Дмитрий Лазарев
Вирус Зоны. Охота на Стрельца
Интерлюдия 1
Строганова
Москва. Десятый год метеоритного дождя
– Одинцов Сергей Николаевич?
– Да.
– Капитан Строганова, Федеральная Служба Безопасности. – Подошедшая предъявила удостоверение.
– Строганова Анастасия Викторовна, – с улыбкой прочитал куратор Московского сектора АПБР. – А у вас красивая фамилия, товарищ капитан! Вы случайно не имеете отношения к одному из древнейших дворянских родов России?
Однако собеседница не приняла предложенного легкого тона.
– Полагаю, это вопрос для другой беседы и в другом месте. А сейчас, товарищ полковник, мне хотелось бы побеседовать с вами о так называемом деле Кочевницы.
– А вот мне нет, товарищ капитан. – Одинцов продолжал улыбаться. – И дела-то такого нет.
– Дела нет, как, полагаю, и никогда не существовало экспедиции профессора Афанасьева во Владимирскую Зону?
Полковник поскучнел.
– Вы хорошо информированы, товарищ капитан. Но все же ошибаетесь. Дела нет, потому что оно закрыто.
– Только не для ФСБ.
– Если уж на то пошло, для ФСБ этого дела и не было. Это не ваша юрисдикция.
– Теперь наша. – Строганова вынула из сумки какой-то документ и протянула полковнику. – Извольте ознакомиться.
Одинцов быстро пробежал глазами написанное, и брови его чуть приподнялись от удивления.
– Однако! – произнес он, возвращая документ. – И уровень же у вас! И стоило лезть на самый верх? Чего ради? Я же сказал, дела нет. Наши приборы зафиксировали коллапс странствующей аномалии, которой было дано кодовое имя «Кочевница». Зачем Службе вмешиваться?
– Дело Кочевницы наверху признано архиприоритетным и взято под контроль первыми лицами государства. В нем осталось слишком много белых пятен. В том числе гибель опергруппы ФСБ во главе с капитаном Потылиным.
Одинцов снова приподнял брови.
– Не знал, что Служба кого-то туда отправляла.
– Не стоит лукавить, товарищ полковник! У вас более чем подробная информация обо всем, что происходило во Владимирской Зоне две недели назад. Так вы готовы поговорить откровенно?
– Разумеется. Присаживайтесь.
– Спасибо.
– Что вас интересует?
– Почему вы объявили в розыск некоего Олега Катаева?
– Потому что это опасный преступник, убийца, обладающий к тому же чрезвычайно мощными псионическими способностями.
Впервые Анастасия проявила какое-то подобие эмоций, также приподняв брови.
– Убийца? Это что-то новенькое! По моим сведениям, Катаев принадлежал к так называемой группе вольных сталкеров, работавших в Муромской Зоне, и был замешан в ряде противозаконных операций. Но убийство… это не его профиль.
– Был не его, – сухо произнес Одинцов. – Зона меняет людей. Гибель экспедиции Афанасьева, по крайней мере последних выживших ее участников, лежит на его совести. Не думаю, что ошибусь, если предположу, что и ваши люди также стали его жертвами.
Строганова покачала головой.
– А вот к нам поступила другая информация – о черном фантоме, созданном аномалией. Именно его пси-атаки стали причиной гибели большинства участников экспедиции и оперативников группы Потылина.
Полковник усмехнулся.
– Пересказываете мифы, товарищ капитан! Эта легендарная черная фигура известна в народе как Черный Сталкер. Этот фантом, как Кровавая Мэри, – персонаж фольклора. Но не исключено, что Катаев мог использовать эту легенду в своих интересах. Его пси-возможностей вполне хватит, чтобы заставить кого угодно увидеть что угодно. В том числе и черную фигуру без лица. Поверьте, наш убийца – Катаев, и искать кого-то другого – значит даром терять время.
– На чем же основана ваша уверенность? У вас есть доказательства?
