Дмитрий Чайка
Князь из будущего. Часть 2
Глава 1
Май 625 года. Гуннские степи. Левобережье реки Танаис[1].
– Взять его! Взять! Рви! – разгоряченные всадники-болгары из племени оногуров восторженно орали, свистели и улюлюкали.
Невиданная в этих землях забава привела всех в неописуемый восторг. Как обычно охотятся кочевники? Загоняют цепочкой конницы степную дичь туда, где их бьют лучники. Тут-то и получает молодежь навыки, нужные для войны: стреляют на полном скаку, перестраиваются, маневрируют, учатся понимать команды, отданные взмахом руки. Всё это было знакомо и отточено столетиями. Любой степняк умеет охотиться, постигая эту науку с малых лет. Но сегодня все было совсем по-другому. Ведь в ставку хана оногуров Кубрата прибыл имперский евнух, смешной нескладный слабак, которого мог убить одним ударом даже самый хилый из всадников.
Северные пределы Империи заканчивались на южной оконечности Крыма. Тусклый огонек цивилизации, случайно уцелевший на самой границе варварского мира – Херсонес, несколько городков поменьше и узкая полоса земли на южном побережье полуострова. Вот и все владения императора в этой далекой стране. Севернее расположилась Готия, где обосновались германцы, бежавшие сюда от гуннов. Их столица Дорос[2] была совершенно неприступна, ведь пещерный город укрылся стенами и башнями, построенными имперскими инженерами. Готы цепко держались за свои скалы, не пуская туда чужаков, и заодно прикрывали имперские земли. Еще севернее начиналось Дикое Поле, царство тарпанов, сайгаков и туров, бесчисленные стада которых перемещались по его бескрайним просторам. Там-то и кочевали болгарские племена, осколок государства великого Аттилы, разорванные на множество родов, подчиненных аварам и тюркам.
Именно сюда прибыл Стефан, когда корабль привез его к развалинам Фанагории[3]. Греческий полис, процветавший в этих землях почти тысячу лет, так и не оправился после нашествия гуннов. От города осталась едва лишь треть, и теперь тут жили не только греки, но и аланы, иудеи и осевшие на землю болгары. Капитан корабля высадил пассажиров у причала и отплыл назад, не скрывая своего облегчения. Плохие это были земли, неспокойные. И даже дружба хана Кубрата с самим Августом значила для опытного морехода немного. Ограбят, зарежут и имени не спросят. Или, еще хуже, попадешь в рабство и до конца своих дней будешь пасти баранов в продуваемых всеми зимними ветрами убогих кочевьях.
С доместиком Стефаном шел десяток воинов и несколько императорских рабов, хлопотавших вокруг сундуков с подарками. Но самым главным подарком было не золото, не ткани и не изукрашенное самоцветами оружие. Самым главным подарком была пара охотничьих гепардов, которых вел на поводке искусный ловчий. Август Ираклий прекрасно знал вкусы степного хана. Тот вырос во дворце, будучи заложником, и они неплохо относились друг к другу. Хану не нужны были блестящие побрякушки, ведь Кубрат, которому едва минуло двадцать лет, любил истинно мужские развлечения. И именно этим он занимался прямо сейчас, после того как в его кочевье прибыл запыленный караван ромеев на телегах, нанятых у побережья. Никто не посмел тронуть послов императора, напротив, им дали охрану из всадников. Ведь хан, несмотря на молодость, держал рода болгар-оногуров в кулаке, а соседей совсем недавно смирил походами. В его землях был железный порядок. Детство, проведенное в Большом Дворце, не прошло даром. Кубрат не только отважный воин. Он был свиреп и хитер, постигая тончайшую науку интриги у вот таких вот смешных, похожих на баб, слуг императора. И, в отличие от своих людей, он воспринимал этих слуг всерьез. Ведь это именно евнухи когда-то рассорили самые сильные племена болгар – кутригуров и утургуров, сделав из них щит для своих земель. Этот щит рухнул, когда здешние земли поделили тюрки и авары, и Империя затрещала по швам. Зачем к нему мог приехать посол императора? Ответ очевиден. Его хотели использовать. А хан Кубрат не любил, когда его использовали. Он любил охоту.
