Дмитрий Белковский
Текстовая залипалка
Болезнь
= акт первый =
Торговый зал больше походил на футбольное поле – такой же огромный. Для успешной его уборки следовало в начале залить пол тёплой мыльной водой (Хозяин для этой цели чистящего порошка никогда не жалел), оттереть всю грязь с жёлтых кафельных плиток, затем замыть чистой водой и, наконец, хорошо всё высушить чистой ветошью.
Максим сделал всё это за полтора часа. Замучился очень. Его майка и рубашка насквозь пропитались потом и от него, наверняка, воняло.
Наибольший дискомфорт причиняли мокрые кеды и носки – он слышал хлюпанье каждого своего шага. И всё это ради восьмидесяти монет в месяц – становиться ясно, почему женщины в конце прошлого века разорались о равноправии.
– Олевс! – это Хозяин звал Максима.
– Олевс, почему ты не вытер ножки стола?
Нет. Нельзя ничего говорить в своё оправдание – это ещё больше рассердит Хозяина.
Максим взял чистую сухую тряпку и протёр и без того чистые пластиковые ножки стола, купленного по цене две монеты за пять штук.
– Как ты протираешь! Сначала влажной тряпкой смой грязь, а потом уже начисто вытираешь сухой!
Только молча!
Максим протёр ножки стола сначала влажной, а затем сухой тряпкой. По окончании данной работы, затёр на полу следы от своих мокрых кед.
– Что, сразу нельзя было всё сделать?
Молчи!
Дома тебя ждут двое маленьких детей и жена без постоянной работы. В Стране Кризис и работа здесь лучшее из того, что можно получить, выстояв в очереди на Бирже труда без малого три месяца. Максим Олевс заполучил это вакантное место уборщика, выстояв, а точнее прожив, возле биржи восемьдесят холодных дней и ночей. Сёйчас кое-кто ему даже завидует.
* * *
Кто-то трахается, кто-то сношается, кто-то совокупляется, а они занимались любовью.
Джон и Катерина Хамбр кувыркались в постели уже более двух часов.
Он имел её. Она имела его.
Это было прекрасней, чем Мадонна кисти Рафаэля и грязнее чем самый извращенный порнофильм.
Он довёл её до оргазма четыре раза. Она подарила ему высшее наслаждение три раза (первый раз он не сдержался при поцелуе Катериной пениса)
Последний раз волна оргазма накрыла их одновременно.
Они лежали на кровати и курили сигареты с ментолом.
Джону не нравились сигареты с ментолом, но они нравились Катерине. Совместное курение у них стало традицией.
Джон, у меня есть для тебя сюрприз.
– Так давай его скорее, – Джон с удовольствием затушил сигарету в пепельнице. Подполз к супруге и поцеловал её в мочку уха.
– Сёйчас я дать его тебе не моту. Он ещё не готов.
– Дай мне сейчас! Дай, – капризным тоном затянул супруг, обнимая и притягивая к себе супругу.
– Поосторожней с руками! – Катя игриво ударила по руке мужа, ласкающего живот. – мой сюрприз здесь – я жду ребенка.
= акт второй =
Ещё мгновение
и Максим Олевс снял своё сексуальное возбуждение, отбросив сема в рот своей супруге. Варвара Олевс, освободившись от члена мужа, подошла к раковине и выплюнула сперму.
В течении семи лет супружества они обзавелись двумя детьми. И доченька, и сын были, мягко говоря, нежелательными. В Стране уже двадцать лет бушевал Кризис и выхода к Стабилизации не было видно. Максим только-только получил постоянную работу, и ему очень не хотелось её потерять. Варвара пыталась подзарабатывать нянечкой, но этот вид заработка не был устойчивым. На безопасный секс денег не хватало и поэтому Варваре приходилось удовлетворять себя самой. Максиму же требовалось делать минет.
Варваре прополоскала рот и обратилась к мужу:
– Посмотри, что я взяла в Домике
– Что это?
