Дмитрий Агалаков
Ангел в петле
2
За окошком вьюжило. Эти несколько часов преобразили его спальню. Сюда вошли новые, прекрасные запахи, каких уже давно здесь не было! Еще вчера враждебный ему мир вдруг наполнился новыми красками, расцвел, зазвучал. Все неудачи, большие и малые, отступили. Им было не под силу дотянуться до него, помешать чувствовать себя счастливым.
Полина вышла из душа, быстро пробежала через комнату, нырнула к нему под одеяло, прижалась. Он провел рукой по ее бедру, оно было влажным. Еще теснее прильнув к нему, она зашептала ему на ухо:
– Я часто смотрела на тебя и ждала, что ты со мной заговоришь. Пригласишь куда-нибудь…
– Ты ждала этого?
– Да.
– Чем я так приглянулся тебе?
– Ты – красивый. У тебя мужественное лицо, ты хорошо сложен. И потом, твои глаза. В них так много чего-то такого… необычного… У ребят, с которыми я была, никогда не было таких глаз. Тебя один раз можно увидеть, чтобы никогда уже не забыть.
– Звучит, как песня. А впрочем, спасибо.
Она поцеловала его в плечо:
– На здоровье, Дмитрий Павлович.
– Вот и я о том же. Мне уже много лет, Поля. Сорок три. Пятый десяток пошел.
– Хороший возраст для мужчины. От молодых парней тошнит. Дураки они все. Только о себе думают: и в жизни, и в постели. Ты – другой… Мне было хорошо с тобой…
– Мне тоже.
Она неожиданно прыснула, приподнялась на локте:
– Ты набросился на меня, точно год не видел женщины. Я даже испугалась…
– Просто я понял, что если этой ночью ты не будешь со мной, я сойду с ума. Именно ты.
– Я догадалась – там, в нашем баре. Женщина всегда такое чувствует. Когда ты взял мою руку, мне это передалось, прямо сразу же. Ни с одним парнем у меня такого не было. Даже в глазах помутилось.
Она провела ладонью по его лбу.
– У тебя шрам над правой бровью. Откуда он?
– Это я подрался лет двадцать назад. Из-за пустяка. А драка вышла лютая…
– Расскажи.
– Хорошо… Я тогда учился на последнем курсе педагогического института, на истфаке. Летом – стройка, так полагалось по тем временам, и полевые работы. Из-за Марины, моей будущей жены, схлестнулся с одним работягой, сверстником. Он, подлец, оказался сильнее меня. Рыжий такой, кулачищи, как кирпичи. Одним словом, полетел я с первого этажа ровнехонько на бетонную плиту. Потерял сознание. Тот парень так напугался, что готов был тащить меня на руках в больницу – уже за решеткой себя увидел. Потом я оклемался. Все лицо залито кровью. Ничего не вижу. Сотрясение, два ребра сломаны, запястье. Из-за этого перелома пришлось бросить легкую атлетику. А ведь у меня было даже прозвище – Спортсмен. Ничего, главное выжил…
– Скажи, а этот человек в черном пальто – твой знакомый? – вдруг, точно это касалось чего-то важного, спросила Полина.
– Нет. Я видел его первый раз в жизни.
– Неприятный тип.
– Тебе он не понравился – почему?
– Он точно издевается надо всеми. Так мне показалось… Кто он?
Дмитрий Павлович задумался: действительно, целый час они проболтали с этим господином, а он даже не узнал, кто этот самый Принц.
– Представляешь, не знаю, – беззаботно ответил он. – Кто ставит выпивку, тот имеет на это право.
– Извини, я заметила, ты слишком много пьешь. Почему?
– Потому что не заговорил с тобой раньше. Теперь все будет по-другому. Если ты еще придешь ко мне.
– Когда захочешь.
– Хочу завтра вечером. Уже сегодня.
Она, точно щенок, лизнула его в щеку, прошептала:
– Значит, приду завтра вечером. Сегодня.
