Дмитрий Безуглый
Девонширский Дьявол
– А укусы?
– О! Здесь куда проще! Он пробует.
– Он что делает? – вкрадчиво, не веря своим ушам, уточнил доктор графства.
– Именно пробует, – голос ученого из Лондона звучал совершенно спокойно и серьезно. – Приноравливается вкусить человеческую плоть. Позднее, естественно. Возможно, с кем-то другим.
– Чушь какая-то! Вздор! – возмутился Эддингтон, размахивая руками. – Каннибализм у нас? В Англии?!
– Человеческая похоть, замешанная на безумстве, одинакова в любой точке нашей планеты.
На секунду-другую повисла гнетущая тишина.
– Друзья мои, нам здесь больше нечего делать, – нарушил ее Аттвуд. – Не покинуть ли нам это мрачное место?..
Как и ожидал виконт Норберт Эддингтон, слухи один изощрённее другого поползли по деревне и всему графству. Жители были напуганы, приходской священник увеличил количество служб и молитв за спасение, потому что в каждом из прихожан угнездился страх перед деяниями самого дьявола. Он подкреплялся историями о глубоких, двуногих следах копыт, обнаруженных в Южном Девоне, начиная от Эксмута и вплоть до Топшэма. Этот «дьявольский путь» был длиною не менее 100 миль! Никакие преграды не стали помехой тому двуногому существу, которое этот путь прошло. Ни дома и заборы, ни реки и овраги не останавливали дьявола – его следы находили даже на стенах и крышах домов, на сточных трубах, на входных дверях и где угодно! И о том случае вовсю трубили самые читаемые газеты Англии, в том числе The Times. Массовая истерия, появившаяся в результате обнаружения этих следов, заразила почти все графство Девоншир. И теперь виконт не без оснований опасался повторения истории, но с еще более худшими последствиями – ведь если в Эксмуте обнаружили всего лишь следы, то что может произойти здесь, когда наряду с этими «дьявольскими метками» нашли изуродованное тело Элеонор Тоу? Новость уже дошла до епископа епархии графства и, судя по всему, сильно взволновала его. Норберту пришлось написать письмо, в котором он уверял священнослужителя в полном контроле ситуации и немедленном расследовании столь щепетильного преступления. Однако действенного рецепта, как успокоить люд и скорее найти убийцу, у Эддингтона не было, – только надежда на неожиданного гостя из Лондона сэра Валентайна Аттвуда и его близкого приятеля – начальника столичного Департамента уголовного розыска Скотленд-Ярда сэра Галена Гилмора, который немедленно откликнулся на телеграмму и прибыл лично.
Моросил мелкий затяжной дождь, без ветра, но сырость стояла отвратительная. Гилмор за время долгого путешествия в карете изрядно озяб и желал отогреться у камина, о чем не преминул сказать виконту Эддингтону, стоило только войти в замок и предстать перед его обитателями. С его появлением здесь, в «Эддингтон Холле», Норберт почувствовал некое облегчение – теперь вместе с доктором Аттвудом следствием займётся настоящий сыщик из столицы.
– Славно, что вы приехали, мой друг! – прогремел Аттвуд, крепко пожимая руку невысокому щуплому мужчине средних лет, аккуратно одетому и гладко выбритому, за исключением тонких усиков на узком и скуластом лице.
– Не мог упустить случая, когда приглашаете лично вы, – парировал сэр Гален Гилмор с улыбкой.
– Означает ли это, что вы соскучились по моему обществу?
– Это означает лишь то, что дело предстоит быть интересным и важным, если рядом объявились вы!
Оба одновременно засмеялись. Марисса, стоя поодаль и наблюдая за ними, поняла, что несмотря на колкость в сказанном, эти люди давние приятели и уважают друг друга.
– Добро пожаловать в «Эддингтон Холл», сэр Гилмор, – приветливо произнесла Розелин на правах хозяйки и жестом руки пригласила гостя пройти в гостиную, где уже затопили камин.
– Благодарю, миледи.
Там их уже поджидали Алисдэйр Эддингтон, его младший брат Кенрик, Горден Дин и приходской священник Джейкоб Олдридж. На этот раз барона и баронессы Милтон, равно как и их дочери Джиневры, не было. Дворецкий Майрон Фрипп учтиво принял плащ полицейского детектива из Лондона, его цилиндр и трость.
