Дмитрий Миронов
Sex салатики rock-n-roll
Часть 1
В этом городе тоже когда-то жили цари, есть императорский дворец, масонский замок на берегу озера, несколько старинных улочек, не сметенных Великой Отечественной, и две церкви. Городок не такой пафосный, как Петергоф или Пушкин, самый обычный спутник мегаполиса с хрущевками и новостроем. А на въезде, над крышами гипермаркетов, как уснувшая змея, раскидала кольца виадука, асфальтовая паутина автострад. Прибалтика – Мурманск, Москва – Хельсинки…
Сам я живу в Петербурге, сюда приехал месяц назад. Случилось это так, однажды, в первый понедельник февраля, собрал в сумку самое необходимое из вещей, деньги, документы, выключил все из розеток, пешком дошел до Балтийского вокзала. Случаются такие порывы, некоторые вешаются или ныряют с балконов, но чаще же, конечно, просто меняют обстановку.
На вокзале долго стоял, разглядывая направления электричек, думал, куда бы?
– Мартышкино, Серебрянка, Добручи. Интересно, бухают в Лампово?..
Мои размышления прервал голос из динамиков:
– Отправление электропоезда до станции Луга через десять минут. Внимание…
У одной из касс никого, я сказал в окошечко – Луга и протянул деньги.
До конечной не доехал, все-таки Луга это очень далеко. Тем более дорога изрядно осточертела – не меняющийся пейзаж за окном, лица пассажиров напротив, да и ноги устали сидеть в одной позе. Машинист объявил следующую станцию, название показалось знакомым, в памяти мелькнула, почему-то, Великая Императрица Екатерина. Половина вагона поднялись со своих мест, столпились на выход, я подумал, почему бы и нет, и вышел вместе со всеми.
На вокзале – таксисты, шаверма, собаки, бродяги, обычная привокзальная фауна. В газетном киоске купил местные «Ведомости», раскрыл на последней странице, где объявления. Нужных номеров было много, набрал первый в списке. Там очень обрадовались, договорились встретиться через час.
Квартира понравилась, выбирать, не было времени, начинало темнеть. Дом старый, ванны нет, душ на кухне. Хозяйке сказал, что работаю в «Пятерочке», первое, что в голову пришло.
Целый месяц гулял по паркам и дворцовым угодьям, кормил булкой уток в прудах. Зимы не было, она кончилась еще в декабре. На автобусной остановке рядом с домом увидал объявление – «гипермаркет набирает сотрудников», и я пошел.
…Менеджер отдела персонала, закусив сгиб большого пальца, смотрела мне в глаза.
– Чего же вам предложить?
Даже слегка щурилась, в маленьком кабинете она была совсем рядом, она и ее ногти пестрые, яркие напоминали крылышки колибри. Они меня смущали эти ногти.
Менеджер «не хотела меня отпускать» – сама сказала. Пекарем я не желал, грузчиком тоже. Дверь открылась, вошел мужик лет сорока в брендовой жилетке. Она спросила:
– Ну, как?
– Ебанько.
Мужик сразу ушел, красавица почему-то обрадовалась, стала скролить мышкой на мониторе, щелкнула клавишей, снова повернулась ко мне.
– Ну и славно. Вашу анкету проверят, если все в порядке, я позвоню.
– Спасибо большое.
Через день, на проходной меня встретил замдиректора, тот дядька, что заходил в отдел персонала. Мы пожали друг другу руки.
– Найди Диану, она скажет что делать.
Магазин был еще закрыт, продавцы поправляли и выкладывали товар, мне сказали, кто Диана. Она стояла на стремянке, двигала бутылки на верхней полке. Молодая, кругленькая, но не толстая, напоминала плюшевого медвежонка. Рядом тележка с упаковками пива.
– Здравствуйте, – говорю.
– Привет.
Она кивнула на телегу:
– Выставляй.
Я остервенело, принялся за работу. Минут через десять появился еще один мужчина невысокого роста в золотых очках и бэйджиком на груди – директор. Он махнул рукой Диане:
– Иди сюда!
Они ушли в соседний ряд. Но я все равно все слышал.
– Когда медкомиссию пройдешь?