Полина ушла под утро, и он сразу впал в глубокое забытье. Обрывки его жизни, далекой, прежней, когда она только еще начиналась, проносились мимо… Потом было нагромождение бетонных плит, гудел кран, резали слух голоса; перед ним выплыла наглая рыжая физиономия парня, и почти тотчас же он получил удар в бровь, покачнулся, оступился и полетел вниз; это был мгновенный полет – он упал навзничь; лежал, и ему чудилось, что над ним черное звездное небо, холод…
Проснулся Дмитрий Павлович в десять. Прошлый день и впрямь вышел особенным. И сразу к нему вернулось видение, полное самых соблазнительных запахов: Полина, ее волосы, блуждающие по его лицу, ее приоткрытый рот. Долгая ночь. И наконец – утренний сон, и уже в этом сне – старая драка, запомнившаяся ему на всю жизнь.
Говорят, такие вот сны, под утро, вещие.
3
В редакцию Савинов не пошел – подождут денек, решил он. Днем Дмитрий Павлович сидел на диване, держа в руках распечатанную статью. Преуспевающий меценат, ныне здравствующий, и уже покойный художник не отпускали его. И дело было не в заголовке и не в обещанном Савинову гонораре. Еще раз к черту и то, и другое! Просто именно его современник, Федор Игнатьев, а не кто-нибудь другой, открыл художника Инокова, влюбленного в подсолнухи и ангелов, всему миру. Открыл и, удачно схоронив гения, стал обладателем великого сокровища.
Жар-птицы…
Поздним вечером Дмитрий Павлович возвращался из булочной. Метель улеглась. Еще часа два – и он будет встречать вчерашнюю гостью…
Он вошел в подъезд около семи, лишь мельком взглянув на большой черный автомобиль, стоявший тут же. Поднялся на второй этаж, полез в карман за ключом. И тогда же обернулся на шорох. От стены неожиданно отделилась тень, шагнула к нему. Дмитрий Павлович непроизвольно отпрянул.
– Пригласите на чашку чая? – вежливо спросил знакомый голос. И тут же, выходя на свет, недавний знакомец Дмитрия Павловича улыбнулся. – Нет-нет, это не бандит и не вор. Не бойтесь. Это всего-навсего я. Одинокое существо, которое бродит по свету. Знаете, ни родных, ни близких. Одни коллеги да боязливые просители.
Дмитрий Павлович был в замешательстве: он никак не хотел, чтобы Полина и этот сумасброд пересеклись. А Принц отвел полупальто и вытащил из потайного кармана круглую породистую бутылку.
– Армянский коньяк – пять звездочек. Французский не припас, увы. Не в обиде, надеюсь?
Дмитрий Павлович все еще пребывал в шоке. То ли все это было форменным издевательством, то ли он спал, то ли этому человеку от него было что-то нужно. Только что? Дружелюбный незнакомец тем временем в очередной раз расшаркался перед ним:
– Я видел, с какой миной вы пили дешевый портвейн, эту отраву, и мне было больно за вас, честное слово. Но на всякий случай, – он забрался свободной рукой за другой полог, – я прихватил и водочки. – Он смело выудил «Русский стандарт». – Не возражаете? Закуска-то, надеюсь, у вас найдется?
«Что же ему от меня нужно? – лихорадочно думал Дмитрий Павлович, уже вылавливая рукой в кармане ключ. – Вот так запросто набиваться в гости к незнакомым людям, да еще ночью…»
– Так как же насчет закуски, уважаемый Дмитрий Павлович? – с улыбкой переспросил Принц.
– Кильки в томате, – ответил Савинов, – пойдет?
– Кильки в томате – это божественно!
– Но только на часок, вы меня простите, – предупредил его Савинов.
– На часок, на часок! – с радостью заверил его Принц.
Гость в дорогом пальто, лучезарно улыбаясь, уже наступал на Дмитрия Павловича, пока тот отпирал дверь. Принц легко сбросил пальто в узкой прихожей, размотал белый шарф, вновь сверкнув булавкой, но на этот раз изумрудной; разулся.
– Можно пройти? – спросил он.
– Конечно, Принц, – сказав это, Дмитрий Павлович улыбнулся.
– Не забыли? – усмехнулся гость, проходя в комнату.
