Джулия Гарвуд
Хранимая благодать
Мысль, что ей будет приказано уйти, уязвляла ее гордость. Лучше не оставлять ему шансов.
Габриель же был смущен другими заботами. Его хитроумный замысел овладеть юной женой, усыпив ее подозрения, обернулся против него самого. Дьявол! Ведь это она овладела им. Он никогда до такой степени не забывался ни с одной женщиной, никогда, и теперь чувствовал себя уязвленным и спрашивал, что бы она сделала, если бы узнала, какую власть приобрела над ним.
Джоанна отодвинулась на край постели, добралась до своей рубашки и, повернувшись спиной к мужу, натянула ее. Ее ботинки, как она помнила, стояли возле двери.
И все же она медлила, не в силах понять самое себя: теперь она почему-то чувствовала себя несчастной и одинокой, ей хотелось плакать. Их любовная игра была чудесной, но теперь ее охватили новые сомнения. Она знала, что не заснет сегодня, и подумала, что к тому моменту, когда засияет утренний свет, доведет себя до полного изнеможения.
Габриель, казалось, уже погрузился в сон. Она как можно осторожнее добралась до двери, но только прикоснулась к щеколде, как он остановил ее:
– Куда это вы собрались?
Она повернулась:
– В другую комнату, милорд. Ведь вы ее предназначили мне в качестве спальни?
– Вернитесь, Джоанна.
Она медленно подошла к краю постели:
– Я не хотела разбудить вас.
– Я не спал.
Он прикоснулся к подолу ее рубашки, а в голосе его звучало только легкое любопытство, когда он спросил:
– Почему вам хочется спать одной?
– Мне вовсе не хочется! – вырвалось у нее.
Он дернул рубашку за рукава, и та упала на пол. Джоанна вздрогнула от холода, и это позабавило его. Он-то думал, что в комнате чертовски жарко. Откинув одеяло, он просто ждал, когда она опять заберется в постель.
Она не стала медлить и быстренько забралась на свое место. Габриель обхватил ее руками и крепко прижал к себе, потом натянул одеяло, громко зевнул и сказал:
– Мы будем спать вместе каждую ночь. Понимаете, Джоанна?
Она кивнула, ткнувшись при этом головой в его подбородок.
– У вас так принято – чтобы мужья всегда спали вместе с женами?
Он ответил уклончиво:
– Неважно. У нас с вами будет так.
– Хорошо, милорд.
Ее согласие, произнесенное быстрым шепотом, понравилось ему. Он теснее прижал жену к себе и закрыл глаза.
– Габриель?
Он что-то промычал в ответ.
– Вы не пожалели, что женились на мне?
Ну зачем она задала этот вопрос? Теперь ему известно, насколько уязвимой она себя чувствует и в какой ужасной неопределенности пребывает.
– Нисколько. Ведь земля принадлежит мне, чему я очень рад.
Его честность граничила с жестокостью. Она подумала, что, наверное, следует этим восхищаться, но почему-то не получалось. Ей казалось, что лучше бы он солгал и сказал, как счастлив иметь ее своей женой. Господи, да что это с ней? Ей ведь не хочется жить с человеком, который будет ей нагло лгать. Нет-нет, совсем не хочется.
Скорее всего, причиной таких глупых мыслей была усталость. Почему ее заботит, нужна она ему или нет? Она обрела в точности то, что хотела обрести, выходя замуж: вырвалась из когтей короля Джона. Да, она теперь свободна… и в безопасности.
Вот и с Габриелем все обстоит точно так же: теперь эта земля принадлежит ему.
– Вы слишком мягкосердечны. Возможно, я предпочел бы женщину сильную, не столь чувствительную.
Она уже засыпала, когда он сказал это, и не нашлась что ответить.
А он, помолчав, опять заговорил:
– Вы слишком нежны для здешней жизни, и сомнительно, что сможете продержаться здесь хотя бы год.
Судя по голосу, Габриеля не слишком огорчала такая перспектива. Джоанна постаралась воздержаться от возражений. Да и что она могла сказать? Что она очень крепкая и не менее вынослива, чем любая из женщин Нагорья? Говорить это было бы бесполезно. Габриель уже сделал свои выводы, и только время способно доказать, что она вовсе не тепличный цветок: у нее есть запас жизненных сил, и она уверена, что выживет в здешних условиях.