– Меня там будут унижать…
Раздались фыркающие междометия.
– Почему вчера опоздала?
– Автобус медленно ехал…
И так далее. Они не ругались, у Дианы не было и тени оправдания, так брат и сестра ссорятся по мелочам.
Поползли вверх роллеты, кассирши расселись по рабочим местам, день начался. Мне привезли паллет с водкой, показали, что делать.
По дороге в столовую, проходя мимо отдела персонала, бросило в холодный пот. На стульчиках вдоль стены сидели несколько человек, грызли авторучки, писали анкеты. Вдруг, не сегодня-завтра я тоже стану «ебанько». Я не боялся увольнения, деньги еще были, просто, мне понравилась эта работа – тупее не придумаешь. Еще нужно было общение, и пофигу с кем. Я не боюсь одиночества, но природу не обманешь, мне, вдруг, стало не хватать, кого-нибудь рядом, кто, хоть иногда называл меня по имени.
На Диану старался не оглядываться, редко и издалека, кособочась из-под чужой подмышки, что бы ни дай Бог не заметила. Делал вид, что не вижу ее и не слышу, правда, это мне стоило некоторых усилий. Я был уверен, равнодушие бесит, и разжигает любопытство, но ей было похер, она вообще по сторонам не смотрела. Покупатели отскакивали от ее взгляда, если пытались что-то спросить, мгновенно забывали обо всем, шли дальше.
Промелькнуло несколько недель, я привык, осмотрелся, знал всех по именам. Почти не уставал, один раз только смертельно запарился. Это был сумасшедший день, безумная акция – картошка по очень низкой цене. Грузчики все были заняты, пришлось мне таскать мешки в специальные лотки в торговом зале. Со всех сторон мгновенно ковши рук, давка, ругань. В один заход я замешкался, бабули крепкозадые не дали сбежать, и я был втянут в орбиту побоища. Еле вырвался, Дианка хохотала. К обеду картофель закончился. Пришли двое цыган, пафосные, в замшевых штиблетах, дорогих куртках с меховыми воротниками, у одного барсетка под мышкой.
– А где картошка?
– Нету.
– Когда будет?
– Больше не будет.
Стали ругаться на своем языке, долго считали копейки, выворачивая карманы…
Слава Богу, следующий день был выходной, я вышел на улицу, встал у парадной, надо было решить куда идти, выбор большой. Улица, где я живу самая длинная в городе, здесь много магазинов. Из «Верного» вываливаются наркоманы на костылях и веселая гуляй-рванина с баклахами пива, «Семишагов» вечно набит цыганками и гастарбайтерами, в «Дикси», «Магните» ничего нет, и делать там нефиг. В прошлом году наконец-то захлопнулась «Семья», паскудные и вонючие лавки с мертвыми кассиршами, просроченным джин-тоником (это еще умудриться надо) и копейками на сдачу. В «Пятерках» очередищи, но они на каждом углу…
«Пятерочки» эти повсюду, гулял в прошлые выходные по району, вижу, где еще на прошлой неделе был «памятник архитектуры», стены обиты красными панелями. За витринами, такая же картина, как и везде – горки овощей и фруктов, ряды с бакалеей, счастливый узбек тащит на рохле паллет с продуктами. Все еще чистое и нарядное, с гирляндами воздушных шаров. У стеклянных дверей, мальчик в белой рубашке под курткой, смотрел в телефон. Увидев меня и еще несколько человек, мы дружно перешли улицу на зеленый свет, молодой джентльмен подпрыгнул вверх, словно дрессированный дельфин, забился в припадке, как бы призывая разделить с ним это безумное счастье – открытие нового супермаркета. Он говорил стихами и делал рыбьи жесты, типа плывите сюда. Я даже покраснел, сказал – спасибо, обязательно, как-нибудь…
…На проспекте, неожиданно увидел Диану, она смотрела в телефон на ходу, будто шла по навигатору. Вероятно, кто-то был он-лайн и не отвечал на сообщения. Я зачем-то пошел за ней.
Она пропала в зарослях кустарника, это был садик с качелями и скамейкой прямо под окнами пятиэтажки.