Всадники шли неспешной рысью, высматривая сайгаков острым взором степного жителя. Ловчий, который вез гепардов в небольшой двухколесной арбе, ехал рядом со Стефаном, который уже вполне освоился в седле, проведя столько времени в дороге. Кубрат искоса поглядывал на него, пытаясь решить эту непростую задачу. Те евнухи, которых он знал, не скакали верхом, словно воины. Они либо семенили мелкими шажками по полутемным коридорам дворца, либо, как самые богатые из них, передвигались на носилках. Это был какой-то неправильный евнух.
Прирученные хищные кошки привели хана в полный восторг. Он участвовал в такой охоте, но это было уже давно. Иметь пару гепардов означало стать объектом лютой зависти в степи и подняться на ступень выше, чем обычные вожди кочевников. Ведь такой роскоши тут не было ни у кого. Лишь персидские и ромейские вельможи могли позволить себе купить и содержать гепардов. Эти кошки почти не размножались в неволе, и котенка нужно было выследить, поймать, а потом долгой дрессировкой превратить во вполне дружелюбное к человеку существо. Потому и стоили гепарды баснословно дорого, ведь не каждый богач мог позволить себе содержать высокооплачиваемых ловчих, которые заботились об этих животных. И именно на неуемной гордыне хана решил сыграть патрикий Александр, когда обдумывал список подарков. Ведь даже цари скифов, что жили когда-то в этих землях, охотились со сворами гепардов.
Всадник, что ехал первым, поднял руку вверх. Сигнал был понятен: впереди показалось стадо сайгаков. Ловчий дал команду, и охотники пошли в сторону, по широкой дуге, чтобы не спугнуть их. Степняки были в полном восторге, непривычная забава горячила кровь, как никакая другая. Они обогнули стадо по кругу, сужая спираль, стараясь не потревожить осторожных животных. Теперь старшим тут был не хан, он уступил свое место опытному ловчему, который взял за свою жизнь не одну сотню зайцев, ланей, газелей и диких лошадей. Ловчий ждал, а с ним вместе ждали и гепарды, которые сидели в арбе с повязкой на глазах. Они остановились с наветренной стороны, и теперь хищники жадно раздували ноздри, ловя запах зверя. Пора! Раб-перс вывел кошек на позицию, туда, где за небольшими кустиками, шагах в двухстах, спокойно паслись сайгаки. Ловчий снял ремень, что крепился у поясницы зверей, и открыл им глаза.
– Там! – негромко шепнул он, когда кошки поморгали на ярком солнце. Ветер дул им в лицо, а четвероногие охотники принюхались и повернули головы в направлении добычи. Гепарды увидели сайгаков и, согнув лапы, осторожно двинулись в сторону стада. Они сами выберут момент для броска, а люди сзади застыли, боясь проронить хотя бы звук. Ведь даже стук собственного сердца казался каждому из них слишком громким. Кубрат до боли прикусил губу, напряженно глядя на двух огромных поджарых кошек, что на полусогнутых лапах ползли к мирно пасущимся животным.
– Не сейчас, – едва шептал хан. – Не сейчас! Рано! Рано! Давай!
И тут гепарды словно превратились в две стрелы, развив с места невероятную скорость. Сайгаки испуганно прыснули в стороны, а всадники заорали в полном восторге. Ведь кошки были в самом расцвете сил, и одна из них уже вцепилась в горло ближней из степных антилоп. Второй гепард вцепился с другой стороны, повалив на землю несчастное животное.
– Хан, пора! – сказал ловчий.
Кубрат, знакомый с обычаем этой охоты, подскакал к умирающему сайгаку и одним движением ножа перерезал ему горло. Хлынувшую кровь он собрал в деревянный ковш, из которого дал напиться гепардам. Таков был ритуал, скреплявший связь человека и зверя. Он вырезал лучшие куски мяса и дал их благородным животным, которые теперь будут служить только ему. Гепарды приняли подношение как должное, внимательно поглядывая на незнакомого человека, от которого исходил острый запах костра и лошадиного пота.