– Вы слишком робкая, а мне бы хотелось более напористую, дерзкую.
Теперь ей потребовалось собрать всю свою волю, чтобы промолчать. Ведь она задала ему один простой вопрос, и коротенького «да» или «нет» было бы вполне достаточно. Но он, казалось, находил удовольствие в перечислении ее недостатков. В его голосе слышался смех, и, по ее мнению, это было невежливо.
– Вам в голову приходят сумасшедшие идеи, а мне предпочтительнее, чтобы жена всегда меня слушалась.
Она принялась раздраженно барабанить пальцами по его груди, и он прикрыл ее руку своей и остановил этот красноречивый жест.
Тогда Джоанна громко зевнула, демонстрируя, что хочет спать. Любой сообразительный муж тут же прекратил бы свои причитания насчет ее грехов, но Габриель, видимо, не отличался сообразительностью.
– Вас очень легко напугать. – Он вспомнил выражение ее лица, когда она впервые увидела его волкодава. – Возможно, я бы предпочел женщину, перед которой мой пес сидел бы на задних лапах.
Тепло, которое излучало его тело, убаюкивало, и захотелось теснее к нему прижаться.
– Вдобавок ко всему вы слишком хрупкая, – заявил Габриель. – Первый же порыв северного ветра сдует вас с места. Возможно, я бы предпочел женщину повыше и поплотнее.
Она уже погружалась в сон и даже не собиралась с ним спорить. Это разбирательство требовало от нее слишком большого внимания. Слушая, как супруг перечисляет ее бесчисленные изъяны, Джоанна заснула.
– А еще вы ужасно наивны, дорогая.
Габриель припомнил ее слова, что теплая погода держится здесь почти круглый год. Брат ей возмутительно солгал, а она поверила.
Он помолчал, прежде чем наконец честно ответить на ее вопрос.
– Джоанна?
Ответа не было. Тогда он нежно поцеловал ее в лоб и прошептал:
– Если без шуток, я безумно счастлив, что женился на вас.
Глава 6
Джоанна проснулась от громкого стука, потом раздался сильный грохот, и ей показалось, что обвалилась крыша. Она вскочила на постели как раз в тот момент, когда открылась дверь и вошел Габриель. Она тут же подтащила одеяло к подбородку, понимая, что выглядит не лучшим образом. Всклокоченные волосы падали на глаза, и, поддерживая одной рукой одеяло, другой она отбросила их назад.
– Доброе утро, милорд.
Ему показались забавными ее стыдливые попытки укрыться, особенно если вспомнить, что ночью он исследовал каждый дюйм ее тела. К тому же она еще и вспыхнула.
– Нет нужды меня стесняться, Джоанна.
– Я постараюсь, – пообещала она, кивнув.
Габриель подошел ближе и, сложив руки за спиной, хмуро посмотрел на нее.
Она улыбнулась в ответ, а он заявил:
– Только уже не утро, а полдень.
Она очень удивилась, но попыталась оправдаться:
– Обычно я встаю с рассветом, милорд, но путешествие сюда потребовало всех моих сил. А что это за стук, который я слышу?
– Над общим залом возводят новую крышу.
Он заметил темные круги у нее под глазами, бледность лица и пожалел, что разбудил. Но тут опять застучали молотки, и он сообразил, что в этом шуме она все равно не могла бы спать. Напрасно он позволил начать работы так рано. Его жена очень нуждается в отдыхе.
– Вы что-то хотели сказать, милорд?
– Скорее кое-какие инструкции.
Она снова улыбнулась, выказывая, как она надеялась, свою готовность выполнить любые обязанности, какие он захочет возложить на нее.
– Сегодня вы наденете плед Макбейнов, а завтра захотите переменить его на маклоринский.
– Я захочу?
– Вы.
– Почему?
– Вы здесь хозяйка обоих кланов и должны стараться не пренебрегать ни тем ни другим. Для маклоринцев будет оскорбительно, если вы станете носить мои цвета два дня подряд. Вы понимаете?
– Нет, не понимаю. Разве вы не лэрд обоих кланов?
