас гарпунами, когда будем проходить мимо, – сказал Сенлин.
– Значит, придется попотеть. Сейчас мы гвоздь, а «Арарат» – молот. Нас забьют в землю, капитан, – предостерегла Эдит.
Сенлин хотел сохранить прежний курс и дождаться низкого течения, которое могло бы унести их из тени военного корабля. Но надежда была слишком зыбкой, чтобы положиться на нее, рискуя их жизнями. Он хлопнул ладонью по фальшборту и приказал сбрасывать балласт.
Адам передвинул рычаг рулевой консоли вперед, но на полпути перестал чувствовать всякое сопротивление. Рычаг упал обратно, как сломанная конечность. Юноша с растущей тревогой повторил действие, но результата не дождался.
– Балласт, Адам! – заорал Сенлин, взбегая по ступенькам на квартердек.
– Ничего не получается. – Адам присел на корточки и распахнул дверцу рулевой консоли. – Тут лужа масла.
– Что это означает?
– Гидравлический провод где-то сломался. Я не могу это исправить.
– Ирен! – крикнул Сенлин, приложив ладони ко рту. Великанша посмотрела на него с главной палубы, где стояла, вбивая заряд в ствол мушкета. – Балластный люк заело. Сможешь его открыть?
Она стукнула шомполом в последний раз и бросила заряженный мушкет Эдит, та схватила его на лету. Потом амазонка забралась на полубак и подняла доски, под которыми скрывался резервуар. Когда она прыгнула в него, взметнулся фонтан.
– Я их больше не вижу, капитан, – сказала Волета, сползая по тросу на палубу.
Она перебежала от левого борта к правому и обратно. Указала на восток. Там на земле росла и приближалась тень «Каменного облака», отмечая их падение. Силуэт надвигался на них, летя через навесы Рынка. Куда более внушительная тень «Арарата» ложилась поверх их собственной. Две тени сближались, щель света между ними становилась все уже, и в конце концов они слились.
Доски под ними вздрогнули, по такелажу прошла волна. Корпус закружился и задергался, словно доска качелей, которые толкают неравномерно.
– Они сверху, – проговорила Волета.
С неба упала веревка. За нею последовала другая, а потом еще и еще, с обеих сторон. Концы веревок дергались и подпрыгивали, словно змеи, которых держат за хвосты. Кто-то спускался по ним. Еще немного – и агенты Комиссара хлынут на борт. И тогда команда «Каменного облака» будет побеждена.
Глава одиннадцатая
Клан Пеллов выделяется придворными манерами. Любой Пелл всегда хорошо одет, сладко надушен и служит образцом самой современной моды. В целом они безобидны, но отличаются прискорбной болтливостью: тот, кого загнал в угол какой-нибудь Пелл, всерьез рискует оказаться очарованным до смерти.
Антропология Вавилона, А. Франбуаз
Молодой аристократ никак не мог перестать возиться с широким синим галстуком. Присобирал и выверял складки, то вытаскивал, то заправлял обратно под шелковую рубашку всякий раз, когда замечал свое отражение в оконной створке. Поскольку он не мог перестать расхаживать по каюте – которую капитан провинциального воздушного корабля оптимистично окрестил «Покоями маркиза», – отражение появлялось с безумной регулярностью. И с проклятым галстуком вечно было что-то не так.
Истина заключалась в том, что девушка испортила всю поездку. Он был начинающим орнитологом, и эту трехдневную экспедицию организовал его отец, влиятельный казначей Пелфии, с целью упрочить положение сына в этой области. Молодой аристократ должен был определять и записывать прохождение перелетных птиц, в особенности осоеда. Но вместо этого служанка, которая приносила завтрак, чай и ужин, околдовала его. Расписание, согласно которому она приходила и уходила, едва оставляло ему время, чтобы собраться с мыслями, прежде чем чаровница появлялась опять, распаляя желание в ущерб научным исследованиям.
Он таких женщин раньше не видел. Темнокожая, как кофейное зерно, и с большим ртом. У ее фигуры были такие экстравагантные изгибы, на фоне которых любая девушка из Пелфии возбуждала столько же чувств, сколько и метла.