– Это мясные консервы, – Варвара указала на ряд металлических банок. – А это пшено и сушеный хлеб.
– Была праздничая раздача?
– Домик – благотворительная организация, она постоянно раздаёт нуждающимся продукты питания. Наша Соседка рассказала мне об этом.
– Наверное, это отходы производства или консервы с просроченным сроком хранения.
– Нет. Я вскрыла одну банку – очень хорошая тушенка.
– Варвара, бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
– Домики работают уже три года. Ещё никто не отравился.
* * *
Хлеба и Зрелищ – самые устойчивые точки опоры, на которые можно встать даже во время Кризиса.
Джон Хамбр работал в редакции газеты Писс фактор и от него требовались два столбца свежих новостей ежедневно.
Вчера жена обрадовала его известием о ребёнке. Сегодня он целый день провёл с ней в больнице, сопровождая её на обследования. Он достаточно обеспечен в материальном плане, имеет рабочее место и стабильный заработок – он в состоянии вырастить ребёнка и дать ему всё самое необходимое.
До подачи материала в печать оставалось тридцать минут. Если у тебя нет новостей, то ты должен сделать новость сам – это постулат любого журналиста-репортёра.
Джон Хамбр всегда по-своему понимал смысл данного лозунга.
Маньяк в городе. Пенсионерка К. шла из магазина домой.
Не успела она открыть входную дверь в свою квартиру, как сзади получила удар в затылок. Далее, неизвестный заклеил К. глаза и рот пластырем и, связан руки и ноги скотчем, изнасиловал жертву.
Работники ПОО обнаружили на теле К. надпись, сделанную чёрным фломастером: шлюха. Из квартиры ничего не похитили.
Вот и всё. Обыкновенная рядовая сенсация. Никто и не отличит эту историю от десятка других правдивых историй в газете.
= акт третий =
Расчесываясь, Максим обнаружил, что у него стали выпадать волосы на голове. На расчёске остался приличный клок. Это логичное дополнение к покрывшим ноги язвочкам, жидкому стулу и боли в суставах по ночам.
У его жены Варвары дела шли хуже: у неё напрочь перестали двигаться ноги. У младшей дочки дел больше нет – она скончалась. Она померла за три дня до выплаты детских пособий Социальной Организации. Чтобы скрыть её смерть и получить жалкие тридцать пять монет, Максим засыпал тело девочки солью.
Не надо считать Максима дураком, потратившего на соль тридцать две монеты. Во-первых, теперь соли ему хватит на всю оставшуюся жизнь (необходимо будет только хорошенько очистить её от выделений тела дочери); во-вторых, через неделю он “обнаружит” труп в помойке и получит пособие Страховой Организации на похороны.
Два дня назад пропал шестилетний сын – ушел гулять и не вернулся. Может быть, это к лучшему.
– Помоги мне сходить в туалет, – обратилась к мужу Варвара. Максим не откликнулся на её просьбу. Он взял бумажную бутылочку, подарок из Домика, сел в кресло и, потягивая апельсиновый сок через трубочку, уставился в экран телевизора.
На работу он больше не пойдёт. Еда есть и скоро у него будет много денег. До конца жизни точно хватит.
* * *
– Джон, – к Хамбру обратился коллега Питерс, – где ты вчера откапал историю про насильника с фломастером?
Джон только-только переступил порог редакции, войдя с морозца на улице в тёплую контору. Быстро застегивая пальто и освобождаясь от длинного шарфа.
– Я подцепил её с “криминального телетайпа”, – ответил он.
– Я проверил: вчера не было сообщений о насильнике, делающем надписи шлюха на жертве.
– Ну, значит, материал с места события, а в “криминальный телетайп” сообщение придет только сегодня. Ты что, не знаешь, как работают хорошие репортёры?