Гомонящая кавалькада возвратилась в родное кочевье, где уже благоухал жареный баран, кипел котел с вареным мясом, а женщины хлопотали, накрывая длинный, высотой в две ладони, стол, обложенный мягкими подушками. Тут будет пир, а после пира и случится тот разговор, ради которого Стефан приехал в эти дикие земли.
Два десятка юрт, широко вставших в безбрежной ковыльной степи, были домом, где жили близкие родичи Кубрата и семьи ханских нукеров. Неподалеку паслись его стада, основа процветания народа болгар. Низкорослые мохнатые лошадки, что не боялись лютых степных морозов, и отары баранов, которых охраняли крупные псы аланской породы, опасные даже для волка. Так жили все степняки, и болгары не стали исключением. Здесь всё было в новинку Стефану, и он впитывал информацию всеми чувствами сразу. Чумазые лица и запах немытых тел не слишком удивили его. Как тут мыться, когда вокруг необъятная степь? Кони, люди и мохнатые псы, все они пахли примерно одинаково, живя одной большой семьей. Болгары почти не ходили пешком, и подобно всем кочевникам, даже десяток-другой шагов до соседней юрты ехали на коне, что равнодушно щипал траву неподалеку от жилья. Кони были послушны, словно собаки, прибегая на свист хозяина. Неспешная жизнь этих простых и добродушных людей безмерно удивила Стефана. Они обнимали своих детей, играли с собаками и пели, когда пряли пряжу из овечьей шерсти. Все было до боли знакомо, как будто они были самыми обычными людьми, а не кочевниками-гуннами, исчадиями ада, именем которых пугают маленьких детей в Империи уже не первую сотню лет. Осознание этой простой мысли что-то перевернуло в голове Стефана, который только-только начал постигать многообразие мира и то, что истина может быть не одна и зависит от того, кто говорит, когда и с какой целью. Ведь улыбчивый ханский нукер, который весь путь, что они проделали до кочевья, тянул какую-то протяжную песню, попав в имперские земли, превратится в беспощадного убийцу, насильника и грабителя. Ведь враг – не человек, это хорошо понимали все слуги императора, безжалостно играя целыми народами, словно деревянными фигурками на шахматной доске. Стефан привез эту забаву из словенских земель, не зная, что в Персии уже вовсю играют в шатрандж, пришедший туда из Индии.
Императорские евнухи стравливали степные племена, а когда у них это не получалось, уже сами кочевые народы заливали ромейские земли реками крови. Вот такие вот шахматы, вечная игра, в которую включился доместик Стефан. Он еще не избавился от нелепых юношеских заблуждений и, на самом деле, хотел помочь своей стране, а не только набить золотом собственную мошну, одеться в шелка и парчу, а потом сдохнуть от обжорства, ненавидимый всеми, оставив несметные богатства императорской казне. Ведь таков был предел мечтаний любого мальчишки, лишившегося мужского естества.
Степные обычаи были едины от пустынь Монголии до Альпийских гор, и когда доместику Стефану принесли часть головы барана, он понял, что полдела уже сделано. Его приняли всерьез, подарки попали в цель, а сам визит посла императора совпал с какими-то далекоидущими замыслами самого хана Кубрата. И вот сейчас осталось всего лишь претворить в жизнь план брата Само, провернув густое варево, кипящее в степи, что раскинулась от Волги до устья Дуная. Тут все должно измениться, иначе Империя снова будет страдать от аварских набегов, сам Стефан сгниет в пограничном городке, работая рядовым нотарием, а земли брата разорят дотла. И ему повезет, если он просто погибнет в бою. Нет участи страшнее для непокорного вождя словен, чем попасть в плен к кагану. Искусный палач не даст ему легкой смерти. Брат будет умирать очень, очень долго.