– Господа, я весь внимание! – произнес Гилмор, устраиваясь у камина.
– Сэр Валентайн? – Норберт выразительно посмотрел на ученого.
Доктор Аттвуд, не теряя времени, стал излагать суть происшествия, особо акцентируя внимание на деталях, известных к этому времени. Гален внимательно слушал, не перебивая. Джейкоб Олдридж, высокий и худой мужчина с длинными и тонкими руками, раз от раза осенял себя крестным знамением в момент, когда ему приходилось внимать столь жутким подробностям преступления, описываемым ученым из Лондона. Причем говорил последний совершенно ровным и, можно сказать, равнодушным тоном, что очень удивляло настоятеля прихода, для которого каждое слово из уст Аттвуда имело сильный эмоциональный окрас. Разве можно с таким спокойствием не то, чтобы говорить, а даже слушать о чудовищном случае растерзания мисс Тоу? Когда профессор окончил рассказ, на короткое мгновение воцарилась тишина – детектив был задумчив и размышлял, тогда как все остальные присутствующие выжидающе смотрели на него.
– Сегодня двадцать шестое апреля. Тело обнаружили двадцать третьего вечером, – наконец подал голос Гилмор. – Аккурат в день вашего приезда сюда. Вы говорите, что запах учуял пес лесника. Точно так же его могли учуять звери. Однако на останках следов укусов диких зверей не обнаружили. Следовательно, пес и лесник их опередили, а раз так, тогда можно предположить, опираясь также на ваши заключения, что жертву умертвили двадцать третьего апреля и при удобном случае отвезли и выбросили в лесу. Раньше не могли, иначе ее порядком подъели бы волки или вепри. А до этого времени девушку шесть дней держали где-то взаперти. Верно?
– Да, – согласился Аттвуд.
– И где же? Это должно быть тихое и малолюдное место. Здесь есть такие?
– Предостаточно, – кивнул Норберт. – Дом того же лесника, например. Или рыбацкая хижина у реки.
– Составьте список, милорд, – то ли попросил, то ли приказал сэр Гален. – Нам необходимо найти это место. Констебль уже опросил свидетелей?
– Я думаю, вряд ли, – покачал головой сэр Валентайн. – Этот бедняга уж слишком растерялся.
– Да он просто глуп! – не сдерживая эмоций, фыркнул Горден Дин.
– Не исключено. Мне необходимо поговорить с ним. А затем я хотел бы допросить этого лесничего Вудроу Додда и родственников девушки. Потом тех, кто близко знал ее. В том числе всех вас.
– К вашим услугам, – выпалил Алисдэйр, за последние дни потерявший хорошее расположение духа.
Гален Гилмор внимательно посмотрел на молодого виконта, но ничего не сказал в ответ.
Когда он остался наедине с доктором Аттвудом, тут же пытливо спросил:
– Вы ведь не все договорили, Валентайн, верно? Там, в гостиной?
– Никогда не сомневался в вашей проницательности, – ответил ученый, слегка поглаживая бородку. – Я действительно утаил кое-что.
– Говорите.
– Наш убийца знает толк в медицине. По крайней мере, он знаком с ней.
– Отчего такой вывод? – глаза инспектора заблестели.
– При осмотре тела я увидел, что вену, из которой спустили кровь, резали не единожды, – веско произнес Аттвуд. – Еще два пореза рядом.
– Но тогда мисс Тоу умерла бы раньше от кровопотери? – удивился Гилмор. – Как такое может быть? И причем здесь знание медицины?
– Эти порезы весьма тщательно заштопаны, мой друг!
– Как?!
– Тонкой иглой и льняной нитью!
– Разве это возможно?