– Разумеется. Свидетельские показания, полученные из Зоны по спутниковой связи от членов экспедиции. В том числе и от подружки Катаева – ныне покойной нашей научной сотрудницы Агнешки Томаховской. Она позволила ему вскружить себе голову, но вовремя поняла, что он за фрукт. Романтический флёр слетел с этого вольного сталкера, когда ей стало известно о его незаконных операциях с кровью Измененных. Она решила его бросить, а он ей этого не простил.
Анастасия нахмурилась.
– Интересная картина получается, товарищ полковник. Ваша складная версия вступает в противоречие с некоторыми известными мне фактами.
– И какими же?
– Незадолго до того, как Катаев отправился во Владимирскую Зону, его вместе с подельником Григорием Ещенко задержали на южной границе Муромской Зоны. Ещенко был тяжело ранен, да и Катаев находился не в лучшей форме. В машине были обнаружены улики, позволявшие посадить обоих и надолго. Но вот в чем загвоздка – Катаев не сел, а отправился во Владимир. Не объясните мне этот странный факт?
По губам Одинцова снова скользнула кривая улыбка.
– Ай-ай-ай, товарищ капитан! Это внутренняя кухня АПБР, и вам об этом знать не следовало бы. Признайтесь честно, кто-то из наших людей работает на Службу?
– Я не уполномочена отвечать на этот вопрос, товарищ полковник. Может быть, ответите на мой?
– Извольте, отвечу. У Катаева были обнаружены пси-способности, о которых мы раньше ничего не знали. Более того, как выяснилось, он периодически вступал в пси-контакт с кем-то из членов экспедиции, которая к этому времени уже находилась в критическом положении. Я тогда полагал, что это хорошая идея, и сталкеру была предложена сделка: мы закрываем глаза на улики, а он отправляется в Зону и вытаскивает оттуда уцелевших членов экспедиции. К тому же Катаев говорил, что любит Томаховскую, и это казалось некоей гарантией его лояльности. Но я жестоко ошибся. Тем более что об их размолвке мне стало известно уже потом, когда было слишком поздно. Катаев всего раз вышел на связь, а потом, похоже, избавился от спутникового телефона. Вот так.
– Кто проводил пси-тестирование Катаева?
– Наш штатный экстрасенс.
– Его имя?
– Мальцев Анатолий Сергеевич.
– Мне необходимо с ним поговорить.
– Гм… Боюсь, с этим могут возникнуть затруднения.
Строганова нахмурилась.
– Мне что, еще раз показать вам бумагу?
Одинцов улыбнулся.
– Не стоит – я ее и в первый раз хорошо рассмотрел. Просто это дело стало очень стрессовым для нашего экстрасенса, и он попросил месяц отпуска. Учитывая его особую ценность для Агентства и тяжелый режим работы, отказать ему я не мог.
– Что же, тогда мне нужен его домашний адрес и телефон.
– Вы их получите, однако, по моим сведениям, он уехал отдыхать за границу.
– Куда именно?
– Не уточнял.
– Ой ли?
– Зря иронизируете! Без крайней необходимости не имею обыкновения интересоваться тем, что делают мои сотрудники в нерабочее время. Могу дать его сотовый, но почти уверен, что он его выключил. В общем, оставьте свой e-mail, я пришлю вам все данные на него, а больше, пожалуй, ничем не смогу помочь. Дальше сами.
– Хорошо. – Анастасия вынула из сумки свою визитку и протянула полковнику. – Жду от вас данных на Мальцева. И еще… если вспомните что-то по этому делу… что угодно – сразу звоните мне! В любое время суток.
– Непременно, товарищ капитан. Удачи в расследовании!
Глава 3
Из дневниковых записей Михаила Стрельцова
Верхнеобск. Девятый год метеоритного дождя
Когда я добрался до южного моста, уже стемнело. По пути мне почти не встретилось ни людей, ни машин. В маленьких городах жизнь вечерами замирает рано в отличие от шумных и, кажется, никогда не спящих мегаполисов. Оно и к лучшему – для того, что я задумал, зрители ни к чему. Секретность, секретность и еще раз секретность! Шеф на это слово в своем кратком инструктаже напирал особо, и его можно было понять.
