К XIII веку плодородные речные долины Хантингдоншира, как и большинство лучших сельскохозяйственных земель Англии, были заселены уже не менее пяти тысяч лет. История их обитателей в течение этих пяти тысячелетий – это история постоянных вторжений других народов, миграций или завоеваний, которые затрагивали местное население на разных уровнях и в разной степени26.
Охотники эпохи палеолита, проживавшие здесь изначально, были вытеснены на рубеже II и III тысячелетий до н. э. пришельцами с континента, которые стали выращивать зерновые культуры, создав первые в Британии сельскохозяйственные общины. Те, кто пришел сюда в бронзовом и железном веках, расширили обитаемую территорию, освоив возвышенности и леса с их более скудными почвами. К I веку н. э. образовался небольшой избыток сельскохозяйственной продукции, позволивший наладить вывоз зерна в римскую Галлию. Это, возможно, побудило римлян в 43 году переправить через Ла-Манш – без особых на то причин – войско, призванное захватить Британию. Сеть одинаковых, квадратных в плане укреплений, построенных легионерами, обеспечивала безопасность в стране и способствовала подъему экономики наряду с римскими дорогами, каналами и городами.
Одна дорога, позже названная Эрмин-стрит, шла в северном направлении, из Лондона в Йорк. Там, где она пересекала реку Нин, возник город Дуробривы. Множество печей римского времени, найденных в этих местах, свидетельствуют о хорошем развитии гончарного дела. Хозяева окрестных вилл продавали в городе керамические изделия. Одно время считалось, что собственниками таких вилл были римские магистраты; сейчас установлено, что большинство их принадлежали местной романизированной знати. Гораздо более многочисленными были крестьянские хозяйства, преимущественно изолированные, но иногда существовавшие в виде групп – вероятно, земледельцы состояли в родстве друг с другом27.
Следы эксплуатации сельскохозяйственных угодий в римскую эпоху обнаружены в Хантингдоншире вдоль границы болот, а также на реке Оуз. Дальше, в Бедфордшире, на реке Айвел, благодаря аэрофотоснимкам стали видны очертания римских полей. Урожайные земли, примыкавшие к болотам, стали основной житницей для легионов, расквартированных на севере Англии. Зерно перевозилось по рекам и каналам, прорытым римлянами28.
Когда Римская империя стала переживать трудные времена, легионы были выведены из Британии (410 г.). Торговля и города пришли в упадок, дорогами некому было пользоваться, новосозданные города уменьшились в размерах или вовсе исчезли, как случилось с Дуробривами.
Позже, в V веке, на этих землях вновь появились непрошеные гости, осевшие здесь. Речь идет об англосаксах. На первом этапе вторжения – отличавшемся особой жестокостью – они заняли Южную Англию, уничтожив коренных жителей и основав собственные поселения. То был полный разрыв с прошлым: старые римские города и деревни, например в Уэссексе и Суссексе, стали «лабиринтом из поросших травой курганов»29. Позже, по мере продвижения англосаксов на север и запад, занятие территорий приобрело более мирный характер: новые поселенцы трудились на земле бок о бок с британцами30. Как полагают исследователи, некоторые римские модели землепользования сохранились и в Средние века, особенно на севере Англии. Там было немало поместий, объединенных в группы и управляемых как единое целое – «множественное поместье», как его называют31.
В VII веке потомки тех и других, составившие «английский» народ, приняли христианство. Начался так называемый саксонский период в истории Англии, почти не отмеченный изменениями – кроме, возможно, частичной утраты римских технологий. Английские земледельцы выращивали те же зерновые и пасли тех же животных, что и их предшественники в течение римской эпохи, железного века и неолита. Что касается домашнего скота, то преобладали свиньи, способные сами прокормить себя. Коров держали в основном для того, чтобы получать волов для пахоты; овцы и козы давали молоко и сыр. Самой распространенной культурой был ячмень: в молотом виде он использовался для выпечки и варки, а также производства солода – «англосаксы выпивали целые моря пива», по замечанию Х. П. Р. Финберга32.