– Практика зашивать раны насчитывает не одну тысячу лет, – сложив руки на груди, сказал сэр Валентайн. – Еще медицина Древнего Египта, по разным свидетельствам, применяла льняные хирургические швы для ран горла, плеча и рук. Однако что касается сосудов в теле человека – здесь несколько иная картина. Главным методом лечения поврежденных вен и артерий традиционно считается обычная перевязка сосудов. Многие умы думали и думают по сей день над наложением швов на поврежденную вену или артерию, но есть мнение, что это неизбежно приведет к так называемому тромбозу в области шва, и впоследствии грозит закупоркой сосуда и смертью. У этой теории есть и противники, например, великий русский хирург Пирогов, проводивший сложнейшие хирургические операции в условиях боевых действий. Он, к слову, полностью опровергает догматическое сегодня мнение о бесперспективности наложения шва на поврежденный сосуд. Мне выпала честь быть знакомым с ним лично и несколько раз дискутировать на важнейшие медицинские темы. А другой выдающийся русский хирург Экк впервые осуществил эксперимент на собаке по сшиванию воротной и нижней полой вен.
– Не совсем понимаю, доктор, – проворчал Гилмор. – Поясните.
– Накладывать шов на поврежденный сосуд – это огромный прорыв в медицине! И наш безумец, который так жестоко истязал бедняжку Элеонор, проделал две такие операции на ней! Представляете? Две!
– Хотите сказать, он экспериментирует? – детектив недоверчиво прищурился.
– Не исключаю такой версии. Для чего тогда зашивать вену дважды?
– Продлить мучения жертвы. Насладиться зрелищем. Или кровью, которую этот безумец выкачивал из нее.
– И эту версию исключать нельзя, – согласился Аттвуд. – Однако то, что он зашивает сосуд, продлевая жизнь своей жертве, уже свидетельствует и о глубоких познаниях в медицине в целом, и об эксперименте русского доктора Экка в частности. Ведь поймите – это может стать великим открытием! Вдруг наш убийца амбициозен и тщеславен? Жаждет войти в историю? Войти в касту хирургов-первооткрывателей?
– Слишком много вопросов возникает в таком случае, – с сомнением в голосе произнес Гален. – Почему здесь, в этом месте? Почему эксперимент сразу на людях и так жестоко, когда можно на животных? К чему тогда кровопускание и уродование тела? Что он делает с кровью? К чему весь этот бред со следами дьявола? Кто именно в этих местах может обладать такими глубокими знаниями медицины, как вы и доктор графства?
– Некоторые ответы могут быть в качестве предположений. А в остальном – не знаю, мой друг. Но чем скорее мы найдем их, тем быстрее поймаем безумца…
Джиневра Милтон была в ярости. Она не находила себе места от мысли, что Алисдэйр Эддингтон совершенно не обращает на нее внимания. Подлец! Негодяй! Но… такой милый и желанный! Злость часто и неожиданно для нее самой сменялась нежностью при появлении образа любимого в ее голове. Она представляла себе, как он обнимает ее и чувственно целует в губы. В такие мгновения сладострастная слабость разливалась по всему телу. Ну почему, почему он так жесток и равнодушен? Наступала обида, тут же превращаясь в гнев, от которого лицо покрывалось румянцем. Кулачки Джиневры сильно сжимались, а дыхание учащалось. И так происходило довольно часто, стоило девушке оказаться в собственной комнате наедине со своими фантазиями. С момента приезда виконта из Лондона в «Эддингтон Холл» такие мысли становились все сильнее и навязчивее. От них было очень тяжело избавиться, и практически невозможно контролировать, чтобы они не появлялись вовсе. Она безумно любила Алисдэйра и мечтала только о нем. О той минуте, когда он наконец-то обратит свой взор на нее, а в глазах будет светиться любовь к ней.
Джиневра придирчиво рассматривала себя в зеркале, поворачивая голову вправо-влево. Затем взяла гребешок и принялась расчесывать волосы, делая движения руки, быть может, чересчур резкими и порывистыми. Из-за того, что молодой виконт не замечал ее красоты, она уж и сама стала отмечать изъяны в своей внешности, от которых портилось настроение. Ей все чаще казалось, что нет в ней никакой красоты. Вот, к примеру, в уголках глаз появились едва заметные морщины. Боже, как они уродуют ее глаза! А волосы? Джиневра с силой провела гребешком по густым прядям и затем поднесла его к лицу. Столько волос застряло между зубцами! Да она линяет, словно шелудивый пес! В раздражении сняв пучок волос с зубцов гребешка, баронесса подошла к комоду. Достала с верхней полки фарфоровый горшок, в котором уже лежали ее волосы после предыдущих расчёсываний, положила пучок внутрь и закрыла горшок крышкой. Вернулась к зеркалу и снова посмотрела на свое отражение в нем.