– Лэрд.
– И, следовательно, вождь и того и другого?
– Именно.
Он вел себя ужасающе высокомерно, да и выглядел, впрочем, так же. А голос прямо командный. Он прямо-таки возвышался над ней. Даже не верится, что ночью с ней был именно он. Воспоминание об их любовных ласках вызвало у нее судорожный вздох, она покраснела до корней волос.
– Так вы меня поняли? – спросил он, сбитый с толку взглядом ее широко распахнутых глаз.
Она покачала головой, пытаясь прояснить мысли, и призналась:
– Нет, все еще нет. Если вы…
– Не ваше дело в этом разбираться! – заявил Макбейн, теряя самообладание.
Ей казалось, что ему нужно ее согласие, но если он в нем не нуждался… Она же просто смотрела на него и ожидала дальнейших распоряжений.
– И еще одно. Я не хочу, чтобы вы занимались какой бы то ни было работой. Отдыхайте, гуляйте, дышите воздухом.
Джоанне показалось, что она ослышалась.
– Ничего не делать? Совсем? Но почему, скажите, ради бога?
Он нахмурился, увидев непонимающее выражение ее лица. Ему было совершенно очевидно, почему ей надо отдыхать, однако если хочет услышать его доводы, пожалуйста.
– Потому что вам нужно оправиться.
– От чего?
– От долгого путешествия сюда.
– Но я уже в порядке, милорд: проспала полдня, так что теперь чувствую себя отдохнувшей.
Он повернулся, намереваясь уйти, но она окликнула его:
– Габриель!
– Я просил вас не называть меня так.
– Этой ночью вы ничего не имели против, – напомнила ему Джоанна.
– Да? Когда же это?
Она вспыхнула:
– Когда мы… целовались.
– Ну, это совсем другое дело!
– Что именно? То, что вы целовали меня, или то, что потребовали назвать вас по имени?
Он не ответил.
– Габриель – прекрасное имя.
– Я все сказал по этому поводу!
Она не знала, что делать с его упрямством, но сейчас спорить с ним не собиралась. Он уже прикоснулся к щеколде двери, как вдруг услышал:
– Могу ли я сегодня участвовать в облаве?
– Я только что высказал вам свои желания. Не заставляйте меня повторяться.
– Но ведь это лишено всякого смысла, милорд.
Он обернулся и возвратился назад, к постели, хотя и был явно раздражен.
Он вовсе не хотел ее запугать! Она это поняла и улыбнулась. К тому же она прямо высказала ему свое мнение, и это было таким приятным разнообразием за долгое, долгое время. Ей стало так легко.
– Я уже объяснила, что вполне оправилась.
Он сжал рукой ее подбородок и приподнял голову, заставив смотреть прямо ему в глаза, а заметив, что она сильно не в духе, чуть не улыбнулся.
– Есть и другая причина.
Она мягко отвела его руку – трудно было сидеть с запрокинутой головой.
– И что же это, милорд?
– Вы очень слабы.
Она покачала головой:
– Вы уже высказывали это соображение сегодня ночью, мой супруг. Но это не было правдой тогда, не стало и теперь.
– Вы еще очень слабы, Джоанна, – гнул он свое, не обратив внимания на ее протест. – Требуется время, чтобы ваши силы восстановились, хоть вы и отрицаете это.
Он больше не пожелал ее слушать, просто поцеловал и вышел из комнаты.
Как только дверь за ним закрылась, она выбралась из постели. Как она допустила, что супруг так быстро составил столь предвзятое мнение о ней? Он не мог знать ее слабостей.
Джоанна размышляла об этом все время, пока умывалась и одевалась. По рекомендации отца Маккечни она облачилась в шотландский наряд – белую кофту с длинными рукавами и юбку, накинула макбейновский плед, красиво уложив его складки. Один длинный конец она перебросила через правое плечо, так что плед закрывал левую грудь, и укрепила на поясе узкой полоской коричневой кожи.
Джоанна хотела было распаковать свой лук со стрелами, выказав открытое неповиновение мужу, но раздумала: вряд ли это применимо к Габриелю. Он слишком гордый, чтобы стерпеть что-нибудь подобное.