– Я проверил все сообщения за ночь и утро сегодняшнего дня. События описанного тобой там нет. Нынешней ночью произошли другие аналогичные насилия над женщинами, и даже над одним мальчиком. И все жертвы помечены фломастером: шлюха. Я по дружбе хочу тебя предупредить, что кое-кто считает тебя замешанным в этом деле. Статья стала стимулятором для преступлений. Если ты не вспомнишь, где произошли описанные тобой события, то тебя ждёт штраф и увольнение.
С такими друзьями врагов не надо.
Джон Хамбр сел в свою коморку корреспондента и на письменном столе увидел повестку в суд.
= акт четвёртый =
Джон Хамбр лежал на скамейке в городском парке. Хотя десяток деревьев не могла оградить его от шума и от гари автомобилей, но невероятное спокойствие, больше похожее на безнадёгу, посетило его здесь. Единственное место его обитания. Он будет лежать на скамейке до тех пор, пора не выгонит патрульный Правоохранительных Органов.
Тяжёлый выдался денёк.
В 9.30 он потерял работу. Теперь с репутацией лживого писаки он не скоро найдёт хорошую работу.
В 12.10 начался суд и в 12.27 вынесли приговор оп уплате крупного денежного штрафа. Хорошо хоть в тюрьму не посадили. Адвокат стоил ему двести монет.
В 14.05 он, до прихода судебного исполнителя, развёлся с женой. Хоть что-то из имущества останется у Катерины. Теперь она не рискнёт рожать ребёнка и сделает аборт.
В 16.45 Судебный исполнитель описал и конфисковал всё его имущество. Ему остался лишь комплект одежды, который был на нём и пятнадцать монет.
Джон вытащил из мусорного бачка газету – осталась привычка читать.
На пятой странице на глаза попалось объявление-реклама Домика: бесплатная еда.
Это здесь неподалёку. Надо пойти поесть, а то ещё сегодня не обедал. Нет безвыходных ситуаций, ещё не всё потеряно и не надо падать духом!
КОГДА ОПУСТИЛИ ЗАНАВЕС
– Что это у тебя?
– Смотри что тут написано.
– Что это?
Это называется домик. Там внутри лежит яд. Они заходят внутрь, едят и заболевают. Идут в стаю и передают болезнь своим сородичам. Потом все умирают. Смотри что тут написано: Вход бесплатный. Выход свободный. Спасения нет
– Давно пора было их установить. А то уже целыми толпами ходят. Ночью, если выключишь свет на кухне, то там ужас что твориться.
– Вот поставим. Только теперь их нельзя убивать. Пускай тащат инфекцию к своим, пускай все вымрут.
топ-скролл-шлёп
А помните, какой прекрасный в этом году был сентябрь? Просто плюс дополнительных тридцать дней лета. И не какого-то там «бабьего», а самых что ни наесть шестьдесят дней августа. Лишь деревья осыпались по своему распорядку, завалив все социальные сети красотами, вставшие поперёк горла.
Ирина подметила, что впервые в жизни в свой профессиональный праздник – 27 сентября «день воспитателя и всех дошкольных работников» – может с комфортом прогуляться в лёгкой блузке, джинсовой юбке и с голыми ногами. В то время как папочки-мамочки в двадцать пять градусов дневной жары не вылезают из свитеров, а своих детей кутают в шарфы и шапки.
А как приятно ворошить опавшие листья – это словно шум моря, на котором, наверное (чёрт!), и не удастся побывать никогда.
Сейчас же девушка посмотрела в окно на термометр, где стрелка немного не дошла до нуля; на хлопья снега, падающие и практически сразу тающие на асфальте; на сгибающиеся время от времени пустые ветки деревьев. «Убогая пора, глаза бы тебя не видели». В такую погоду кошки ссать ходят дома в лоток.
Прикоснулась к холодному радиатору отопления. Ходят легенды, что где-то тепло в дома дают вовремя и люди не мёрзнут.
Взяла в руки смартфон с целью узнать прогноз погоды. Новое сообщение «вконтактике» от Андрюши. Осенью птицы улетают на юг, а бывшие отчаянно предпринимают попытки восстановить отношения. Удалила входящее сообщение, даже не прочитав его. Скользя пальцем по тач-панели, открыла ленту событий – непревзойдённый килл-тайм современного человека. В итоге, до Гидрометцентра так и не добралась.