Предвестником новой волны вторжения стал пиратский набег датчан в 793 году. В следующем столетии датчане пришли с намерением остаться. В «Англосаксонской хронике» тех времен упоминается о высадке в Восточной Англии (865 г.) «великого языческого войска», которое в следующем году продвинулось на запад – до Ноттингема и на север – до Йорка. В 876 году вождь викингов Хальфдан «разделил владения нортумбрийцев, и [датчане] принялись распахивать землю, чтобы доставить себе пропитание». В 877 году «датское войско ушло в Мерсию и присвоило часть ее, а часть отдало Сеовульфу», местному сеньору (thegn)33. Среди прочего датские силы заняли будущий Хантингдоншир. Поначалу датчан было немного, но к ним прибывали родственники из Дании, а также воины из Норвегии и Фризии. В конце Х века Альфред Великий, король Уэссекса (849–899 гг.), успешно сопротивлялся датчанам, но все же был вынужден заключить мир, отдав им большую часть Восточной Англии.
Датчане приняли христианство, и при них в Англии было основано несколько монастырей. Около 970 года святой Освальд, архиепископ Йоркский, и Этельвин, олдермен (королевский представитель) Восточной Англии, пожертвовали участок земли для строительства аббатства Рэмси – лесистый остров на озере Рэмси, где у Этельвина был охотничий домик.
С момента основания аббатства и до своей смерти в 992 году Освальд и Этельвин передавали ему свои наследственные владения, добавляли земли, полученные путем покупки и обмена, и поощряли пожертвования от других. Аббатство стало собственником обширных территорий в Хантингдоншире (включая, разумеется, остров на озере Рэмси) и трех соседних графствах34.
Среди имущества, которое аббатство получило через несколько лет после смерти его основателей, были поместье и деревня Элтон. Происхождение названия поселения, которое выросло рядом с исчезнувшими Дуробривами, не вполне ясно. Суффикс tun или ton («ограда» или «забор») со временем приобрел более широкое значение – «усадьба», затем «скопление усадеб» или «деревня»; суффикс inga в сочетании с личным именем обозначал последователей или родственников вождя либо правителя. Название «Элтон» первоначально писалось как «Этелингтон» или «Эйлингтон», и его расшифровывали как «деревня Эллы», либо «деревня Этелингов», либо «деревня людей Этели»35.
Элтон был пожертвован аббатству неким прелатом по имени Этерик, который одним из первых прошел обучение в Рэмси. Во время пребывания там Этерик и трое других мальчиков решили забавы ради позвонить в большой колокол на западной башне и повредили его. Монахи гневно требовали наказать виновных, но аббат заявил, что мальчики – высокого происхождения и, вероятно, стократно возместят ущерб, когда «достигнут зрелости»36.
Хронист аббатства Рэмси сообщает, что так и вышло. К тому времени (начало XI в.) Элтон стал процветающим селением, сеньором которого был англосакс; когда он скончался, его вдова вышла за знатного датчанина Дакуса. В 1017 году Этерик, сделавшийся епископом Дорчестера, состоял при короле Кнуте, отправившемся «к пределам королевства». Одна из ночевок была в Нассингтоне, в нескольких милях к северо-западу от Элтона, и Этерик вместе с четырьмя королевскими секретарями расположился в элтонском усадебном доме Дакуса.
За ужином царило веселье. Дакус долго говорил о коровах и овцах, которые паслись на его лугах, о крестьянах, которые трудились на его полях, и о плате, которую он получал с жителей деревни. Этерик сказал, что хотел бы купить поместье. Дакус не собирался его продавать, но из озорства сообщил гостю: «Если завтра на рассвете ты дашь мне пятьдесят золотых марок, деревня твоя». Епископ призвал в свидетели королевских секретарей и спросил, согласна ли на это жена Дакуса. Та ответила утвердительно. Хозяин и гости удалились, а Этерик сел на коня и поскакал в Нассингтон, где король играл в шахматы, «чтобы не так скучать долгой ночью». Кнут сочувственно выслушал его и приказал отправить в Элтон золото. На рассвете торжествующий Этерик разбудил Дакуса и вручил ему деньги. Дакус попытался уклониться от выполнения уговора, сославшись на то, что тот причиняет ущерб наследнице – его жене, – а потому недействителен. Но свидетели подтвердили под присягой, что женщина дала согласие. Дело передали на рассмотрение короля, и Кнут вынес решение в пользу Этерика. Жена стала возражать – две деревенские мельницы, по ее словам, не входили в сделку и стоили еще две золотые марки, – но безрезультатно. Взяв все, что было в доме, и животных, обманутые супруги уехали, так что новому хозяину достались «голые стены».