Вижу – сидит на единственной скамеечке. Я пошагал мимо, целеустремленно глядя вдаль, она окликнула:
– Стопэ, кабанчик.
Я засмеялся.
– Привет, – говорю.
Диана подвинулась, хоть места было навалом, это был пригласительный жест. Сел рядом, вытащил бутыль из кармана.
– Будешь? Правда, стаканов нет.
– Почему?
– Я всегда пью один и из горла. Сам с собой разговариваю, ругаюсь, спорю. И главное – знаю норму, а компания, это еще по одной, и еще, беготня до утра по хачманам, запой на несколько дней, звонки с работы, последнее китайское и так далее…
Она протянула руку:
– Давай.
В панельке в окнах зажигали огни, яркие квадраты пылали одинаковыми вертикалями, это окна кухонь. Люди перемещались из комнаты в комнату, шевелились тени за занавесками. Мы как будто смотрели в огромный телевизор. Диана разговорилась:
– Как-то я жила в Ленинграде, снимала комнату в коммуналке. Примерно, вот в таком же доме. За стенкой соседи с Украины муж и жена, на рынке работали. Единственный выходной у них был – понедельник. Нахерачатся горилки, муж потом ночью ходит по коридору, курит и все – хуй ты угадала, ага, хуй ты угадала. И так полночи. А утром орет – Инна! Меня крепит… Как-то выхожу, на кухню, Инна эта сидит грустная, я – приветики, доброе утро. А она печальным голосом – по-моему, Борода голубой. Это муж ее. Когда ебались, говорит, я ему палец в жопу вставила, он сразу заверещал и кончил, ты только никому, это же по секрету, понимаешь?
Мы с Дианкой смеялись, люди в окнах оборачивались на шум, смотрели на улицу, но нас уже не было видно в фиолетовом тумане сумерек.
– Не представить тебя в коммуналке, – говорю, – и города такого давно нет – Ленинград.
Мне показалось, она, резко сменила тему:
– А чего до тебя цыгане вчера докопались?
– Картошки не хватило по пять рублей.
– В прошлом году они на каждом углу совали всем в руки какие-то монеты, большие такие, как овсяное печенье. Предлагали просто посмотреть, типа вот нашел на огороде, что делать не знаю.
– Где-то лоха кинули, наверное, и пошло-поехало. Как-то в Питере я…
Она перебила:
– Пошли на автобус.
– Зачем?
– Покажу кое-что.
Мы приехали в наш торговый центр, поднялись на третий этаж, где фудкорт и синема, заняли столик у стеклянной стены.
– Ну?
– Сейчас.
Диана искала кого-то глазами. За окном грохотала магистраль, бесконечный поток железа на колесах…
– Смотри.
– Куда?
Сначала был протуберанец чего-то неестественного… Потом я увидел узбечку уборщицу совсем молодую. Она оглянулась.
Никогда раньше я не видел таких глаз божественной, фантастической красоты. Ни в кино, ни в Интернете. Она елозила огромной шваброй по полу, мироточила сексуальностью, и тут же, мгновенно, даже в этом своем нелепом скафандре с буквами «клининг» на спине, стала непоколебимо желанной до судороги.
– Ничего себе, – говорю.
Диана предложила:
– Давай ее выебем.
Я захихикал, как дурачок.
Когда вернулся из туалета, Дианы не было, красавицы тоже, вместо нее две старухи в резиновых крагах убирали со столов. Одна зыркнула, я в замешательстве извинился. Эскалатор повез меня вниз…
* * *
У Дианы на работе был друг, охранник по имени Влад. Тоже странный тип, никогда ни с кем не здоровался, если это было совсем необходимо, он мрачно приветствовал – злое утро. Когда входил в столовую, говорил – чтоб вам всем подавиться. Душевно, без злобы, как приятного аппетита пожелал.