Пока я шел до середины моста, между лопатками у меня возникло неприятное зудящее ощущение, будто кто-то сверлил мою спину внимательным и недружелюбным взглядом. Я огляделся. Вроде никого. Мерещится на нервной почве? С моей работой немудрено.
Вот и середина. Я остановился и снял со спины увесистый рюкзак. Две становые бомбы – не пара пуховых подушек. Подсвечивая себе телефоном, я быстро взвел пусковые механизмы. Мог бы, наверное, сделать это и в полной темноте: занимаюсь этим не первый и, пожалуй, даже не двадцатый раз – навыки доведены до автоматизма. В сущности, становые бомбы не взрывались в обычном смысле этого слова. Производился просто выброс содержащегося в них вещества, обладающего удивительной текучестью. Так что грохота и водяного столба ожидать не приходилось. Я посмотрел на Н-детектор. Ого! 10 единиц. Это уже прилично. Следовательно, я угадал: источник излучения близок.
С трудом подняв сначала одну бомбу, а затем вторую, я перевалил их через перила. Послышались два мощных всплеска, и груз пошел ко дну. Все, теперь порядок. Оставалось лишь убраться с моста поскорее.
В тот самый момент, когда я уже собрался осуществить отход на заранее подготовленные позиции, послышался шум машины, мчавшейся с приличной скоростью. Несколько секунд – и она остановилась возле меня. Прямо как в русских сказках «вдруг откуда ни возьмись». Полиция. Блин, что ж так не везет-то?!
Двое полицейских вышли из машины и направились ко мне, многозначительно держа руки на кобурах.
– Ну-ка держите руки на виду, гражданин! – сурово произнес тот из них, что был повыше. – Что это вы сейчас бросили в воду?
Где ж вы скрывались, отцы родные? И как я вас прошляпил? Темно, конечно, но ведь вы-то меня засекли! В бинокль ночного видения, что ли, за мной наблюдали? Не ваши ли взгляды я чувствовал позвоночником? И что прикажете делать? Как выпутываться? Полицейские – похоже, не Измененные. Внешне их, правда, от людей не отличишь, пока они своими особыми талантами пользоваться не начнут: тогда у них глаза темнеют, почти черными становятся. Но Н-детектор на них определенно среагировал бы скачком вторичных показаний. Это как пульс на тонометре: большие верхние цифры уровень излучения показывают, а нижние – наличие рядом Измененных. Я, правда, так для себя и не уяснил до конца принцип действия этого прибора: фонили они, что ли, в каком-то особом диапазоне, как фрукты радиоактивные? Только определялось это лишь в непосредственной близости – несколько метров, не больше. Сейчас нижние цифры, на которые я украдкой скосил глаза, опасности не показывали. Так что если Измененные поблизости и есть, то подальше. Минимум – у моста на одном из берегов. Так что эти двое чисты. А по поводу людей, в том числе и местных властей, шеф выразился предельно ясно, и о том, чтобы правду сказать, нечего даже и думать. Население и так колотит от Краснотайгинска, Печоры и Мурома. Паранойя в обществе цветет и пахнет. А тут я, такой красивый, со своими становыми зарядами в мирном и спокойном Верхнеобске! Нет уж, о моей миссии следует молчать в тряпочку. Однако нужно срочно что-то придумывать. Обычно я хорошо импровизирую, но тут меня почему-то заклинило намертво.
– Банки с краской, – ляпнул я от безысходности, чтобы хоть что-нибудь сказать.
– Да ну?! – прищурился высокий. – А на мусорку не судьба вынести?
В принципе выкрутиться еще было можно, но тут я вновь ощутил спиной чужой взгляд. И очень мне это ощущение не понравилось. Не полицейские, значит, за мной наблюдали. Тогда кто? Измененные? Если так, то присутствие полиции даже кстати: не будь тут их, вполне возможно, я бы отправился сразу следом за своими бомбами в Обь. Мертвый, разумеется. Оно конечно, Измененные могут и на полицейских напасть, но раз до сих пор этого не сделали, значит, осторожничают. Но стоит мне одному остаться – наверняка осмелеют. Они-то меня видят, а я их – нет. И кто знает, сколько их там? Если больше одного, расклад категорически не в мою пользу. Значит, нельзя полицейских отпускать. И рассказывать им ничего нельзя тоже. Вариант остается один – нарываться. А уж этого умения у меня имелось в избытке.