– Куда уж тут!
Вскоре бутылки чинно встали плечом к плечу на журнальном столике, из холодильника хозяином была извлечена банка килек в томате, нарезан хлеб и остатки лимона. А вместе с этим на столике появились и широкие бокалы, хранившиеся для особых случаев. Их выход на маленькую сцену вызвал одобрительный кивок гостя.
– Вы говорили, что вы журналист? – прохаживаясь по комнате, разглядывая пыльные репродукции на стенах, проговорил гость. – О чем сейчас пишите?
– Так, об одном меценате, которому здорово повезло, – усаживаясь в кресло, проговорил Дмитрий Павлович. – Садитесь, прошу вас… В провинции родился художник – гений, как теперь говорят о нем искусствоведы всех стран и континентов…
Замолчав, он прицелился глазами на бутылку: она была хороша. Принц сел напротив и, зацепив вилкой помятую кильку, положил ее на ломтик черного хлеба. Гость поднес бутерброд к нервным ноздрям и сладко зажмурился.
– Продолжайте, – пропел он, – продолжайте, Дмитрий Павлович…
Хозяин открыл коньяк, разлил его по бокалам и продолжал:
– Писал он себе картины, никуда не выезжал. Человеком он был, мягко говоря, странным. Одним словом, не от мира сего. И вот однажды в провинциальном городишке оказался по своим делам бизнесмен средней руки. А помимо прочего – любитель искусства. Так сказать, бизнесмен нового типа.
– О, я это очень хорошо понимаю, – кивнул Принц. – И что же дальше?
– Как рассказывает в своих опубликованных воспоминаниях счастливчик, все случилось весьма курьезно. Была весна, апрель, полдень. Федор Игнатьев, этот самый меценат, возвращался на казенной «Волге» – через предместья – в город. На восемьдесят шестом километре он остановился – решил выкурить сигарету. Вышел на обочину, отыскал дорожку, прошел по ней метров сто. Речка-гадючка, еще подо льдом. И там, недалеко от берега, увидел большую папку, альбом. Брошенный, как видно, недавно, потому что едва только стал намокать по краям. Игнатьев его поднял. И вот он, перст судьбы! Открывает Игнатьев папку, а там акварели. Подмоченные, кое-где испачканные. Но разве может испачкать грязь настоящее искусство? Он увозит папку домой и уже там раскладывает листы на полу. На следующий день Игнатьев едет на станцию Барятинскую, идет первым делом в библиотеку и спрашивает: чьи это могут быть рисунки? И старая библиотекарша ему отвечает: ой, а не Илюши ли они Инокова? Есть у нас такой странный мальчик, художник. Посмотрите в читальном зале, там есть несколько его работ. Игнатьев заходит в читальный зал, смотрит на одну из стен и сразу понимает: это он! Через четверть часа Игнатьев уже в маленьком дворике, который охраняет однорукий гипсовый пионер. Он заходит в подъезд трехэтажного дома, почти барака, звонит в дверь номер один. И открывает ему… сам мастер. Как все просто: мальчишка отобрал плохие на его взгляд работы, отнес их и выбросил, как обрывок бумаги. В сердцах, конечно. Но художникам, особенно гениям, такие выходки свойственны. Игнатьев купил у художника все работы! – Савинов выпил коньяк залпом. – Правда, Илья поначалу противился, но меценат убедил его: мол, полотна не должны храниться в маленькой комнатушке автора, это – преступление перед Богом и людьми, и на них должен смотреть весь мир. Он пообещал юноше устроить выставку. Решающую роль в торге сыграла мать Инокова, Зинаида Ивановна, женщина простая и глупая. То ли наладчица, то ли фасовщица. Она даже не представляла, какого родила сына! Она скорее приняла бы за последнего дурака их богатого гостя, чем признала бы в сыне гения. А получив деньги, о каких не смел и мечтать, юноша пришел в восторг. Накупил холстов, красок, кистей и с новым жаром принялся за работу. Через год бизнесмен приобрел у Инокова новую партию картин. Потом – еще одну. Выставки художника устраивались в «большом городе», откуда приехал бизнесмен, – в нашем городе. Первая была в салоне «У Анны», вторая – уже в городской художественной галерее. И каждый раз Игнатьев привозил и самого автора. Но тому не нравился большой город, и он почти тотчас же уезжал обратно – домой, где в тишине и покое мог работать. В один из приездов художник влюбился – на своем вернисаже. Это была прекрасная девушка лет двадцати, Вероника Постникова. С белыми волосами до ягодиц. Она, в свою очередь, была влюблена, по-детски, в его картины, но как к мужчине была к Инокову равнодушна. Одним словом, безответная любовь!