Она, очевидно, не была им так увлечена. Она не ответила ни на одно его игривое замечание. Он сперва пытался поразить ее познаниями в орнитологии, но она лишь закатила глаза, продемонстрировав белки без единого пятнышка, и ответила, дескать, «в курицах ничего не смыслю». Он показал ей свои научные приспособления – полевой бинокль, телескопы и кронциркуль, которым собирался измерять череп и клюв осоеда, если посчастливится раздобыть таковые, – но эти прекрасные инструменты удивили ее не больше каких-нибудь ложек.
Неудачи не отрезвили его, как холодный душ, но лишь разожгли похоть. Будь это его собственный корабль или отцовское судно, а не зафрахтованный шлюп, он бы смело поразил ее глубиной своих чувств. Но у нее, кажется, были родственники среди команды, и он не в том положении, чтобы начинать рискованное агрессивное ухаживание. У него не было выбора, кроме как добиваться ее расположения. Но как?
До чаепития оставалось две минуты. Он должен что-то сказать. О погоде? Слишком банально. О его родословной? Слишком внушительно. О ее родословной? Слишком уныло. Что тогда?
Он развеял свое беспокойство, сорвав галстук и повязав заново. Он как раз придавал фестончатому краю безупречное расположение, когда его взгляд привлекло нечто за оконным стеклом. В некотором отдалении два корабля, маленький и большой, как будто спаривались. Он тотчас же узнал главное судно: «Арарат», флагман армады Комиссара. Комиссар Купален служил Пеллам, разумеется; из чего вытекало, что этот корабль в каком-то смысле на службе его отца, то есть в некотором роде под командованием самого молодого орнитолога. Ну, так он решил для себя.
Юноша распахнул окно и взглянул на два корабля в бинокль. Его шлюп летел низко, потому что в высоких течениях похолодало, и ему это не понравилось. Как хорошо, что он потребовал принять меры! Теперь у него прекрасный вид на воздушное представление.
Было очевидно, что «Арарат» подстерег судно – вероятно, пиратское, – которое безгранично уступало ему по силе, и теперь собирался взять его на абордаж. К кораблю уже тянулась дюжина тросов, и элегантные агенты в опрятных темно-синих мундирах спускались со всех сторон. На пиратском корабле не хватало людей: орнитолог насчитал всего четверых. В бинокль они выглядели маленькими, как фигурки из музыкальной шкатулки. Из дула игрушечного пистолетика вырвалось облачко дыма, и агент, спускающийся по тросу, свалился и упал, хватаясь за грудь.
Молодой орнитолог взволнованно оторвался от бинокля.
– Комиссар поймал банду, полную сил. Как весело.
Над его дверью звякнул колокольчик, и он крикнул, позабыв, кто стоит за порогом:
– Да-да, входите!
Вошла миловидная горничная с серебряным подносом в руках и направилась к столу.
– О, оставь это! Оставь и иди сюда, – возбуждено сказал орнитолог, вновь прилипая к биноклю. – Один мой военный корабль захватил пиратское корыто!
Пока команда «Каменного облака» пыталась перезарядить древнее огнестрельное оружие, агенты спускались на палубу по веревкам. Адам засыпал черный порох в дуло мушкета, когда позади него на квартердеке что-то стукнуло – появился агент с аккуратной бородкой. Адам швырнул кисет с порохом в противника, пока тот вытаскивал саблю. Порошок влетел агенту в лицо, тот вздрогнул и чихнул. Его клинок со звоном упал на палубу. Адам пнул ослепшего врага каблуком, и тот кувыркнулся через балюстраду.
Адам повернулся и увидел, как другой агент запрыгивает на главную палубу. Волета висела среди такелажа, зацепившись коленями. Она сражалась с ржавым пистолетом, который сломался, прежде чем ей удалось выстрелить. Ударник отвалился от пороховой полки. Она собиралась его снова прикрепить, пусть даже порох и сыпался наружу. Агент прицелился в Волету из нового пистолета, отслеживая ее рассеянное покачивание рукой.
Недолго думая, Адам схватил валяющуюся на палубе саблю, вскочил на рулевую консоль и прыгнул с квартердека.
