Дмитрий Деулин
Твой друг Бафомет
Глава 1. Таблетки от шизы
До родительского дома пришлось бежать наперегонки с собственным сердцем, или с какой-то ещё частью меня, норовящей выскочить через глотку и обрести автономию, но оно того стоило. Нельзя, чтобы эти твари узнали, где я припарковался. Как нельзя было узнавать, что они твари, но для этого уже поздновато. Они знают, что я знаю. Чёрт, я так стараюсь сбить их со следа, что путаюсь в собственных мыслях. В собственных ногах. В родных улицах.
Сад миссис Квигли совсем зарос. «Дорога из жёлтого кирпича» закрылась, теперь там «Старбакс». Две девчонки за столиком снаружи. Что у неё написано на стаканчике?.. Её зовут Бетти, или это «Беги»? Чёрт, чёрт… На моём стаканчике вместо «Мэтт» напишут «Шиз», и это будет справедливо. Но на перекрёстке понатыкали камер, поэтому чур я через забор, во дворы. Пусть лучше за мной гонятся собаки. Даже здесь, в родной глуши, посреди улицы я чувствую себя голым. Я чувствую на себе взгляды. Всегда чуть-чуть за пределами бокового зрения кто-то следит за мной, не мигая. Наверное, так и сходят с ума. Я бы спросил Пита, но, думаю, я больше никогда его не увижу.
Или это двое суток без сна, двое суток в дороге, двое суток в панике. Я никого не предупредил, не взял отгул, не уволился, даже не дождался конца рабочего дня. Просто сбежал, поддавшись чему-то древнему, примитивному, спящему в толще костного мозга и просыпающемуся только при виде хищников. Жившему во времена без завтра, и потому уверенному – сейчас или никогда. Бей или беги.
За эти двое суток у меня было время подумать, посомневаться, истерично посмеяться над собой, представляя, сколько пропущенных сейчас на телефоне, выброшенном в окно на федеральной трассе вместе с кредиткой. Но если есть хоть крошечный шанс, что весь этот кровавый ад мне не померещился, и чудовища, населяющие его, реальны, живым я им не дамся. Домой я точно не вернусь, наличных на бензин хватило впритык, и работа в «Блэкстоун» мне тоже больше не светит. Сегодня всё решится. Либо мне место на изнанке жизни, либо в дурке, но точно не в офисе. Почему от этой мысли так весело и легко?.. Это аргумент в пользу дурки, да?
Стоило замедлиться, стоило остановиться через дорогу от отчего дома, сипя как прохудившийся аккордеон и мусоля привкус Мёртвого моря на губах, как мысли, от которых эти двое суток удавалось убежать, начали настигать меня одна за другой. Предательский кусочек моей проданной души попытался изобразить из себя голос разума. Сказать, что ещё не поздно всё исправить. Обратиться за помощью. В детстве ведь мне помогли, поел вкусных таблеток от шизы и лет двадцать потом не видел никаких чудовищ. Но как представлю, что мне и сейчас кто-нибудь поможет… Кто-нибудь с такой же улыбочкой, как Кайл из Международного… Этот пораженческий голосок попробовал сменить тактику, давить на жалость к себе, на страх, на неуверенность, на стыд, напомнить, что теперь я нищий, бездомный и безработный псих, как я покажусь родителям на глаза? Я же разобью им сердце. Они решат, что это их вина. Что сыночек болен, и всегда был болен, и как же безответственно было поверить, что он может быть нормальным и жить сам по себе. Как неправильно было спихивать на него общение с дядей Питом только потому, что отцу не о чем говорить с загремевшим в психушку бывшим сослуживцем, но неудобно послать его нахер. Посмотри, чувак, они живут сказочной жизнью, им так хорошо без тебя! Дом отремонтировали, газон подстрижен, отдыхать ездят. Наверняка хвастаются карьерой сына во всамделишной серьёзной инвестиционной компании. Скажешь – и все солидно кивают, чтобы подавить зевоту. «Инвестиции» – волшебное слово, внушающее уважение и убивающее интерес. Пароль приличного человека. Разве можно такому красноглазому маргиналу как ты врываться в их мирную жизнь? Лопотать о демонах и жертвоприношениях? Показывать, что всё снова не в норме, и больше никогда не будет в норме? Хочешь, чтобы соседи увидели?.. Просто развернись и пиздуй к машине.