Пришла к выводу, что глупо проводить выходные в холоде и в одиночестве дома. Ирина приняла решение съездить к родителям в деревню. Мысль о русской печке поборола брезгливость перед холодным туалетом.
И хотя сезон бабушек у подъезда закрыт официально уже достаточно давно, но при выходе из дома всё равно бросаешь взгляд на лавочку и ловишь себя на мысли, что чего-то вдруг не хватает.
На улице мерзко и слякотно. Если сегодня до автовокзала добираешься «вплавь», то завтра на обратном пути будь готов к «фигурному катанию». В такую погоду хочется быть камнем в кёрлинге – перемещаться не зигзагами, обходя лужи, а по прямой, и чтобы четыре человека расчищали твой путь щётками.
Ирина зашла в здание автовокзала и встала в очереди в кассу.
А в голове по кругу напевала: «Что такое осень? Это ветер! Вновь играет длинными соплями. Оседь, дободзем ли, доледиб ли до апдеки? Оседь, что зе будет забдра с даби?»
Поговаривают, что осень специально такая холодная для того, чтобы люди почаще обнимались и согревали друг друга. На этот раз Ирина ощутила минимум дискомфорта, простояв первые полчаса поездки, зажатой в толпе. На ближайших остановках большинство пассажиров покинуло автобус, девушка с удовольствием заняла пригретое каким-то дяденькой место.
Ехать предстояло ещё более часа.
За окошком тянулись пустые мрачные поля. По такой погоде очень сложно представить Андрея Болконского, лежавшего и залипшего на высокое небо Аустерлица.
Вдруг чувствуешь себя невероятно старой, когда видишь высокое, приметное, одинокое дерево – а ведь помнишь его, когда оно ещё было высотой чуть более метра.
Рядом сидят молодые люди, юноша и девушка. Парень, непрерывно шмыгая носом, сообщает своей спутнице всякую чушь, а она очень мило смеётся.
Ирина достала платок и собрала сопли у себя под носом. Зря она задумала это путешествие. Лучше бы провалялась дома под одеялом, читала, пила бы горячее молоко с мёдом и грелась от ноутбука на коленях.
Ирина вышла из автобуса, который захлопнул за ней дверь и живо устремился в свою даль. До малой родины предстояло пройти ещё около двух километров по грунтовой дороге.
Погода здесь, пожалуй, даже лучше, чем в городе. Поспокойнее. С неба так же сыплет снег, но ветер значительно слабее.
Совсем недавно проехала машина, чётко обозначив запорошенную дорогу. Досадно, что сорвалась попытка прокатиться на попутке, но, с другой стороны, возможно автомашина ехала ИЗ деревни. Проклиная свой насморк, когда устаёшь уже только от того, что просто дышишь, закрыв голову капюшоном, Ирина твёрдой походкой двинулась в путь.
Пройдя половину, Ирина заметила, что на дороге она не одинока. Впереди неспешно шла женщина, которую она нагоняла. Даже со спины, Ира узнала Татьяну Михайловну – маму Катьки, её ровесницы. Они очень редко общались. Лишь здравствуйте-до-свидания возле колодца, да в магазине. Даже с Катькой они не так часто играли в детстве, хотя и были в деревне единственными одногодками. Это выглядит странно и не укладывается в общую картину представления о жителях деревни. Но всё встаёт на свои места, когда городской житель захочет вспомнить имена всех своих соседей и, то, как часто он здоровается с ними.
А у Ирины были свои, так сказать, взаимоотношения с тётей Таней.
Когда-то, ещё в сопливом детстве, приспичило Ире справить большую нужду возле сельского магазина. Ну, сколько ей тогда лет было? В школу ещё точно не ходила. Реально сопливая была, без комплексов. С детской непосредственностью присела в кустиках и наложила прям возле входа в сельмаг. За этим занятием и застукала её Татьяна Михайловна. Пристыдила ребёнка. Ирина, как сейчас помнит, натянула трусики прямо на грязную жопу и убежала. Стыдобища.