Они остались наедине, и Стефан посмотрел прямо в глаза молодому воину с короткой смоляной бородкой. Голова его оказалась тщательно выбрита, а клок волос на макушке был заплетен в тоненькую косичку. Хан Кубрат тоже глядел на Стефана прямо и открыто, а в его глазах светился недюжинный ум и неуемное любопытство. Он еще не научился скрывать свои мысли под маской напускного равнодушия.
– Говори, – бросил Кубрат, когда молчание затянулось. – Ведь ты приехал сюда не для того, чтобы поохотиться вместе со мной.
– Конечно же, нет, хан, – Стефан по-прежнему смотрел ему прямо в глаза. – Я приехал сюда совсем не для этого. И ты это знаешь.
– Что же хочет император Ираклий? – спросил Кубрат, потягивая привезенное Стефаном вино из серебряного кубка. Впрочем, кубок тоже был подарком. Он говорил по-гречески без акцента, лишь немного непривычные обороты выдавали в нем чужака.
– Он хочет, чтобы ты, его друг и союзник, стал сильнее, – прямо ответил Стефан. – Он готов сделать так, что все пастбища от предгорий Кавказа до устья Дуная станут твоими.
– Это очень серьезное предложение, – без тени улыбки ответил хан и неожиданно спросил. – Ты неплохо держишься в седле. Вы, евнухи, живете в переходах Большого Дворца и, словно крысы, редко видите солнечный свет. Ты – не такой! Почему?
– Я много путешествовал по делам службы, – ответил Стефан, не вдаваясь в подробности.
– Где именно ты был? – впился в него глазами Кубрат. – Расскажи мне об этом, доместик Стефан.
– Я был в землях словен, далеко на западе, – сжав до боли скулы, ответил Стефан. Ему нельзя было об этом рассказывать, но он все же решился. – Это был очень долгий путь. Пришлось пройти через королевство франков, земли алеманов и баваров. И обратный путь тоже был непрост.
Врать было нельзя! Стефан нутром почуял это. Как там сказал Григорий: пусть даже слово лжи не покинет твоих уст. Воины брезгуют лгунами, словно они прокаженные. Так что, у него был только один шанс дать правильный ответ. И он не ошибся. Хан смотрел на него куда благожелательней, чем раньше.
– Теперь-то я все понял! Ты был у словенского вождя, который хорошенько взгрел авар в Норике? – широко улыбнулся Кубрат, а Стефан почувствовал, как растаял тонкий ледок отчуждения, что еще оставался в общении с ханом. – Я должен был догадаться, что твой приезд как-то с этим связан. Боги нашли себе новую забаву, евнух. Бывшие рабы колотят непобедимых авар, словно юнцов, у которых еще не выросла борода. Император Ираклий громит армии персов, чего не было уже много лет. Я слышал, непобедимый Шахрбараз, Меч шахиншаха, убежал из своего лагеря в одних подштанниках. Китайцы перестали давать тюркам дань, и те тут же передрались между собой. Великие тюркские каганы из рода Ашина еще сильны на востоке, но в этих землях власть начинает ускользать от них. Теперь хазары становятся главной силой в степи. Кто слышал об этом племени, когда мой народ вел в поход сам великий каган Аттила? Никто! А теперь хазары могут посадить в седло сорок тысяч всадников, требуют с нас дань и гонят с отцовских пастбищ. Многое меняется в этой жизни, слуга императора. И я чую, что в этой новой жизни может найтись место и для меня.
– Твоя мудрость не уступает твоей отваге, великий хан, – склонил голову Стефан.
– Оставь это, – поморщился Кубрат. – Ты не похож на дворцовых бездельников, льющих пустые речи, и именно поэтому я откровенен с тобой. Пока что ты не пытаешься бросить мой народ под мечи тюрок и авар, купив нашу кровь цветными побрякушками. Ты говоришь прямо, как воин, и за это я не выливаю на тебя помои цветистых фраз, которые не значат ничего. Выкладывай, евнух, все, как на духу. И если твое предложение покажется мне разумным, я его приму. Но если ты захочешь поступить с моим племенем так же, как ромеи когда-то поступили с кутригурами и утургурами, то уйдешь домой, не получив ничего. Я не стану класть своих людей только для того, чтобы императору Ираклию жилось немного лучше, чем сейчас. Даже за золото и охотничьих гепардов.