Я часто видел их возле курилки, они стояли, о чем-то трепались, хоть и не курили. Я нервничал, а со мной, значит, привет – пока. Вряд ли они были парой, тридцать лет разницы, как минимум. Может, родственники, но будет ли дочка «светить» таким папой…
Я тоже работал в охране пятнадцать лет назад, только вернулся с армии, пошел по объявлению в газете «требуются в ЧОП». Предприятие охраняли большое, в промзоне недалеко от станции метро Купчино, четыре проходных со шлагбаумами и пост на складе, нас было по десять человек в смене, сутки через двое. Работники, как и во всех ЧОПах – бестолковые и никудышные обалдуи, разумеется, законченные алкоголики. Были и пенсионеры (дома скучно, помочь сыну с кредитами, я еще молодой), старички, почему-то уважительно относились к униформе, даже в метро на работу ездили в этих нелепых куртках, расшитых шевронами и надписями «секьюрити». Через плечо на ремне «мужская» сумка, в сумке жирный том Бушкова или Лукьяненко и банка с помоями на обед. Именно с помоями, я замучался проветривать нашу каморку после приема пищи своих напарников. Запахи этих сволочей, их прелых носков и смрадного дыхания, преследовали меня повсюду, на всех постах.
Еще в охране живут чудаки. Нет, не в торговых центрах, где стоят на страже собственности господа в костюмах и с лицензиями, суровые и ответственные, не прошмыгнет и мышь! Чудаки живут в стеклянных будках метр на метр, какие были у нас, где можно спокойно заниматься своими делами, читать, например, или писать самому. Если дедушек и обалдуев больше никуда не берут, чудакам деньги не нужны, главное для них это свободное время и спокойно заниматься своими делами на рабочем месте. Один толстяк с нашей смены, веселый и говорливый с рваными между ног штанами, ходил на работу с чемоданчиком типа «дипломат». Такие чемоданчики раньше таскали учащиеся ПТУ и институтов. Однажды, он ушел на пост, я остался в нашей каморке один. Здесь мы обедали, отдыхали ночью на топчане (спать ночью нельзя, отдыхать можно), тут же стояли шкафчики с личными вещами. Я не выдержал мук любопытства, открыл его «дипломат». Внутри лежало много предметов: пионерский галстук, завязанный в узел, голубая пилотка со значком тоже пионерским, голова куклы и много-много вкладышей от жевачек «лов из…». Я захлопнул «дипломат», поставил его на место. Стал избегать этого добрейшего пузана, ворочался на топчане, не мог заснуть, зная, что он где-то рядом.
И был поэт, самый настоящий. Тоже толстый, только очень надменный.
– У меня полторы тысячи стихов, – говорил он, и смотрел на меня, как на перхоть. Он являлся действующим лауреатом чего-то там, и «сенатором» на каком-то сайте. В интернете только начинали расцветать все эти кладбища графоманов типа прозару, стихиру и прочие.
Через полгода я уволился, маленькая зарплата, и еще, почти каждое утро, в выходной звонок оперативного дежурного, как я проклинал тогда свой новый мобильник. Надо выйти, один под машину попал, у второго папа повесился, у третьего бабушка рожает, и так далее, каждое утро, что-нибудь новенькое, алкаши чортовы. Никакой личной жизни.
Такие вот воспоминания об охране. Ничего не изменилось, только вместо томиков макулатуры, тупорылый «тик-ток», а так те же лица, те же черти, сидят, хихикают в свои телефоны.
Влад отличался от своих коллег, одевался не так, например, джинсы «Lee» старые, с великолепным изломом, вероятно, даже «made in USA». Диковинные ботинки, не этот попсовый «доктор мартенс», какие-то хрен поймешь, со сложной шнуровкой. Мне, как старому кишкоману, было очень интересно. Ведь все трудящиеся одеваются на рынках в «московский» ширпотреб, кто по-пижонистей в «Спортмастере», элита носит «секонд-хенд», но и хорошего «секонда» не найти. Надо там работать, на этих «раскладушках», а лучше ехать в Хельсинки.
Влад ходил в столовую с Дианой и Наташей с инфостойки, эту бабу я ненавидел. Она как-то на собрании сказала – а можно сменить музыку в торговом зале, на что-нибудь приличное, например – шансон. Дуру, конечно, засмеяли, но я запомнил. Еще она говорила по матюгальнику смешные слова. Например:
– Сегодня в нашем гипермаркете скидка двадцать процентов на виски и шампанскии…
Или:
– В отделе рыба свежая барабулька и каракатица…
Иногда, Диана звала меня, я с удовольствием шел с ними, мне нравилось слушать их треп. Что-то доказывал обычно Влад.