Ее мать, очень мудрая женщина, учила, что в дом можно входить не только с парадного входа. Конечно, она всегда была предана своему мужу, но за долгие годы совместной жизни нашла много способов обойти его упрямство. Джоанна училась у матери, которая дала ей немало прекрасных советов. Она никогда не пыталась никем управлять, но ее мудрый ум всегда отыскивал подход к каждому из домашних.
Отец Джоанны, кстати, придерживался той же тактики, когда дочь ссорилась с матерью, и если его супруге случалось заупрямиться, то прибегал к тем же деликатным методам, чтобы с ней поладить. Он любил свою жену и делал все, что было в его силах, для ее счастья, но так, что она этого не замечала. И он, и она вели игру такого рода, в которой оба выигрывали. Джоанне их брак казался чуточку странным, но они были очень счастливы вместе, и она считала, что только это и имеет значение.
Джоанна хотела прожить свою жизнь в мире и спокойствии и понимала, что для этого не следует становиться мужу поперек дороги и надо стараться ладить с ним, но хотела, чтобы и он находил с ней общий язык.
Она быстро привела комнату в порядок: заправила постель и подмела пол, – потом распаковала платья и уложила в сундук, а три сумки задвинула под кровать. Когда она развязала и отбросила меховую занавесь, закрывавшую окно, солнечный свет залил комнату. Воздух был напоен ароматами Нагорья. Вид из окна был так хорош, что дух захватывало. Нижний луг зеленел как изумруд, холмы по его краям густо заросли соснами и дубами. Красные, розовые, пурпурные дикие цветы гроздьями росли вдоль тропинки, которая, казалось, уходит прямо в небеса.
Перекусив, Джоанна решила прогуляться вместе с маленьким Алексом по тропинке вдоль луга, чтобы нарвать полный подол цветов и украсить ими свой плед.
Отыскать малыша оказалось совсем не просто. Она спустилась по лестнице и остановилась у входа в большой зал. Четыре солдата пробивали в нем дальнюю стену, а трое других примостились высоко под потолком, прилаживая перекладины.
Все они сразу же заметили ее. Стук молотков затих. Поскольку все они смотрели на нее, она присела в реверансе, приветствуя их, и спросила, где сейчас может быть Алекс.
Никто ей не ответил. Она смутилась и повторила свой вопрос, устремив глаза на солдата, стоявшего у камина. Он улыбнулся, почесывая бороду, и пожал плечами.
Наконец первый командир объяснил:
– Они не понимают вас, миледи.
– Наверное, они говорят только по-гэльски, милорд?
– Да, именно так, но, пожалуйста, не называйте меня «милорд»: я всего лишь простой солдат. Зовите меня Колум.
– Как хотите, Колум.
– А вы настоящая пава в нашем пледе.
Он произнес этот комплимент со страшным смущением.
– Спасибо, – ответила Джоанна, задавшись вопросом, что означает слово «пава».
Она еще раз задала наблюдавшим за ней рабочим свой вопрос, теперь уже по-гэльски. Говорить было трудно, язык буквально ломался, еще и потому, что она сильно нервничала.
И снова никто ей не ответил. Все только перевели глаза на подол ее платья. Она тоже взглянула вниз посмотреть, все ли у нее в порядке, и посмотрела на Колума, надеясь получить объяснение. Его глаза смеялись.
– Вы спросили их, видели ли они ваши ноги, миледи.
– Но я хотела спросить про сына Габриеля, – пояснила Джоанна.
Колум подсказал ей необходимое слово, и она опять повторила свой вопрос.
Рабочие ничем не могли ей помочь, и, поблагодарив их, она собралась уходить. Колум поспешил открыть ей дверь.
– Придется поработать над произношением, – вздохнула Джоанна. – По выражению лица того пожилого джентльмена можно было понять, что я сказала что-то не то.
«Да уж, совсем не то», – подумал Колум, однако и не подумал соглашаться с ней вслух, чтобы не задеть ее чувства.
– Люди оценят уже то, что вы хотя бы пытаетесь говорить на нашем языке, миледи.
– Ваш язык очень трудный, Колум. Вот если бы вы немного мне помогли…
– Каким образом?
– С этого момента говорите со мной только по-гэльски, тогда я усвою язык гораздо быстрее.
