Дмитрий Андреевич Шашков
Добровольцы
Спустя немалое время ополченец вернулся, также без лишних слов вернул пассажирам их книжечки, и вышел. Автобус забормотал старым двигателем и лениво покатился дальше, за окном снова потянулись поля, разделённые на неравные части лесопосадками. Молодые люди снова уставились в окно, и тут их внимание было приковано очередным серо-коричневым полем, на котором, меж двух перелесков, виднелись черные остовы сгоревшей бронетехники.
– Смотри, бэ-эм-пэшки! Сгоревшие! Вот им тут вставили! Это, значит, ещё летом, когда хотели границу отбить, от России отрезать, – помнишь, в интернете читали?
– Конечно, помню! Да тут их полно пожгли, смотри!
Автобус ещё долго катился по извилистой сильно разбитой дороге, огибая огромный курган Саур-могилы с избитым осколками и оттого особенно величественным основанием памятника героям Великой Отечественной, снесённым в ходе этой новой войны. Затем потянулись вдоль дороги скромные сельские домики, казавшиеся, в основном, заброшенными, часто сильно разрушенные войной, с провалившимися внутрь крышами или огромными дырами в стенах от попадания снарядов и мин. Потом опять потянулись опустевшие поля и поломанные лесопосадки, пока, наконец, не показалась городская застройка – тоже ветхая, опустевшая и унылая, она, однако, не выглядела такой разрушенной, как сельская, – хотя о войне тут и там напоминали многочисленные отметины осколков, следы пожаров, выбитые окна, закрытые наспех картоном или фанерой, поваленные столбы и ссечённые осколками провода, беспомощно повисшие гроздьями, сами многоэтажки стояли при этом стойко, словно крепости, и даже будучи пробиты во многих местах снарядами, в отличие от сельских домиков, не думали разрушаться. Автобус медленно плёлся по избитой дороге на запад, туда, откуда ветер вдруг донес угрюмое уханье артиллерии…