– …Не знаю, наше кино не смотрю, ибо все фальшак и подъебура. Не верю не единому слову, все живут в белоснежных квартирах с кожаной мебелью, главный герой, конечно же, айтишник, других профессий не существует, у каждой бабы своя турфирма или салон красоты. И снято той же камерой, что и реклама, скорее всего одним и тем же клипмейкером. Десять раз повторяют одну и ту же фразу – будем решать проблемы по мере их поступлений, и это дибильное словечко – огонь…
Наташа возражала:
– Откуда знаешь, если не смотришь?
– У родителей на кухне телевизор, когда приезжаю, маманя сразу обед на стол, приходится слушать эту байду, попробуй, переключи – скандал.
– Ну вот, видишь, миллионы людей смотрят, и ничего, а ты дрочи на свой Южный парк.
Я был с ним согласен. Как-то жила у меня несколько дней одна дурочка, что бы она не ушла, приходилось тогда смотреть ее любимые сериалы. Вот я насмотрелся этой пурги, где главный герой системный администратор, или «балбес с двумя высшими образованиями»…
Еще я вспомнил – в Петербурге, как-то работал курьером, развозил пиццу. Был заказ в один театр в центре, названия не помню. Небольшой такой зал, сцена без оркестровой ямы. Шла репетиция, я сел в последнем ряду посмотреть. Режиссер умолял двух актеров «слепить диалог». Мизансцена такая – один дядя спрашивает другого, тот отвечает:
– Налью, ебнешь?
– Нальешь, ебну…
У первого актера все получалось, вопрос звучал задорно. А ответ режиссера не удовлетворял.
– Как бы мудро и похуистично! Понимаешь, тебе предлагают выпить, тебя трясет, человека можешь убить за стакан! Но у тебя гордость! Ты соглашаешься, разумеется, чуть не серешь от счастья, но в то же время своим видом показываешь, мол, так и быть, может, и ебну. Плечами пожми, что ли!
Я засмотрелся на работу актеров, это несчастное – «нальешь ебну», получилось с десятой попытки. Жаль, не было времени, надо было идти дальше. Интересно было бы посмотреть всю постановку…
Иногда, я их не слушал, разглядывал плакаты на стенах. Там нарисованные люди, очень похожие на манекены, изображали продавцов и покупателей. Сценки из жизни гипермаркета, под ними мелким почерком пояснения: мы ставим себя на место клиента в любой ситуации. Мы строим долгосрочные отношения с клиентами. Мы ищем для клиента решение, отвечающее его потребностям. И в том же духе. И над всем этим огромными буквами странное слово – клиентоориентированность. Уверен, эту хрень никто не читал, любые лозунги, это пустая трата времени, ничего не значащий набор слов, политические или корпоративные. Любой лозунг рождает один лишь антагонизм, у меня так точно. Кучка дармоедов, где-то в далеком офисе стараются, сочиняют, что бы оправдать собственную никчемность. Каждый покупатель, в любом магазине, в первую очередь должен знать – ему здесь не рады. Никто сюда никого не звал, а если вы здесь, ведите себя прилично, не ебите мозги линейному персоналу, нам все похер, зарплата не зависит от выручки и копеечная премия будет всегда.
То ли дело мерчендайзеры, востроногие и расторопные, мерзкие душонки, ли ж бы куснуть лишний «фейс», расширить свой товар на полке, подвинуть конкурентов, и сбежать. Несчастные, задроченные дети корпораций, должны улыбаться, как родным и звать «на вы» всех, кто бродит здесь за кулисами магазина, и грузчиков вонючих, и клоунов типа меня и Дианки. При виде начальства вообще положено кривляться от ужаса, раболепно приседая, как учили на тренингах. Непримиримые конкуренты: Пепси – Кока, Вимм Билль Данн – Данон, ФрутоНяня – Агуша, Тайд – Хенкель глаз высосут друг другу за лишнее место на полке. Недавно помогал Владу растащить за ноги двоих, те уже перешли в партер у нас на складе. Эти двое самые заклятые: Балтика – Хайнекен.