Другие мысли стали лезть без очереди. Сложно глядеть на родной дом, на родные улицы, где прошло детство, и не вспоминать. В детстве за год успеваешь прожить целую жизнь, это потом пару раз проснулся, умылся, бзднуть не успел – и ты уже лысеешь, и ещё десять лет как не бывало. Вот тут мы на великах гоняли. Там жил Рич, я ходил к нему в гости играть в комп, хотя сам он мне вообще не нравился, чёртов мажор. За вот этим окном была моя комната, где я иногда просыпался среди ночи и плакал от страха, потому что все звуки вдруг становились в тысячу раз громче, и невозможно было уснуть под грохот собственных простыней. Или всё это мне приснилось? Как те особенные дни, когда я выходил на улицу, а там всё… не так. Какой-то другой городок, какие-то другие улицы. Я пытался их запомнить, но как же это сбивало с толку, как же пугало, как же я ненавидел эти дни, потому что никто мне не верил, никому я, малец, не мог объяснить…
А вон в том гараже, на дне ящика с хламом, погребённого под поколениями ящиков с более новым хламом, лежит игрушка, которая пыталась меня убить. Вот когда всё стало серьёзно. До этого, сколько бы я ни рассказывал, что мой Фёрби говорит мне жуткие вещи не своим голосом, когда мы с ним одни, никто не придавал этому значения. Да, когда я пересказывал некоторые его слова, которых сам толком не понимал, отец хмурился, и пару раз звонил в техподдержку производителя скандалить. Там его заверили, что игрушки не ловят никаких сигналов, не записывают и не воспроизводят чужую речь, и всё это городские легенды. Папа отвёз Фёрби в их офис, там его проверили, заявили, что всё в полном порядке, и отказались заменить. А я всегда был фантазёром. Пока не очнулся в больнице, пропустив несколько дней своей жизни, и не увидел лица врачей и копов, которые очень хотели знать, как восьмилетка синтезировал чёртово химическое оружие в папином гараже, и где взял рецепт. Я раз за разом отвечал честно, и из фантазёров меня перевели в более особенную категорию, которой полагаются вкусные таблетки и наблюдение особенных врачей. Им я тоже всё рассказывал. Как Фёрби шептал мне по ночам секреты и показывал чудеса. Как выспрашивал, о чём я мечтаю. Я мечтал стать тренером косаток или детективом, но для начала мы сошлись на редкой голографической карточке с покемоном Пикаблю, про которую Рич говорил, что она у него есть, но он не может мне показать, потому что она такая дорогая, что отец запер её в банковском сейфе и не отдаст, пока Ричу не исполнится двадцать один. Я недавно гуглил, кстати, нет никакого Пикаблю, Рич пиздел как дышал, но я готов поклясться, что держал эту карточку в руках. Всё, что было нужно, чтобы её получить – пообещать Фёрби свою душу. Было не по-детски жутко, но я любил страшилки, да и привык, что многие вещи бывают не по-настоящему. По крайней мере, так взрослые всякий раз говорили. Мне часто снились очень… убедительные сны. Другой город, громкие звуки… Тоже было страшно, но я уже привык, что ничего по-настоящему плохого не случится. Рано или поздно я выбьюсь из сил и незаметно засну, а когда проснусь, всё будет как обычно – и улицы, и звуки. Если нет, значит, это ещё сон, и я проснусь ещё раз. И если во сне можно получить всё что захочешь, то не пофиг ли, чего это стоит в выдуманной сонной валюте? К тому же не было никаких договоров, никаких подписей кровью, да и кто в начальной школе уже придумал себе подпись?..