– Нет, хан, – покачал головой Стефан. – Этого не будет. Август слишком уважает тебя для этого. Наша позиция честна. Ты помогаешь нам в следующем году, а взамен сможешь забрать все степи до устья Дуная и до границ лесов на севере. Его царственность не будет мешать тебе в этом, но с тюрками тебе придется разбираться самому. Ты получишь в жены гречанку из знатнейшего рода и много золота. В этих землях не будет никого сильнее, чем народ болгар, а ты будешь их ханом. Такова наша цена.
– А великий каган авар? – пристально посмотрел на него Кубрат. – Что скажет он? Или ты думаешь, что он будет спокойно смотреть на то, как я забираю себе новые пастбища? Если он повернет своих коней на восток, племя Уар втопчет мой народ в землю.
– Если все пойдет, как задумано, – Стефан набрал в грудь воздуха, – то это будет уже неважно, великий хан. Авары слишком сильны, и никто из живущих ныне государей не сможет одолеть их в одиночку. Но если объединить усилия, то это вполне возможно. Сначала нужно сделать вот что…
Доместик Стефан начал говорить. Он должен донести до степного властителя план брата Само. А он совсем немного, всего в нескольких деталях отличался от того, что было озвучено императору Ираклию и патрикию Александру. Им незачем знать эти несущественные подробности.
Глава 2
Ярл Эйнар растерянно смотрел на разложенные перед ним кучи награбленного и толпы перепуганных трэллей[4]. У его ног лежал христианский колдун, которому он только что разрубил голову секирой. Старик долго не хотел признаваться, куда спрятал свое золото, но распятый бог не помог ему. Каленое железо быстро развязывает язык. Золота и серебра у старика оказалось на удивление много, а еще больше его взяли в местной церкви. Впервые в жизни ярл не знал, что ему делать с добычей. Его корабли оказались слишком малы для того, чтобы вместить этакую прорву добра. За его спиной ярким костром полыхал город. Первый город в землях франков, который разграбил кто-то из данов. Да ведь теперь о нем хвалебную сагу сложат! Не хуже, чем о его сыне Сигурде, который постепенно становился легендой, смущая неокрепшие умы молодежи. Друг и собутыльник Вышата оказался прав в каждой мелочи. А ведь ярл Эйнар поначалу не поверил ему. Но обо всем по порядку….
⁂
Август 624 года. Бывшие земли ярла Торкеля Длинного, ныне покойного (в настоящее время г. Хузум, федеральная земля Шлезвиг-Гольштейн).
– Вышата, друг, это твой хваленый корабль? – ярл Эйнар с удивлением смотрел на непривычные обводы корпуса, два десятка скамей для гребцов и полосатый парус. – Здоровый какой!
– Почтенный Эйнар! – раскинул руки Вышата. – Я рад, что у тебя получилось!
– Так вообще-то никто не делает, – смущено ответил Эйнар, – но твоя мысль оказалась весьма дельной. Я к своей сотне дружинников еще триста парней нанял за ту соль, что ты привез. Весь сброд из Ангельна созвал, всех изгоев, бездельников и берсерков. Хоть они и босяки с топорами и копьями, а пригодились. Мы Торкеля Длинного в одном сражении разбили. Я ведь с этой сволочью резался, сколько себя помню. А мой отец с его отцом воевал.
– Где он? – спросил Вышата.
– Он уже пирует в Вальхалле! – пояснил Эйнар. – Он, хоть и дрянь человек был, но воин достойнейший. Мы его «Кровавым Орлом» казнили, так он только крыл нас по матери и смеялся. Один и Тор примут его, ведь он умер, не опозорив себя криком!
– Я правильно понимаю, что теперь весь юг датских земель твой, от фьорда Шлей на востоке до западного берега? – впился в него взглядом Вышата.