– Джинни, девочка моя? Где ты?
Слегка слащавый голос мамы заставил Джиневру скривиться – она терпеть не могла, когда ее так называли, вдобавок еще и таким приторным тоном, от которого буквально воротило изнутри. Особенно в такие минуты, когда на душе было неспокойно и томительно больно от мыслей, что ее девичье счастье одновременно так близко и так далеко от нее.
– Я здесь, мама! – все же прокричала она и вздохнула.
Послышались звуки шагов по лестнице, и в комнату вошла баронесса Милтон.
– С тобой все в порядке? Почему ты снова закрылась в своей комнате? – сложенные руки на груди и пытливый взгляд не предвещали разговора о чем-то приятном.
– Все нормально, мама, – как можно спокойнее ответила Джиневра, глядя на себя в зеркало и поправляя минутой ранее расчесанные волосы.
– Зачем ты говоришь мне неправду? Я же все прекрасно вижу – стоило только появиться здесь этому молодому гуляке, как ты вновь сама не своя!
– Мама! Не говори так о нем!
– А как еще о нем говорить? – вкрадчиво произнесла Уитни Милтон, затем сделала несколько шагов вглубь комнаты и грациозно присела на кровать чуть в стороне от дочери. – Я очень хорошо знаю их породу. Норберт в молодости таскался по девкам, равно как и его отец Хамиш. И вот теперь Алисдэйр проявляет исконно мужское качество всех Эддингтонов. А ты, глупышка, сохнешь по этому бабнику!
– Да хватит же! – взвилась Джиневра, бросая гребешок на стол. – Неужели тебе доставляет удовольствие говорить мне все эти гадости?
– Отнюдь, – с безупречным спокойствием возразила баронесса. – Я просто хочу тебя образумить.
– Неужели?! За что ты так ненавидишь его?
Руки Джиневры были крепко сжаты в кулачки, ее глаза сверкали от возмущения и переполнявших эмоций.
– Ошибаешься, девочка моя. Нет никакой ненависти, – на какое-то мгновение по лицу Уитни пробежала тень презрения, однако тут же испарилась, уступая место маске сдержанности и напускного безразличия. – У меня больше опыта и информации, которая позволяет мне делать такие выводы. И основываясь на них, я хочу тебя уберечь.
– От чего? Это всего лишь твои фантазии! Алисдэйр не такой, и те слухи, на которые ты опираешься, – также всего лишь слухи!
– Бог мой, какая же ты глупышка!
– Не говори со мной, как с дурочкой! – Джиневра вскочила на ноги, ее дыхание участилось.
– И не собираюсь, – баронесса также встала с кровати. – Ибо ты ею и являешься! Неужели ты не понимаешь, что безразлична ему? Ведь он даже не смотрит в твою сторону! Или думаешь, у него в Лондоне мало девиц, которые с легкостью дадут ему то, что он пожелает?
Гнев резко сменился отчаянием. Джиневра и сама не раз думала об этом, но в силу своей любви гнала подобные мысли прочь из своей головы. Однако они с регулярным постоянством возвращались, и теперь не без помощи «добрейшей» маменьки. Слезы потекли из глаз девушки, она закрыла лицо руками и зарыдала, уже совершенно не сдерживая нахлынувшую обиду. Где-то внутри стало очень больно и безумно жалко саму себя.
– Джинни, девочка моя, – вновь немного приторная тональность и нотки показной жалости, что раздражало еще больше. Ведь Джиневра знала жестокий характер своей матери и ее уникальную способность наслаждаться чьим-то горем или душевными муками.
– Хватит так называть меня! – закричала она и выбежала из комнаты.