Татьяна Михайловна никогда и не вспоминала, не припоминала данный случай. Наверняка она выкинула его из головы ещё в тот самый летний день. Но Ирина настолько хорошо запомнила её «ай-яй-яй, девочка», что при встрече всегда стыдливо прятала глаза. Не исключено, что это и являлось причиной мизерного общения с Екатериной. Конечно, девушки были «зафрендины» на «одноклассниках», но не виделись и не общались уже лет пять.
Татьяна Михайловна шла в тёмном брючном костюме, в туфлях на платформе. Вероятно, её по какой-то причине высадили из той самой проехавшей ранее автомашины, и теперь женщине приходилось добираться пешком. Костюм далеко не шерстяной, голимая синтетика. Ирину аж передёрнуло от холода при взгляде на эту одинокую фигуру.
Ира поравнялась с тётей Таней.
– Здравствуйте.
– А, Ирочка, здравствуй. К родителям приехала? Привет передавай.
Видно было, что Татьяна Михайловна чем-то очень сильно расстроена. Длинные, крашенные в тёмный цвет волосы намокли и налипли на лицо женщины, но она не поправляла их. Старшее поколение практически не использует косметику, иначе сейчас бы её с мягкими чертами лицо было изуродовано потёкшей тушью. Ирина заметила, что у тёти Тани нет очков. Таких с толстыми стёклами в роговой оправе розового цвета. По всей вероятности, дочь Екатерина уговорила маму на оптические линзы. Несомненно, так, без очков, Татьяна Михайловна выглядит намного лучше, но просто очень непривычно.
– А Вы откуда тут идёте-гуляете? Как там Катюха поживает? За вторым не собралась ещё?
– Да, гуляю, Ирочка, гуляю. Катенька хорошо поживает. А я вот переехала.
– Переехали? Ух-ты! В город или в село? Правильно, давно пора уже к комфорту поближе двигаться. Я своим тоже всё предлагаю, а они ни как. Бухтят чего-то. А вот так случись что (птьфу, птьфу,птьфу), так «скорая» не раньше, чем через час приедет.
– Дом новый, но уже красить надо. Облупился весь. Сквозняки постоянно. Дверь вечно скрипит.
Печально так. Понятно, что всё покупается по деньгам, но сделать косметический ремонт и вставить пластиковые окна, чтобы не дуло, в доме для мамы можно как-то по финансовым сусекам поскрести. Надо будет Катюхе высказать.
– Да, и попроси Катеньку очки мне принести.
Светская беседа не ладилась.
– Тётя Таня, побегу я. До свидания.
– До свидания, Ирочка.
И задрав голову повыше, Ирина обогнала попутчицу и побыстрее пошла в деревню. Задрала не потому, что гордая, а от того, что так сопли меньше вытекают.
В самой деревне дорога была разбита, местами превращалась в сплошное грязевое месиво. Лишь ряд домов, обшитых сайдингом салатового цвета, не давали создать картину полной безнадёги.
Из головы не выходила встреча с Татьяной Михайловной. Поэтому, пройдя мимо родительского дома, помахав рукою отцу, сидящему у окна, Ирина направилась к Екатерине.
Дом хороший – каменный. Крутанула деревянную задвижку на калитке, прошла сквозь палисадник, подошла к входной двери. Дверь недавно поменяли – монтажная пена ещё не успела обветриться. Недорогая китайская штамповка, но всё-таки лучше старой, оббитой по краям войлоком, деревянной двери. Не найдя кнопочки звоночка, постучала костяшками три раза.
Тишина. Никаких шевелений за дверью.
Ударила ладонью посильнее, громче.
Такой же результат.
Вполне возможно, что все во дворе, занимаются скотиной или чем-то ещё, поэтому не слышат. Опустила ручку замка вниз, дверь и открылась. Вытерев ноги, вошла в сени.