Нам неизвестно, что Этерик первоначально собирался делать со своим приобретением, но вскоре он нашел ему применение. С разрешения короля он оставил его и направился в Рэмси, где, к своему ужасу, обнаружил полный беспорядок. Тогдашний аббат не следил за дисциплиной среди монахов и позволил им впасть в «заблуждение» (хронист не приводит подробностей). Этерик вошел в монастырь, «угрожая, крича, стращая отлучением, если они не исправятся». Монахи «бросились к его ногам в слезах и мольбах». В награду за покаяние Этерик отдал им деревню Элтон «навечно для их пропитания»37. Так Элтон стал одним из «конвентуальных», или «домашних», поместий аббатства – тех, которые служили для содержания монахов.
Датское господство в Англии закончилось в 1042 году, но датчане оставили след в языке и обычаях страны. Датские суффиксы – orpe (деревня), toft (усадьба), holm (пойменный луг) – часто встречались в окрестностях Элтона и входили в названия лугов и полей, относившихся к Элтону. Местная административная единица называлась Норман-Кросс-Хандред, в честь креста, стоявшего на Эрмин-стрит в центре сотни, или округа (hundred). Вероятно, на этом месте, под открытым небом, собирался суд. Сотня была частью шира, или графства: такая система управления сложилась в IX–X веках. Теоретически сотня включала в себя сто гайд (hides) – фискальных единиц – площадью около ста двадцати акров каждая и состояла из «виллов» – деревень. Деревня представляла собой физическую реальность, а поместье сеньора – реальность институциональную. Первая не обязательно совпадала со вторым: так обстояло дело, например, в Элтоне. В Хантингдоншире только 29 из 56 деревень соответствовали поместьям38. Деревня являлась постоянным государственным образованием, территориальной единицей, подчинявшейся королю в том, что касалось военных дел и обеспечения порядка.
Вторжения англосаксов и скандинавов сопровождались массовыми переселениями этнических групп. Нормандское завоевание 1066 года было больше похоже на римское – в страну пришла кучка хорошо вооруженных воинов. Англосаксы и датчане вытеснили целые группы населения из обширных областей, нормандцы же поначалу почти не вмешивались в жизнь крестьян. Однако в конечном счете вызванные ими социальные и политические изменения затронули почти всех жителей Англии.
Ко времени завоевания в Англии присутствовали обе системы, феодальная и манориальная, хотя в неодинаковой степени и не во всех регионах; нормандцы бесцеремонно скомбинировали их и навязали всей стране. Вильгельм Завоеватель присвоил себе все земли Англии и сделал своих приближенных главными ленниками. Таким образом, они управляли большей частью страны от его имени – вместо англосаксонской знати, как было до нормандцев.
Большие церковные владения, как у аббатства Рэмси, оставались неприкосновенными, если только их владельцы не оказывали помощь сопротивлявшимся англосаксам, как соседние аббатства Эли и Питерборо. Что касается Рэмси, то его имущественные права были ясно подтверждены: «Вильгельм, король английский, приветствует архиепископа Ланфранка, и его епископов, и аббата Болдуина, и шерифов, и некоторых своих верных слуг, французов и англичан. Знайте, что я уступаю Герберту, аббату Рэмси, права на пошлины, сборы и некоторые судебные доходы в городе и за его пределами и подтверждаю все кутюмы, которые имелись у его предшественника во времена короля Эдуарда. Свидетели: Роджер Биго за Роберта, графа Мортайна»39.
Королевские ленники, в свою очередь, назначали ленников второго порядка. Сочтя манориальную форму землевладения удобной для себя, они сохраняли поместья там, где они были, устраивали поместья там, где их не было, и насильственно вводили новшества с полным пренебрежением к страдавшим от этого местным жителям. «Многие из новоприбывших нормандцев находили, что у поместий часто не было земли в непосредственном распоряжении хозяина, – пишет Барбара Додуэлл, – или наделов, владельцы которых несли бы круглогодичную трудовую повинность. Им пришлось иметь дело со множеством мелких арендаторов и батраков: одни были свободными, другие – полусвободными, третьи – полностью зависимыми»40. В таком случае новый хозяин выбирал землю для собственного надела и нанимал необходимую рабочую силу. Основополагающий правовой принцип нормандцев – «Нет земли без господина» – был сформулирован и наполнен содержанием именно благодаря манориальной системе.