Эдит отбросила разряженное кремневое ружье и подсчитала выживших из первой волны агентов: всего пять. Она знала, что топка будет первой целью абордажной команды, которая захочет покалечить корабль, поэтому расположилась перед нею и вытащила саблю. Трое мужчин бросились к ней, их клинки образовали трезубец. Она отвела первый и прокрутила его вокруг своего плеча. Второй клинок схватила перчаткой, испускающей пар, и переломила на трех четвертях от острия. Третий зубец атаки она едва успела отразить этим же обломком.
Нападение сорвалось, агенты отпрянули.
Эдит бросила стальной обломок в человека, которому он принадлежал, и агент рефлекторно попытался поймать летящий предмет. Кусок полированной стали пронзил его ладонь и воткнулся в шею, хлынула кровь.
Когда агент упал, его соратники обернулись и обнаружили, что вскоре та же участь постигнет и их.
– Видишь, «Арарат», большой черный корабль под красивыми золотыми знаменами, прижал маленькое судно. Оно не может опуститься еще ниже, потому что разобьется о землю, и оно слишком маленькое, чтобы поднять дредноут, – объяснял молодой орнитолог горничной, которая таращилась в бинокль с открытым ртом. Наконец-то он обнаружил нечто, достойное ее внимания. – Поэтому у них всего два варианта: уступить или сопротивляться и погибнуть.
– Кто они такие?
– Пираты, разумеется.
– Откуда вам знать?
– Потому что их преследует мой Комиссар, потому что они бегут и потому что они сопротивляются. Пираты довольно глупы. – Он взглянул в подзорную трубу, а потом незаметно переместился за спину горничной, которая перегнулась через подоконник.
Она его словно и не замечала. Он почувствовал себя уязвленным из-за такого безразличия к близости тел, но вряд ли ее можно было винить. Сцена была захватывающей.
Симпатичная пиратка повисла среди такелажа корыта, словно вишенка на дереве, а под нею молодой пират бросился на агента Комиссара.
– Только взгляни на него! Повязка на глазу и все такое. Не могу дождаться, чтобы рассказать братьям. Настоящий пират. Посмотри, как он мечется. Очевидно, что у него нет никакой военной подготовки.
– Может быть, он ее любит, – проговорила горничная, наблюдая, как отчаянный парнишка-пират сражается врукопашную с агентом. Они катались туда-сюда, пытаясь вырвать друг у друга единственный пистолет.
– Ну еще бы, как не полюбить такую шлюшку. Я и сам влюбился. Ах, если бы меня приласкала пиратка… – Они увидели, как девушка с густой черной шевелюрой упала на спину человеку в мундире, который прижал одноглазого парня к палубе. В руке у пиратки был топорик, и она сделала нечто ужасное с затылком агента.
Орнитолог ахнул.
– Да уж, она бы тебя приласкала… – невозмутимо проговорила горничная чуть слышным шепотом.
Орнитолог бросил на затылок прелестницы взгляд, полный неприкрытой похоти. Она распалилась. До чего же славно. Он облизнул губы и снова заглянул в подзорную трубу:
– А вот и подкрепление.
Сенлин знал, что где-то внутри летающей крепости, которая взгромоздилась на «Каменное облако», где-то посреди пушек, ухмыляется под черной резиновой маской Комиссар. Сенлин также был уверен, что Паунд не станет опять ввязываться в драку, после того как едва избежал смерти во время их последней встречи. Нет, если он и увидит Паунда снова, то лишь на своей собственной казни.
Сенлин наблюдал с полубака, как новая волна агентов скользит по тросам с тени «Аарарата». Он уже сбил с веревок пару атакующих, орудуя аэрожезлом. И собственная жестокость подействовала, как стаканчик бренди, наделив ясностью мыслей и бдительностью. Было очень странно обнаружить у насилия такой эффект, и он задался вопросом, не похоже ли оно на бренди в другом смысле: вдруг насилие в малых дозах отрезвляет, а в избытке – пьянит? Можно ли вершить убийства ответственно, соблюдая некое подобие приличий? Неужели жестокость, как вино, была повитухой философии?