Быство спустившись по лестнице, Джиневра выбежала из дома, чувствуя, что ей больше невмоготу находиться в нем. Скрывшись в любимом уголке сада, она продолжала плакать и злиться на мать одновременно. За ее жестокую правоту. Кое-как успокоившись по истечении непродолжительного времени, Джиневра решила развеяться и прогуляться улицами деревни, тем более, что скоро она увидит своих подруг Бетси Тернер и Мариссу Эддингтон. Надежда на то, что последняя сможет вскользь упомянуть что-либо обнадеживающее о своем старшем брате, была маленькой, но все же была. И она придавала сил, даже какой-то скрытой веры, что еще не все потеряно, что еще может произойти нечто, и судьба соблаговолит подарить ей возможность быть рядом с любимым. Хотя сама Милтон прекрасно понимала, что Марисса втайне завидует ее красоте и не желает видеть ее рядом с Алисдэйром в силу этой зависти, скрыто наслаждаясь ее страданиями. Дурочка! Пусть лучше присматривает за своим мужланом Ройлом Фармером, пропахшим свежеиспечённым хлебом.
Джиневра пошла тихой центральной улочкой в сторону парка, располагавшегося вдоль реки. Долгий и скучный дождь наконец прекратился, оставляя после себя сырую прохладу и грязные, местами со скоплением воды, улицы. Многочисленные ручейки текли по мостовой, унося с собой земляную жижу. Проходящие мимо люди вежливо приветствовали девушку, которая грациозно кивала в ответ, уже окончательно успокоившись после очередного неприятного разговора с мамой. Подобрав подол платья повыше, чтобы не испачкать его, Джиневра Милтон аккуратно переступала через лужи и островки намытой грязи. Из кузницы раздавались мерные удары молота о наковальню, мимо нее по мостовой проскакал всадник, торопясь куда-то и совершенно не заботясь о разлетающихся брызгах из-под копыт его скакуна, а из таверны на площади доносился гомон уже изрядно подпитых голосов, которые, как всегда, живо обсуждали очередную пикантную тему, коротая время за кружкой доброго эля. Не стоило обладать большим умом, дабы догадаться, что таковая была об убийстве Элеонор Тоу и Сатане, разгуливающем по окрестностям графства и оставляющем следы на земле. До встречи с подругами оставалось еще много времени, и Джиневра, дав волю своему любопытству, решила как можно ближе подойти к таверне и послушать, о чем именно толкует народ. Вдруг услышит что-нибудь пикантное и сможет поделиться этим с Мариссой и Бетси.
– А я тебе и говорю, что никакой это не дьявол! – услышала девушка, когда оказалась неподалеку от настежь распахнутых окон и дверей питейного заведения.
– А кто же тогда следы в лесу оставил? А?
– Женушка твоя толстозадая! – гоготнул третий голос, чем вызвал всеобщий смех.
– Иди к черту!
– Все просто, – продолжал первый. – Элеонор, царствие небесное, очень красивая…
– Была.
– А… ну да… была. Вокруг нее парни так и вились. Вот у кого-то нервишки и не выдержали – убил бедняжку в приступе ревности.
– Так просто?
– А чего тут сложного? Только дубина констебль – сущий размазня! Прижми каждого, да покрепче, у виноватого нервишки и не сдюжат!
– А… ик… следы? – вопрошающий, видимо, был уже хорошо подпитым.
– Тьфу ты, черт! Да зверь какой пробежал! Мало ли чего? А вы, олухи, в эти басни верите!
– Но девчонку изрядно подрали, – вставил другой голос. – Слыхали? Все брюхо выпотрошили, как требуху у рыбы! Скажешь, из-за ревности? На кой черт так кромсать? Штрыкнул пару раз, и дело с концом. Ан нет!
– Да кто его знает! Может, псих какой-то!
– Последнее время ее видели с Селби. Вроде как они встречались.
– Хочешь сказать, что это он?
– А почему нет? Про молодого виконта, наверное, знаете? Ну, что он также долго дружбу с Тоу водил?
– И чего?
– А ничего! Он пару недель как вернулся уже.
– Сынишка Норберта? Славный малый! К чему клонишь? Что это он убил?
– Совсем рехнулся! Кончай налегать на кружку, раз такую чепуху несешь! Я просто сказал, что он вернулся из Лондона, а Элеонор влюблена в него…
– Была.
– А… ну да… была. Может, они это… ну снова… того. А Селби заревновал.
– Так это Селби ее убил?!
– Да мне почем знать! Но мог же! Из ревности.
– Если каждую вот так резать только из-за того, что она водит дружбу с молодым Эддингтоном, – то это чего? Пол графства перерезать надо?