– Все так, – кивнул Эйнар. – Эти земли теперь мои, а жену Торкеля я за себя взял. Местные вроде как успокоились. Раз боги даровали мне победу, значит, я законный ярл, все по обычаю. Я тут сильно зверствовать не стал, свое же теперь. Да и что тех земель-то? Тридцать миль от моря до моря. Тьфу! Только вот плохо – я же теперь с нордальбингами один на один остаюсь.
– Не беспокойся, ярл Эйнар! – успокоил его Вышата. – Я приехал к тебе с хорошим предложением. У тебя ведь две дочери на выданье. Так?
– Ну, так! – непонимающе взглянул на него Эйнар. – И еще две подрастают.
– Старшую хочет взять за себя сын эделинга саксов Херидага, а младшую – сын владыки глинян Прибыслава. Если вы породнитесь, никто не посмеет на твои земли напасть.
– Я и подумать о таком не мог. Сколько себя помню, мы с саксами воевали, – честно признался Эйнар, а потом посмотрел прямо в глаза Вышате. – Зачем это твоему конунгу понадобилось?
– Ваша вражда торговле мешает, – так же прямо ответил Вышата. – А если мир в этих землях настанет, то мы все зарабатывать будем. А кому неймется, и повоевать охота, есть много богатых, нетронутых мест. Там золота горы лежат. Чего вы друг у друга коров угоняете, как мальчишки? Смешно, всеми богами клянусь.
– Да ты о чем говоришь-то? – спросил сбитый с толку Эйнар.
– Ты же меня за стол хотел пригласить, ярл? Ведь так? – улыбнулся Вышата. – А у меня для тебя есть пара кувшинов отменного вина из самого Новгорода. Клянусь Велесом, ты такого никогда не пил. С одной чаши плясать будешь.
К концу вечера они сидели, обнявшись, а Эйнар продолжал свой рассказ.
– Я в викинг ходил пару лет назад, на Готланд. Хорошую добычу тогда взяли. А вот Ингвар Высокий, конунг свейской Упсалы, голову сложил в землях эстов. Сын за него мстить пойдет.
– А чего вы в эти нищие земли с войной ходите? – искренне удивился Вышата. – Франки ведь куда богаче.
– Ходил туда конунг Хигелак, лет сто назад, – задумчиво почесал бороду Эйнар. – Да только сам погиб и войско свое напрасно погубил. Теодорих, сын старого Хлодвига, зарубил его и добычу отнял. Так наши саги говорят.
– Так это почему? – задушевно сказал Вышата. – Потому что дурак набитый был твой Хигелак. Храбрый, но глупый. И кораблей у него таких не было. Но ты ведь куда умнее! Ты же самого Торкеля Длинного победил. Франков даже бодричи бьют. Вон, Кёльн разграбили, и в их селениях теперь простые бабы в серебре ходят. Я тебе вот что посоветую…
⁂
Три недели спустя. г. Ротомагус (совр. Руан), королевство Нейстрия.
Низовья Сены, извилистой змеей протянувшиеся по западной Нейстрии, прикрывал Руан, самая важная крепость в тех землях. Ни воинственные бретоны, которых так и не смогли покорить короли Меровинги, ни юты и саксы из Британии не рисковали грабить эти земли. Окрестности города были заселены франками вперемешку с римлянами, а потому ополчение с хорошим оружием здесь собиралось быстро. Даже епископ Хидульф происходил из знатного франкского рода, чего в южных землях почти не случалось. Там епископские кафедры цепко держали в руках древние сенаторские семьи. Здешние земли были богаты. Порт Руана процветал, а его лодочники, наравне с парижскими, считались людьми весьма состоятельными, перевозя зерно и бочки с вином, которые поставлялись сюда из самого Оксера, что в далекой Бургундии.
На скромных торговцев из датского захолустья никто и внимания не обратил, тут хватало самого разного люда. Пошлину заплати и торгуй себе, сколько хочешь. Добрые меха с Севера пошли нарасхват, и по хорошей цене. Ярл Эйнар крутил головой, слегка устав от непривычного многолюдства. Его люди торговали, а он ходил по рынку, прицениваясь, что-то покупая, а то и просто глазея по сторонам. А посмотреть было на что. Каменная базилика привлекла его жадный взор своими размерами. Несчастья прошлых веков обошли ее стороной. Гунны не добрались сюда, а франки не стали грабить богатый город, который присягнул им на верность. Старый Хлодвиг был не только свиреп и отважен, но и весьма умен, сохранив торговлю в своем королевстве. Хотя старым он тогда точно не был. На тот момент, когда Хлодвиг победил римлянина Сиагрия, ему едва двадцать лет минуло.