– Дык пытался вынести, мужики! Три раза уже. Но они, сволочи, все время домой возвращаются. Проснусь – а они под дверью стоят. Достали уже меня! Решил утопить.
На лицах полицейских явственно проступило раздражение, и напарник высокого, ничем не примечательный мужик среднего роста, резко бросил:
– Пьяный, что ли?
– Отнюдь! Стеклый, как трезвышко! Хотите, в трубочку дыхну?
– Хорош прикалываться! Тебя серьезно спрашивают!
Но меня было уже не остановить. Вздохнув, я покаянно произнес:
– Ладно, уговорили. Все скажу как на духу. Бомбы это.
Надо было видеть, как мгновенно подобрались и построжели оба представителя закона. Пистолеты их оказались тут же направлены на меня.
– Что за бомбы? – деловито спросил высокий.
– Глубинные, противолодочные, – балдея от собственной наглости, пояснил я.
– Чего-о-о?!
– Знаете, – мой голос понизился до заговорщического шепота, – субмарина в нашей реке плавает. Американская, карликовая. Из Ледовитого океана зашла через Обь. Шпионит, понимаете ли, за нашим славным городом через перископ. Вот я и решил прекратить это безобразие…
Терпение полицейских лопнуло.
– Слушай, ты, юморист-самоучка, – прошипел высокий, – или ты мне сейчас же скажешь, что за хрень ты сбросил в воду, или загремишь на пятнадцать суток в «обезьянник»!
– За что?
– За загрязнение окружающей среды, – почти мгновенно нашелся второй, – и за оскорбление сотрудников полиции при исполнении.
– Какое оскорбление?
– Шутки твои дурацкие меня оскорбляют! – кипел высокий. – Ты что, нас за идиотов держишь?!
На языке у меня вертелась парочка острых вариантов ответа, но я решил, что все хорошо в меру. К тому же я чувствовал, что продолжение разговора в таком ключе может неблагоприятно сказаться на моем здоровье. Да, мне требовалось попасть в кутузку, но желательно без телесных повреждений. И хорошо бы раньше, чем продолжающие наблюдать Измененные наплюют на осторожность и атакуют всех троих. Приближение этого момента я прямо затылком чувствовал, а значит, медлить больше нельзя.
– Простите, мужики, – с совершенно серьезным видом сказал я истинную правду, – есть вещи, которых вам лучше не знать.
– Да ну?! – ощерился высокий.
Второй же просто поднял и направил на меня свой опущенный было пистолет.
– А ну-ка живо повернулся спиной, встал на колени и руки за голову! – скомандовал он.
Я послушно развернулся, но опуститься на колени не успел, потому что в этот самый момент снова зашумела машина, а пару секунд спустя услышал возглас высокого: «Ты что творишь?!» Обращен он был явно не ко мне, а к напарнику – больше не к кому. Поэтому я инстинктивно упал, причем не вперед, а вбок. И очень вовремя, потому что хлопнул пистолетный выстрел, и пуля выбила искры из асфальта совсем рядом. Если б не моя быстрая реакция, лежать бы мне сейчас с аккуратненькой дыркой в затылке. Я резко откатился в сторону и вскочил.
Мои глаза успели уловить две динамичные картинки: схватку полицейских, в которой высокий пытался отобрать у напарника пистолет, и стремительно приближающуюся серую «Ауди». Мозг заработал на предельной частоте. Так, в «Ауди» наверняка Измененные. Один из них, видимо, может брать людей под ментальный контроль, и это его умение действует на определенном расстоянии – иначе бы ему не потребовалось приближаться. Низкий – под контролем Измененного и пытается убить меня. Второй пока свободен, но это, чую, ненадолго: приходилось мне встречать матерых псиоников, которым держать под контролем одновременно двоих – не вопрос.