Прервавшись, Савинов плеснул себе и гостю коньяку. Принц не сводил глаз с собеседника. Они чокнулись, выпили, и Дмитрий Павлович продолжал:
– К тому времени хитрец меценат составил с художником закрепленный юридически договор: ближайшие десять лет все картины, написанные художником, будут принадлежать ему. И заплатил за это юноше немалые деньги. У Инокова с матерью появилась квартира в большом городе, хорошая мастерская… Я вас не утомил своим рассказом?
– Ничуть, – проговорил Принц, серьезно слушая хозяина. – Продолжайте, я весь внимание.
– За месяц до подписания договора, на который меценат подтолкнул художника всеми хитростями, он отослал несколько работ мастера в Америку, в одну из самых престижных галерей, к некоему Биллу Андерсу. И вот этот самый Билл Андерс вскоре отписал скромному российскому коллеге, что, возможно, за «его» художником великое будущее. И лет этак через десять работы Инокова будут стоить баснословных денег. Художника несомненно ждет признание; живи он в цивилизованной стране, он бы получал огромные гонорары за свои работы. А после смерти он вошел бы в сонм богов от искусства! Более того, Билл Андерс приехал в Россию, в Москву, отложив поездку в Лондон. Самолет, на котором он должен был лететь в Англию, разбился. Иноков просто-напросто спас ему жизнь! Известный искусствовед Ковальский поддержал Андерса, официально назвав Инокова гением. Андерс предложил перепродать контракт с Иноковым ему. Игнатьев вначале воспротивился, но потом согласился. – Хозяин дома хитро улыбнулся. – И вот почему. Иноков попал в кабалу, и в нем произошел надлом. Да и юная женщина, эта Вероника Постникова, сыграла в истории немалую роль. Художник перестал работать. Меценат уговаривал его, увещевал, все бесполезно. Потом творческий взрыв – целая серия картин, полных кошмаров, мучительных сновидений, где вместо ангелов, прежде так любимых художником, появляются бесы. Именно тогда Игнатьев – этот чертов хитрец! – и перепродал спешным образом Инокова Андерсу. Но эти двое даже не успели познакомиться. Помешала смерть художника. Иноков повесился в своей городской квартире, так и не дослужив новому хозяину свой кабальный срок. Другими словами, надул его. Андерсу досталось от Инокова немного. Кто не прогадал от смерти художника, так это Игнатьев. Более тысячи работ осталось у него. Что до картин Инокова, к тому времени они стали широко известны за границей, возросли в цене десятикратно. Часть их меценат продал, купив в Берлине и Париже по весьма респектабельной галерее, другую часть оставил себе. Вот такая счастливая судьба одного и весьма печальная другого. – Савинов плеснул в бокалы коньяк. – Неужели вы никогда не слышали об этой истории?
– Слышал, – неожиданно признался Принц. – Тем более, что работы Инокова экспонируются во всех галереях мира. (Слушая его, Дмитрий Павлович оживленно кивал.) В прошлом году я был проездом в Нью-Йорке и в музее современного искусства, представьте, натолкнулся на подсолнухи Инокова. Я был приятно поражен: целый зал – золото под синими небесами! И ангелы парят над ними, – воодушевленно улыбнулся он. – А вы… были в Нью-Йорке?
Савинов тоже улыбнулся – он не ожидал такого вопроса:
– Увы, Принц, не был.
– А в Венеции? Не проплывали мимо Дворца дожей?
– И мимо Дворца дожей не проплывал.
Опустив глаза, его гость понимающе кивал.