Поскольку Вильгельм передавал поместья королевским ленникам, а те, в свою очередь, своим вассалам, возникло множество землевладений и с ними – иерархия военных обязательств. По какой-то причине аббатство Рэмси, будучи четвертым богатейшим церковным землевладельцем Англии, выставляло только четырех рыцарей. Эти рыцари (или те, кто отправлялся на службу вместо них) содержались за счет нескольких поместий аббатства41.
Как выяснилось потом, лучше было бы сразу снабдить рыцарей землей в обмен на обязательство нести службу – образовать так называемые «рыцарские фьефы». Отсутствие их побуждало рыцарей незаконно селиться на землях аббатства. Две деревни, которые пожаловал аббатству, вместе с Элтоном, епископ Этерик, были захвачены рыцарем по имени Паган Певерель, участником Первого крестового похода. Аббатство подало иск, рассмотренный в Слипе, деревне, где был похоронен святой Иво (вскоре после этого деревню назвали в честь него). Автор жития святого с удовлетворением отмечает, что справедливость восстановили, имущество возвратили аббатству Рэмси и, более того, по дороге домой Пагана Певереля настигла кара: «В тот же день, прежде чем Паган добрался до своего жилища, лошадь, на которой он ехал, трижды поскальзывалась и падала на землю… а бывший при нем ястреб вырвался из его руки и стремглав полетел в лес, откуда уже не вернулся. Лошадь священника, который ехал с ним, тоже поскользнулась и упала, сломав шею, – хотя священник остался невредим, – после чего испустила дух. Был там и управляющий Пагана по имени Роберт, понесший более заслуженную кару, ибо… будучи верен хозяину, он поддерживал его и помогал в совершении злодеяний».
Серьезно заболев, Роберт исцелился после молитвы перед мощами святого Иво42.
Через двадцать лет после нормандского вторжения, к великой радости историков, была выпущена так называемая «Книга Страшного суда», которую один исследователь назвал «вероятно, самым выдающимся статистическим документом в истории Европы»43. Составленная по распоряжению Вильгельма Завоевателя, чтобы улучшить сбор налогов, она содержала сведения обо всем имуществе в пределах Англии. Все, что было до нее, покрыто для нас мраком; Англия этого времени освещена ярким светом. Затем свет опять гаснет. Лишь в конце XII века появляются манориальные описи, а в середине XIII века – протоколы манориальных судов.
В «Книге Страшного суда» перечислено около 275 тысяч глав домохозяйств. Следовательно, население Англии составляло полтора-два миллиона человек – намного больше, чем в раннее Средневековье (правда, некоторые считают, что в позднеримскую эпоху эта цифра была еще выше). Повсюду уже были поселения – усадьбы, хутора, деревни. В Йоркшире пять шестых всех хуторов и деревень существовали ко времени составления «Книги Страшного суда».
Сборщики сведений, передвигаясь от деревни к деревне, опрашивая господ и крестьян, столкнулись с тем, что поместье не обязательно соответствовало деревне (по-английски – manor и village; в «Книге», написанной на тогдашней латыни, – соответственно manerium и villa). Каким именно словом обозначать деревню, было не так уж важно, и переписчики решили обойти проблему, отнеся почти все данные к поместьям. Тем не менее в «Книге» перечислено около тринадцати тысяч деревень: это показывает их важность как центров расселения. Церкви упоминаются нерегулярно – в одних графствах больше, в других меньше, – но достаточно часто, чтобы сделать вывод: церковь стала привычной чертой сельского пейзажа, хотя имелась не в каждой деревне.
Элтон фигурирует – с орфографическими изменениями – в перечне имущества, принадлежащего аббату Рэмси в Норман-Кросс-Хандред: «П. [Поместье] в Аделинтуне у аббата Рэмси было десять гайд [обложенных] гельдом [налогом]. Кроме вышеупомянутых гайд, в господском наделе есть земля для четырех плугов. Сейчас в господском наделе четыре плуга, а у двадцати восьми вилланов – двадцать плугов. Есть церковь и священник, и две мельницы [приносящие] сорок шиллингов, и луг в 170 акров. Во времена короля Эдуарда [1042–1066] оно стоило четырнадцать фунтов, сейчас – шестнадцать фунтов»44.