Тут дверь в комнату открылась и выходит Игорь, муж Екатерины.
– О, Ира. Здорово, – мужчина улыбнулся. – Катя, Ирина пришла.
В майке, в коротких шортах, держа в руках пачку сигарет и зажигалку, он шел на улицу.
– Это ты далеко в труселях собрался? Не май месяц, – Екатерина выглянула в сени.
– Действительно.
Мужчина нацепил на макушку вязаную шапку и вышел.
– Привет, Ира. Заходи.
В доме тепло и уютно, пахнет чем-то молочным. В соседней комнате работает телевизор, наверное, девочка смотрит мультики. На кухне из музыкального центра негромко лялякает радио.
– Проходи, садись, – хозяйка указала на стул. Поставила на плиту чайник. – Рассказывай: как делишки.
Ирина сняла и повесила пуховик на крючок, разулась. Села и с удовольствием прижалась к горячей батарее.
– Простыла?
– Ну, да, – Ира достала платок и высморкалась. – Извините. Дома у меня сопли текут со скоростью три метра туалетной бумаги в час. Салфетки просто кончились.
Екатерина улыбнулась. Положила в чашки по чайному пакетику, встала у стола, дожидаясь кипятка.
– Здорово, когда своё отопление – включаешь, когда тебе надо – красота. В городе дубак вообще. Вот приехала на выходные погреться.
Кстати, когда с автобуса шла, твою маму встретила. Что-то она не по сезону одета, в костюмчике лёгком. Пошли к ней навстречу Игоря с пальто каким-нибудь, а то запросто воспаление подхватит.
– Кого ты встретила?
– Маму твою. Говорит, что вы разъехались. Только я не поняла: где она сейчас живёт. Вы ей в городе квартиру купили?
Екатерина прям побледнела вся, она закрыла трясущимися руками рот, ноги её подкосились.
– Что случилось?
В комнату вошёл Игорь. Увидев состояние жены, он подбежал к ней, подхватил под руки, помог сесть на стул. Катю била дрожь, она беззвучно плакала, чуть не скатилась со стула, но муж подхватил её и снова усадил.
– Что случилось?!!
Ирина встала, не понимая, что произошло. Извиняющимся голосом повторила:
– Я Катину маму по дороге встретила. Она пожаловалась, что у неё новый дом покраски требует. И что сквозняки. Очки просила принести …
Екатерина заплакала в голос. Муж встал на колено и обнял жену. На плите засвистел чайник. На кухню на шум прибежала пятилетняя девочка.
– Чё случилось?
– Ничего, – Игорь бросил взгляд на Ирину, которая прошла и выключила газ под чайником. – Не переживай. Мама просто загрустила. Ступай, посмотри телевизор. А лучше порисуй.
Девочка что-то пробормотала и вышла.
– Извините, что-то не так?
– Тёща в прошлом году умерла. Сердечный приступ.
На следующий день Екатерина и Игорь ходили на могилу Татьяны Михайловны.
Погода установилась хорошая и путь до кладбища проделали пешком.
Защёлка калитки на оградке сломалась, поэтому ветер без препятствия мотал дверку из стороны в сторону, разнося жуткий скрип. Надо будет следующий раз взять инструмент и починить.
Собрали листву, шишки и иголки, нападавшие с растущих по всей территории деревенского кладбища берёз и сосен.
На могильный камень положили очки в футляре, несколько печеней и конфет.
А ведь, действительно, ограду всё лето хотели перекрасить.
Уходя, Игорь вынул из капюшона своей куртки шнурок и подвязал калитку, чтобы не хлопала.
Когда Ирина рассказала всю эту историю своей маме, то она со всей прямотой человека всю жизнь проработавшей проводницей в поездах отчитала молодежь:
– А у вас, у молодых, всё просто и беззаботно. Лишний раз на могилу-то и не сходят.
Покрасить-починить им лета не хватило… Если бы лето длилось круглый год, то вы бы его всё равно прое*али.