– Наверное, – согласился Колум по-гэльски.
– Простите?
– Я сказал «наверное», миледи.
Она улыбнулась:
– А вы видели Алекса?
– Он может быть внизу, на конюшнях, – ответил воин по-гэльски и показал рукой в нужную сторону, чтобы она могла догадаться о значении слов.
Она слишком увлеклась и не обращала внимания на то, что происходило во дворе, поэтому не заметила, чем занимались заполнившие его воины.
Наконец догадавшись, о чем говорил Колум, обронила «спасибо» и бросилась бегом через двор и только сейчас обнаружила, что попала в самый центр рукопашной. Колум схватил ее за плечи и едва успел оттащить в сторону: брошенное копье чуть не резануло ее по животу.
Кто-то из маклоринцев громко выругался. Габриель наблюдал за схваткой с другой стороны двора, но как только заметил жену, тут же отдал команду прекратить маневры.
Собственное поведение ужаснуло Джоанну: надо же быть такой невнимательной! Она подобрала упавшее копье и вручила солдату. Его лицо пылало, но от смущения или от гнева – она догадаться не могла.
– Пожалуйста, простите меня, я виновата: надо смотреть куда идешь.
Темноволосый воин быстро кивнул в ответ, а Колум, который все еще держал Джоанну за плечи, мягко потянул ее назад.
Она обернулась, чтобы поблагодарить воина, и только сейчас заметила мужа, направлявшегося к ней.
Оказавшись в центре внимания, она улыбнулась. Макбейновские воины приветствовали ее ободряющими возгласами, а маклоринские хмурились. Столь различная реакция смутила ее. Тут к ним подошел Габриель и загородил собой и тех и других. Не говоря ни слова, он в гневе сверкал глазами, глядя на Колума, и тут только Джоанна сообразила, что тот все еще держит ее. Под взглядом лэрда воин отпустил ее, и тот угрюмо уставился на жену. Та отчаянно пыталась сохранить самообладание, чтобы скрыть свой страх, и решилась опередить его:
– Я вела себя неосмотрительно, милорд, каюсь. Меня могли убить.
Он покачал головой:
– Нет, не могли. Не стоит оскорблять Колума: он никогда не позволил бы ничего подобного.
Спорить с мужем она не собиралась, поэтому сразу обратилась к Колуму:
– Пожалуйста, примите мои извинения. Я никого не хотела обидеть. Чтобы смягчить гнев супруга, я решила сразу признать свою невнимательность.
– Разве у вас проблемы со зрением? – грозно вопросил Макбейн.
– Нет, – пролепетала Джоанна.
– Тогда как, скажите, бога ради, вы не заметили, что мои люди оттачивают навыки в метании копья?
– Я уже объяснила, милорд: не обращала внимания на происходящее.
Муж никак не отреагировал на это объяснение: просто молча смотрел на нее, ожидая, пока уляжется гнев. То, что жена была на волосок от смерти, чертовски его испугало, и сразу успокоиться не получалось.
Молчание затянулось, и первой прервала его Джоанна.
– Простите за то, что нарушила ваши занятия. Если хотите меня ударить, пожалуйста, сделайте это поскорее: ожидание становится невыносимым.
Колум не мог поверить собственным ушам:
– Миледи…
Макбейн вскинул руку, призывая тем самым к молчанию, а Джоанна инстинктивно отступила, закрыв руками голову, но решилась предупредить:
– Знайте, милорд: вы можете меня ударить, но в ту минуту, как это произойдет, я оставлю ваши владения.
– Но, миледи, не думаете же вы, что милорд…
– Отойдите, Колум, я сам! – гневно приказал лэрд, вне себя от оскорбления, которое нанесла ему жена, но, видит Бог, пережитый только что страх за ее жизнь был сильнее.
Взяв Джоанну за руку, он поднялся по ступенькам в дом: для предстоящего важного разговора ему не нужны были свидетели. Он двигался так стремительно, что она споткнулась, но быстро выпрямилась и поспешила за мужем. Колум хмуро смотрел им вслед. Лэрд тащил госпожу за собой, словно барана на заклание, а она, бедняжка, наверное, думает, что он собирается отвести ее в уединенное место, чтобы забить.