Следующий кадр: низкому полицейскому удалось вывернуть руку так, чтобы пистолет был направлен в живот напарнику, и он дважды надавил на спуск. Две пули в живот отбросили высокого на перила. Теперь настала моя очередь. Но я был уже рядом и ударом ноги выбил у него пистолет. Качественно выбил: «макаров», стукнувшись о перила, улетел в реку. Второй удар получился эффектной вертушкой в стиле Чака Норриса, и полицейский, смачно получив ногой по лицу, рухнул навзничь. Я же краем глаза успел увидеть открытое окно задней двери находящейся уже совсем рядом «Ауди» и, опять-таки инстинктивно, метнулся к перилам и перемахнул их.
Успел я в самый последний момент, потому что из машины так полыхнуло огнем, словно на заднем сиденье дракон ехал. Мне чуть опалило спину и волосы, но я уже летел вниз, навстречу холодной и неприветливой обской воде. На мосту гулко ударило – похоже, взорвалась машина полицейских. Но больше я уже ничего не видел, «солдатиком» уйдя в глубину, и темная вода реки сомкнулась над моей головой.
Глава 4
Катаев
Владимир. Десятый год метеоритного дождя
Сегодня мне есть что отметить: пятый день подряд, когда меня никто не пытается убить. А для Зоны это, доложу вам, срок! Теперь, когда Кочевницы не стало, в Зоне наступило некоторое спокойствие. Это пришлось очень кстати, поскольку вести битву за выживание я на тот момент просто не мог: не было ни физических сил, ни моральных.
Говорят, что лучше совсем не иметь любви, чем потерять ее. И еще говорят, что, когда умирает любовь, силы для продолжения борьбы дает ненависть. Вот только моей ненависти тогда для этого почему-то не хватало. Я хотел найти убийцу Агнешки, но, видимо, недостаточно сильно. И набреди на меня в те дни какой-нибудь истребитель или прыгун, я бы, пожалуй, даже сопротивляться особо не стал – настолько отвратительной и мрачной штукой представлялась мне жизнь.
Кроме того, мысленно я постоянно возвращался к ночи коллапса Кочевницы. Если подумать, убийца Агнешки своим выстрелом спас мне жизнь, хотя вряд ли это входило в его намерения. Странный и невообразимый для снайпера промах, когда вторая пуля угодила мне в плечо, тоже вызывал кучу вопросов. Почему-то я не сомневался, что, если бы этот стрелок хотел меня убить, убил бы. Тогда почему этого не сделал? Просто решил ослабить меня, чтобы я сразу же не пустился в погоню за ним? Не исключено. Даже вполне вероятно, поскольку, если б не рана, я бы так и сделал. А может быть, убийце кто-то помешал, заставив скомкать последний выстрел?
Ответа на этот вопрос я не знаю до сих пор. Как и на другой: кем или чем я становлюсь? Несмотря на все инъекции антиновы, столь долгое пребывание в Зоне не могло на мне не сказаться. Ментально да, изменения произошли. И не только в части псионических способностей. Сознание тоже стало иным, однако пока нельзя сказать, какие именно качественные изменения в нем произошли. Нет, вроде бы я пока не сделался Измененным ни первой, ни второй ступени. По крайней мере не перестал причислять себя к роду человеческому. Мне, несмотря ни на что, было небезразлично, что случится с людьми по ту сторону Периметра, хотя кое-кому из своих собратьев по биологическому виду я бы с удовольствием устроил досрочную встречу с Создателем. Да, мог и умел я теперь много больше, чем в бытность простым сталкером. Ценой стало то, что человеческие чувства во мне стали звучать несколько приглушенно, но не замолчали совсем.
Физических изменений я в себе не наблюдал. Хотя нет, вру. Моя рана. В принципе не такая уж тяжелая, она была весьма болезненной. И пулю надо было обязательно извлекать. Но в ту страшную ночь мне было совсем не до того. Наскоро перевязав рану, я смог лишь похоронить Агнешку на берегу старицы через боль, накатывающую волнами слабость и дурноту, под непрекращающимся проливным дождем. К счастью, я не потерял сознание и смог завершить это дело. Но после меня хватило лишь на то, чтобы кое-как добрести обратно до храма. Добрести, открыть дверь, упасть там на пол и сразу отрубиться.