– И с вершины пирамиды Хеопса полмира не обозревали…
Савинов пожал плечами:
– Что тут скажешь – не обозревал.
– Жаль, очень жаль! А ведь именно вы, Дмитрий Павлович, – Принц цепко посмотрел в глаза хозяину квартиры, – больше других достойны этих крохотных сюрпризов от жизни. Но вы всегда недооценивали себя. Боялись, прятались от себя же. Сколько лет – и все впустую! А я так и вижу вас, уважаемый Дмитрий Павлович, в дорогом смокинге, с астрой в петличке, окруженного богатыми людьми и прекрасными женщинами!
Видно, коньяк приятно пробрал не только Савинова, но и его гостя. Следующие четверть часа, развалившись в кресле, Принц развивал тему. Он говорил о том, что видит Дмитрия Павловича то на собственной яхте, то в роскошном особняке где-нибудь на Ривьере. А также в окружении художников, писателей и «прочего великолепного творческого сброда, без которого жизнь оказалась бы скучной!». Мыльные пузыри так и летали вокруг Савинова, кружили и с шумом лопались у самого носа.
Дмитрий Павлович даже стал морщиться. Он уже то и дело поглядывал на часы – время их посиделок подходило к концу. Еще минут сорок, и придет Полина. Пора было вежливо выпроваживать богатого говоруна.
– Кстати, не ваша ли это статья? – метко подметив с десяток машинописных листов на рабочем столе, спросил Принц. – Разрешите взглянуть? – И, не дождавшись ответа, встал и подхватил их пальцами. – А где же заголовок?
– Еще не родил, – откликнулся Савинов.
Бесцеремонность гостя, беззаботного путешественника, начинала ему докучать. Тем более, что тот полноправным хозяином прохаживался по его комнате и, точно редактор, цепко проглядывал текст.
– Вы меня еще раз простите Принц, но я жду гостей, – еще через минуту признался Савинов.
– Даму? – не отвлекаясь, спросил Принц.
– Вы угадали – даму.
– Позвольте догадаться – эту девочку из питейной, Полину? – оторвался от чтения гость. – Значит, вы меня послушались?
– То есть?
– Кажется, это я вам посоветовал пригласить к себе ладную девочку Полю… Хорошо провели ночь?
Савинов начал было сердиться:
– Ну, знаете, Принц, это уже мое дело.
– Простите, Дмитрий Павлович. Но смею догадаться по вашему лицу, что хорошо. Это я понял, едва мы сели друг против друга. И очень славно. Я рад за вас. Значит, я угодил вам…
– Что это значит – угодил? – нахмурился Савинов.
– Ну как же? – все еще держа в руках статью, удивился Принц. – Я, как вы помните, предложил вам помощь – по жизни, или на один день, ночь. «Да Бог с ней, со всей жизнью, – скептически усмехнулись вы. – Пусть будет ночь». Что ж, вы совершили поступок, как я вас учил, и прошли в дамки. У вас ко мне не может быть претензий – я выполнил свое обещание.
Дмитрий Павлович даже привстал от удивления:
– Вы что же, заплатили Полине деньги? Я не верю.
– И правильно, Дмитрий Павлович. Как вы могли обо мне такое подумать? Очень нехорошо, крайне нехорошо…
– Тогда я в толк не возьму, о чем вы говорите.
– А вот это очень плохо. И самое главное – обидно!
Все это стало Савинову надоедать. «Заморский выскочка» точно и впрямь издевался над ним!
– Как бы то ни было, Принц, я жду ее. Она придет через полчаса. Простите, что мне еще раз приходится просить вас уйти, но у нас был уговор.
Незнакомец с чувством глубокого сожаления отрицательно покачал головой:
– Полина не придет. – Он хитро улыбнулся. – Ни через полчаса, ни через час.
Последнюю реплику Савинов пропустил мимо ушей.
– Почему же это не придет?