Один торговый представитель водки «Беленькая», взрослый дядя, рассказывал душевные истории, как «они» катались на байдарках. Пел походные песни, и постоянно повторял – так здорово было. Этим он провоцировал на вопросы, но мне было категорически пофиг. Да, дело он свое знал, его бутылки стояли ровнехонько, этикетка к этикетке.
Еще одна с «Мартини» строила мне «коровьи глазки», показывала видео, где ее выблядок плясал на коньках в каком-то Дворце спорта. И все это ради дурацких бутылок. Смешные люди, блядская работа.
На самом деле процесс налажен и отработан, те, кому положено мечут товар на полку, покупатели, раззявив ебальники, пялятся на желтые ценники, кассирши строчат метровые чеки, все счастливы.
Недовольно только высшее руководство, ну, это так положено. Приезжал один – региональный управляющий каких-то департаментов направлений, пес его знает, язык сломаешь. Я пришел на работу, клининг носится, как угорелые. Клининг это: уборщицы, грузчики, сборщики тележек, важный аксакал на поломоечной машине, все это называется одним словом – клининг. И вот они орут громким шепотом:
– Текршерув кельди, комиссия!
Узбеки любой кипишь, называют комиссией.
Ну, приехал лысый, в кашемировом пальто, встал у входа, глаза надул, и не заходит, уже все плохо. Потом пошли по магазину с директором, встали от меня неподалеку. Лысый часто повторял:
– Покупательский поток, дополнительная выкладка…
Если бы не эти слова, их диалог напоминал бы сцену из старинного сериала про организованную преступность, когда несчастному коммерсанту, говорят, как он будет жить дальше. Смотрел как-то давным-давно…
* * *
Пандемия ворвалась и в наш город, думали, пройдет мимо, отполыхает на горизонте. Привез заразу один тип, вернулся из отпуска. Сразу пять человек на самоизоляцию. У нас сократили грузчиков, их было четверо: Халк, Том Круз, Алладин и Бабай, оставили двух молодых. Потеря работы, это не только «пул ёк», парни в общаге живут так – пять человек работают в день, другие пятеро спят, кто пришел с ночной смены. Вечером они уходят, лежбище занимают те, что в день. Нарушение алгоритма это катастрофа, но кого это волнует.
Молодой Алладин сказал:
– Мы что вам роберты, за четверых работать?
Он помогал Диане в отделе бакалея, на его рохле так и было написано – «одел макарони». Диана звала его Эльмундо, или Федерико, по-разному каждый день.
– Ну чего ты, Карапетян, гречки опять нет, тащи, давай.
– Зачем зовешь меня так?
Дианка с кавказским акцентом:
– Где-то високо в горах жиль снижок.
– Ты гер#ин куришь…
Алладин жалел Диану, думал она «конченная», в общем, они ладили.
У клининга была и хорошая новость, прошел слух, что на время карантина отменят патенты. На всех углах было слышно:
– Патент ёк Путин якши, патент бар Путин мазги сыктым…
В обед директор собрал линейный персонал и объявил:
– С завтрашнего дня сидим дома, ТРЦ закрывается, надолго ли, никто не знает. Если что, всем позвонят.
Я мысленно захлопал в ладоши, многие приуныли, мне-то хорошо, а кто в одной комнате с мамой, папой, женой, детьми, собакой, есть и такие. Тяжелые судьбы, встречи, расставания…
Вечером я побежал на третий этаж. Я уже знал, что ее зовут Гуля, прочитал вчера на бэйджике. Вот она. Со своей шваброй, катит ведро на колесиках, старухи в резиновых крагах неподалеку, охраняют, всегда на страже. Я встал в очередь купить пива и пиццы, здесь наливали в стеклянные бокалы…
– Эй!
Мимо прошел Влад с полным подносом.
– Давай к нам.
Народу на фудкорте было много, работники с «Эльдорадо» и «Спортмастера», бабы из секс-шопа и вечно пустых и непонятно кому нужных бутиков. Последний день, что будет дальше никому неизвестно, может, новый вирус догонит нас всех, и больше никогда не увидимся.