Подошел Кит, рыжеволосый вождь маклоринцев.
– Что у вас тут стряслось?
– Леди Джоанна… Кто-то, наверное, забил ей голову дурацкими рассказами про милорда. Думаю, она боится его, – расстроенно сообщил Колум.
Кит усмехнулся:
– Женщины болтают, что она боится даже собственной тени, но при этом пытается сохранить чувство собственного достоинства. С первого же взгляда они стали называть ее Храбрым Кроликом.
Колум разозлился: значит, они считали ее трусишкой, ничего толком о ней не зная, – и предупредил:
– Макбейн этого не потерпит. Кто придумал такое прозвище?
– Это не важно, – заявил Кит. – А что, разве что-то не так? Все видели, как леди Джоанна задрожала при виде собаки милорда и какие испуганные взгляды бросает на самого Макбейна всякий раз, когда он заговаривает с ней.
Колум оборвал его:
– Возможно, она просто стеснительная, но уж никак не трусишка. Вашим женщинам надо укоротить языки: слишком распустились. Если еще раз услышу от кого-нибудь это прозвище, буду наказывать.
– Вам легче ее принять, – попытался объясниться Кит. – Но маклоринцы не так отходчивы. Ведь это ее первый муж разрушил все, что они с таким трудом построили. Им трудно забыть об этом.
Колум покачал головой:
– Нагорцы никогда ничего не забывают. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.
– Значит, простить, – уточнил Кит.
– Она не имеет никакого отношения к тому, что здесь происходило, и потому не нуждается ни в чьем прощении. Напомни это своим женщинам, и пусть прикусят языки.
Кит кивнул в знак согласия, хотя вовсе не был уверен, что его предостережение урезонит женщин. Они были настроены против нее, и он понятия не имел, что может заставить их изменить свое отношение.
Оба воина провожали взглядами лэрда с супругой, пока те не скрылись из виду. Несмотря на то что вокруг уже никого не было, Макбейн все шел и шел, чтобы окончательно успокоиться, прежде чем начать разговор.
Наконец он остановился и посмотрел на нее. Она не подняла глаз и пыталась высвободить руку, но он не позволил.
– Вы нанесли мне серьезное оскорбление, предположив, что я способен ударить женщину.
Ее глаза были огромными от ужаса. Вид у него был такой свирепый, что, казалось, он может убить, а не то что ударить.
– Неужели вам нечего сказать, жена?
– Я нарушила ход маневров.
– Да, нарушили!
– По моей вине солдат мог меня ранить и ни за что получить наказание!
– Именно!
– И я видела, что вы разгневаны.
– Да, чертовски!
– Габриель, почему вы кричите?
– Я привык командовать и рассчитываю на то, что мои приказы будут выполнены. Мне казалось, что пройдет время и вы научитесь мне доверять. Но теперь я вынужден потребовать, чтобы вы доверились мне прямо сейчас, с этой минуты.
Как будто это так просто!
– Я думаю, вы требуете невозможного, милорд. Доверие надо заслужить.
– Тогда предположите, что это уже произошло! – заявил Макбейн. – Скажите, что доверяете мне, и вопрос будет решен, черт возьми! И еще зарубите себе на носу: ни один здешний мужчина никогда не тронет женщину, потому что только трус способен на это, а среди нагорцев трусов нет. Вы можете ничего и никого здесь не бояться. Я прощаю вам оскорбление, поскольку вы этого не знали, но впредь не буду столь снисходительным. Хорошенько запомните это.
Она с любопытством взглянула на мужа.
– А если я опять ненароком оскорблю вас? Что мне грозит?
Он никогда не задумывался об этом, да и не собирался.
– Такого больше не случится.
Джоанна сочла инцидент исчерпанным и кивнула, но, подумав, решила все же попросить у супруга прощения.
– Милорд, у меня ужасный характер: сначала делаю, потом думаю. И происходит это помимо моей воли. Прошу меня простить: я очень постараюсь доверять вам, – и огромное вам спасибо за терпение.
Судя по тому, как она сжимала и разжимала кулачки, ей это признание далось тяжело.