Усаживаясь обратно в кресло как ни в чем не бывало, Принц развел руками:
– У нее простуда. Не беспокойтесь, Дмитрий Павлович, ничего страшного. Прохватило на сквозняке. Я так и вижу, как с полчаса назад, между мойкой и залом, она пощупала лоб – и он оказался горячим. Полина вспомнила, что весь день у нее была слабость. А сейчас она смотрит на градусник. Ого, да у нее температура! Градусов этак тридцать восемь, – гость искоса взглянул на хозяина квартиры, – ну, хорошо, хорошо, тридцать семь и восемь. Сейчас она решает, что лучше отлежаться дома, но вначале ей следует позвонить вам и предупредить, что она не придет. Вот она подходит к служебному к телефону и набирает ваш номер: первая цифра… пятая, седьмая…
На диване ожила телефонная трубка. Дмитрий Павлович быстро поднялся, взял ее.
– Алло… Да, милая… Заболела?.. Температура? Тридцать семь и восемь… Да, конечно… Ты уверена?.. Хорошо, милая, выздоравливай… Да, буду ждать. Целую нежно. До свидания…
Савинов посмотрел на Принца, тот с сожалением развел руками.
– Кто вы? – спросил Дмитрий Павлович. Он стоял перед гостем с трубкой в руках, не зная, как ему быть дальше, что предпринять. – Кто вы?..
Принц хищно улыбнулся:
– Так и подмывает сказать: «Волшебник»!
– Мне не нравятся ваши игры, – твердо сказал Савинов.
– А мне – напротив, – откликнулся гость. – Скажите честно, – кивнув на машинописные листы, он снисходительно улыбнулся, – вам очень дорога эта бездарная писанина?
– Простите?..
На этот раз гость пренебрежительно тряхнул рукописью и весело повторил:
– Вам и впрямь так дорого вот это?
– Послушайте…
– Дмитрий Павлович, ваш рассказ был превосходен, потому что вы говорили то, о чем думали. В вашем рассказе была страсть и здоровая человеческая зависть, – доставая из кармана зажигалку, Принц поморщился, – но эта писанина – ложь! Слюни и ложь! – Он разочарованно покачал головой. – Впрочем, какая разница, статейка вам все равно больше не пригодится!
И, к великому изумлению Савинова, гость щелкнул зажигалкой и подпалил листы с одного края.
– Что вы делаете?! – шагнув к нему, изумленно спросил Савинов. – Вы с ума сошли, у меня нет черновика! Я за нее гонорар должен получить!
Он протянул руку, но гость ловко отдернул листы.
– Доверьтесь мне, Дмитрий Павлович, и расслабьтесь, – устало протянул Принц, наблюдая, как пламя расползается по бумаге, как она, темнея, закручивается в черные свитки. – Эти события уходят в прошлое. В безвременье. Я отпускаю их туда с легким сердцем. Меценат Федор Игнатьев, художник Иноков, миллионер Билл Андерс еще придут к вам, но в другом обличье. В каком – это будет зависеть от вас, как и эта ночь, проведенная в девушкой Полиной! Только от вас!
Дмитрий Павлович смотрел, как исчезает ненавистная ему статья. Но глядя, как превращаются в пепел строки, он испытывал непонятное для себя облегчение.
– Что же дальше? – хрипло спросил Савинов.
Принц бросил дымящиеся уголки бумаги с пепельной бахромой в пустую тарелку.
– Вы сами знаете, что. Еще лет восемь, десять, и ваша жизнь медленно покатится к закату. Через десяток лет вам надо будет представлять собой нечто большее, чем вы есть сейчас, чтобы на вас клюнула даже такая простушка, как эта Полина. И ни одного дня нельзя будет вернуть! Ни одной минуты! Это же те прекрасные алмазы, которые вы теряете безвозвратно. И каждый последующий – более дорогой, бесценный. Кто не умеет их ценить – тот и сам гроша ломаного не стоит. Таких людей – большинство, смею вас уверить. Но когда-то вы, Дмитрий Павлович, умели ценить эти брильянты. А потом потеряли веру. Сошли с дорожки и двинулись с толпой. Подумайте, как вы жили и как живете? Бездельничали, диссидентствовали. Ораторствовали впустую. Кому это было нужно? Вас обманули, обошли. Вы потеряли свою королеву. Шляетесь по забегаловкам. Я не зря говорил о яхтах и особняках! Они рядом – протяни руку. Частные галереи в европейских странах. Вы сами хотели стать художником – не получилось. Но у вас есть другой талант – вкус, чутье, ум! А с ними может появиться возможность открывать гениев миру. Скажите мне, что вы не мечтали занять место Федора Игнатьева, и я уйду сейчас же. И никогда больше не встану у вас на дороге!