Мы не знаем точно, какова была площадь «десяти гайд», приписанных к Элтону. В «Книге» число гайд под каждой записью, как правило, округляется до пяти, десяти или пятнадцати. Для графств перечисляются деревни с количеством гайд, но не дается точных измерений. К тому же, хотя нам известно, что гайда равнялась ста двадцати акрам, сам акр не был постоянной величиной.
Лишь в описи 1160 года мы находим новые данные об Элтоне. Затем – молчание до середины XIII столетия, когда сведений становится довольно много.
Опираясь на собрание документов, известное как «картулярий аббатства Рэмси», на королевскую опись 1279 года, счета и судебные записи поместья, а также на результаты археологического изучения заброшенных деревень, мы можем дать довольно правдоподобное описание Элтона последней четверти XIII века.
Согласно королевской описи 1279 года, в «поместье и деревне» Элтон было тринадцать гайд пахотных земель по шесть виргат каждая. Первоначально виргата соответствовала количеству земли, необходимому для содержания семьи, но позднее ее площадь сильно варьировалась. В Элтоне виргата составляла 24 акра; таким образом, общая площадь пахотной земли достигала 1872 акров. Аббатский участок включал три гайды пахотной земли. Еще аббату принадлежали луг площадью в шестнадцать акров и пастбище в три акра. Как мы помним, в 1017 году жена Дакуса претендовала на две мельницы, теперь же в этих краях стояли две водяные мельницы и одна сукновальная, служившая для изготовления тканей. Все три также принадлежали аббату45.
По сравнению с современной английской деревней чистоты и опрятности не наблюдалось вовсе. Дома не обязательно выходили фасадом на улицу: они могли стоять под каким угодно углом, при этом вдоль улицы тянулся забор или вал46. Деревня была центром сельскохозяйственного производства, царством суеты, беспорядка, разнообразных запахов, небрежения, пыли, а большую часть года – еще и грязи. В ней никогда не было тихо. Возьмем сохранившиеся проповеди, где упоминается множество деревенских звуков: визг тележных колес, плач младенцев, крики забиваемых свиней, возгласы торговцев и лудильщиков, звон церковных колоколов, шипение гусей, стук молотилки. Сверх того – голоса обитателей деревни, крик петуха, лай собаки и другие звуки, производимые животными, стук лошадиных копыт, звон кузнечного молота, плеск от вращения водяного колеса на мельнице47.
Каменные строения в Англии все еще встречались редко, не считая областей вроде Котсуолдса, где камня было много, а древесины мало. Элтонские дома в XIII веке, по всей вероятности, имели деревянный каркас и стены из дубовых, ивовых или ореховых прутьев, обмазанных глиной. Каркас был усовершенствован благодаря заимствованной с континента изогнутой несущей конструкции (cruck), увеличивавшей внутреннее пространство. Основу ее составляли распиленные вдоль стволы или толстые ветви дерева. Две-три пары таких стволов или ветвей, вкопанных в землю или заделанных в фундамент, могли поддерживать коньковый брус. Их изгиб позволял сделать крышу достаточно высокой, и пол перестали устраивать ниже уровня земли. Так закончилось долгое и печальное существование «земляной хижины». Развитие плотницкого дела дало возможность возводить стены с опорными квадратными стойками, которые вкапывали в особые ямы или траншеи, что повышало устойчивость дома к атмосферным воздействиям48.
Как и в древности, дома крыли соломой, дроком или вереском, а в болотистых местах – тростником или камышом (так было и в Элтоне). Соломенные крыши имели серьезные недостатки: они начинали гнить от чередования влажной и сухой погоды, в них селились мыши, крысы, шершни, осы, пауки и птицы, но главное – они горели. Тем не менее даже в Лондоне таких крыш было больше всего. Говорят, что Симон де Монфор, взбунтовавшись против короля, решил поджечь город, выпустив цыплят, к которым привязали горящие головни49. Притягательно-дешевая, простая в изготовлении соломенная крыша переходила из столетия в столетие, венчая большинство домов средневековых крестьян и горожан50.
Некоторые деревенские дома были довольно большими, десять-пятнадцать метров в длину и три-пять в ширину, другие – крошечными хибарками51. Но все они были непрочными. Грабители «взламывали дома» в буквальном смысле слова. В записях коронеров говорится о злоумышленниках, пробивавших стены «лемехом» или «сошником»52. В Элтонском манориальном суде жителя деревни обвинили в том, что он унес дверные косяки из соседского дома53; разбиралось и другое дело – разгневанный наследник, еще несовершеннолетний, «разгромил и унес» дом, стоявший на участке его покойного отца, и ему «велели восстановить его»54.