Дом епископа в кольце городских стен тоже внушал определенные надежды. Он был окружен амбарами, конюшнями и загонами для скота. Дом оказался на удивление большим и явно набитым всяческим добром. По крайней мере, стайка служанок, что перекрикивались на заднем дворе и непрерывно таскали что-то туда-сюда, не говорила о том, что здешний хозяин живет в нужде. И даже стражник маялся от тоски у входа, показывая, что именно здесь-то и живет настоящий хозяин Руана, а не в доме какого-то королевского графа.
За исключением базилики весь город был деревянным. Из камня теперь строили только церкви, да и то не везде. Уж больно дорого это оказалось, а потому ремесло каменщиков понемногу умирало в землях Галлии. А вот дерева было полно, и оно вполне доступно по цене. Вкопанные в землю столбы, обмазанные смолой, перевязывались толстыми бревнами, промежутки между которыми забивались чем попало. Крыша покрывалась соломой и деревянной дранкой. В домах попроще стены и вовсе делали из переплетенных прутьев, обмазанных глиной. Земля тут была дорога, и все здания внутри кольца стен тесно жались друг к другу, напоминая пчелиные соты. Руан – город большой, и множество людей взбило топкую грязь своими кожаными туфлями, а то и вовсе босыми ногами, сделав путешествие по нему занятием весьма затруднительным и неприятным до крайности.
Эйнар вернулся на торг. Он увидел все, что хотел, а значит, пора возвращаться домой, в Данию, пока холода не сковали реки льдом. Он вернется сюда весной, и вернется с целой армией. Таково было жесткое условие, которое выставил основной деловой партнер, князь Самослав, устами своего посла Вышаты. В северных землях всерьез воспринимали новгородского владыку и ссориться с ним без нужды не стремились. Пока что все, кто дружил с ним, неизменно оказывались в большой прибыли. Ведь это на его деньги будет организован этот поход, а за новые корабли еще предстоит расплатиться. Да и, положа руку на сердце, Эйнару было плевать, кого грабить. Ведь несколько сотен буянов, получивших богатую добычу, не успокаивались. Они хотели еще.
⁂
Май 625 года. Вилла Клиппиакум (в настоящее время коммуна Клиши-ла-Гаренн, предместье Парижа).
Вилла Клиппиакум, отнятая в свое время у богатого римлянина Клиппия, была тем самым местом, где король Хлотарь проводил то время, когда не объезжал свои необъятные владения. Собственно, с поздней осени по раннюю весну он жил именно здесь, охотясь в окрестных лесах, а потом, после Мартовского поля[5], королевский двор превращался в бесконечный караван, который кочевал по городам Галлии, нещадно объедая счастливых подданных. Так король правил суд, так он получал достоверную информацию с мест, так он собирал налоги с подвластных земель. Короли варваров усвоили старые римские порядки, но они уже разрушались неодолимым ходом времени, упрощаясь и приспосабливаясь под нужды новых, диковатых правителей.
А вот вилла все еще была хороша. Так уже давно не строили, просто разучились. Обширное одноэтажное здание с внутренними двориками, крытое черепицей, еще сохранило остатки фресок и теплый пол. И если на фрески Хлотарю было глубоко наплевать, то комфорт каменных плит, разогретых поступающим из подвала горячим воздухом, он очень ценил. Ведь король был уже немолод. Шутка ли, сорок один год! Вон, вся голова седая. Он все еще брал на копье кабана, как и пристало королю-воину, но спину по утрам уже ломило и, как это часто случается со стареющими мужьями, все большую власть над ним забирала королева Сихильда, мать его юного сына Хариберта. Сихильда была младше мужа на четырнадцать лет и теперь находилась в лучшей женской поре, покоряя окружающих зрелой красотой. Собственно, именно из-за нее она, еще совсем юной девчонкой, и стала наложницей короля, а после смерти соперницы Бертетруды – полновластной королевой. Именно королева Сихильда и сплела те нити, которые привели сейчас ненавистного пасынка Дагоберта на встречу с отцом.