Выстрел сзади развеял иллюзию ясности мыслей. Он повернулся и увидел, как агент падает лицом вниз на ступени полубака и в его спине дымится дыра. Эдит, оторвав взгляд от прицела, отсалютовала Сенлину пистолетом с главной палубы. Он ответил таким же хладнокровным приветствием и повернулся вовремя, чтобы воспрепятствовать человеку, который как раз коснулся фальшборта мысками ботинок.
Он знал, что так не может продолжаться вечно. У Паунда было больше людей и пороха, чем у них – возможностей сопротивляться. Сенлин охранял открытый резервуар, из которого пока еще не выбралась Ирен. Чувствуя, что амазонка не выныривает слишком долго, Сенлин присел и заглянул внутрь, высматривая ее. Он ничего не увидел, кроме чернильного блеска воды в неосвещенном трюме; время от времени оттуда доносились вздохи. Если он пойдет за ней, то оставит нос беззащитным и их смогут захватить, – впрочем, пока они зажаты под дредноутом, это неизбежно. Они оказались в ловушке того же мертвого ветра, что и военный корабль, и между ними и Рынком всего несколько сотен футов воздуха. Сенлин видел, как жители рынка встречали разбившиеся суда: обгладывали, словно жуки-трупоеды. Его труп, вероятно, будет еще теплым, когда какой-то богатенький турист начнет дергать его за ботинки.
Ирен вырвалась из воды и судорожно втянула воздух. Ее руки позеленели от водорослей; Сенлин схватил ладонь амазонки, помогая выбраться.
– Не могу открыть изнутри. Заело намертво. – Она дрожала, губы побелели. – Придется ломать снаружи.
Она схватила топор с короткой ручкой, который Волета оставила, чтобы рубить тросы захватчиков. Намотала один конец своей цепи с крюком на крепежную утку на палубе, а другой – на собственное предплечье.
– Мне нужна всего минутка…
Она уже собиралась прыгнуть за борт, когда Сенлин ее остановил:
– Постой! Мы пока не можем рвануть с места в карьер. Надо сперва выбраться из-под «Арарата», иначе это будет пустая трата балласта.
Оба пригнулись, когда над головами просвистела пуля. Стрелявший агент понял, что промазал, и попытался забраться назад по веревке, на которой болтался. Ирен схватила кофель-нагель с фальшборта и швырнула в захватчика. Деревянный штырь ударил агента в лоб, и он упал, как камень.
– Ну и как мы собираемся это сделать? – спросила амазонка.
Сенлин посмотрел на Рынок. Они были достаточно низко, чтобы разглядеть людей, а также верблюдов, носилки и пегих лошадей на узких улочках базарных трущоб. К запаху свежего белья примешивалась нотка гнилья. Приближался поезд, волоча за собой шлейф пара.
– Надо спуститься.
– Воздуха недостаточно.
– Нам нужен не воздух, а ветер! – отрезал Сенлин и вытащил гарпун из гарпунной пушки.
– А вот и пятый пират. Ого, какой амбал! Только вот непонятно, мужчина или женщина. Оно только что выползло из носовой части корабля. О, оно стукнуло агента по башке! – Орнитолог вот уже несколько минут комментировал происходящее.
Горничную осенило, что любопытство поставило ее в уязвимое положение. Но сцена была такой захватывающей. Она не могла отвести взгляд. Женщина с механической рукой отбила дюжину разряженных мужчин без посторонней помощи. Всякий раз, когда воздухоплаватель Комиссара падал под ударом ее сверкающего кулака, горничной хотелось вопить от восторга.
– Ты это видишь? Смотри на нос, куколка, – ворковал орнитолог. – Я думаю, адмирал что-то замышляет.
Пока они наблюдали, человек в черной треуголке бросил гарпун в подбрюшье корабельной оболочки. Колючка гарпуна зацепилась за шелк, и пират дернул трос, открыв прореху. Вокруг нее ткань воздушного шара пошла волнами и начала деформироваться.
– Это как смотреть на гадюку, которая кусает сама себя, – сказал орнитолог. – О, на сколь безумные поступки способны отчаявшиеся люди!.. – Он одолел то маленькое расстояние, что еще разделяло их, и прижался к горничной, как к двери, которая не желает открыться.