Когда я очнулся от своего забытья, у меня болело все тело. Но! Пуля лежала на полу рядом со мной, покрытая запекшейся кровью, а рана в плече помаленьку начала заживать. Чудо? Вряд ли. В чудеса я не верю. Зато верю в ту информацию, которую мы имеем. В частности, о регенерации Измененных. Было очень похоже, что тело мое просто вытолкнуло из себя эту злосчастную пулю и стало восстанавливать повреждение. Так кто я теперь? Что я за монстр? Что за гибрид? Почему сохраняю до сих пор способность испытывать эмоции и откуда взялась стойкость к излучению всех видов? А фантом-убийца, похожий на меня как две капли воды, который периодически ходит на промысел в Ковров, неизвестным образом мгновенно преодолевая шестьдесят с лишним километров между городами? Как? Почему? Откуда? Одни вопросы. До чего же я от них устал!
Меня охватило почти разочарование, когда я очнулся там, в храме, и понял, что жизнь продолжается. Возможно, было бы лучше, если бы какой-нибудь истребитель зашел тогда в церковь и прикончил валяющегося без памяти бывшего сталкера. Да что там – наверняка было бы лучше! Зачем жить, когда в душе пусто и нет достойных целей?! Разве что месть. Достойная? Для меня – да. Но ведь она когда-то свершится. И что потом?
С тех пор все было почти спокойно. Только пара столкновений с истребителями в городе, когда я искал машину для вылазки на «чистые» территории. Истребители, кстати, выглядели странно – словно пыльным мешком ударенные. Будто раньше они принимали какой-то управляющий сигнал, а теперь он вдруг пропал. Это подтверждало некоторые мои догадки и подозрения. Но сейчас мне не было до этого дела. Смерть Агнешки лишила мою жизнь всякой мотивации, кроме одной: найти и уничтожить убийцу.
Та вылазка закончилась неудачей – на Периметре меня обстреляли. Причем огонь велся на поражение, и все автоматчики были экипированы пси-блокираторами. Позже я предпринял пси-разведку и обнаружил, что везде дана ориентировка на меня. Из серии «взять живым или мертвым» с примечанием «особо опасен». Ничего, на весь Периметр у них пси-блокираторов не хватит. В Ковров, например, мой фантом пока проникает. Может, и мне там попробовать? Во плоти, так сказать. Но сначала стоит разобраться со всеми вариантами здесь. В конце концов, если я до сих пор не изменился, пара лишних дней в Зоне погоды не сделает.
Я попытался найти место, откуда в меня стреляли, чтобы взять след стрелка. Тщетно. Там в ту ночь бушевала такая энергетическая буря, что в ней растворились все пси-эманации. Кто бы в нас тогда ни стрелял (сотрудник спецслужб или, скажем, «Геолог»), его тут давно нет. Если это был фээсбэшник, он стопудово слинял сразу же. «Геолог» после коллапса Кочевницы тоже наверняка не видел больше смысла здесь отираться. Если его целью было нарастить свою ментальную крутость или обрести дополнительные возможности, для этого теперь требовался уже Источник, ближайший из которых находился в Муроме. В общем, он либо плюнул на все, либо отправился туда. Так скорее всего сделаю и я. Немного попозже.
Кстати, каждый раз, как отделившаяся часть меня ходит на охоту в Ковров, я чувствую прилив сил, и голова начинает болеть меньше. Для собственного душевного спокойствия пытаюсь считать это совпадениями. Иначе придется признать, что все убийства, совершаемые моим темным альтер-эго, на самом деле косвенно моих рук дело, и я с этого имею профит. Хотя имею ведь, и никуда от этого не денешься. Такие мысли неизменно вызывают у меня сильную тошноту, отвращение к себе и очередной приступ суицидальных настроений. Хочется или пустить себе пулю в лоб, или в лучшем случае напиться и забыться. С этим здесь, кстати, никаких проблем. Спиртного в обезлюдевшем Владимире – хоть залейся. Заходи почти в любой магазин и бери, что хочешь. В отличие от продуктов алкоголь не портится – холодильник ему не нужен.