В больших покоях горел огромный очаг. Тут не было теплого пола, ведь даже римские богачи отапливали в холода лишь часть помещений. Здесь король давал пиры, здесь собирались на свои соборы епископы со всей Галлии, здесь он принимал послов и чиновников из всех трех королевств. Рушить старые традиции он не стал и сохранил все три короны, отчаянно борясь, чтобы не появилась четвертая. Знать Аквитании[6] тоже поднимала голову и требовала себе отдельного короля. Здесь, в этом зале, Хлотарь принял своего семнадцатилетнего отпрыска, как бы подчеркивая, что будет говорить с ним не как отец, но как повелитель. Дагоберт, плечистый здоровяк, длинные рыжеватые волосы которого свисали почти до самой поясницы, надел зеленый плащ с красной полосой, как и подобает воину. Длинная рубаха из тонкого полотна была стянута широким наборным поясом, на котором висел меч. Расшитые туфли перепачкались грязью, как и чулки, обмотанные кожаными лентами до самых колен.
– Садись, сын, – радушно повёл рукой Хлотарь, когда Дагоберт выпрямился после почтительного поклона, смахнув назад длинные волосы. Впрочем, его поклон оказался короток и не слишком глубок, что не укрылось от взора старого короля. Волчонок начал отращивать зубы, как и должно было неизбежно случиться. Ведь такова жизнь!
– Ты звал меня, отец? – с каменным лицом спросил Дагоберт, до которого уже доносились всякие неприятные слухи из отцовского дворца.
– Звал, – ровно ответил Хлотарь. – Я вверил тебе восточные рубежи наших земель. Расскажи мне, как ты управляешься там?
– Ты про то, что венды сожгли Кёльн? – набычился Дагоберт. Он понимал, что допустил непростительную ошибку, прозевав нападение полудиких племен, но признаваться в этом не собирался. – Я покарал их за это! Они забудут, как приходить в наши земли!
– Покарал? – удивленно поднял бровь Хлотарь. – Кого именно ты покарал? Саксов, через земли которых пошел с войском? Наших подданных тюрингов, которые тоже пострадали? Или сербов, с которыми мы теперь больше никогда не будем друзьями? А ведь сербы признавали мою власть до этого.
– Мне плевать на саксов, тюрингов и сербов, – высокомерно ответил Дагоберт. – Мы наказали тех, кто напал на нас.
– Зачем ты лжешь мне? – глаза Хлотаря опасно сверкнули. – Мне тоже плевать на эти племена, но ты никого так и не покарал. Вместо этого ты окончательно разорил саксов, которые нам ничем не угрожали и должны были платить положенную дань, и посеял ненависть в сердцах сербов, вождь которых Дерван стал мне другом. А теперь те, кто сжег Кёльн, проедают добычу и открыто насмехаются над нами.
– Мы плотно увязли в тех землях, – неохотно признался Дагоберт. – Это были венды из-за Эльбы. Мы не знаем тех мест, а там из-за каждого куста летит стрела, смазанная каким-то ядовитым дерьмом. Венды ведь даже в воде прячутся, нападая на переправах. Отдельные шайки мы перебили, но многие ушли к себе, за реку.
– Это все, что ты хотел сказать мне? – глаза Хлотаря сузились. – Больше ты ничего не заметил?
– Оружие! – с озадаченным видом ответил Дагоберт, что-то вспоминая. – Много хорошего оружия. Даже странно. Венды обычно с костяными дротиками воюют. А тут такая роскошь. Я и сам удивился.
– Всё? – сжав губы, спросил король.
– Нет, не все, – покачал головой Дагоберт. – Они прошли земли саксов и не тронули их. Так, словно шли точно на Кёльн.