Наши сидели у окна, хорошо был виден въезд в город, блокпост, пробка из автомобилей. За один день жизнь лихо изменилась, сегодня слышал, как покупатели говорили – ночью будет летать вертолет, чем-то опрыскивать город. Наши, все та же компания – Влад, Наташа и Диана, я стал четвертым.
Влад украдкой долил всем водки в пиво. Когда брякнули донышками бокалов об стол, Наташа спросила:
– Диана, ты как попала в наш обезьянник?
– Я-то?
– Ага.
Диана задумалась, подбирая слова.
– Однажды вышла на улицу без наушников, в первый раз, обычно я проверяю с собой ли они, потом уже ключи и деньги. Ну, так получилось. Слышу музыку из открытого окна машины, я застыла, мелодия понравилась, стояла, ждала, надеялась, что это радио и объявят, кто пел. Но машина, вдруг поехала, я бегом за ней, как дура, потом опомнилась. Через несколько лет, приехала в этот прекрасный город, шаталась по торговым центрам, искала работу, зашла в гипермаркет. Играла музыка из невидимых колонок, и слышу – эта песня из машины. Я всегда ее помнила, напевала, когда думала, что вот-вот забуду. Тут же нажала кнопку «шазам», у меня уже смартфон был, и, как идиотка с вытянутой рукой стою, глазами хлопаю. В общем, не повезло – слишком шумно. Пошла на стойку информации, заполнила анкету, через неделю уже работала. Нашла место под самой колонкой над полками с бакалеей, и мой «шазам» поймал, что было нужно.
– Потрясающе.
– Вот так работу нашла, ну и…
Никто даже не спросил, что за чудесная песня. Мне тоже было не интересно, молодые бабы слушают невероятную чушь. Добавлю только, что у нас в магазине играет приятная музыка, иногда настолько приятная, что я готов простить все этому гипермаркету. Например, то, что я стал ненавидеть людей, люди теперь превратились в покупателей, в кишащее многоглазое чудовище, вечно чего-то требующее…
– Да, – сказал Влад, – каждому свое, на вкус и цвет, как говорится. Вот расскажу вам, как-то давным-давно халтурили мы с корешем на его «копейке», и у Московского вокзала смотрим, голосует нерусский, укуреный в драбадан. Сам маленький в «пропитке» до колен, на плече магнитола, этническая хуйня какая-то играет. Ему надо было в Купчино. Ночь, январь, метель, было заметно, он давно тут стоит. Ну, мы взяли, кореш спросил, что за дикая музыка? Маленький азер ответил – на этой кассете вся мая зизнь. И заплакал от счастья…
Наташа захихикала. Диана спросила:
– Ну, а ты?
Все смотрели на меня, я прокашлялся и сказал:
– Усугубим сначала.
В кружках забурлило от водки, Влад потребовал, что бы все выпили до дна.
– Меня похитили два инопланетянина, схватили у входа в рюмочную, посадили на заднее сидение…
– Звездолета!
– Обычная машина, какая-то иномарка. Подхватили так душевно, под мышки, я даже сделал ногами велосипед. Да, хорош ржать. Представились – полиция, РУВД.
– Почему инопланетяне?
– Тот, который выскочил первым, очень страшный был, глаза на висках, вместо носа горб, как у тапира. Вот первая мысль и была…
– Ужас.
– Не, второй нормальный. В общем, мутант полистал свой блокнотик, причем одним глазом на меня смотрит, другим в тот самый блокнот. Спросил – где выбыли двадцать пятого января? Я облегченно расслабился, я в тот день на работу устраивался, как раз на стажировке был с утра и до самого вечера. Работа, кстати, не понравилась. Повернули за угол, остановились возле Универсама, инопланетянин пошел к директору. Минут через десять вышел, долго ругался со своим напарником на улице. А мне в машине было тепло и уютно, совесть чиста, алиби железное. Потом открыли дверь, и я ушел. Перепутали с кем-то, бывает. На следующее утро, я собрал кое-что из вещей, выдернул все из розеток, и на электричке приехал сюда. Давно собирался сменить обстановку, инопланетяне были последней каплей.