Лицо Джиневры покраснело от стыда и возмущения. Пьянчуги! Да как они смеют говорить такое?! О нем! О ее Алисдэйре!
– Не мели чепуху! Парень он хороший и добрый. Мне вон помог однажды – век помнить буду. Если бы не он, то мой сынишка вполне мог бы червей в земле кормить! Вылечил он его.
– А что же доктор Янг? Не смог?
– Далеко ехать было. А тут виконт Алисдэйр. Ну и помог.
– Да я ж и не говорю, что он плох! Славный малый! Сына вот твоего спас. Но разве это мешает ему совать свой кол под каждую симпатичную юбку?!
Все вновь громко захохотали, а Джиневра Милтон была готова прямо сейчас ворваться в таверну и собственноручно придушить этого говорливого пьяницу, посмевшего оскорблять ее Алисдэйра.
– Тебе хватит пить. За языком не следишь. Ты, что ли, свечку при нем держал?
– Люди толкуют!
– Такие, как ты, – глупые болтуны – и толкуют! Только слушки всякие грязные распускаете!
– Это ты меня глупцом назвал?! – зарычал голос в ответ.
И Джиневра поняла, что пора уходить, ибо сейчас здесь начнётся драка, а это было уже не интересно. Понемногу серело, хмурые тучи над головой предвещали очередной ливень, но это не остановило девушку, и она двинулась дальше в сторону реки. Свернула на узкую и безлюдную улочку, сокращая путь. Улочка с площади вела прямо к парку, где Джиневру уже наверняка поджидали Бетси Тернер и Марисса Эддингтон. Здесь было гораздо темнее – то ли вечер наступал так быстро, то ли грозовые облака плотно заволокли небо, не давая воли слабому, пока еще дневному свету. Вдруг из-за ближайшего угла метнулась чья-то тень, и кто-то крепко схватил девушку за руку. От неожиданности сердце буквально остановилось в груди, а все ее тело замерло – комок ужаса подкатил к горлу, мешая крику вырваться наружу…
В то время, как инспектор Гален Гилмор в полицейском участке с едва скрываемым раздражением слушал заплетающуюся речь полноватого констебля, доктор Аттвуд решил поговорить с родственниками убитой Элеонор Тоу.
– Не станем терять время, – согласился Гилмор. – Идея разделиться кажется мне вполне уместной. Так мы быстрее поймаем безумца.
– Благодарю, Гален.
– Бросьте, Валентайн! Я вас слишком хорошо знаю, чтобы нисколько не сомневаться в ваших способностях. Жаль, что вы не работаете в Скотленд-Ярде!
Сменив костюм, профессор предложил Алисдэйру сопровождать его. Виконт был польщен тем, что ему выпала честь столь долгое время пребывать в обществе знаменитого ученого и на ходу перенимать его опыт. Норберт Эддингтон совершенно не возражал против участия сына в расследовании, наблюдая в этом своеобразное предзнаменование свыше для будущей карьеры наследника. Горден Дин тихо завидовал и злился оттого, что его персона остается незаметной для них, а Кенрик вовсе страдал скукотой и равнодушием.
– Вы ведь хорошо знаете семейство Тоу, не так ли? – как бы невзначай поинтересовался доктор Аттвуд, когда они с виконтом сели в карету.
– Намекаете на мою дружбу с Элеонор?
– Нисколько.
– Да, мне кое-что известно о них.
– Пока мы держим путь – расскажите. Возможно, мне пригодятся ваши знания в разговоре с ними.
– Ну что ж, – Алисдэйр с неохотой вздохнул. – Отец-плотник, мать-швея. Элеонор их первая и единственная дочь. Когда мы были еще детьми, у них родился второй ребенок, мальчик. Мертвым. После этого миссис Тоу больше не предпринимала попытки родить. Всю свою любовь они дарили дочери. Я это хорошо помню, не раз бывал у них в гостях.
– Виконт, не задумываясь, переступал порог дома простолюдинов? – с улыбкой поинтересовался Аттвуд.
– Представьте себе. Мы были дружны, и я совершенно не обращал внимания на эти условности. Мистер и миссис Тоу всегда были рады мне, они всегда отличались радушием и добротой.