При большинстве домов имелись двор и сад. Часть усадьбы, выходившая на улицу и занятая домом с хозяйственными постройками, называлась toft. Позади дома располагался возделываемый участок, превосходивший toft по размерам, – croft. Toft обычно был окружен забором или канавой, чтобы воспрепятствовать бегству скота, а также сараями или навесами для хранения зерна и кормов55. Уборной не было – для отправления естественных надобностей, видимо, пользовались особой канавой или, следуя обычаю, удалялись «от дома на расстояние выстрела из лука», как явствует из более поздних записей56.
Для водоотведения служили канавы, проходившие через дворы. В некоторых деревнях жители выкапывали собственные колодцы, но чаще встречался общий деревенский колодец. Был он, видимо, и в Элтоне – одна из семей обозначается в записях словами «atte Well» (у колодца). В передней, меньшей по площади части усадьбы (toft) пасся скот – коровы или быки, свиньи, куры. У многих были овцы, но их не держали там. Летом и осенью овец выводили на болото, где они и паслись, а зимой возвращали в усадьбу, чтобы собирать навоз – ценное удобрение. Те, кто был побогаче, располагали кучами навоза от других животных; двоих элтонцев оштрафовали, когда их навозные кучи попали «на общую дорогу, к общему вреду», а еще один заплатил три пенса за разрешение разместить свою кучу на общей дороге, рядом со своим домом. Задняя часть усадьбы (croft) представляла собой обширный огород площадью приблизительно в пол-акра, который обрабатывался заступом – «ступней», как выражались деревенские57.
В Нижнем конце, в конце улицы, недалеко от реки, располагался небольшой деревенский луг, а рядом с ним – усадьба и мельницы. Нынешняя мельница на реке Нин относится к XVIII веку. В XIII веке на этом месте, вероятно, стояли «плотинная мельница», «средняя мельница» и «малая мельница» – по всей видимости, подведенные под одну крышу; «дом между двумя мельницами» был отремонтирован в 1296 году58. Здания были деревянными на каменном основании, с соломенной крышей, двором и огородом59. Вода, поступавшая из мельничного пруда, приводила в движение три дубовых водяных колеса60. Вокруг пруда росли трава и ивы. Трава и ивовые прутья шли на продажу: первая служила кормом для животных, вторые – строительным материалом61.
Чуть поодаль от реки располагалась усадьба, в том числе curia (двор) с хозяйственными и другими сооружениями. Curia, площадью в полтора акра62, была огорожена стеной или, возможно, забором из кольев и плетеных прутьев. Вокруг некоторых усадеб выкапывали рвы, чтобы скот не убегал, а дикие животные, напротив, не заходили на участок; при раскопках 1977 года в Элтоне были обнаружены следы такого рва со стороны реки. Въездные ворота вели в дом (aula), со стенами из камня и крышей из шифера63. Иногда устраивался цокольный этаж, помещения которого служили хранилищами. В документах поместья Элтон упоминаются также спальня, где следовало «заделывать швы и производить починку», и деревянная часовня с шиферной крышей, примыкавшая к дому64.
Кухня и пекарня помещались неподалеку, в отдельных зданиях, а зернохранилище – напротив дома65. В счетах поместья упоминается о починке «общего отхожего места», предназначенного, вероятно, только для работников усадьбы66. На участке, где были разбиты два сада, один из них – яблоневый, стояла каменная молочня с прессами для сыра, отстойниками, молокоочистителями, глиняными кувшинами и мешалками67. «Маленький амбар» и «большой амбар» – деревянные, с соломенными крышами – служили для хранения зерна. К большому амбару было пристроено крыльцо с шиферной крышей, под которой находились две двери – большая, запиравшаяся на ключ, и маленькая, напротив нее. Дверь маленького амбара закрывалась на засов68.
В каменном хлеву с соломенной крышей содержались лошади, волы и коровы, хранились телеги, инструменты и упряжь69. Деревянная овчарня, тоже крытая соломой и достаточно обширная, чтобы вместить овец хозяина поместья и жителей деревни, ежевесенне во время ягнения освещалась свечами и масляной лампой70. Среди других построек назовем печь для сушки солода71 и загон (punfold, pinfold) для потерявшихся животных72. Имелись две большие голубятни из дерева, с крышей из соломы, вмещавшие несколько сотен голубей – их продавали на рынке или доставляли к аббатскому столу73. Держали также кур и гусей, в документах за один из годов упоминаются павлины и лебеди74. Там, где поместье выходило к реке, у берега стояло несколько лодок, о починке которых регулярно делались записи75.