– Я и сама не понимаю, почему всегда жду худшего, – озадаченно продолжала Джоанна. – Я никогда бы не вышла за вас замуж, если бы заподозрила, что вы будете дурно со мной обходиться. Я безоговорочно верю Николасу: а он уверял, что вы человек порядочный, – и все же какая-то частичка меня никак не может в это поверить.
– Вы очень меня порадовали этим признанием, – улыбнулся Макбейн. – Я знаю, как тяжело далось вам это признание. Итак, куда же вы держали путь, когда едва не нарвались на копье?
– Искала Алекса. Хотела взять с собой на прогулку по лугу, чтобы нарвать цветов.
– Но ведь я велел вам отдыхать.
– Вот я и хотела спокойно погулять, подышать свежим воздухом… Габриель… Ой, что это? – вдруг воскликнула Джоанна. – Там кто-то ползет на четвереньках.
Она придвинулась к мужу, губы у нее дрожали, а он даже не обернулся и просто объяснил:
– Это Огги.
– А что он делает на четвереньках?
– Роет ямы.
– Зачем?
– Чтобы забить в них камни посохом. Он так забавляется.
– Он что, не в себе? – предположила Джоанна, но так тихо, чтобы старик ее не расслышал.
– Не обращайте на него внимания – пусть развлекается как хочет.
Муж взял ее за руку и начал подниматься обратно на холм. Джоанна то и дело оглядывалась через плечо на человека, который ползал по лугу на четвереньках, и заметила:
– Он из клана Макбейнов. На нем ваш плед.
– Наш, – поправил ее муж. – Огги один из нас. Алекса здесь нет. Сегодня рано утром я отправил его к родственникам, брату его матери.
– И надолго?
– Пока не закончим укреплять стену. Когда все будет завершено, Алекс вернется домой.
– Ему нужен отец, Габриель.
– Я знаю свои обязанности, и вам не следует меня учить.
– Но могу же я высказать свое мнение, – возразила Джоанна.
Он пожал плечами.
– И вы уже начали укреплять эту стену? – спросила она.
– Да, и уже наполовину она укреплена.
– Тогда сколько еще…
– Думаю, несколько месяцев. – Он нахмурился. – Вот еще что: я не хочу, чтобы вы гуляли по холмам без надлежащего сопровождения: это слишком опасно.
– Слишком опасно для кого? Только для меня?
Он промолчал, и она потребовала:
– Объясните же, что это за опасности.
– Нет.
– Почему?
– У меня нет на это времени. Просто следуйте моим распоряжениям, и мы поладим.
– Конечно, поладим, если я буду во всем вам подчиняться, – пробормотала Джоанна. – Честно сказать, Габриель, я не думаю…
– А лошади у вас отменные.
– Что вы сказали?
– Та шестерка лошадей, которую вы мне подарили, отменная.
Джоанна вздохнула:
– Мы уже закончили обсуждать мое послушание?
– Да.
Она засмеялась.
Он тоже усмехнулся:
– Вам следовало бы делать это чаще.
– Делать – что?
– Смеяться.
Когда они подошли к воротам, Габриель превратился в лэрда Макбейна: лицо его посуровело, взгляд стал жестким. Эти изменения явно предназначались для окружающих: за ними наблюдали все воины.
– Габриель, могу ли я теперь высказать свое мнение?
– Вполне.
– Использовать двор для таких опасных занятий не слишком хорошая идея.
Он покачал головой:
– Вплоть до сегодняшнего утра не было ни одного происшествия. Я хочу, чтобы вы мне пообещали, что никогда больше не станете угрожать покинуть мои владения.
Его требовательный тон удивил ее.
– Обещаю.
– Я не позволю вам уехать, и вы это понимаете, правда?
Не дожидаясь ответа, он удалился и присоединился к солдатам. Джоанна некоторое время наблюдала за мужем, раздумывая над его поведением. Николас сказал, что лэрд хочет жениться на ней, чтобы закрепить за собой эту землю, но Габриель вел себя так, словно и она сама что-то для него значит.
Как бы ей хотелось, чтобы так и было на самом деле!
Габриель что-то сказал Колуму, тот взглянул в ее сторону, кивнул и направился прямо к ней, но она не стала его дожидаться и быстро сбежала с холма на луг. Ее очень заинтересовал Огги, для которого рыть ямы в земле – игра.