Я пробовал один раз – напился до отключки. А потом увидел, как мой темный двойник совершил внеочередной рейд за чьей-то жизнью. С тех пор я пить зарекся. С едой вот проблемы. Большинство продуктов в магазинах уже непригодно к употреблению (кроме бакалеи). И даже хлеб везде уже как каменный. Остается пробавляться крупами, макаронами и бич-пакетами, а готовить все это по старинке – на огне. Не самая лучшая, доложу я вам, диета, но выбирать не приходится. Кстати, еда – еще один аргумент за то, что пора сниматься с места. Да, так и сделаю, но завтра, ладно?
А сегодня мне нужно еще кое-куда сходить. В Боголюбовский монастырь. Теперь он больше не укрыт климатической аномалией и, что называется, открыт для посещения. Как показала пси-разведка, фантомов там тоже нет – коллапс Кочевницы уничтожил их всех. Значит, надо навестить это место. Оно единственное еще не обследовано мной в окрестностях храма Покрова на Нерли. Возможно, какие-то следы отыщутся там. Пожалуй, сейчас, когда прошло уже достаточно времени с разразившейся здесь псионической и энергетической бури, самое время, чтобы попробовать поискать в успокоившемся ментальном пространстве хоть жалкие клочки эманаций. Опытному псионику и они скажут немало. Мой опыт, конечно, еще не столь велик, зато обучение я проходил экстерном, в стрессовой обстановке, пропустив через себя изрядный объем материала. Так я себя уговаривал, хотя сам в это не очень верил.
Конечно, колокольня Всех Святых выглядела очень неплохой огневой точкой для снайпера, но есть нюансы. Во-первых, далековато. Во-вторых, здесь властвовали климатическая аномалия и белые фантомы. Ну ладно, пусть колокольня возвышалась над границей тумана, и стрелок мог не замерзнуть от дикого холода. И допустим, если стрелком был «Геолог», он мог каким-то образом договориться с фантомами. А ведь это вариант! Причем едва ли не единственный, при котором «Геолог» мог укрыться от всевидящего взора Кочевницы. Во время нашего ментального поединка я успел достаточно узнать своего противника, чтобы понять – на подобный финт он вполне способен. Вот только был и третий нюанс. Монастырь и колокольня оказались внутри периметра Провалов, а значит, попали и в зону поражения, когда от места коллапса Кочевницы распространялись губительные волны. И если «Геолог» сидел здесь, выжить он просто не мог. Никак не мог, будь он хоть трижды паранорм! Я видел, что делала та волна. Могли ли фантомы прикрыть «Геолога» и спасти его? Это вряд ли, но проверить стоит. Волна была до выстрелов, а трупы стрелять не умеют.
Идем, значит… Все вокруг неподвижно и пусто. Мертвая Зона в буквальном смысле. Но расслабляться все равно нельзя. Пусть без Кочевницы у Зоны поубавилось зубов, все же кусаться она не разучилась. Однако, пока я шел, ничего живого мне не попалось. И псевдоживого тоже. Вот и колокольня. Несмотря на то что климатической аномалии тут теперь не было, лето все равно медленно и робко возвращалось туда, откуда некоторое время назад его изгнали. Да, температура повысилась, а вот влажность и промозглость на территории монастыря никуда не делись. И пахло неприятно. Мое новое чутье по-прежнему не могло никого обнаружить. Но это и неудивительно: убийцы возвращаются на место преступления лишь в плохих детективах. Впрочем, жизнь – штука непредсказуемая: то выдаст сюжет в стиле Агаты Кристи или Эдгара По, то огорошит жуткой бульварщиной.