Через дорогу от curia стояла одна из двух общественных печей, где жители деревни были обязаны печь хлеб; другая находилась в Верхнем конце. Эти печи принадлежали хозяину, который сдавал их в аренду пекарю. Кузницу же сдавали кузнецу, который работал как на хозяина, так и на его арендаторов76. Луг – о его наличии свидетельствует имя одной семьи, Атте Грин (atte Grene – «у луга»), – был недостаточно большим, чтобы служить пастбищем. О нем известно лишь то, что там ставили столб, к которому привязывали провинившихся.
На противоположном конце деревни, в Верхнем конце, стояла приходская церковь, ранее же там были постройки, существовавшие уже в Х веке, а возможно, и раньше. В записях не упоминается о доме священника; в 1784 году он, судя по карте, находился в Нижнем конце.
В том же Верхнем конце, южнее церкви, располагался участок земли, на котором двести лет спустя возвели Элтон-Холл. В XIII веке это было второстепенное поместье, подчиненное Элтону и принадлежавшее состоятельному свободному человеку, Джону из Элтона, у которого были свои арендаторы.
Средневековая деревня состояла не из одних зданий. Она включала вспаханные поля, луга и даже окружающие леса, болота и топи. На аэрофотоснимках заброшенных средневековых поселений видны поля с характерным рисунком гребней и борозд, проведенных плугом. Поля Элтона постоянно использовались, причем по-разному, и на них таких следов немного. В описании Элтона, составленном в начале XVII века, перечислены три поля – Огерстон, Миддлфилд и Эрнстфилд, – но мы не знаем, существовали ли они в XIII столетии77. Ни одно из десятков географических названий, указанных в манориальных записях, нельзя отождествить с целым полем. Многие из них указывают на фурлонг, составную часть поля (Holywellfurlong, Knolfurlong, Michelgrove), луг (Gooseholm, Michelholm, Le Inmede, Butterflymead, Abbotsholm) или болото (Oldmoor, Smallmoor, Newtonmoor, Broadmoor, Oldwychslade). Некоторые, судя по документам, постоянно сдавались в аренду: священнику – фурлонг под названием Ле Брач, другим держателям – фурлонги Милнеспайтл (Милл-Клоуз) и Клак. В деревне также был виноградник, возможно связанный с curia.
Брайан Роберт, автор книги «Как создавалась английская деревня» («The Making of the English Village»), говоря о составных частях деревень, выделяет три пересекающиеся категории: публичное пространство, где мог находиться каждый, включая посторонних; общинное пространство, где могли находиться все жители, даже если землей владел хозяин; частное пространство, в отношении которого право на доступ и пользование предоставлялось лишь определенным лицам. Под «публичным пространством» понимались церковь и церковный двор, дороги, улицы и переулки. Под «общинным» – луг, загон, печь, пруд, колодцы, запасы и, главное, открытые поля. Под «частным» – усадьба и примыкающие к ней постройки, а также toft и croft, принадлежавшие крестьянам. Кое-что относилось к двум или даже трем пространствам одновременно: входы на поля и выходы – к общинному и публичному; церковь – к публичному, общинному и частному, поскольку принадлежала хозяину; кузница, дома работников (пастуха коров и овец) и дом священника – к общинному и частному78.
Если говорить о планировке, археологи выделяют следующие виды деревень: «луговые», выросшие вокруг луга или пустоши; «уличные», выстроившиеся вдоль улицы или дороги; полицентрические; деревни смешанного типа. Элтон, похоже, относится как раз к последней разновидности: одна из двух его частей окружает центральный луг, другая тянется вдоль дороги и у каждой есть свой центр (усадебный дом, церковь). Как представляется, вышеназванная классификация не слишком полезна. Кроме того, она не очень точна – проследить за изменением планов деревень во времени нелегко. Родни Хилтон отмечает, что главная физическая характеристика средневековых деревень – их бесформенность. Деревенские улицы, по-видимому, появились уже после возникновения toft и croft, когда проходы между домами проложили люди, животные и повозки. Проходов и тропинок было больше, чем улиц79.