– Вам недоставало семейного тепла? – вдруг, чуть прищурившись, спросил сэр Валентайн. – И поэтому вас тянуло в их дом?
– С чего вы взяли? – мгновенно выпалил Алисдэйр и заерзал на месте. – Вовсе нет.
Его ответ был поспешным, что не ускользнуло от внимания доктора.
– Других родственников у Тоу нет?
– Я слышал о двоюродном брате миссис Тоу, но ни разу не встречал его. Даже не знаю, живет ли он здесь или где-то в другом месте.
– А Элеонор? Какая она?
Алисдэйр смущенно кашлянул.
– Красивая, – произнес он. – Смышлённая. С ней было всегда интересно общаться. Она любила учиться. Хотела уехать отсюда.
– В Лондон?
– Откуда вы знаете? – удивился Эддингтон.
– Не трудно догадаться. Там же учитесь вы.
– Простите, профессор, но…
– Перестаньте смущаться, мальчик мой, – произнес Аттвуд, глядя юноше прямо в глаза. – Я и без ваших ужимок знаю, что Элеонор любила вас. Судя по всему, и вы ее тоже. По меньшей мере, до вашего поступления в университет, ведь так?
Секунду спустя Алисдэйр кивнул.
– Хорошо. В этом нет ничего предосудительного. Вы не задумывались над вопросом – почему она?
– Она? Почему ее убили?
– Да. Почему она стала первой жертвой.
– А разве есть еще?
– Нет. Пока нет, но это отнюдь не говорит о том, что она не первая.
– Не знаю, – тихо ответил виконт. – Признаться, я и не желаю думать об этом.
– Понимаю, – сочувственно склонив голову набок, сказал доктор. – С кем еще водила дружбу Элеонор?
– Немного с Бетси Тернер.
– Кто это?
– Простолюдинка. Но ее отец весьма состоятельный. Торгует всякой всячиной. Марисса, моя сестра, также дружит с ней. И, кстати, Джиневра Милтон тоже.
– Но Элеонор с ними не общалась?
– Изредка. Она вообще была очень спокойная и иногда даже слишком… тихая девушка. Для нее быть одной куда лучше, чем в компании. Хотя сказать, что она была малообщительна, я не могу. Она как-то быстро могла менять свое настроение – от сильного желания одиночества до неуемного стремления к общению в компании.
– Очень интересно.
– Вы думаете? – спросил Эддингтон. – Это поможет найти убийцу?
– Любая деталь может изменить ход мысли и привести к преступнику. Судя по всему, мы приехали.
Карета остановилась прямо на мостовой у небольшого аккуратного домика. Первым вышел доктор Аттвуд, за ним Алисдэйр…
Бетси Тернер и Марисса Эддингтон неспешно прогуливались по парку у берега реки. Небо, укрытое облаками, предвещало дождь.
– Ну где же ее носит? – недовольно фыркнула Бетси, которая терпеть не могла ждать.
– Ей не впервой, – спокойно произнесла Марисса.
С каждой минутой становилось темнее – наступал вечер.
– Может, пойдем на площадь? Там сегодня будет шумно.
– В честь чего?
– А то ты не знаешь, – удивилась Тернер. – Да сейчас только все и обсуждают смерть Элеонор и дьявольские метки в лесу! А еще говорят, что у вас гостит какое-то светило из Лондона, и что он пригласил инспектора из лондонской полиции, так?
Глаза девушки пытливо уставились на Мариссу, которая чувствовала легкую неловкость из-за того, что сама не рассказала подруге эту новость.
– Да. Это учитель Алисдэйра. Он случайно ехал мимо и остановился у нас, а тут… это убийство.
– Убийство? Люди говорят, это сам дьявол постарался!
– Не мели чепуху!
– Это я то?!
– Элеонор убили. И убил человек.
– Тебе это от вашего ученого известно? На то он и ученый, чтобы не верить в дьявола. А я вот верю! И люди верят!
– Бетси!
– Что?
– Мне почем знать, что на самом деле произошло. Из Лондона приехал инспектор, они вместе с доктором Аттвудом расследуют это убийство по просьбе папы.
– И чего же ты молчала?
– Не успела сказать раньше, – ответила Марисса. – И правда, где же Джиневра?