Дмитрий Павлович не сводил с гостя глаз.
– Я хотел стать художником, но не говорил вам об этом. Так все-таки… кто вы такой?
– Вчера вы угадали. Я – Принц. Это мое настоящее звание. Имя. Прозвище. Ни больше ни меньше. О владениях своих я вам рассказывать не буду. Думайте сами, что хотите. Боюсь напугать!
Голова Савинова шла кругом. Но гость его поостыл, плеснул в свой бокал остатки коньяка, залпом выпил его.
– Да вы садитесь, Дмитрий Павлович, – гость прихватил с блюдца дольку лимона. Вопросительно и одновременно весело взглянул на открывшего было рот Савинова. – Садитесь, в ногах правды нет.
– Что же вам нужно взамен, Принц? – усаживаясь на край дивана, спросил хозяин дома. – Наверное, как обычно, что бывает в таких случаях?
– Вы о душе? – поднял брови его гость. – Ничего подобного, уверяю вас! Никаких документов, никаких подписей кровью. – Положив дольку лимона на язык, Принц разжевал ее и отчаянно сморщился. – Просто хочу сделать подарок человеку, который его заслуживает, – объяснил он. – Я ведь меценат! Кстати, Дмитрий Павлович, вы скоры на подъем?
– А что такое?
– Предлагаю не тянуть время и отправиться туда, – он сделал ударение на этом слове, – немедленно.
– Это куда же – туда?
– Пошевелите мозгами, Дмитрий Павлович… Куда вы сами хотели попасть последние годы. И точно осознали это, когда вам стала известна история о меценате и художнике.
– А что же, машина времени неподалеку?
– Ну, вы же видели мой «мерседес», он сойдет. Если бы вы жили в веке этак восемнадцатом, я бы посадил вас на вороного коня – позади себя. А поскольку на дворе двадцать первый век, и нам отставать от него негоже. Разве я не прав?
– Наверное, правы… Значит, вы предлагаете мне прокатиться?
– Вот именно. Одевайтесь.
Дмитрий Павлович взглянул на стол, где стояла початая бутылка «Смирнова». «Нужно выпить еще, и немедленно, – думал он, – чтобы окончательно не повредиться в уме или не дать в морду этому проходимцу с изумрудной брошью».
– И вот что, – укоризненно проговорил гость, – вам надо поменьше пить. Когда все начнете заново, не увлекайтесь этой пагубной страстью. Алкоголь и дело несовместимы!
– Ценный совет… А как же Полина?
– А вам разве жаль ее потерять?
– Возможно.
Принц скорчил недоверчивую гримасу:
– Не играйте со мной – дело-то бестолковое.
– Хорошо, не жаль… Если, конечно, я получу взамен что-то большее.
– Конечно, получите. Надо только постараться.
Принц встал, расправил плечи.
– Я иду одеваться. Торопитесь, Дмитрий Павлович, торопитесь. Мы должны оказаться на месте ровно в полночь. Знаете, век веком, а традиция – традицией.
Савинов поднялся за ним, но, не сделав и двух шагов, остановился:
– Послушайте, все это смешно…
– Ни в коем случае, – отозвался Принц уже из коридора, – все очень серьезно!
– Куда же мы сейчас поедем?
– Куда мы поедем вместе, это неважно. Лучше спросите, куда поедете вы, когда наши дороги разойдутся. Себя спросите… Все будет так, как вы пожелаете. – Принц бодро, фальцетом, затянул отрывок из «Риголетто» – «Сердце красавицы». Но оборвал себя так же быстро, как и начал. – Вы окажетесь там, где вам подскажет оказаться интуиция… Я уже в пальто!