Двигался я осторожно, так что подъем на колокольню занял заметно большее время, чем потребовалось бы в обычных обстоятельствах. Перестраховался, как оказалось, зря: живых там не было. Зато присутствие мертвого стало для меня сюрпризом. Что там сверхчутье – даже характерный запах не предупредил меня о том, что я обнаружу. Потому что не было его, запаха. А труп был. Черный, словно обугленный, и высохший так, будто его долго и тщательно готовили для какого-то чудовищного человеческого гербария. Однако обугленным труп показался лишь на первый взгляд. Посмотрев внимательнее, я обнаружил, что огонь тут ни при чем. Тут поработала та самая волна, что после коллапса Кочевницы превратила деревья в безлистные и безжизненные остовы, а осоку у старицы – в сухие и ломкие черные стебли. Ее почерк. Это был кто угодно, только не снайпер. Помимо всего прочего рядом с ним не было винтовки, а еще… Один взгляд с колокольни дал мне понять, что отсюда при всем желании не разглядеть, что происходит у старицы, – деревья закрывают. Нет, стреляли в меня точно не отсюда. Осталось выяснить, кому принадлежит это тело.
Документов у покойника не имелось, да и выглядел труп так, что ни о каком визуальном опознании не могло идти и речи. Впрочем, у меня есть и другие средства. Обычно, когда экстрасенсов показывают по телевизору, они водят над сканируемым объектом рукой. У меня такой необходимости не было. Я просто сконцентрировался и для верности закрыл глаза, чтобы жуткий вид трупа не отвлекал. Обнаружить остатки энергетики, которой обладал этот мертвец при жизни, оказалось непросто. Прошло уже прилично времени, да и волна постаралась… Но все же кое-что осталось. Правда, это были всего лишь жалкие ошметки психоэнергетической оболочки, которую я про себя называл попросту аурой. Если при жизни я не знал покойника, то по этим клочкам выяснить о нем что-то конкретное – дохлый номер…
Но мне повезло: в том, что я почувствовал, было нечто знакомое. Именно на пси-уровне, словно я раньше вступал с покойником в ментальный контакт или, вернее, конфликт. Да, через несколько секунд я уже мог сказать более или менее уверенно, кто передо мной. Похоже, именно с этим парнем мы схлестнулись в ментальном бою в том горящем доме в восточной части Владимира. «Геолог» собственной персоной!
Вообще не люблю я эти клички – как-то они обезличивают, ставят в один ряд с уличными бандитами или, скажем, Измененными-террористами из НМП, которые принципиально не пользуются человеческими именами. А единственное прозвище, которое было у меня в жизни – Странник, – могла использовать только Марина. Женщина, которую я (что греха таить) когда-то любил, но не смог спасти. С тех пор – только Олег, без вариантов. Возможно, поэтому в моей группе как-то не прижилась сталкерская традиция, согласно которой все нелегальные ходоки в Зону знали друг друга исключительно под прозвищами. Моя тройка предпочитала имена. Антон, Гриша…
Некстати всплывшее воспоминание заставило меня сжать зубы. Эх, ребята, ребята! Гриша скорее всего мертв или отсиживает двадцатку за кровь Измененных. Что же до Антона, то мне самому пришлось его убить. Один раз как человека, взятого под контроль Черным Сталкером, а второй – уже в облике фантома. Все так, но вот «Геолога» я не мог себя заставить называть по имени, хотя и знал его. Просто Александра – и тем более Сашу – еще заслужить надо. Этот мерзавец не заслужил. Для меня он как жил, так и умер под кличкой «Геолог». Собаке собачья смерть! Никакого злорадства по этому поводу не было. Скорее, сожаление: я бы и сам был не прочь вышибить ему мозги, но раз уж волна сделала эту работу за меня – и так сойдет.
Когда я вновь открыл глаза, взгляд мой сразу наткнулся на предмет, который каким-то странным образом ускользнул от моего внимания при первом осмотре тела – спутниковый телефон. Осторожно извлек его из кармана покойника, осмотрел и с удивлением увидел, что он работает. Энергетическая волна, которая несла смерть всему живому, на электронику не подействовала. Как ни странно, батарея еще функционировала. Электричества тут давно не было, а значит, и подзаряжать его «Геолог» не мог с самого начала экспедиции. Правда, я знал эту модель. Выпускалась она специально для военных целей, и ее мощный аккумулятор держал заряд неделями. Но и времени прошло тоже немало. Выходит, так или иначе аппарат скоро сдохнет.