– Небось к твоему братцу подход ищет! – и Бетси засмеялась, довольная сказанным.
– Если так, то зря – он к ней равнодушен, – говоря это, Марисса чувствовала удовлетворение, потому что недолюбливала эту напыщенную, как ее мамаша, баронессу.
Вдруг на крыше церкви зазвонил колокол. Его звук был очень громким и разносился далеко за пределы деревни.
– Наверное, что-то случилось, – пробормотала Марисса.
– Побежали на площадь! Там узнаем!
– А Джиневра?
– Может, она уже там!
И девушки быстрым шагом направились по тропинке в сторону церкви. Туда со всех улочек собирался люд. Когда они оказались на площади, то вначале не могли понять причину, по которой звонил колокол. Бетси Тернер и Марисса Эддингтон протискивались между людьми ближе к центру – здесь царила полная неразбериха. Колокол продолжал звонить, на площади стоял невообразимый гомон.
– Кто-нибудь знает, что случилось? – крикнула Бетси в шумевшую толпу.
Мужчины и женщины оборачивались на ее крик – одни пожимали плечами, другие делали вид, что не услышали, третьи выкрикивали что-то неразборчивое.
– Говорят, пропал кто-то, – прокряхтела какая-то грязная старуха совсем рядом, опираясь на уродливую клюку. – Наверное, дьявол забрал очередную бесстыдницу! Ха-ха-ха!
И она закудахтала противным, гортанным смехом…
Дом семьи Тоу оказался маленьким, но очень уютным и светлым. Переступив порог, Аттвуд воочию убедился, что маленького Алисдэйра сюда тянуло в детстве не зря – здесь действительно царила некая атмосфера доброты и радушия. Запах тимьяна приятно щекотал нос, чистота и порядок вокруг. Чувствовалась рука хозяйки, которая из каждой мелочи умела создать семейный уют. Тут же кольнула жалость к стоявшим перед ними мужчине и женщине, чьи лица были мрачными и осунувшимися от горя. Теперь им некому было дарить любовь в этом доме, который вскорости может превратиться для них в пристанище душевных страданий и мук.
– Прошу нас простить за неожиданный визит, – молвил сэр Валентайн после того, как представился. – Я бы хотел поговорить с вами о вашей дочери. Сочувствую вашей утрате.
Он вежливо склонил голову. В глазах матери Элеонор появились тихие слезы.
– Доктор Аттвуд у нас проездом из Лондона, – немного смущенно вставил Эддингтон. – И вызвался найти того, кто это сделал. Он попросил инспектора из Скотленд-Ярда помочь. Сэр Гален Гилмор уже расследует… преступление.
– Проходите в дом, – голос мистера Тоу звучал глухо и устало, казалось, эмоции полностью оставили его.
Мать Элеонор едва держалась, чтобы вновь не расплакаться, и молча посторонилась, пропуская гостей внутрь дома.
– Вы придете на похороны моей девочки? – тихо и неожиданно для всех спросила она, когда гости сели на предложенные им стулья.
– Да, миссис Тоу, – тут же ответил Алисдэйр, и женщина разрыдалась, больше не в силах держать горе внутри себя.
Мистер Тоу тут же вскочил на ноги и направился к графину с водой. Молча налил воду в стакан и подал своей супруге, которая принялась жадно пить. Звон церковного колокола разразился в тишине, но никто не обратил на него внимания.
– Простите меня, – всхлипывая, сказала женщина по прошествии нескольких минут. – Я никак не могу поверить в то, что Элеонор больше нет с нами.
– Понимаю, – сочувственно кивнул Аттвуд. – Если вам тяжело, я могу приехать в другой раз…
– Не стоит, – решительно ответил мистер Тоу. – Вы здесь, чтобы отыскать это животное, что сотворило такое с нашей дочерью. Мы будем до конца своих дней обязаны вам, если вы найдете того, кто это сделал.
– Это дьявол… – прошептала мать Элеонор. – Это сам дьявол!
– Ошибаетесь, – возразил сэр Валентайн. – Это сделал человек.
– Какой человек способен на такое? – удивленно вскинула влажные от слез веки вверх миссис Тоу. – Люди говорят о Сатане, о следах в лесу и у пруда, откуда пропала Элеонор.