– Нормально.
Наташа с Дианой пошли в туалет, я за горячей пиццей, издалека видел, как Влад лакает водку прямо из горла. Когда все снова расселись за столом, он начал свою историю:
– Вы тут несли бред про зеленых человечков, какую-то несусветную чушь, а я действительно общался с одним из них, вот как сейчас с вами. Это было ровно двадцать лет назад, тоже в апреле, можно сказать, день в день. Двухтысячный год, все ждали конца света, он и грянул Армагеддон, только никто этого не помнит. Я переехал тогда от жены, вернулся к матери. Мои друзья Мишка и Виталик никуда и не уезжали, все так же жили с родителями двадцатипятилетние придурки. И вот теперь мы втроем барыжили на Сенной площади спионеренным где-то растворимым кофе. Банок было много, у Виталика дома целый угол комнаты был заставлен этой гадостью. Сенная площадь тогда, это было нечто. В лунном сиянии снег серебрится… Я первый раз встал торговать в ряды деловых старух, бормотал, что-то типа: – кофе, кому кофе, прямые поставки из Бразилии. Помню, рядом со мной бабуля стояла, под ногами на картонке разложен ее товар: пустые коробки из-под аудио кассет, пробка от графина, линялые полотенца, диск гигант Вахтанга Кикабидзе в обосранном клопами конверте. Слева дедуля торговал из раскрытого чемодана какими-то проводами, и книгами, две стопки книг, я запомнил название одной – ожирение у подростков. У него что-то покупали, он часто ходил в аптеку за лекарством, угощал бабулю. Вокруг торговали таким же мусором, лежа или сидя на ящиках, чаще стоя – холодно. Из заблеванных углов и антресолей все на продажу. Как-то дед ушел в аптеку и пропал на час, подруга его уснула, он вернулся и заорал:
– У тебя товар спиздили!
Бабка ничего не понимала, пыталась встать на ноги, она падала, дед все орал. Я видел, этот товар давно разметали ноги прохожих, пустой чемодан валялся в канаве, диск гигант и книги замело снегом. Соседи по торговле лупоглазо хохотали, чокаясь бутыльками «боярышника», жизнь прошла ха-ха, буль-буль. И из палаток с кассетами эта бесконечная песня на всю площадь – в лунном сиянии снег серебрится…
Так мы и жили всю зиму, первую зиму нового тысячелетия, утром торговали, днем сидели в шалмане на Сенном рынке, потом по домам спать, вечером опять на площадь, где разливное пиво. Конец света обещали еще в Новый год, мол, первого января случится какой-то глобальный сбой в компьютерах, но никакого конца так и не случилось, назло бомжам и прочей босоте. Конечно, так проще всего – хлопок, и все с начала, и вот ты уже родился не в копченой коммуналке на улице Мира, а где-нибудь в пригороде Сакраменто. Жизнь сурова…
Влад замолчал, отвернувшись к окну, Диана равнодушно тыкала пальцем в телефон, Наташа внимательно слушала, держа голову в ладонях.
– В тот год, ближе к весне я влюбился, первый раз в жизни, хоть был женат. Так бывает, друзья мои. Надо же было мне тогда обернуться, я ведь специально спрятался от всех, что бы проглотить это пойло, что принес Виталик. Она улыбнулась, но не мне, а надо мной, я затрамбовывал себе в пасть хот-дог, вся морда в кетчупе, этот чертов кетчуп был везде, тек по рукам, по одежде. Она шла, мимо наших рядов, без куртки, спрятав кулаки в рукава свитера, я тогда сразу подумал, значит, работает где-то здесь, в каком-нибудь бутике или ларьке…
Через несколько дней мы сидели в шалмане на рынке, собирались уже уходить. Выпили по большому стакану, продолжать не хотелось, Мишка рисовал на салфетке член, он везде это рисовал, начал еще в школе, говорил, вы ни хрена не понимаете трансцендентальной глубины изображения. Никто не спорил. У него хорошо получалось, хоть проще не придумаешь – колбаса, два яйца, кудри развиваются, объект всегда был, как бы в полете…