Это оказался очень пожилой мужчина с остатками седых волос на голове. Когда она окликнула его, он выпрямился. На морщинистом лице сверкала белозубая улыбка и светились ясные красивые карие глаза.
Джоанна сделала быстрый реверанс и отважно заговорила по-гэльски.
Старик зажмурился и сморщился, как от острой боли:
– Дитя, ну разве можно так коверкать наш прекрасный язык?
Огги говорил так быстро, что Джоанна не поняла ни слова, и ему пришлось трижды повторить свое обидное замечание, прежде чем до нее дошел его смысл.
– Пожалуйста, скажите, какие слова я неправильно выговариваю.
– Вы немного исковеркали каждое.
– Я бы хотела выучить этот язык, – заявила она, не обращая внимания на комическое выражение ужаса на лице Огги.
– Вам придется основательно потрудиться, чтобы добиться беглости, а для этого требуется усидчивость. Не верю, что вы, англичане, на это способны.
Джоанна не поняла и половины из того, что он сказал. Огги, закатив глаза, хлопнул себя по лбу:
– Клянусь всеми святыми, дитя, вы ничего не поняли!
Он откашлялся и заговорил опять, но теперь уже по-французски, и Джоанну поразило его безупречное произношение.
– Я вижу, вы удивлены. Не так прост оказался, да?
Она хотела было возразить, но передумала и честно призналась:
– Вы ползали здесь на четвереньках, рыли ямы. И мне показалось, что вы немного…
– Чокнутый?
Она кивнула.
– Извините, сэр. Но когда же вы научились говорить…
– С тех пор уже прошли годы и годы, – вздохнул Огги. – Так чего же вы хотели, прерывая меня на середине игры?
– Я хотела узнать, что это за игра. Зачем вы роете ямки?
– Потому что их никто не выроет за меня. – И он весело засмеялся над собственной шуткой.
– Но для чего? – не поняла Джоанна.
– Для моей игры требуется вырыть в земле ямки, куда будут попадать камни, если я сумею хорошо прицелиться. Вместо клюшки я использую свой посох: ударяю им по этим круглым камням. Не хотите попробовать? Эта игра будоражит кровь. Возможно, вас тоже охватит лихорадка азарта.
Огги взял ее за руку и потащил туда, где оставил свой посох, показал, как следует держать эту деревянную палку и как при этом ставить ноги.
– А теперь ударьте хорошенько по камню. Ваша цель – ямка, которая прямо перед вами.
Ей было немного не по себе. Огги хоть и казался немного сумасшедшим, но был, безусловно, джентльменом, а то, что она проявила интерес к его занятию, кажется, порадовало его. И потому, не желая задевать его чувства, она стукнула по камню. Тот покатился к краю ямки, чуть качнулся и упал вниз.
Ей тут же захотелось попробовать еще раз. Огги, сиявший от удовольствия, убежденно заявил:
– А вы азартны, дитя мое.
– Как называется эта игра? – спросила Джоанна, опускаясь на колени, чтобы достать свой камешек, затем возвратилась назад и встала в первоначальную позицию, стараясь сделать это правильно.
– У этой игры нет названия, но возникла она давным-давно. Когда освоите ее на близком расстоянии, я возьму вас с собой на гребень холма, и вы попытаетесь играть с приличной дистанции. Тогда и наберете для нее камней. Лучше, конечно, таких, что покруглее.
При второй попытке Джоанна промахнулась, и Огги указал ей на невнимательность. Конечно, она должна попробовать еще раз. Она так стремилась сделать ему приятное и попасть в ямку, что и не заметила, как они перешли на гэльский.
Почти весь день она провела с Огги. Колум, очевидно, наблюдал за ними, поскольку то и дело появлялся на вершине холма и тут же исчезал от греха подальше. Через несколько часов Огги объявил перерыв и пригласил Джоанну на противоположную сторону луга, где он оставил свои съестные припасы. Опускаясь на землю, он закряхтел и оперся на ее руку, потом пригласил ее сесть рядом и, вручив ей кожаную флягу, сказал:
– Я намерен предложить вам угощение, дитя. Это uisgebreatha.
– Дух жизни, – перевела Джоанна.
